Полный текст: Тарасов Д. П. Большая игра
Навигация:
"Шпионское половодье" 1942 года
Двойной агент
Немецкие методы закрепления вербовки агентов
Вербовка довоенного агента немецкой разведки
Новая цель абвера: предприятия в Сибири и на Урале
Отправка одного из перевербованных агентов в Чкаловское училище зенитной артиллерии
Очередные выпускники Брайтенфуртской разведшколы нацелены на Свердловск
Срыв внедрения в разведшколу из-за причёски агента
Русские эмигранты в качестве агентов абвера и попытка освобожения немецких пленных
Супруги Покровские и радиоигра "Туман"
Радиоигра "Арийцы" — немецкие военнослужащие в Калмыкии
Второй Ю-290 в калмыцких степях
Группа Витушко-Борисик, радиоигра "Костры"
Радиоигра "Приятели", проводившаяся на территории Румынии
Порядок действий при выезде на место выброски агентов
Вербовка радистов в лагерях военнопленных
Весна 1942 года с точки зрения оперативной обстановки на лексиконе контрразведчиков могла бы быть с полным основанием названа "шпионским половодьем". Дело в том, что в строй действующих шпионских резидентур гитлеровской разведки, подготовленных за осенне-зимний период, становятся курсанты первых выпусков разведывательных и диверсионных школ, которые в спешном порядке направляются на выполнение боевых заданий в тылы Красной Армии. Основными поставщиками шпионских кадров для этих резидентур были Варшавская (центральная) и Борисовская (с филиалами в Катыне и Орджоникидзеграде) разведывательные школы.
Переброску агентуры с предварительным проведением всех необходимых мероприятий осуществляли: на северном направлении разведывательный орган с условным названием "Марс", дислоцировавшийся в Пскове; на центральном участке фронта — "Сатурн", дислоцировавшийся в Смоленске; на южном направлении — "Орион", дислоцировавшийся в Полтаве. Общее руководство деятельностью этих разведывательных органов осуществлял штаб "Валли", находившийся под Варшавой.
Заканчивали подготовку первых выпусков шпионских кадров и другие, менее престижные разведывательные школы, созданные в осенне-зимний период 1941—1942 годов на всем протяжении советско-германского фронта от Крайнего севера до Черного моря на временно оккупированной противником территории Карело-Финской, Эстонской, Латвийской, Литовской, Белорусской, Украинской союзных республик и восточных областей РСФСР.
19 апреля 1942 года на территории Клетского района Сталинградской области был сброшен на парашюте агент германской разведки, бывший лейтенант Красной Армии Орлов. После приземления он добровольно явился в органы Советской власти и сдал коротковолновую радиостанцию, оружие, деньги, фиктивные документы. На следствии Орлов вел себя искренне: подробно рассказал о полученном им задании, о варшавской школе германской разведки и известных ему агентах, передал шифр и код, условный пароль на случай провала.
Было решено привлечь Орлова к работе на радиостанции под диктовку советской контрразведки. В ходе радиоигры легендировалось, что Орлов познакомился с машинисткой штаба резервной армии, от которой узнавал серьезные сведения. К сообщениям Орлова немецкая разведка проявила повышенный интерес и, опасаясь потерять важный источник "информации", обещала ему прислать деньги, документы, батареи и потребовала сообщить явочный адрес.
Для того, чтобы встретить и арестовать агента-курьера, Орлова освободили из-под стражи и после соответствующего инструктажа поселили в квартире, адрес которой был сообщен противнику. Вместе с Орловым в квартире поселились два сотрудника УНКВД по Сталинградской области, которые должны были оказать Орлову содействие в решении поставленной перед ним задачи.
20 июля, на третий день после приземления, был задержан агент-связник, оказавшийся бывшим майором Советской Армии Амозиным, переброшенным немецкой разведкой с заданием вручить Орлову 10 тысяч рублей, фиктивные документы и батареи для радиостанции, и остаться у него в качестве помощника. После окончания следствия и выяснения всех обстоятельств было решено сообщить противнику о прибытии курьера, но одновременно указать, что Амозин оказался нечестным человеком и часть денег присвоил себе.
28 июля 1942 года передал следующую радиограмму: "Прибыл Амозин, привез батареи и 8 тысяч рублей, а я, как мне известно, должен был получить 10 тысяч рублей. В беседе выяснилось, что Амозин хочет поехать домой. Рассказывая о себе, он упомянул, что был большим командиром в Красной Армии, и жаловался на теперешнее свое положение. Как мне теперь с ним держаться? Благодарю за внимание". Таким образом, операция по задержанию курьера была проведена удачно. И когда на следующий день начальнику отдела контрразведки доложили, что Орлов, выйдя погулять, не вернулся домой, это его не встревожило, так как он полностью доверял Орлову. Кроме того, еще накануне Орлов жаловался ему на то, что, поскольку сотрудники мешают ему встречаться со знакомой девушкой, он собирается провести с ней время за Волгой. Но прошло двое суток, а Орлов не возвращался.
Наконец, пришло письмо от него, доставленное по городской почте. В нем содержалось: "Вот, наконец, я ушел от вас, господин начальник. Как вы себя чувствуете? Сейчас, когда вы читаете мое письмо, я в составе передовых частей германской армии двигаюсь к городу, в который мы скоро войдем победным маршем. Желаю благополучно унести ноги. Орлов".
На первом этапе войны офицеры Абвера как вербовавшие агентов, так и обучавшие их, как правило, глубоко не вникали во все тонкости этой деликатной работы. Избалованные триумфальными победами фашистской Германии на Западе, воспитанные в духе вседозволенности и превосходства арийцев над другими народами, не познавшие еще горечи отрезвившей их Сталинградской трагедии и потому твердо верившие в неизбежность победы Вермахта, они в основной своей массе признавали только принцип силы, считая военнопленного за безропотного раба, обязанного честно и добросовестно служить победителю. Предложение же о сотрудничестве с разведкой, по их искреннему убеждению, военнопленные должны были воспринимать как акт величайшей благодарности.
Что касается отношения самих военнопленных к такого рода предложениям, то они в большинстве случаев принимали их, чтобы освободиться из лагерей «смерти», не умереть в них из-за невыносимых условий содержания, питая тайную надежду на то, что в будущем, возможно, удастся вырваться из рук врага вообще. Многим это, как будет показано дальше, действительно удалось. Но, к великому огорчению, эта логика мышления для большинства согласившихся на сотрудничество с вражеской разведкой, обернулась трагедией.
Дело в том, что фашистская разведка, стараясь закрепить за собой завербованных агентов, предпринимала разнообразные меры для их компрометации перед органами советской власти, поручая им такие задания, выполнение которых отрезало для них все пути для безбоязненного возвращения на Родину. Таким образом, нередки были случаи, когда согласившиеся работать на вражескую разведку военнопленные, рассчитывая на перспективу при благоприятных обстоятельствах выйти «сухими из воды», помимо своего желания становились на путь прямого предательства со всеми вытекающими отсюда для них последствиями.
Стараясь закрепить вербовку агентов и заставить их честно работать, немецкие разведчики давали многим агентам задания по выявлению партизан, заставляли их шпионить за другими агентами, обучавшимися в разведывательной школе, участвовать в карательных акциях против советских патриотов на временно оккупированной территории. Применяли и другие способы компрометации агентов перед своей страной и органами Советской власти. Так, варшавская разведывательная школа использовала, например, следующий метод закрепления вербовки агентов. В процессе обучения агентам предлагалось написать письменную работу на тему: "Как я буду бороться с Советской властью". В результате гитлеровцы получали компрометирующий материал, которым в случае необходимости всегда можно было припугнуть агента, так как в этом документе он писал не только о том, что берет на себя обязательство работать на германскую разведку, но и объяснял, почему он решил бороться с Советской властью, а также излагал программу своих антисоветских действий.
Так, в ночь с 20 на 21 июня 1943 года в районе Егорьевска Московской области были сброшены на парашютах агенты германской разведки Северов и Жилин, которые сразу же после приземления явились в органы советской контрразведки. Северов оказался советским гражданином, внедренным по заданию органов госбезопасности в фашистскую разведку, а Жилин — немецким кадровым разведчиком с довоенным стажем практической шпионской работы, завербованным Северовым для работы на советскую разведку во время их совместного пребывания в разведывательной школе "Цеппелин-Норд".
Желая быстрейшего направления в Союз, Северов и Жилин заявили руководству разведоргана немцев о возможности вербовки родственника Северова, занимавшего якобы ответственный пост в НКПС. Их план был одобрен высшей инстанцией гитлеровской разведки, и обоих агентов вызвали в Берлин. Там они прошли специальную подготовку, а затем были переброшены на самолете в район Москвы. Северов и Жилин подробно рассказали о всех особенностях и структуре известных им органов германской разведки и СД (служба безопасности), доставили 18 фотографий официальных сотрудников и агентов германской разведки, 9 оттисков печатей и штампов, используемых фашистской разведкой, образцы подписей руководящих работников разведки, а также сообщили данные о 130 агентах, подготовляемых гитлеровцами для заброски и уже частично заброшенных на советскую территорию.
От германской разведки они получили задание: осесть в Москве, разыскать и завербовать ответственного работника НКПС Л. и через него собрать подробные данные о железнодорожном транспорте Советского Союза. Кроме того, они должны были информировать о политическом и экономическом положении в СССР, о состоянии московских промышленных предприятий, о выпускаемой ими продукции и т.д. Разведчики были снабжены портативной коротковолновой рацией, действовавшей от переменного тока электросети и ручной динамо-машины, советскими деньгами в сумме 100 тысяч рублей, фиктивными документами военного и гражданского образца, десятью пистолетами различных систем и патронами к ним, географическими картами районов Москвы и другим снаряжением.
Срок их пребывания на советской территории ограничивался полутора — двумя месяцами, после чего они должны были вернуться через линию фронта, предварительно согласовав этот вопрос по радио с отделом ЦЕТ-6 в Берлине. Учитывая особый интерес фашистов к Московскому железнодорожному узлу, было решено начать радиоигру, которой дали условное наименование "Загадка".
Канарис, видимо, возлагал большие надежны на созданную Абвером разведывательную школу в Брайтенфурте (близ Вены), специализировавшуюся на подготовке шпионских кадров, главным образом для районов Урала, Сибири и Средней Азии, куда были эвакуированы основные оборонные предприятия из западных районов Советского Союза, и где успешно работала созданная за годы Советской власти тяжелая промышленность. Гитлеровцев интересовали все отрасли промышленности и в первую очередь авиационные, танковые и артиллерийские заводы.
К агентуре, направляемой для сбора шпионских сведений об оборонной промышленности, германская разведка предъявляла особые требования. Так, каждый агент должен был свободно разбираться в технических вопросах. Поэтому кандидатов для учебы в Брайтенфуртской школе вербовали преимущественно из числа военнопленных, имевших специальное образование и работавших ранее на предприятиях оборонной промышленности в качестве инженеров и техников или служивших в специальных частях Красной Армии.
Обещание фюреру заставило Канариса форсировать подготовку "брайтенфуртцев", и осенью 1942 года выпускники этой школы были включены в строй действующих шпионских резидентур...
В ночь на 27 сентября 1942 года в районе деревни Долшнино Рязанской области были сброшены два первых выпускника Брайтенфуртской школы Кедров и Сагайдачный, снабженные двумя коротковолновыми агентурными рациями, деньгами в сумме 200 тысяч рублей, личным оружием и фиктивными документами на собственные имена гражданского образца с указанием в них об освобождении от военной службы по состоянию здоровья.
Выяснив таким образом, что немцы не имеют возможности немедленно прислать курьеров, было легендировано, что медкомиссия признала разведчиков годными к военной службе, и их мобилизовали в армию. Сагайдачный выехал в г. Чкалов и определен в училище зенитной артиллерии, а Кедров остался в Уральске, перейдя на казарменное положение. В отправленной радиограмме Кедров попросил прислать радистку, которую он мог бы надежно укрыть. Не желая подвергать агентов риску, говорилось в ответ, послать в настоящее время радиста нет возможности.
Убедившись, что дальнейшую радиоигру из Уральска проводить бесполезно, 2 августа 1944 года от имени Кедрова противнику радировали: "Меня, как специалиста по авиации, направляют в Москву в распоряжение НКАП, дальнейшее неизвестно. Выезжаю на днях. Если будет возможность, радиостанцию захвачу с собой или перешлю Сагайдачному в Чкалов. Удастся ли установить связь, утверждать не могу. Все будет зависеть от обстановки. На всякий случай прошу меня вызывать. Очень сожалею, что не прислали радиста. Все было бы нормально".
31 октября 1944 года, снова установив связь с радиоцентром противника из Москвы, Кедров сообщил о надежном устройстве в столице и приобретении связей среди работников авиационной промышленности.
30 сентября 1942 года в районе железнодорожной станции Рузаевка противник выбросил с самолета на парашютах трех агентов: Федорова, Баранова и Бравина. Они оказались выпускниками Брайтенфуртской школы, как Кедров и Сагайдачный. Старшим группы был Федоров, а радистом — Баранов. Агенты имели задание пробраться в г. Свердловск, обосноваться там на жительство и работу и приступить к сбору шпионской информации.
Они должны были выяснить: противовоздушную защиту города, наличие зенитных батарей, прожекторных установок, аэростатов заграждения и истребительной авиации, число аэродромов, типы и количество базирующихся на них самолетов, летный состав, наличие английской и американской авиации, местонахождение и профиль работы вновь построенных и эвакуированных из западных областей заводов, численность, наименования и дислокацию воинских частей вновь формирующихся войск, работу железнодорожного транспорта.
Особое внимание обращалось на необходимость выяснения производственной мощности и номенклатуры продукции заводов Уралмаш и Уралэлектромаш. Собранные сведения агенты должны были передавать немцам по приданной им портативной коротковолновой радиостанции, работающей от электросети. Кроме рации агенты получили 200 тысяч рублей, револьверы системы "наган" и фиктивные документы военного и гражданского вариантов на каждого участника группы.
После приземления Федоров, Баранов и Бравин по договоренности между собой в тот же день явились с повинной в транспортный отдел НКВД ст. Рузаевка, откуда вскоре были доставлены в Москву. На следствии они дали подробные показания об известных им разведывательных органах противника, о Брайтенфуртской школе, заброшенной, подготовленной и готовящейся к выброске на территорию СССР агентуре.
Учитывая добровольную явку агентов в органы госбезопасности, их патриотическую работу в тылу противника, все трое были освобождены из-под стражи с прекращением дела об уголовной ответственности за сотрудничество с вражеской разведкой. Одновременно было принято решение начать от имени этой группы радиоигру с задачей перехвата каналов связи германской разведки с ее агентурой, а также передачи дезинформации по интересовавшим немцев вопросам. В соответствии с этим Федоров, Баранов и Бравин были доставлены в Свердловск, легализованы по документам, полученным от немцев, устроены на жительство на частные квартиры, и от их имени начата работа на рации.
24 января 1944 года в районе станции Занозная Московско-Киевской железной дороги был сброшен на парашюте агент Соколов, бывший командир противотанкового взвода стрелкового полка Красной Армии. Добровольно явившись с повинной в орган советской контрразведки, Соколов показал, что он получил задание пробраться в Новосибирск, связаться с Сальским и вручить ему 375 тысяч рублей, ручные часы и новые шифры для работы. Одновременно с этим он должен был информировать Сальского о намерении фашистской разведки использовать его мощную радиостанцию в качестве промежуточного радиоцентра для поддержания связи с немецкими агентами, действующими в советском тылу и снабженными рациями ограниченного радиуса действия, а также передать Сальскому устную инструкцию о порядке работы с указанными корреспондентами. Необходимые радиоданные по связи с ними немецкий разведывательный орган обещал передать дополнительно.
Для поездки до Новосибирска Соколов имел фиктивные документы на имя Самойлова, начальника артиллерии 681 стрелкового полка 137 Смоленской стрелковой дивизии, командированного штабом в Новосибирское училище для прохождения дальнейшей службы. А для возвращения Соколова снабдили документами, якобы данными 35 запасным артиллерийским полком. Кроме документов, Соколов получил 25 тысяч рублей, орден Красного Знамени, медали "За отвагу", "За боевые заслуги", пистолет системы ТТ. Деньги для передачи Сальскому были опечатаны в пакете с надписью: "№0316. Совершенно секретно. Начальник штаба Сибирского военного округа". Для подтверждения и подкрепления этой легенды Соколова снабдили удостоверением о том, что ему попутно приказано доставить начальнику штаба Сибирского военного округа пакет №0316.
После выполнения задания Соколов должен был вернуться в германский разведывательный центр через линию фронта. Возвращение Соколова к гитлеровцам было наиболее надежным закреплением авторитета "Фисгармонии". Кроме того, осуществление этой комбинации позволило бы внедрить доверенное лицо советской разведки в разведывательный орган противника. Откровенные показания Соколова, его честное поведение при встрече с Сальским, организованной втемную для них обоих, положительные отзывы о нем знающих его людей — все это говорило о том, что Соколов надежный человек и сможет выполнить поставленные перед ним задачи. Но советской контрразведке пришлось отказаться от использования Соколова в намеченной операции.
Оперативно-транспортный отдел НКГБ Московско-Киевской железной дороги, куда прибыл с повинной Соколов, несмотря на соответствующее предупреждение, оформил арест Соколова через тюрьму, где по существующим правилам его остригли наголо. Отправить Соколова к немецким разведчикам в таком виде было нельзя, а ждать несколько месяцев, пока у него отрастут волосы, не было возможности. Пришлось "поблагодарить разведцентр, извиниться за прежние неосновательные претензии" и сообщить об "отъезде" Соколова из Новосибирска.
В дальнейшем, в оправдание неявки Соколова к немцам, 14 августа 1944 года противнику радировали: "10 августа ко мне на квартиру неожиданно явился Анатолий и рассказал, что 8 марта при возвращении к вам на станции Гусино он попал под бомбежку, был сильно контужен и отправлен в госпиталь в город Барнаул Алтайского края. Из госпиталя выписался 5 августа. По состоянию здоровья ему предоставили 3 месяца отпуска. На вид он очень бледный и худой. Просит оказать помощь и о случившемся сообщить вам. Передает привет. Временно устроил его на даче у своей знакомой. Что с ним делать дальше?". После получения указаний об оставлении Соколова в Новосибирске было принято решение попытаться создать новую радиоточку на Северном Урале, куда, якобы, срочно командируется по делам службы Сальский.
Радиоигра продолжилась. Сообщив о благополучном приземлении диверсантов и получении груза, наши контрразведчики тут же передали, ложные сведения о связи агентов с бывшими кулаками, якобы проживающими в специальных "трудпоселках" в районе железнодорожной станции Явенга. Во время каждой радиосвязи по-прежнему передавалась военная дезинформация о передвижении войск, военной техники и других грузов по Северной железной дороге. Чтобы еще больше заинтересовать противника, легендировали, что в лесу, недалеко от базы агентов, находится лагерь для немецких военнопленных, в котором, якобы, содержится свыше тысячи бывших военнослужащих немецкой армии, занятых на лесоразработках.
Как и следовало ожидать, к последнему сообщению противник проявил исключительный интерес и направил в адрес своих агентов следующую радиограмму: "Оставьте наблюдение за железной дорогой, воздержитесь от актов саботажа. Все силы — на разведку лагеря военнопленных". Дальше следовал длинный перечень вопросов, интересовавших германскую разведку: физическое состояние военнопленных, режим дня, питание, одежда и т.д. По характеру вопросов можно было предположить о намерении осуществить операцию по освобождению военнопленных.
Чтобы заставить решиться на это, в посылаемых радиограммах проводилась мысль о возможности осуществления такой акции. А вскоре советские контрразведчики, проводившие игру, обратились к противнику с просьбой прислать людей, владеющих немецким языком, якобы для непосредственного установления контакта с военнопленными. В ответной радиограмме германский разведывательный орган сообщил: "Готовим для отправки к вам двух знающих немецкий язык людей. Подыщите место для приземления".
15 сентября 1944 года в указанном месте самолет сбросил трех агентов и 5 тюков с грузом. Агенты были арестованы на месте приземления. Двое из них, Ястребов и Раскольников, действительно владели немецким языком. Ястребов, сын полковника царской и белой армии, эмигрировавшего в 1920 году в Болгарию, в марте 1942 года добровольно вступил в германскую армию, служил в русском охранном корпусе в Сербии. В июле 1942 года его перевели в охранный батальон СС и там завербовали для разведывательной и подрывной работы в нашем тылу.
Раскольников — сын штабс-капитана белой армии, эмигрировавшего из России в Югославию в период эвакуации врангелевских войск. В 1942 году Раскольников служил в Сербии в войсках СС, где и был завербован германской разведкой. Третий агент, Куликов, бывший военнослужащий Красной Армии, был завербован в лагере для военнопленных. Все трое обучались в различных разведывательных школах, а специальную подготовку по подрывному делу прошли в главной команде "Цеппелин-Норд" в Риге.
Арестованные показали, что для группы "Подрывники" немцы намерены в ближайшие дни сбросить большой груз с оружием, боеприпасами, взрывчаткой, обмундированием и продовольствием. Задача группы оставалась прежней: вести наблюдение за движением войск и грузов по Северной железной дороге, совершать диверсии, продолжать работу по установлению связи с немецкими военнопленными и более активно привлекать на свою сторону лиц, враждебно настроенных к Советской власти.
По замыслу германской разведки, антисоветские элементы должны были вовлекаться в якобы существующую профашистскую организацию "Национал-революционные силы России", угловой мастичный штамп и гербовая печать которой были изъяты у курьеров при аресте... Во вражеский радиоцентр направлялись радиограммы с сообщениями, что группа развернула активную работу по привлечению на свою сторону антисоветски настроенных лиц, а новые участники, знающие немецкий язык, через приемщика лесоматериалов установили связь с одним из старших группы военнопленных, передали ему немецкие журналы и дали указание группировать людей на случай выступления.
В конце ноября 1944 года противник сообщил о готовящейся выброске людей и очередного большого груза и потребовал указать место выброски. Однако осуществить свои намерения ему не удалось вследствие успешного наступления наших войск на Запад и потери связи с радиостанцией.
В ходе игры "Подрывники" было вызвано на советскую сторону и арестовано 22 агента германской разведки. Противник пять раз сбрасывал вооружение, боеприпасы, взрывчатку, обмундирование, продовольствие и другие материалы. Но главное заключалось в том, что немецко-фашистская разведка, веря радиостанции и рассчитывая на боеспособность группы диверсантов, не забрасывала в этот район новые агентурные группы. То, что группа Соколова пользовалась доверием, подтвердил впоследствии в своих показаниях и Е.А. Саруханов — бывший официальный сотрудник германского разведывательного органа "Цеппелин-Норд"...
Серьезное значение имела радиоигра "Туман". Она велась из Москвы от имени двух агентов германского разведывательного органа "Цеппелин"— мужа и жены Покровских. Покровский, сын крестьянина-кулака, расстрелянного красными партизанами в 1918 году, в 1940 году получил незаконным путем паспорт на вымышленную фамилию и устроился старателем в Туринскую геологоразведочную партию "Уралзолото". В 1942 году, будучи на фронте, перешел на сторону врага. Прибыв в лагерь военнопленных, он выдал себя за инженера, работавшего ранее в Магнитогорске. После изучения личных качеств, биографии и политических настроений Покровского немецко-фашистская разведка решила использовать его для осуществления террористического акта в Москве в отношении Сталина. Покровский согласился.
Подготовке Покровского уделялось очень много внимания. Он прошел индивидуальное обучение в Берлине под руководством сотрудников разведоргана "Цеппелин" подполковника СС Грейфе и майора СС Скорцени, руководившего операцией по похищению Муссолини. В Риге с Покровским лично занимался начальник главной команды "Цепелин-Норд" майор СС Краус. Политическую обработку Покровского вел изменник родины Жиленков, хорошо знавший условия жизни и работы в Москве, где он ранее занимал ответственный пост.
Гитлеровцы возлагали на Покровского большие надежды. Захваченный советской контрразведкой в конце войны бывший сотрудник главного управления имперской безопасности Джон показал: "...В кругах "Цеппелина" о Покровском говорили довольно много. Его считали "крупным номером", который должен обеспечить "Цепеллину" почести, отличия и большие полномочия в разведывательной деятельности. В разговорах между собой гаупштурмфюрер Бакгауз, штурмбаннфюрер Краус и унтерштурмфюрер Грейфе постоянно повторяли: "Представьте себе, к каким результатам это приведет, если Покровский выполнит задание". Жена Покровского прошла курс обучения работы на рации и по прибытии в Москву должна была поддерживать связь с разведкой.
23 мая 1944 года в калмыцких степях в районе поселка Утта приземлился четырехмоторный самолет Ю-290. Он высадил отряд диверсантов в количестве 24 человек под командой капитана немецкой армии Кваста. К месту посадки были срочно вызваны истребительная авиация и вооруженные оперативные группы. Завязался бой, во время которого удалось поджечь вражеский самолет. При перестрелке 4 диверсанта и 3 военнослужащих немецкой армии из состава экипажа были убиты, а остальные взяты в плен.
Следствием по делу захваченных диверсантов было установлено, что отряд Кваста имел задание создать в калмыцких степях базы для намеченных к переброске воздушным путем 36 эскадронов калмыцкого корпуса доктора Долля и подготовить посадочные площадки для самолетов, организовать радиоцентр для приема сообщений от агентурных радиостанций германской разведки малой мощности, действовавших в восточных районах Советского Союза. Противник рассчитывал на то, что корпус Долля, опираясь на антисоветские элементы, сможет поднять восстание. Отряд Кваста был снабжен мощной радиоаппаратурой, оружием, картами Калмыкии, аэродромными фонарями, фиктивными документами и бланками, запасом продовольствия. Пулеметы, винтовки, автоматы, боеприпасы, деньги и обмундирование противник намеревался доставить 27 мая 1944 года вторым рейсом самолета Ю-290.
В день приземления первого самолета отряд диверсантов после неудачных попыток установить двустороннюю радиосвязь с германской разведкой передал вслепую радиограмму. Она согласно договоренности Кваста с немецким разведцентром, должна была свидетельствовать о благополучной высадке десанта. С наступлением темноты самолет должен был возвратиться в Румынию. Радист немецкого самолета показал, что Ю-290 во время полета, боясь пеленгации советской радиоконтрразведкой, связь со своей базой не поддерживал, поэтому германская разведка никаких сведений о судьбе самолета и диверсантов не имеет. Все это позволило принять решение о начале радиоигры и проводить ее от имени захваченных диверсантов и членов экипажа самолета.
Однако возникли два серьезных вопроса: кого привлечь для работы на рации — радистов диверсионного отряда или радиста экипажа самолета? Не рискованно ли использовать в радиоигре официального сотрудника германской разведки Кваста? Тщательно обсудив первый вопрос и проанализировав материалы следствия, приняли решение привлечь радиста экипажа старшего лейтенанта германской армии Гансена. Это решение обосновывалось тем, что радистам отряда диверсантов Осетрову и Мусину разведывательный орган противника давал специальные рекомендации по радиосвязи. И хотя на допросе они заявили, что никаких условных паролей на случай провала у них нет, поверить им было рискованно, тем более на следствии они вели себя неискренне.
Гансен, не имея других заданий гитлеровской разведки, никакого пароля на случай провала не получал, поэтому использовать его в качестве радиста можно было без особых опасений. К тому же к Гансену, офицеру германской армии, подданному Германии, сыну владельца торговой фирмы колониальными товарами в Гамбурге, противник должен был отнестись с большим доверием. Участие Гансена оказало положительное моральное воздействие и на руководителя отряда Кваста. После соответствующей обработки Кваст и Гансен включились в радиоигру, получившую условное название "Арийцы". Радиоигру начали 29 мая 1944 года из поселка Яшкуль.
Днем 11 июня Арийцы получили сообщение об опознавательном знаке и предупреждение: "Самолет ожидайте сегодня ночью". И действительно в ночь на 12 июня 1944 года над указанным местом появился четырехмоторный самолет Ю-290. После обмена условными сигналами с самолета было сброшено на парашютах 5 агентов и 20 тюков груза. Затем, сделав заход, он пошел на посадку, чтобы принять на борт экипаж сгоревшего самолета.
Сев на площадку-ловушку, самолет попал колесами шасси в замаскированные ямы. Обнаружив западню, экипаж самолета открыл стрельбу из орудий и пулеметов. Оперативная группа ответила пулеметным огнем. Вскоре самолет загорелся от ручной гранаты, брошенной одним из советских контрразведчиков. Сгорели правая часть самолета, два мотора, а также оставшийся в нем груз. Парашютист-радист Сампилов разбился при приземлении, остальные члены экипажа и сброшенные парашютисты были захвачены. На другой день в германский разведывательный орган была послана радиограмма: "Машина не прибыла. Почему? Кваст".
Потеря второго самолета Ю-290 очевидно, заставила противника задуматься над вопросом: не работает ли от имени Кваста советская контрразведка. Чтобы проверить свои подозрения немцы передали радиограмму, на которую ответить мог только Кваст. Вот ее текст: "Немедленно составьте новый шифровальный лозунг из 31 буквы: имя вашей дочери, имя сына, первая К., место нахождения вашего отца, написанное с ТЦ, фамилия унтер-офицера в школе, еще раз имя вашей дочери. Капитан". Сотрудники германского разведывательного органа считали, что без участия Кваста советским контрразведчикам не удастся составить новый шифровальный лозунг. В Квасте же они были уверены и исключали возможность использования его в игре. Доверие было восстановлено, и радиоигра продолжалась.
Третья радиоигра, условно названная "Костры" первоначально была начата на территории Белоруссии в октябре 1944 года в районе города Мира Барановичской области. Работа велась от имени пяти германских агентов, которые пользовались у немцев большим доверием. По требованию советской контрразведки неприятель неоднократно сбрасывал для них с самолета грузы с продовольствием, обмундированием и другим снаряжением.
В декабре 1944 года немецкая разведка дала агентам задание проводить активную разведывательную работу по сбору сведений о передвижении наших войск и переброске военной техники к линии фронта. Конечно, никакой сколько-нибудь важной дезинформации передавать тогда было нельзя, так как готовилось крупное наступление войск на Центральном фронте. Исходя из этого, советская контрразведка решила изменить направление радиоигры: "Столкнулись с разведкой белорусских партизан из отряда, действующего в районах Бреста, Кобрина, Пружан; решили встретиться с командиром отряда. Сейчас нахожусь в пути к лагерю партизан".
В ответ вражеский разведывательный орган радировал: "Советую с большими группами не связываться и действовать самостоятельно. Положение требует вашего передвижения на запад. В лесу западнее узловой станции Черемха, расположенной в 60 км южнее Белостока, подберите место для сброски багажа, тогда же получите и новое задание". Чтобы вызвать интерес к работе агентов, было решено сообщить о соединении группы "Костры" с "партизанским" отрядом Борисика, известного агента германской разведки.
Борисик входил в состав группы диверсантов, возглавляемой бывшим майором Красной Армии Витушко, заброшенной в ноябре 1944 года на территорию Белоруссии. Через несколько дней после неудачного приземления Борисик и несколько других диверсантов были арестованы. Для закрепления легенды через радиостанцию "Костры" от имени Борисика в разведывательный орган, готовивший его для работы, направили следующую радиограмму: "Господин майор, очень рад, что с помощью новых друзей могу установить с вами связь и сообщить о положении. Сбросили нашу группу не в том месте, где было намечено, людей разбросало. Три дня искали майора Витушко и остальных, собрали только 5 человек. С места выброски двинулись на юг. В Медском районе к нам присоединились 17 дезертиров, несколько человек из разбитой группы "Завея", организовали свой отряд и действуем самостоятельно".
Одновременно сообщили о результатах активных действий отряда и затребовали для Борисика радиста, радиостанцию и материальную помощь. Как и предполагалось, разведка противника заинтересовалась работой агентов и доставила на самолете радиста и нужные материалы. В дальнейшем работа проводилась из района Белостока вплоть до капитуляции Германии.
Большой интерес представляла радиоигра "Приятели", проводившаяся на территории Румынии. Она велась от имени резидента германской военной разведки радиста Твена. Он работал на германскую разведку с 1940 года, а перед отступлением фашистских войск из Румынии был оставлен в Бухаресте. Как выяснилось на следствии, основной причиной, побудившей Твена к сотрудничеству с гитлеровцами, была материальная заинтересованность. Убедившись в бесперспективности дальнейшей борьбы за идеалы фашизма, Твен по заданию советской контрразведки возобновил радиосвязь с германской стороной, связался со своими агентами, принял от них доклады и в соответствии с нашими указаниями проинструктировал их относительно направления дальнейшей деятельности. По ответным радиограммам можно было судить о том, что немцы об аресте Твена ничего не знали и потому некоторый перерыв в радиосвязи подозрений у них не вызвал. Это не замедлило сказаться и на результатах работы.
22 ноября 1944 года на квартиру к Твену явился нелегально прибывший из Германии сотрудник службы безопасности (СД) Поп. Из беседы с Попом Твен выяснил, что тот хорошо знаком с разведывательной службой Германии и прислан для того, чтобы попытаться возобновить работу шпионских и диверсионных групп, приостановленную после выхода Румынии из войны. Поп имел также задание установить непосредственную связь с центральным легионерским руководством. Из последующих бесед с Попом Твену стало известно, что в Румынии нелегально прибыли крупный германский разведчик Шмидт и эмиссары лидера "железной гвардии" Хориа Сима — легионеры Петрашкану и Стойканеску.
Поп рассказал Твену о подготовке крупного наступления гитлеровских войск на Трансильванию весной 1945 года и указал на необходимость развернуть к этому времени диверсионную работу в тылу Красной Армии. Поп условился с Твеном, что все сотрудники германской разведки, прибывающие в Бухарест, будут останавливаться у него. В аресте Попа до выяснения его связей не было необходимости и поэтому за ним было установлено наблюдение. Через пять дней после встречи Попа с Твеном квартиру последнего посетил прибывший из Вены парашютист-легионер. Он сообщил, что с группой в 10 человек был сброшен в районе города Алъба-Июлия.
3 декабря 1944 года к Твену явился Поп с военнослужащим румынской армии, которого назвал Бологой и представил как своего начальника. Из беседы выяснилось, что Болога работает в Румынии по специальному заданию СД. Он поручил Твену усилить шпионскую деятельность, обратив особое внимание на получение информации о деятельности румынского правительства, политических партий и иных организаций. Болога объявил Твену, что каждый месяц Твен будет получать 100 тысяч лей, и здесь же вручил ему деньги за один месяц.
Вскоре удалось выяснить, что Болога, он же Гунер Ральф, является майором войск СС и состоит на службе в Главном управлении имперской безопасности гитлеровской Германии, где числится под псевдонимами "62" и "Боб". В 1939 году Гунер был редактором немецкой газеты в городе Брашове. Окончив разведывательную школу в Берлине, он прибыл в Бухарест для работы по линии СД, До капитуляции Румынии Гунер служил помощником резидента СД, прикрываясь официальной должностью адъютанта германского авиационного атташе в Бухаресте генерала Герстенберга. За Бологой также было установлено наблюдение. Таким образом, Твен сумел войти в деловой контакт с официальными сотрудниками германской разведки, находившимися на нелегальном положении в Румынии.
Германская разведка в Румынии направляла все усилия на то, чтобы восстановить свои старые связи, создать новую сеть, активизировать деятельность диверсионно-террористических групп, а также использовать возможности легионерского подполья в интересах фашистской Германии. Наряду с проведением этих мероприятий противник забрасывал в Румынию группы вооруженных легионеров, получивших специальную подготовку в разведывательно-диверсионных школах фашистской Германии. По замыслу германской разведки вооруженные десантные группы должны были составить ядро подпольной легионерской организации.
В райотделе нас ожидал проводник. Усадив его в машину, двинулись по шоссе в направлении Спаск-Клепики. Остановились, не доезжая полтора километров до реки Цна. Я приказал водителю поставить машину на обочину шоссе, и, создав впечатление какой-либо неисправности, вести вместе с одним из бойцов тщательное наблюдение за дорогой с целью выявления подозрительных лиц. Остальные участники группы, построенные по принципу цепочки, углубились в лес. Впереди шли я, проводник и пограничник с собакой. Замыкал цепочку Смирнов.
Идти было приятно, природа, пробудившись от длительной зимней спячки, словно ликовала. Радовали первая зелень, разноголосица птиц, пряные весенние запахи, чистый бодрящий воздух. Примерно через полтора часа встретились с товарищами из райотдела. Они успели обследовать местность в районе найденных парашютов на довольно значительной площади, но нашли лишь два окурка от сигарет иностранного происхождения. С начальником райотдела договорились о расстановке людей с расчетом прикрытия выходов из лесного массива и о мерах розыска шпионов на возможных путях передвижения и в населенных пунктах. Этим должен был заняться его аппарат и привлеченные райотделом лица из числа местного населения. Нашу группу решили оставить в лесу для более тщательного обследования местности, используя опыт пограничников и собаку. Договорились также о порядке поддержания связи с райотделом.
Не теряя времени, сразу же приступили к работе. Проводники собаки — бывалые пограничники, старшина Григорий Матвеев и сержант Николай Степанов подвели ее к коряге, где лежали парашюты и приказали взять след. Собака долго крутилась вокруг, фыркала, но через некоторое время рванулась в сторону и пошла по краю ложбины в направлении к шоссе. При внимательном осмотре пройденного ею расстояния кое-где четко просматривались отпечатки следов от сапог двух человек, шедших почти след в след. На третьем километре пути обнаружили признаки привала — утоптанная земля, примятая травка, пустая консервная банка, очистка колбасы, окурки, пепел от сожженной бумаги, несколько сломанных веток на рядом стоявших деревьях. Собрав обнаруженные вещи, двинулись дальше.
Минут двадцать собака шла спокойно, но, войдя в чащобу молодого подроста смешанных пород, среди которого возвышалась старая покосившаяся сосна, стала с остервенением разрывать лапами землю между корнями у самого ее основания. Там обнаружилась нора, она была прикрыта еловыми ветками, забросанными сверху землей и мусором, а в ней завернутый в непромокаемый мешок чемодан. Примерно на уровне головы человека на сосне была сделана небольшая зарубка. В чемодане оказалась портативная коротковолновая приемопередаточная рация с комплектом батарей, антенной, ключом для передачи, рабочими кварцами, наушниками, блокнотом чистой бумаги и пачкой карандашей. Судя по корешку блокнота, три листа было вырвано. На оставшемся сверху четвертом листе просматривались следы давленки от письма, в тексте которого удалось прочесть только "приземлились" "после устройства"... "привет"... Но и этого было достаточно, чтобы сделать безошибочный вывод: мы имели дело с заброшенными в наш тыл вражескими агентами, которые по всей вероятности, уже выходили в эфир с отчетом о своей первой удаче — благополучном приземлении.
Положив чемодан с рацией обратно в нору и замаскировав ее как прежде, я приказал Смирнову и двум бойцам остаться в засаде на случай прихода шпионов за рацией, а сам с пограничниками пошел за собакой по их следам дальше. Проплутав еще минут сорок по лесу, собака вывела нас почти к самому берегу реки Цна, а вскоре и на шоссе недалеко'" от перекинутого через нее моста. На этом следы были потеряны, собака крутилась, взвизгивала, но вперед не шла. Было ясно, что шпионы воспользовались попутными машинами и скрылись в неизвестном направлении.
29 октября 1941 года, находясь в лагере военнопленных в Бобруйске,— рассказывал Костин,— я был вызван в комендатуру. Там со мной беседовали двое мужчин в форме командиров Красной армии — один майор, другой — капитан. Говорили по-русски, но с акцентом, особенно майор. Они задали мне ряд вопросов установочного характера — фамилия, имя, где и когда родился, кто родители, образование, партийность, профессия, кем был в армии, когда и где пленен. Мои ответы сверяли с учетной карточкой, которая имеется в лагере на каждого военнопленного. Когда они смотрели ее, я заметил, что слово "радист" было подчеркнуто жирной красной чертой. Обратив внимание на нее, капитан спросил: "Сколько знаков в минуту принимаете и передаете?" Услышав мой ответ: "Сто двадцать — сто тридцать", он повернулся к майору и сказал по-немецки "Зер гут".
Затем меня спросили, хочу ли я работать по данной специальности. От неожиданности я растерялся. Работа в лагере была физическая, изнурительная, условия содержания тяжелые, питание скудное, военнопленные ходили как тени, свирепствовали болезни, многие умирали. Перспектива быть радистом, чтобы изменить эту кошмарную обстановку, мне представлялась как великое благо, и я, не раздумывая, согласился.
Вечером меня вызвали в комендатуру. Там был тот же капитан и четыре человека из числа военнопленных, тоже бывших военнослужащих Красной Армии, специалистов по связи. В сопровождении двух автоматчиков капитан довез нас на машине до вокзала, а затем железной дорогой через Минск доставили в Борисов. Здесь, как выяснилось позже, на северо-западной окраине, на территории бывшего колхоза "Маяк социализма", дислоцировались вербовочный пункт немецкой разведки и школа по подготовке разведчиков.
Весь комплекс немецкой разведки и школа по подготовке разведчиков занимал четыре здания, гараж и ряд подсобных помещений. Штаб находился в здании бывшей конторы колхоза, одноэтажном рубленом доме с пятью комнатами. В трех комнатах другого здания — бывшего клуба колхоза — размещались разведчики (общежитие с устройством спальных мест в два яруса), преподаватели школы и охрана. Третий одноэтажный рубленый дом был оборудован под школу, там проводились занятия с разведчиками. В четвертом домике находилась кухня, столовая и кладовая. В гараже, обшитом досками, стояло 4—5 машин. Здесь же была небольшая ремонтная мастерская.
По прибытии в этот комплекс нас принял в здании штаба немецкий офицер в чине майора, среднего роста, плотный, 45—47 лет бритоголовый с кошачьими, презрительно смотрящими глазами и заметно отвисшим животом. На мундире у него была ленточка, свидетельствовавшая о награждении железным крестом. Это был, как мы узнали впоследствии, начальник вербовочного пункта Альбрехт. Через переводчика он объявил, что мы отобраны для работы в разведке и нам предстоит пройти курс обучения по программе радистов. Дело сугубо добровольное, если кто не хочет, может отказаться и уехать обратно в лагерь. За отказ ничего не будет. Но надеюсь, что вы будете благоразумными и не откажитесь. Вы должны помнить, что вам оказано большое доверие, и это надо ценить.