Ссылка на полный текст: REENACT&GEAR - Коос Штадлер. RECCE (перевод на русский)
Навигация:
Об авторе
Гражданская война в Анголе
Отбор среди призывников в младшие командиры
31-й батальон
Отбор в разведывательный отряд 31-го батальона
Работа с бушменами
Внешнеполитическая ситуация
Уроки первого боевого выхода
Бегство — это действенный прием, и он не обязательно означает поражение
Операция «Шафран»: первый реальный бой и охота бушменов за велосипедами
Слоны
Боевое патрулирование в Анголе
Отбор в спецназ
Курс индивидуальной подготовки военнослужащего спецназа
Базовый лодочный курс
Курс «Знай своего врага»
Подготовка к взаимодействию военнослужащего спецназ с авиацией
Саперная подготовка
Курс следопытство и выживание в буше
«Яичный тест» на курсе бушкрафта
Курс тактики малых подразделений
Выживание и противодействие попаданию в плен
51-я разведывательная рота спецназа и концепция псевдопартизанских операций
Малые разведывательные группы спецназа
1985 год — Пограничная война обострилась
Контрразведка и поимка шпионов
Операция с использованием трофейного ЗРК «Стрела-1» на базе БРДМ-2
Операция «Килларни» — диверсии на железной дороге в Анголе
Выбор стрелкового оружия
Операция «Хвостовая часть» — налёт на офисы АНК в центре Хараре
Операция «Колизей» — поиск партизанской базы противника
Операция «Похищение-1» — попытка диверсий на авиабазах в Менонге и Лубанго
Операция «Ангел» — рейд в Танзанию с целью уничтожения всей верхушки АНК
Операция «Похищение-2» — повторная попытка атаковать ангольский аэродром Лубанг
... десять лет я специализировался на ведении специальной разведки. В ней я дышал, ел и спал. Опыт, который я получил в разведывательном отряде 31-го батальона, проходя в нем службу с ноября 1978 по декабрь 1981 года, сформировал мой характер и подготовил меня к жизни и службе в 5-м разведывательном полку специального назначения, где я служил оператором малой группы спецназ с 1984 по 1989 год. Вся моя последующая карьера, как в подразделениях спецназа, так и вне их, основывалась на строгом кодексе поведения и принципах, заложенных в тот период.
С годами искусство разведки стало моей страстью. Познакомившись с тонкостями тактической разведки в разведывательном отряде 31-го батальона в Каприви, я прошел отбор в войска специального назначения и, наконец, осуществил свою мечту войти в состав малых разведывательных групп спецназа, — органу стратегической разведки тогдашних разведывательных полков спецназа, широко известных как РЕККЕ.
С самого раннего детства, выслеживая мелкую дичь в дюнах Калахари, и до того, как я впервые попробовал «на вкус» тактическую разведку во время трехлетней службы в разведывательном отряде 31-го батальона (подразделение бушменов, расположенное в полосе Каприви), я знал, что разведка — это то, чем мне действительно хотелось заниматься. На протяжении этих трех лет бoльшую часть своего времени я находился на тактических разведывательных выходах в тылу врага в южных районах Замбии и Анголы, выявляя вражеское присутствие и выслеживая партизанские базы, оттачивая свои навыки, пока они не стали моей второй натурой. Затем я прошел отбор в спецназ и осуществил мечту всей своей жизни: стать частью этих элитных войск. Однако не это было моей конечной целью. В течение года я боролся с начальством, чтобы получить разрешение на службу в специальных разведывательных группах, входивших в то время в состав 5-го разведывательного полка спецназа в Фалаборве.
Наконец, даже система больше не могла сдерживать меня, и я прошел через ворота пункта постоянной дислокации 5-го полка, чтобы служить в малых разведывательных группах. И все же, несмотря на «Крест Почета» на моей груди и целую кипу грамот и благодарностей, я являл собой полную противоположность герою-спецназовцу. Я был напуган до смерти; мне приходилось уклоняться от опасных для жизни ситуаций больше раз, чем я могу вспомнить, и определенно больше, чем мне хотелось бы признать. В какой-то момент уклонение стало моим постоянным хобби. Я преуспел в этом. Но, с Божьей милостью, я никогда не показывал своего страха и всегда полз обратно, часто в буквальном смысле этого слова, чтобы выполнить свою задачу.
... в Овамболенде, вдоль северной границы Юго-Западной Африки, идет война. С 1966 года повстанцы из Народной организации Юго-Западной Африки (СВАПО), стремясь к независимости Намибии, проникали из соседней Анголы в сельскохозяйственные районы, убивая мирных жителей на фермах и устанавливая мины на дорогах в северных приграничных районах. В 1974 году Силы обороны Южной Африки (САДФ) приняли от полиции Южной Африки на себя ответственность за охрану 1680-километровой границы между Юго-Западной Африкой и ее северными соседями, Анголой и Замбией.
Чего в 1974 году я также не знал, так это того, что на Анголу надвигается массовая — и в конечном итоге затянувшаяся — гражданская война. В апреле того же года, после так называемой «Революции гвоздик» в Лиссабоне, Португалия заявила о намерении отказаться от своего колониального господства над страной. За контроль над страной начали конкурировать три основных ангольских освободительных движения — ФНЛА Холдена Роберто, УНИТА Жонаса Савимби и марксистское МПЛА доктора Агоштиньо Нето.
В ноябре 1974 года вспыхнули боевые действия, начавшись в столице Луанде и распространившись на остальную часть страны. Вскоре Ангола была разделена между тремя группами. ФНЛА оккупировала север Анголы, а УНИТА — центр и юг, в то время как МПЛА в основном занимала побережье, крайний юго-восток и богатый нефтью анклав Кабинда, захватив его в ноябре. Переговоры между сторонами и колониальной державой привели к подписанию 15-го января 1975 года Алворского соглашения, в котором 11-го ноября 1975 года провозглашалось о предоставлении стране независимости, и создавалось переходное правительство. Соглашение положило конец войне за независимость, но ознаменовало эскалацию гражданской войны.
Бои между тремя освободительными силами возобновились в Луанде едва ли через день после прихода к власти переходного правительства. Коалиция, созданная в рамках Алворского соглашения, вскоре распалась. Я узнал об этих событиях только тогда, когда через Апингтон начали проезжать колонны белых португалоговорящих беженцев, их машины были до отказа набиты всем их мирским имуществом. Девятого июля 1975 года, МПЛА, при поддержке Советского Союза и Кубы Фиделя Кастро, установило контроль над Луандой.
Западные страны, такие как Соединенные Штаты и Франция, обещали поддержку, но так и не сделали этого. Поддержка как ФНЛА, так и УНИТА со стороны США была спорадической и непоследовательной и, наконец, в критический момент, когда Южная Африка была готова захватить Луанду, прекратилась. Ни УНИТА, ни ФНЛА политически не были достаточно сильны, чтобы поддержать захват Луанды.
В те годы кандидаты в младшие командиры отбирались на первом году строевой службы для прохождения соответствующих курсов в пехотном училище и становились в последующем капралами или лейтенантами, после чего, на втором году службы их направляли в пехотные подразделения в качестве командиров отделений и взводов. В марте 1978 года меня, тогда еще застенчивого и немного растерянного девятнадцатилетнего парня, перевели в пехотное училище в городе Оудтсхурн. Учиться в училище было нелегко, но само обучение мне очень нравилось, особенно когда наш взвод жил на полевом выходе в вельде и инструкторы, казалось, немного смягчали свой подход.
Ближе к концу года наступило время для страшного «Vasbyt-5», — марш-броска с последующей серией испытаний, проводившегося через горный массив Свартберг на протяжении пяти дней. Он был предназначен для проверки нашей выносливости и был довольно жестким. На второй вечер марша вся рота собралась вместе и организовала ночёвку в сосновом лесу, где нам показали новый вербовочный фильм о РЕККЕ под названием Durf en Daad. Меня зацепило.
В тот вечер я поставил перед собой конечную и на этот раз уже осмысленную цель — попасть в спецназ. Вечером третьего дня, когда мы поднимались на вершину высоко в горах, начался снегопад. Инструкторы заволновались, потому что у нас не было снаряжения для выживания при отрицательных температурах ночью, поэтому они собрали все взводы и перевезли нас на грузовиках в Ди-Хель, отдаленную и уединенную долину в горном массиве Свартберг. На последний день марша все были изрядно вымотаны. Никто больше не хотел нести «Брен» и коротковолновую радиостанцию ...
Прекрасная возможность, ставшая для меня самым большим прорывом в жизни, представилась, когда пехотное училище посетила вербовочная группа из 31-го батальона, бушменского подразделения, дислоцирующегося в Западном Каприви. В составе этого подразделения был очень успешный разведывательный отряд, который отвечал за ведение тактической разведки малыми разведывательными группами, тогда как обычные пехотные роты проводили в основном поисково-ударные операции. Франни дю Тойт, свирепого вида лейтенант из группы «покупателей», решил все за меня, когда сообщил, что там я буду иметь все и сразу — и разведывательные действия вместе с бушменами, и жизнь прямо в буше Каприви.
Последующие три года службы в 31-м батальоне стали лучшим временем в моей армейской карьере. Хотя операции, возможно, носили только тактический характер и не проводились на том профессиональном уровне, на который я позже поднялся как офицер спецназа, тот период стал для меня во многом формирующим. Мне пришлось уклоняться от пуль, и я впервые увидел смерть. Я видел людей, не способных справиться со стрессом и нагрузками в бою, но я также встречал многих таких, кто смог.
Имея белый офицерский состав и смешанный состав сержантов (белых и бушменов), 31-й батальон был сформирован полковником Делвиллом Линфордом, одним из тех редких личностей, которые действовали в совершенно неортодоксальном стиле — и им это сходило с рук.
В середине 1970-х годов необходимость в наращивании разведывательных возможностей в тактическом звене привела к формированию в пехотных подразделениях, постоянно базирующихся в оперативном районе Пограничной войны, разведывательных взводов и отрядов. В то время 31-й и 32-й батальоны первыми начали применять свои разведывательные группы в Замбии и Анголе с целью выявления баз СВАПО, расположенных по ту сторону границы в «безопасных», по мнению повстанцев, районах. Первоначально личный состав разведывательных групп проходил обучение тактике действий малых подразделений под руководством инструкторов из разведывательно-диверсионных отрядов спецназа, и проводил разведывательные операции на тактическом уровне, многие из которых предшествовали атакам или налетам на базы и инфраструктуру противника.
Франни, являвшийся, по моему мнению, армейским инструктором первой величины, считал, что в буше есть все необходимое для получения тактического преимущества над противником — конечно, при условии, что ваши глаза открыты для возможностей, которые он предоставляет. Он вдохновил меня изучить все классические труды по ведению партизанской войны, в том числе книгу Спенсера Чепмена «Джунгли нейтральны», которая в годы моей службы в 31-м батальоне стала основой нашего военного мышления и в определенном смысле боевым уставом разведывательного отряда.
За свою жизнь я прошел три отборочных курса: первый — в 31-м батальоне, второй — в парашютном батальоне (печально известный курс физподготовки), и, наконец, отборочный курс в спецназ. И оглядываясь назад, могу честно признаться, что самым трудным, безусловно, был первый.
Отбор в отряд оказался самым тяжелым испытанием в моей жизни. Начался он с недельного курса физической подготовки на базе, с 05:00 утра и до поздней ночи. Идея занятий по ФИЗО заключалась в том, чтобы привести нас в нужную форму и подготовить к этапу боевой подготовки в буше, но это только утомляло нас, поскольку мы все еще проходили акклиматизацию и привыкали к жарким и влажным погодным условиям Каприви. Затем нас вывели в буш для настоящего отборочного курса, который представлял собой бесконечный бег по дикой африканской местности, естественно, с полной выкладкой, от одной контрольной точки к другой.
На каждой точке инструкторы встречали нас новым сюрпризом: либо жесткими физическими упражнениями на песке, либо переползанием по-пластунски на протяжении, казалось, нескольких миль. Затем нам давали новый азимут на следующую контрольную точку, расположенную на невозможном расстоянии, где нас ждали на следующий день. Для первого этапа нашего приключения нам дали ориентир на «ангольскую линию» — границу между Каприви и Анголой — до которой мы должны были добраться к следующему утру. С рюкзаками весом около 30 кг, мы шли всю ночь, чтобы как раз успеть к ФИЗО прямо в песках Каприви на границе с Анголой.
В 09:00 мы получили наш следующий контрольный пункт — прямоугольные координаты примерно в 30 км дальше на восток вдоль полосы Каприви. Мы должны были явиться туда на следующее утро в 08:00, что я счел невозможным, учитывая густую растительность и состояние, в котором мы находились. Как только нам отдали приказы, инструкторы уехали. Еды у нас не было, только вода, находившаяся в наших рюкзаках. Остались только мы и бескрайняя саванна Каприви. К счастью, после великолепных летних дождей буш был пышным и зеленым. В омурамбах воды было в избытке. Я решил, что лучшего времени для прохождения следующего участка, чем сейчас, не найти. Чем меньше нам придется идти ночью, тем лучше.
Отбор продолжался еще неделю. Я потерял счет дням и количеству оставшихся кандидатов. И по сей день я не знаю, какое расстояние мы прошли во время отборочного курса. Мне также было все равно, сколько парней его прошли, потому что, как вскоре выяснилось, после нашего отбора и курса тактики малых подразделений первый же боевой выход отсеял тех, кто не годился для такой работы. На протяжении той недели я узнал две критически важных вещи. Первой стало то, что я уже начал понимать в тот день, когда мне пришлось копать могилу на кладбище возле Ариамсфлея: никогда даже не думай о том, чтобы сдаться, потому что в этом случае ты непременно сдашься. Вторая истина гласила: делай то, что считаешь правильным, без всяких компромиссов, и никогда не следуй слепо за толпой.
Все будущие разведчики вернулись в Форт Фреслик и прошли второй курс тактики малых подразделений под умелым руководством лейтенанта Франни дю Тойта (который и забрал меня в 31-й батальон) и его команды разведчиков, руководившей разведотрядом. На этот раз мы проходили курс с теми самыми бушменами, с которыми нам предстояло работать вместе на боевых. Мы спали, ели и тренировались с ними еще четыре недели, впитывая все, чему они могли научить нас о войне в буше. В Анголе многие из этих бушменов уже были «Флешас», когда большинство из нас еще учились в школе. «Флешас» (по-португальски «Стрелы») являлись португальскими подразделениями специального назначения, созданными во время колониальной войны. Они действовали группами силой до взвода, состоявшими из представителей местных племен и повстанцев-перебежчиков, которые специализировались на выслеживании, разведке и псевдопартизанских операциях. После обретения Анголой независимости многие из них ушли в САДФ. От них можно было получить огромное количество информации и перенять уникальнейший опыт. Как мы вскоре убедились во время подготовки, а затем и во время боевых операций, самым ценным оказалось их исключительное знание буша.
По моему опыту, бушмены были скорее охотниками, чем бойцами. Ценность бушмена, по крайней мере, с точки зрения разведки, заключалась в его способности выслеживать, скрадывать и обхитрять врага. В сочетании с великолепным знанием буша и умением выживать бушмен становился лучшим напарником в разведывательной группе. Хотя мало чему можно было научить бушменов в буше, их тактические навыки были развиты не так хорошо, поэтому подготовка была сосредоточена на тактике и обращении с оружием. Типовой курс тактики малых подразделений включал в себя тактическое передвижение в различных боевых порядках патрулей, способы организации засад, навыки действий при боестолкновении с противником, которые основывались на принципе «огонь и движение», и, конечно же, навыки ведения разведки, такие как наблюдательные посты, посты прослушивания, и способы скрадывания противника.
В сентябре 1978 года Совет Безопасности Организации Объединенных Наций (ООН) утвердил резолюцию №435, которая предусматривала прекращение боевых действий на границах Юго-Западной Африки с Анголой и Замбией. В течение трех месяцев южноафриканские войска в этом районе должны были быть сокращены до 1500 человек, после чего под наблюдением Группы ООН по оказанию помощи в переходный период, или ЮНТАГ, должны были быть проведены выборы. Также должна была быть введена демилитаризованная зона, но этого так и не произошло, поскольку СВАПО продолжала свои вторжения в Юго-Западную Африку.
В 1979 году серия хорошо спланированных трансграничных операций в юго-западной Замбии оказалась более успешной. Разведывательный отряд 31-го батальона сыграл важную роль в обнаружении баз противника и наведении на них боевых сил.
Моему первому боевому выходу в составе разведывательного отряда 31-го батальона предстояло стать дерзкой авантюрой в юго-западной Замбии, — попыткой захвата функционера СВАПО на дороге между Сешеке и Лусо, шедшей вдоль реки Замбези. Это было в начале февраля 1979 года. В то время СВАПО очень активно действовала в этом уголке Замбии, между реками Квандо и Замбези, и этот район служил транзитным и перевалочным пунктом для боевиков, перебрасываемых на фронт в Анголу.
Наша задача заключалась в том, чтобы устроить засаду на автомобиль СВАПО на дороге и взять живым одного из старших командиров этой организации для допроса. Конечной целью должно было стать выявление мест дислокации баз и лагерей СВАПО на замбийском театре военных действий. Трое из нас должны были составить одну подгруппу наблюдения дальше к северу вдоль дороги, другая подгруппа из трех человек должна была находиться к югу от места засады. Основные силы, подгруппа нападения, состоящая из Франни дю Тойта и одиннадцати парней, — бушменов и белых разведчиков, разбитых на «боевые двойки», — расположились на тактически выгодной позиции между двумя подгруппами наблюдения. Они должны были напасть, как только кто-то из наблюдателей сообщит о приближении машины повстанцев. Из тех нескольких дней мне запомнилось одно: я никогда не был настолько мокрым и таким несчастным в течение длительного времени.
Один из многих ценных уроков, полученных во время этой операции, заключался в том, что успех операций по борьбе с повстанцами должен измеряться в относительных величинах. Операцию редко когда можно было назвать откровенно провальной, если не достигалась ее заявленная цель (как это было в данном случае), потому что очень часто это приводило к получению дополнительных тактических преимуществ, например, к получению важной разведывательной информации. Также имело значение само присутствие южноафриканских сил в районе, где их не ждали, и зачастую разведданные, полученные в ходе одной «неудачной» операции, приводили к успешному проведению следующей. Второй ключевой урок заключался в следующем: чем больше силы, тем больше шансов быть обнаруженными. В течение последующих трех лет я лично убедился в том, насколько фундаментальна эта истина.
Вопреки тому, во что нас заставляли верить — что члены СВАПО боялись южноафриканских сил и предпочитали убегать при любой встрече с ними — вскоре я уяснил, что они были проницательными тактиками и зачастую яростными бойцами, скорее всего, потому, что они сражались за дело, за которое готовы были умереть. Кстати, за годы службы в 31-м батальоне, но особенно позже, во время операций малых групп спецназа, несколько нервных переживаний научили меня тому, что бегство — это действенный прием, который должен быть частью вашего тактического арсенала, и что он не обязательно означает поражение. Подобная партизанская мантра стала нашим образом жизни, и мы переняли подобную повстанческую тактику по той же причине, что и СВАПО — чтобы выжить! Среди братства разведчиков в Катима Мулило я стал известен как «быстрый бегун», поскольку в большинстве моих выходов ради спасения собственных шкур требовалось поспешное, — и не очень тактическое, — отступление.
Мой первый реальный бой с вражескими силами произошел во время выполнения задания к северу от равнины Матабеле в южной Замбии. В районе относительно безопасной котловины Нгвези СВАПО создало ряд тренировочных баз и перевалочных лагерей. Наш разведвыход был частью гораздо более масштабной операции, которую проводил штаб 70-го сектора в Катима Мулило. Операция «Шафран» началась 7-го марта 1979 года одновременно с операцией «Турник» в Анголе, и частично стала местью за нападение СВАПО на Катима Мулило годом ранее, а также за частые вторжения в восточные районы Каприви в то время. Как одному из основных участников наступления, 31-му батальону было поручено развернуть свои роты для проведения широкомасштабной операции против баз повстанцев, расположенных между реками Квандо и Замбези, в то время как разведгруппы должны были действовать в качестве головных дозоров к северу от равнины Матабеле.
Мы сформировали боевой патруль из трех разведгрупп по шесть человек в каждой — всего восемнадцать парней, готовых к серьезным боевым действиям. Мы знали, что в этом районе проходит свою подготовку элитное подразделение СВАПО под названием «Тайфун», которое специализировалось на глубоких рейдах в сельскохозяйственные районы Юго-Западной Африки, где они нападали на фермерские хозяйства и преследовали местных жителей. Наша задача состояла в том, чтобы найти боевиков этого подразделения и выследить их. Нас вывели в район на вертолете и в течение следующей недели мы прочесывали буш, где предположительно действовала эта группировка.
Патруль СВАПО, не зная, с кем они имеют дело так далеко от границы Юго-Западной Африки, заглотил наживку — вместе с крючком, леской и грузилом. Они начали агрессивно преследовать нас в буше, но и мы были готовы. Их патруль приближался к нам плотной цепью, так что к тому времени, когда Франни открыл огонь, ближайшие боевики уже были у нас на прицеле. Тот, в кого прицелился я, находился едва ли в 20 метрах от нас. Вместе с четырьмя другими он упал под первоначальным мощным залпом, остальные же начали разбегаться во все стороны. К этому времени большинство парней, находившихся на нашей позиции, вышли из укрытия и устремились вперед в хаотичной попытке контратаки.
Припоминаю, как на полпути их обогнал Франни, крича бушменам во весь голос: — Не стреляйте, не стреляйте! Это же велосипед! Когда нам объяснили, в чем дело, мы от души посмеялись. Оказывается, в штабе 70-го сектора в Катима Мулило пообещали бушменам велосипед в качестве награды за каждого боевика СВАПО, захваченного живым. Хотя никаких велосипедов нам так и не дали, поскольку никого из врагов взять живым не удалось, мы, тем не менее, были рады тому, как сложился бой, особенно потому, что в перестрелке никого не потеряли.
Организовав временную базу с надлежащими оборонительными позициями по всему периметру на случай ответной атаки, и сообщив о боестолкновении в штаб, мі сразу же начали собирать доказательства. Пять террористов было убито, но по следам крови стало ясно, что по крайней мере еще трое были тяжело ранены. Поскольку бой произошел слишком далеко в глубине территории противника, а авиационная поддержка отсутствовала, было решено никаких последующих действий не предпринимать. Из штаба нам также сообщили, что ребята из разведотдела хотят, чтобы все тела были забраны, так как они считают критически важным сбор оружия, снаряжения и документации, а также фиксацию реальных лиц, отпечатков пальцев и личных вещей боевиков.
... по всей юго-западной Замбии между реками Квандо и Замбези бродили крупные стада слонов. Буш был пышным и зеленым. Во время вывода группа хорошо поработала и легла спать около 22:00, чтобы хорошо выспаться перед тем, как на следующий день двинуться в путь. Хотя приближаться к реке в дневное время было неразумно, поскольку берег был густонаселенным, нам нужен был дневной свет, чтобы обнаружить признаки присутствия противника. Около полуночи я проснулся от толчка. Хибберс держал одну руку на моем запястье, другую — у моего рта.
— Слоны, — прошептал он, указывая в темноту, откуда до меня доносился треск веток и урчание их желудков.
— Все в порядке, это всего лишь слон, — ответил я, констатируя очевидное. Уже потом я понял, что он вылез из своего спального мешка и сидит наготове с оружием. Сидели даже два бушмена, которых обычно гиганты из буша ничуть не беспокоили.
— Они слишком близко, — сказал Хибберс и указал пальцев вверх. Только тогда до меня дошло, что один из слонов практически навис над нами.
Черная дыра в небе надо мной оказалась громадным туловищем животного. Очевидно, пришло время отходить. Не подумав, я сделал то, что едва не привело к катастрофе. Поговаривали, что ритмичные удары палкой по дереву или даже по магазину винтовки отпугивают зверей (предположительно, это напоминало стук барабанов, который якобы укоренился в сознании слона как признак опасности, поскольку указывал на присутствие человека), поэтому я начал бить по своему магазину палкой, которую мне удалось найти в темноте. Но этот слон явно не читал руководство по «ритмичному стуку барабанов в африканском буше», так как он испуганно фыркнул… и рванул к нам.
К счастью, к этому времени я уже вылез из своего спального мешка и был готов к поспешному отступлению. Нашим спасением стал ствол большого дерева, под которым мы устроились на ночлег. Проскользнув вместе с Хибберсом за него, мы побежали к дереву мопане, силуэт которого виднелся в темноте. Оба бушмена растворились в ночи, за ними последовал разъяренный слон. Я же забрался на мопане, мой напарник последовал моему примеру. Как только ночь вокруг нас успокоилась, мы обнаружили, что цепляемся за ветви молодого деревца, находясь едва ли в пяти футах над землей. Слон мог бы сорвать нас, как спелые фрукты.
В декабре 1980 года силы СВАПО активно действовали в районе Эенханы, — поселения и передовой военной базы в центральной части Овамболенда, недалеко от границы. Согласно перехваченным данным, подразделения Восточного фронта СВАПО располагались к северо-востоку от скопления ангольских деревень под общим названием Мулемба. Их очень способный командир, известный только под боевым именем Мбулунганга, разместил свои передовые отряды примерно в 30 км от границы с Юго-Западной Африкой — на расстоянии, которое СВАПО считала достаточно большим, чтобы обезопасить себя от возмездия со стороны ЮАР.
Один из самых подготовленных отрядов Мбулунганги был развернут в шане Охайпето. Этот район служил перевалочным пунктом для проникновения повстанцев в сельскохозяйственные угодья Юго-Западной Африки в 1980 и 1981 годах. Отряд СВАПО находился в состоянии повышенной боевой готовности, поскольку на протяжении 1980 года в этом районе действовал 32-й батальон. Более того, повстанцы выглядели исключительно агрессивными.
Многочисленные боестолконовения с САДФ возникали по инициативе СВАПО — в удобное для них время и в удобных местах. В течение 1980 года бойцы 31-го батальона все чаще стали появляться в районе ответственности 10-го оперативного сектора, включая Овамболенд и районы к северу от границы с Анголой.
Причина этого была двоякой: во-первых, после того, как правительство Замбии дало СВАПО от ворот поворот, все трансграничные операции в этой стране были прекращены; а во-вторых, бушмены неуклонно наращивали свой боевой опыт и теперь были очень востребованы на других оперативных направлениях. Хотя разведка и являлась для разведывательного отряда хлебом насущным, боевое патрулирование давало возможность отдохнуть от постоянного стресса, сопутствующего операциям малых разведгрупп.
Программа предварительного отбора в войска специального назначения представляла собой серию тестов продолжительностью в одну неделю, проводившихся в южноафриканском медицинском колледже в Претории, где собралось около 300 кандидатов со всех родов войск и со всей страны. Фактически, предварительный отбор являлся отбором сам по себе.
Чтобы проредить массу кандидатов, первым делом были проведены тесты на уровень физической подготовки. Они состояли из серии физических упражнений (шесть различных упражнений, выполняемых в быстрой последовательности), пятнадцатикилометрового марша с полной выкладкой и, наконец, ряда биокинетических тестов в тренажерном зале. В конце проводилось полное медицинское обследование, а также ряд психологических тестов и тестов на профпригодность.
Как только мы узнали, что прошли серию предварительных тестов, нам необходимо было прибыть в Дурбан, в расположение 1-го разведывательного полка. Из первоначальных 300 кандидатов, подавших рапорт на прохождение отбора, годными для продолжения отборочного курса в войска специального назначения были признаны 30 человек.
В течение недели нас перебросили в учебный лагерь Дуку Дуку, располагавшийся недалеко от озера Сент-Люсия в Зулуленде, для прохождения курса молодого бойца спецназа, — пятинедельного подготовительного курса перед началом фактического отбора. Поскольку кандидаты приходили из всех видов Вооруженных сил, из различных родов войск и даже из гражданской жизни, то задача этого курса состояла в том, чтобы поставить всех в одинаковые условия. Программа подготовки была направлена в первую очередь на укрепление силы и повышение уровня физической подготовки, но она также касалась элементарных армейских навыков — стрельбы, чтения карт и ориентирования, базовых полевых навыков, связи и обращения с оружием.
Во время одного из занятий по связи, где мы изучали азбуку Морзе, один из курсантов по имени Вернер, который страдал явно выраженным заиканием, стал мишенью для насмешек нашего инструктора по имени Таффи. Тот начал выкрикивать в классе буквы алфавита, а затем указывал на кого-то и выкрикивал — «Альфа?» или «Браво?» — или выбирал любую другую букву, чтобы выплюнуть ее в свою жертву, после чего бедолага, находившийся на приеме, должен был ответить эквивалентом этой буквы на коде Морзе, а именно «дит-дат» или «дат-дит-дит-дит». Все с нетерпением ждали очереди Вернера. И, конечно же, когда Таффи напал на него со своим злобным «Альфа?», ослабевший Вернер поднялся из-за стола и начал заикаться: «ди… ди… дит...», на что Таффи заорал: «Садись, дурак, это всего лишь одна “дит”!» Все покатились со смеху, а Таффи пришлось прервать лекцию, чтобы мы пришли в себя.
С каждой неделей мы совершали все более длительные марши со всё более тяжелыми рюкзаками, физическая нагрузка с каждым днем становилась все более и более напряженной. В конце курса из первоначальной группы, прибывшей после предварительного отбора, осталось восемнадцать ребят. Мы были в отличной форме и в хорошем настроении. Никакой отбор не мог бы нас сейчас остановить! Основной отборочный курс в силы спецназа, также проводившийся в государственном заповеднике Дуку Дуку, был интенсивным, но слишком коротким, чтобы я мог думать о капитуляции. В дополнение к восемнадцати кандидатам, прошедшим курс молодого бойца, для прохождения основного отборочного курса прибыло одиннадцать медиков.
В 1983 году большая потребность в квалифицированных врачах во время специальных операций вынудила военные власти разрешить медицинским работникам, находившимся на государственной службе, вступать в войска специального назначения и проходить отборочный курс. После прохождения курса, они должны были проходить выборочную подготовку по программе боевой подготовке войск спецназа, чтобы они могли принимать участие в отдельных специальных операциях. В качестве меры поощрения, после окончания службы они могли работать в любом лечебном учреждении по собственному выбору, и специализироваться в любой области медицинских знаний по своему желанию. Многие молодые врачи, служившие на государственной службе, усматривали в этом хорошую возможность для карьерного роста и не возражали против того, чтобы ради этого немного попотеть и пустить кровь.
На протяжении трех дней мы подвергались серии одних из самых напряженных физических упражнений, предназначенных также и для создания психологического давления. Одно из наиболее сложных упражнений заключалось в переноске группой из пяти человек заполненной водой бочки из-под горючего на расстояние 12 км. Группа должна была придумать способ переноски бочки с помощью всего лишь двух бревен и веревки. Поскольку двое парней в моей группе были высокими, они взялись за один конец, а коротышки (я и еще один низкорослый парень) взялись за другой. Решение о том, куда деть пятого человека и как с ним меняться, оставалось на усмотрение группы. В конечном итоге более низкорослые ребята приняли на себя бoльшую часть веса.
Это упражнение было направлено на проверку наших волевых качеств и характера, поскольку мы также несли с собой полный комплект снаряжения и свои винтовки. Во время его выполнения казалось, что конец никогда не наступит. Были и другие упражнения, такие как «Осьминог» и «Железный крест», которые физически были довольно жесткими, но так как все они являлись групповыми упражнениями, я нашел их относительно терпимыми. Для меня единственным по-настоящему сложным испытанием стал этап пленения, проводившийся ближе к концу курса.
Инструкторы придумали хитрый план, чтобы захватить нас поодиночке, пока мы патрулировали участок плотного буша. Со связанными за спиной руками и закрытыми капюшонами головами мы были доставлены на базу, где начался «допрос», продолжавшийся всю ночь. Я ожидал этого, но оказался абсолютно не готов к шоку от холода. С меня сняли одежду и привязали к столбу на голой гравийной площадке. Затем началась агония, когда какой-то садист поливал меня ледяной водой. Около полуночи я обнаружил, что могу сохранять чуточку тепла в своем теле, лежа плашмя в грязи, и держа ноги плотно прижатыми друг к другу. Но мой мучитель, очевидно, уже видел этот трюк раньше, и приказал мне встать на четвереньки. Раздвинув мои ноги, он стал выливать ведра ледяной воды прямо мне на задницу, непосредственно на середину моего тела, где я сохранял последнее тепло, и где, как он знал, сохранять его было действительно важно.
Облегчение пришло в виде серии допросов, где нас одного за другим ставили перед ослепительным белым светом, в то время как следователь засыпал нас бессмысленными вопросами. Поскольку передвижение согрело мои онемевшие конечности, а лучи света приятно грели мое обнаженное тело, я нашел это довольно приятным и попытался продлить время моего общения с допрашивающим, все время болтая без умолку. Впоследствии это сыграло со мной злую шутку: в моем итоговом рапорте после курса говорилось, что я могу представлять угрозу безопасности, поскольку «склонен выдавать секреты»!
Известно, что в то время отборочный курс в южноафриканские войска спецназначения с физической точки зрения был чрезвычайно напряженным, поскольку вес снаряжения и преодолеваемые расстояния находились за пределами возможностей среднего военнослужащего, но на самом деле соответствовали большинству типовых действий спецназа, проводимых в то время. Цель отборочной программы как раз и состояла в том, чтобы отобрать самых лучших — тех, кто проявил физическую и психологическую стойкость и выносливость, позволявшие справиться с требованиями боевых операций, проводимых далеко в глубине вражеской территории.
На протяжении многих лет часто поднимался вопрос о том, не устранял ли такой строгий процесс отбора в войска спецназа кандидатов, которые, возможно, не имели необходимых физических способностей, но которые могли бы быть полезны в других отношениях. Для меня это никогда не было серьёзным аргументом, так как я убежден, что физическая выносливость и психологическая готовность идут рука об руку.
После отбора следующим этапом был курс индивидуальной подготовки военнослужащего спецназа, он опять же проводился в государственном заповеднике Дуку Дуку. После этого следовали парашютная подготовка, лодочный курс и курс по изучению своего противника, затем мы проходили подготовку по взаимодействию с авиацией и курс минно-подрывного дела. Годичный учебный цикл завершался тренировочной программой в буше, где вначале шел курс бушкрафта, следопытства и выживания, после чего, в самом конце, мы изучали тактику малых подразделений. Индивидуальная подготовка бойца спецназа.
Теперь, после прохождения отбора, мы уже считались частью спецназовской семьи. Отношение к нам изменилось в одночасье. Больше не было никаких криков и ругани. Задачи ставились в спокойной и выдержанной манере, и их выполнение зависело всецело от нас. На этом этапе мы знакомились и изучали снаряжение военнослужащего спецназа — радиостанции, рюкзаки, экипировка и оборудование, с которыми я еще не был знаком.
Программа курса была во многом основана на боевом применении вооружения и техники, используемых спецназом, поэтому мы также изучали различные виды оружия иностранного производства, имея возможность применить их вначале на стрельбище, а затем и во время реальных учений. Наш уровень физической подготовки поддерживался двумя тренировками в день. Они были направлены на то, чтобы подготовить нас к остальным этапам программы боевой подготовки, и я нашел их довольно приятными. И хотя мы больше не совершали длительных марш-бросков, рюкзак теперь являлся нашим постоянным спутником во время учений.
После прохождения курса индивидуальной подготовки мы вернулись в 1-й разведывательный полк, чтобы подготовиться к следующим трем курсам: основному курсу парашютной подготовки в 1-м парашютном батальоне, дислоцированном в Блумфонтейне; лодочному курсу в 4-м разведывательном полку в Лангебаане и, наконец, курсу под названием «Знай своего врага» в 5-м разведывательном полку в Фалаборве. Нашей группе выделили два новеньких джипа «Тойота Ленд Круизер», и мы поехали через всю страну в разные подразделения, где должны были проходить дальнейшую подготовку.
Однако 4-й разведывательный полк специального назначения оказался в прямом и в переносном смысле «глотком свежего воздуха», поскольку Лангебаан славится своими вездесущими ветрами, а сама воинская часть была поистине уникальной. Основной пункт постоянной дислокации, в котором располагался штаб, жилые помещения, материально-технические и административные службы, был своего рода «публичным лицом» полка, а на противоположной стороне лагуны, в Донкергате, расположенном на северной оконечности полуострова Лангебаан, находилась секретная военная база, естественно, недоступная для широкой публики, где проводились все тренировки и откуда начинались все боевые операции. Донкергат раньше был китобойной станцией, и оперативная база полка была построена на остатках старых сооружений.
В качестве главного причала служил бетонированный остов одного из старых траулеров. Там так же находился второй причал, специально оборудованный для докования ударных кораблей южноафриканского флота и подводных лодок класса «Дафна», которые активно использовались для обеспечения операций разведчиков.
В силу своей специализации, 4-й разведывательный полк не являлся армейской воинской частью в привычном смысле этого слова. Помимо множества исправных лодок, стоявших на лодочной станции в Саламандере, по ту сторону лагуны, у полка был свой собственный небольшой флот паромов и хорошо оборудованная лодочная мастерская на набережной в Лангебаане.
Курс не был легкой прогулкой в парке: течение Бенгелы делает местные прибрежные воды чрезвычайно холодными, а бoльшую часть наших дней и ночей мы проводили либо в воде, либо на воде. За эти три недели мы — как самостоятельно, так и на каяках — проплaвали больше, чем любой здравомыслящий человек за всю свою жизнь. Мы стали мастерами по работе с надувными резиновыми лодками, и изучили различные способы вывода разведывательных групп на сушу как с моря, так и через водные артерии, такие как реки и эстуарии.
Суть курса заключалась в воссоздании типичной партизанской базы, чтобы мы находились в обстановке, напоминающей вражеский лагерь. Все действия основывались на порядках, обычно принятых в лагере «борцов за свободу». Нашими командирами являлись чернокожие инструкторы из 5-го разведывательного полка. Они командовали нами в строевом пении, маршировке, обращении с оружием и во время тактических занятий. В отряде было много бывших партизан из СВАПО, Умконто ве Сизве (МК) и даже бывшие повстанцы из движений ЗАНЛА и ЗАНУ-ПФ в Родезии, поэтому мы получили добротную дозу марксистской идеологии и должны были учиться лозунгам у старых мастеров, таких как Мао Цзэдун и Че Гевара.
Помимо изучения доктрины и тактики революционных сил, на курсе давали углубленные сведения о происхождении и истории освободительных движений в Южной Африке. Со школьных лет нас учили, что на богобоязненную белую Южную Африку идет вдохновляемое коммунистами наступление. Мне внушали страх перед die Rooi Gevaar, и я верил в пресловутого «коммуниста за каждым кустом». Нас заставляли поверить, что Африканский Национальный Конгресс (АНК) был буквально антихристом, и что мы должны были бороться с этой организацией на всех фронтах — умом, телом и душой. Однако курс «Знай своего врага» дал мне совершенно новый взгляд на этих так называемых врагов государства. По иронии судьбы, прямо там, в сердце одного из лучших боевых подразделений южноафриканских Сил обороны, я начал понимать, что большинство освободительных сил сражались за благородное дело, по крайней мере, с их точки зрения, и в глазах всего остального мира.
Впервые я узнал об истоках и основополагающих принципах АНК и Южноафриканской Коммунистической партии, а также о лидерах первых лет «Черного сопротивления» — Оливере Тамбо и Нельсоне Манделе. Это привнесло в мою жизнь совершенно иной взгляд на вещи. Во время этого курса нас научили поразительной песне о Соломоне Малангу, который был казнен режимом апартеида в апреле 1979 года и стал мучеником АНК. Песня, прославлявшая Малангу как героя освободительной борьбы, прочно засела в моем сознании, и однажды несколько лет спустя, темной ночью, во время одной очень секретной операции малой группы спецназа глубоко на территории Анголы, я был удивлен, услышав ее снова.
На курсе мы также познакомились с различными видами тяжелого вооружения, применявшегося в то время силами противника. Программа подготовки на этом курсе была слишком короткой, чтобы подробно изучить и освоить детали всех этих зенитных пулеметов, безоткатных орудий, ракетных установок и зенитных ракетных комплексов, но мы, по крайней мере, научились распознавать и безопасно обращаться с оружием Советского блока, такими как зенитная система ЗУ-23, 12,7-мм пулемет ДШК, ракетные комплексы SA-7 и SA-9 и безоткатные орудия, такие как СПГ-9 и Б-10. У нас также была возможность пострелять из пулеметов и некоторых противотанковых орудий. И лодочный курс, и курс изучения противника, предоставляли будущим разведчикам спецназа, уже познакомившихся с 1-м разведывательным полком на «Утесе», идеальные возможности для близкого знакомства с двумя другими боевыми частями специального назначения. Идея состояла в том, чтобы разведчики окунулись в оперативную среду, в которой они в конечном итоге будут действовать, будь то вода или буш, и приняли решение о том, где они хотят служить в дальнейшем.
Программа подготовки была составлена весьма хитроумно, и предназначалась она для того, чтобы познакомить нас со всеми тонкостями скрытной совместной работы с целым рядом самолетов и вертолетов. Руководитель курса, опытный парашютист и начальник отдела авиационных операций в 1-м полку спецназа, провел нас через все этапы работы со всеми видами имевшихся летательных аппаратов.
Курс охватывал целый ряд тем, связанных с взаимодействием с южноафриканскими ВВС. Мы научились готовить посадочные площадки для различных самолетов и вертолетов, выбирать и готовить площадки для высадки парашютным способом в тылу противника, вызывать самолеты для пополнения запасов или эвакуации, управлять различными самолетами при оказании непосредственной авиационной поддержки в боевой обстановке. Хотя я тесно и активно работал с Военно-воздушными силами, еще когда служил в 31-м батальоне, знакомство с полным спектром авиационной техники ВВС оказалось для меня новым опытом.
Мне особенно понравилось взаимодействовать с истребителями, поскольку это вводило в процесс подготовки совершенно новое измерение, и в тот момент я даже не предполагал, насколько это окажется полезным потом, во время моей службы и при проведении операций малых групп спецназа.
Вторая часть подготовки включала в себя обучение приемам импровизации, когда разведчик должен был применять необычные способы установки зарядов с минимальным набором снаряжения, имеющимся в его распоряжении, или использовать импровизированные приемы для установки взрывателей с задержкой срабатывания и мин-ловушек.
Еще одним дополнением к этому курсу было знакомство с подрывными зарядами, разработанными и изготовляемыми на заказ компанией EMLC, узкоспециализированной (и имевшей неоднозначную репутацию) инжиниринговой компанией, которая работала исключительно с устройствами и оборудованием, применявшимися в специальных операциях. Спектр зарядов производства EMLC включал в себя различные средства взрывания, начиная от взрывателей с задержкой срабатывания и заканчивая светочувствительными приборами и устройствами неизвлекаемости.
Мы также изучали различные виды взрывчатых веществ, такие как высокоэффективные пластичные взрывчатки ПЭ4 и ПЭ9, а также жидкое взрывчатое вещество под названием «Раствор», которое можно было заливать в замкнутые пространства, где оно застывало под воздействием воздуха.
Девятимесячный учебный период завершался двумя курсами — следопытство и выживание в буше (бушкрафт) и тактика малых подразделений.
Курс выживания вел Рэй Годбир, опытный оперативник из бывших родезийских «Скаутов Селуса». К нашему удивлению, в первый же день у нас отобрали одежду и снаряжение, оставив нам только спортивные шорты, футболку, кепку и винтовку, и бросили один на один против африканского буша и холодных ночей. Нас высадили примерно в пятнадцати километрах от учебного лагеря, а затем отобрали и наши ботинки, поэтому расстояние до лагеря нам пришлось преодолевать босиком. Я не мог понять логику этого, но позже, в ходе практических занятий, до меня дошло, что программа была специально построена так, чтобы лишить нас всех удобств цивилизованной жизни с целью заставить нас выживать с самого начала. Довольно скоро все начали импровизировать, делая примитивные ботинки из листьев, травы и полосок коры. Помимо защиты от раскаленного песка, это дало нам понимание того, что импровизированная обувь для ног также может служить средством антиследопытства, так как после нее не остается четких следов.
Ношение только спортивной одежды заставило нас уважать буш, — осторожно передвигаться по колючим кустарникам и тихо пробираться сквозь подлесок. Если смотреть с позиций сегодняшнего дня, то результатом нахождения в спортивной одежде под африканским солнцем на протяжении этих трех недель, по крайней мере для меня, стало то, что я научился очень осторожно передвигаться через буш и начал всегда носить защитную одежду во время операций.
В течение первой недели курса мы основали базовый лагерь на «Подкове», — своеобразной излучине реки Квандо, где нам читали лекции о широком разнообразии африканской флоры и фауны, их использовании в ситуации выживания, а также о том, чего следует избегать и что можно использовать. Неотъемлемую часть курса составляло следопытство.
По мере того, как мы учились ставить силки и ловушки для птиц и мелкой дичи, количество еды, которую нам выдавали, последовательно уменьшалось с одной консервной банки в день до нуля. В реке Квандо также можно было найти пресноводные мидии, а небольшие орехи из высушенных плодов марулы несколько сбивали чувство постоянного голода. Также в это время года в изобилии росли кусты кишмиша, съедобные ягоды которого дополняли наш скудный рацион. В конце первой недели курса нас отвезли на машине и высадили поодиночке в удаленном районе, находившемся вдоль границы с Ботсваной.
Наступило время «яичного теста» — уникального упражнения Рэя Годбира по испытанию своих подопечных силами Матери-Природы. Каждый из нас получил два яйца, спичку, небольшой кусочек кремня и два патрона (которые предназначались только для защиты от львов, которые в изобилии водились в округе). Задача состояла в том, чтобы развести огонь, сварить яйца и в одиночестве поспать под звездами.
После того, как меня высадили, я отправился на разведку в соседнюю омурамбу и вскоре нашел несколько углублений с грязной водой, оставшейся от сезона дождей. Я рассчитывал найти несколько зеленых листьев, чтобы обернуть свои два яйца, а затем облить их водой, засыпать слоем песка толщиной несколько дюймов и приготовить их, покрыв углями из своего костра. Но возле впадины с водой я нашел две ржавые банки, которые мне очень пригодились. В жестянках я принес воду в свой «лагерь», развел огонь спичкой и кремнем и просто сварил яйца.
В детстве, когда мы с отцом охотились на фермах в Калахари, я научился искусству делать «калахарскую постель», которая помогала пережидать жестокие холодные зимние ночи — трюк, который я снова применил сейчас. Перед наступлением темноты я собрал достаточно дров и развел огонь, затем вырыл неглубокую траншею, достаточно длинную, чтобы в нее можно было лечь целиком. Как только у меня образовался хороший запас углей из костра, я соскреб их в траншею так, что они покрыли все дно. Затем я насыпал на дно слой песка, позаботившись о том, чтобы он покрыл все угли. После этого по другую сторону «постели» я развел второй костер, в надежде, что любой голодный лев, имеющий намерение съесть наполовину приготовленное человеческое мясо в качестве полуночной закуски, будет обескуражен пламенем. Кроме того, я заранее подготовил большую кучу песка и запас дров, зная, что мне нужно будет обновить свою «постель» до того, как наступит ранний утренний холод. Наконец я собрал сухую траву, которой и укрылся в своей уютной колыбели.
К тому времени, как утром прибыли инструкторы, я был бодр и свеж после хорошего ночного отдыха и подарил им свое вареное яйцо (другое я съел накануне вечером). Несколько других курсантов не смогли разжечь огонь и пережили холодную и страшную ночь в кустах, большинство из них потеряли свои яйца, пытаясь приготовить их в огне. Один из наших коллег выстрелил в то, что он принял за льва, а затем забрался на дерево, где провел остаток ночи, пытаясь сохранить равновесие и немного поспать.
Вернувшись в базовый лагерь, мы продолжили наши занятия, которые включали в себя следопытство, проверку наших силков вечером и прослушивание лекций по целому ряду дополнительных предметов. К сожалению, я сильно заболел диареей, которая скорее всего была вызвана употреблением загрязненной воды из ржавых банок. Уже ослабевшее от недостатка правильного питания, мое тело надорвалось, и меня эвакуировали в Форт Доппис, где поставили капельницу и выхаживали в течение нескольких дней.
Мы уже прошли половину курса выживания, и больше всего я опасался, что мне не разрешат продолжить подготовку и перейти на курс тактики малых подразделений, а это означало, что мне придется ждать еще год, чтобы завершить программу подготовки и получить квалификацию оператора спецназа. К счастью, Рэй Годбир заступился за меня и убедил начальство, что я сдал всю теорию и мне необходимо только сдать экзамены, чтобы полностью закончить обучение. Выздоравливая от диареи в Форте Доппис, я попросил прислать мои записи из учебного лагеря по выживанию и использовал это время для учебы.
Провалявшись в постели пять дней, я вернулся на курс для сдачи практических экзаменов. Легко ответив на вопросы по теории и распознаванию следов, я затем перешел к практической части следопытства. Несмотря на слабость после диареи, я сумел с относительной легкостью проследовать по следу и убедить инструкторов, что на самом деле я прирожденный следопыт. Рэй позволил мне пройти этот курс и закончить его, за что я ему вечно обязан, и мне было разрешено продолжить подготовку на программе тактики малых подразделений. Я рассматриваю курс бушкрафта в спецназе как ценнейший опыт, — наравне с обучением, полученным мной от Франни дю Тойта во время службы в 31-м батальоне.
Этот курс оказался одним сплошным марш-броском от начала до конца, и для курсантов он стал, по сути, вторым отборочным курсом. В те периоды, когда мы не тащились через буш Каприви с 35-килограммовыми рюкзаками за плечами, мы отрабатывали огонь и маневр, так что для нас одиннадцати, которые день за днем плелись по саванне, постоянно сражаясь, подготовка превратилась в одно долгое затяжное сражение с «врагом», который упорно преследовал нас в буше. Поскольку я уже проходил этот курс ранее под руководством талантливого Франни и фактически выработал свой собственный подход к тактике действий и специфическому стилю патрулирования в буше, то для меня этот курс оказался особенно сложным, поскольку я не осмелился противостоять традиционной мудрости на этом позднем этапе нашего обучения.
Во время длительных огневых и маневренных «схваток», которые велись боевыми патронами и с интенсивной поддержкой минометным, гранатометным и пулеметным огнем, применялись всевозможные странные методы, направленные на разогрев у курсантов агрессивности. Один из особо излюбленных приемов состоял в том, чтобы подойти к человеку сзади и треснуть его палкой, — наверно для того, чтобы заставить его двигаться быстрее, стрелять метче и прятаться лучше. Это было не только контрпродуктивно, но и вызывало негодование против тех инструкторов, которые занимались подобной практикой. К сожалению, она оставалась излюбленным методом выработки агрессивности на тренировках спецназа и в последующие годы, с чем я неоднократно сталкивался лично.
На курсе были и другие особенности, такие как длительные засады, где мы должны были часами лежать на жестоком ночном холоде или в дневную жару на Солнце, ожидая появления «врага». Проделав это в реальной жизни больше раз, чем я могу припомнить, я долго боролся с таким подходом, так как считал, что все это пустая трата времени. На мой взгляд, умению пережидать настоящего врага нельзя было обучать настолько поверхностно, оно требовало определенного склада ума, которым должен был обладать каждый солдат, прошедший отбор.
Еще одной особенностью курса было суровое наказание за любой проступок, независимо от того, был ли он совершен намеренно или нет. Любой случайный выстрел из оружия или обман во время учений наказывался «спецоперацией», во время которой курсанта вывозили на автомобиле до границы с Ботсваной в 20 км от лагеря и высаживали с оружием, рюкзаком и ящиком боеприпасов весом 25 кг, которые он затем должен был нести обратно на базу. Обычно это делалось в субботу вечером, так что у «преступника» имелась вся ночь и весь следующий день, чтобы подумать о своих грехах, таща свой неудобный груз обратно в Форт Доппис.
Однажды я имел честь участвовать в подобной «спецоперации» лично, но так как мой проступок — случайный выстрел из легкого пулемета на стрельбище — не был расценен как опасный для жизни, меня высадили всего в десяти километрах от лагеря, и я вернулся как раз вовремя, чтобы успеть хорошо выспаться.
Последнее упражнение — выживание и противодействие попаданию в плен — естественным образом вытекало из наших постоянных боев и перемещений в предыдущие дни. Мы собрались вместе и организовали лагерь чуть дальше вдоль Западного Каприви, примерно в 50 км к юго-западу от Форта Доппис, где укрылись на ночь и приготовились к «задаче» следующего дня. Для участия в погоне привлекалась рота 703-го батальона, дислоцированного в Катима Мулило, а нашим выслеживанием занимались местные бушмены из Квандо.
Легенда учений состояла в том, что мы, как группа спецназа, обнаружены в глубине вражеской территории, и должны были уйти от преследования и вернуться на свою базу. Условный противник применял всевозможные способы, чтобы поймать нас, преследуя нас на обратном пути к Форту Доппис. У них был целый набор транспортных средств, вертолет и то преимущество, что они знали, куда мы направляемся.
Наше укрытие было «атаковано» инструкторами на следующий день в 05:00 утра, что для нас явилось сигналом того, что наше «уклонение от плена» началось. Одиннадцать курсантов получили тридцатиминутную фору, так что терять время даром было нельзя. Как только мы бросились в бега, я отделился от основной группы, свернул вправо и начал двигаться в южном направлении, применяя приемы антиследопытства, поскольку знал, что преследование будет вестись против основной группы, направившейся на северо-восток к Форту Доппис. Силы преследования наверняка воспользуются дорогой, располагавшейся слева от оси преследования, чтобы обогнать нас и выслать группы для обрезания следа. В мои намерения также не входило быть обнаруженным с вертолета, так как это определенно означало бы захват «в плен». Вскоре я скинул ботинки и оставшись в носках, применил прием антиследопытства, описав широкий круг в направлении исходной точки, а затем прошел километр на юг, прежде чем снова надеть ботинки.
На севере я слышал, как заводятся машины, и кричат солдаты, чтобы поднять свой боевой дух, — они знали, что встреча с попавшим в ловушку спецназовцем может превратиться в хлопотное дело. Я услышал, как взлетел с места «Алуэтт», который вскоре направился в сторону Форта Доппис. Он облетел по широкому кругу и дважды прошел над моей позицией, но у них не было ни малейшего шанса обнаружить меня, и кроме того, по схеме их полета я понял, что у них нет войск, чтобы высадить их там, где я находился. Остаток дня я потратил на то, чтобы пробежать трусцой по направлению к реке Квандо чуть южнее от Форта Доппис. О приемах антиследопытства я больше не беспокоился, поскольку знал, что основное преследование ведется теперь впереди и немного севернее меня. В течение всего дня я шел ровным шагом и наслаждался мирными окрестностями саванны. Дважды я натыкался на стадо слонов, но обходил их стороной.
Ближе к вечеру, когда я, наконец, добрался до автомобильной колеи, идущей вдоль реки Квандо, я повернул на север и направился к лагерю. Я точно знал, что «враг» будет находиться на вертолетной «омурамбе» (названной так в честь вертолетной площадки, расположенной там) к югу от Форта Доппис, так как именно там нам всем необходимо было пересечь территорию базы. Некоторое время я наблюдал за этим районом с южной оконечности омурамбы и вскоре понял, что никакой возможности пересечь его незамеченным нет, так как блокирующие наблюдательные посты располагались через каждые 100 метров. Я также понял, что времени на то, чтобы обойти это место, тоже нет, так как мы должны были добраться до базы крайний срок до 18:00, поэтому на всё про всё у меня оставалось лишь два часа. Единственный шанс успеть вовремя — это выйти прямо на один из наблюдательных постов, «устранить» охранников и быстро бежать на базу.
Чего я не понимал, так это того, что эти парни находились на взводе весь день, и теперь были довольно возбуждены, так как им пришлось столкнуться с двумя или тремя другими безумцами, пытавшимися прорваться через их оборону. К тому времени, когда я добрался до их позиции, все они были на нервах, с широко раскрытыми глазами и готовые стрелять. Я сделал спортивную ставку на свои шансы и побежал, как только до них добрался. Однако долгая дневная прогулка взяла свое, а густой подлесок и рыхлый песок помешали оторваться от хорошо отдохнувших и энергичных молодых людей, и вскоре мы договорились, что я прекращу вести себя как сумасшедший, а они воздержатся от рукоприкладства. Кроме того, я был счастлив, что последние два километра до Форт Доппис меня везли на заднем сиденье «Лендровера» и что я прибыл на место задолго до окончания учений. К тому времени мне уже было известно, что я успешно прошел курс. Не имело значения, что я не преодолел последнее препятствие в виде оцепления вокруг нашей базы, поскольку понятно, что этот барьер был весьма условным. Кроме того, я был уверен, что, учитывая время и преимущество, предоставляемое темнотой, у меня легко получилось бы добраться до базы незамеченным, поскольку это то, что я действительно хорошо умел делать.
Из первоначальных одиннадцати парней, начавших курс, девять прошли его и получили квалификацию операторов подразделений спецназа. Один кандидат ушел досрочно по собственному желанию, а другой был дисквалифицирован приемной комиссией при окончательной аттестации на том основании, что он представлял опасность для окружающих.
Это подразделение специализировалось на проведении псевдопартизанских операций, и большинство ее спецназовцев являлись бывшими членами СВАПО, которые были захвачены в плен и перевербованы («обращены») для работы на Силы обороны ЮАР.
Концепция псевдопартизанских операций была мне чужда, но я был готов учиться и изучать возможности, которые предлагались в 51-й роте. Успехи «Скаутов Селуса» в тогдашней Родезии были в РЕККЕ хорошо известны, и несколько специалистов оттуда теперь проходили службу у нас. Когда я прибыл в Ондангву, в роте служил штаб-сержант Джим Лафферти, очень опытный оператор из Скаутов. Мне посчастливилось учиться у солдата такого высочайшего уровня.
В феврале 1984 года на высокопоставленной встрече южноафриканских, ангольских и американских представителей в Лусаке было достигнуто соглашение. Одним из положений Лусакского соглашения о прекращении огня стал Мулунгушский протокол, который, среди прочего, определял, что правительство МПЛА будет сдерживать проникновение повстанцев СВАПО в Юго-Западную Африку. Протоколом также предусматривалось создание Совместной наблюдательной комиссии (СНК) для наблюдения за выводом южноафриканских сил из провинции Кунене и обеспечения того, чтобы территорию, освобождаемую САДФ, снова не заняло СВАПО. Однако на практике реализация СНК шла очень медленно, и вскоре стало ясно, что ангольцы не могут позволить себе пойти на то, чтобы в Юго-Западной Африке установилось правительство, не контролируемое СВАПО, особенно учитывая их собственное шаткое положение по сравнению с движением УНИТА Жонаса Савимби.
Итак, повстанцы Народно-освободительной армии Намибии (или ПЛАН, военного крыла СВАПО) все еще пересекали границу Юго-Западной Африки, и основной задачей 51-й роты было проникнуть в партизанские структуры и стать частью их групп, проникающих в Овамболенд. Форт Рев, полностью закрытый и очень секретный полевой лагерь, удобно располагался на территории большой авиабазы ВВС Ондангва рядом со взлетно-посадочной полосой. Он служил штабом и пунктом временной дислокации подразделений спецназа. Некоторые из бывших СВАПОвцев были абсолютными мастерами жизни в буше: они досконально знали местность, говорили на местном языке и легко вливались в повстанческие отряды как любой такой же боевик.
После перевербовки, повстанцу создавали совершенно новую личность и направляли в те районы Овамболенда, где его не знали. Режим абсолютной секретности на базе был необходим по двум причинам. Во-первых, проведение псевдопартизанских операций означало, что разведчиков привозили на базу и вывозили с нее в буквальном смысле слова тайком, обычно под покровом ночи, укрывая в кузове автомобиля или в вертолете, иногда в форме южноафриканской армии или в гражданской одежде. Во-вторых, на базе находились изоляторы временного содержания со специально оборудованными комнатами для допросов, где захваченных членов СВАПО допрашивали и в конечном итоге «обращали».
Я понял, что, хотя другие ребята были в составе малых групп гораздо дольше меня, на учениях они не добились значительных успехов. Все, что мне нужно было сделать, так это изучить несколько основополагающих вещей и освоить новые для меня технические моменты. Поэтому мы с Виком погрузились в серьезный обучающий процесс.
Часами мы передавали и принимали передачи кодом Морзе, а также совершенствовали работу с радиостанциями, включая их ремонт в полевых условиях, использование различных типов антенн и применение мер радиоэлектронного противодействия и защиты от него. Знание видов и характеристик вражеского вооружения, самолетов и транспортных средств стало своего рода символом статуса среди групп, и мы ежедневно устраивали конкурсы со слайдами, чтобы проверить знания друг друга.
Мы также тщательно готовили свое снаряжение, и нам очень повезло, что в нашем распоряжении были услуги портного подразделения, сержант-майора ван Ренсбурга по кличке «Валла-Валла». С помощью своих сверхмощных швейных машин, Валла-Валла мог переделать любой кусок снаряжения и превратить его в шедевр. В результате мы получили разгрузочные жилеты и боковые подсумки, разработанные по нашему вкусу, со специальным подсумком для каждого предмета из аварийного комплекта, стробоскопа, кусачек, резака или чего-либо еще, что оператор считал достаточно важным для хранения на груди. Валла-Валла также изготавливал холщовые и матерчатые сумки для всего на свете, от туалетной бумаги до пачек арахиса.
Заветная «сумка Валла Валла» вскоре стала отличительной чертой малых группа спецназа.
Помимо суровой подготовки, мы использовали время на базе, чтобы отточить свои навыки оказания первой помощи. Мы выделили неделю на то, чтобы врач подразделения рассказал нам об азах проведения реанимации, содержимом и применении медицинских аптечек первой помощи №1 и №2, импровизированных методах наложения жгута, давящих повязок и способах остановки кровотечения. В каждое упражнение был включен сценарий с пострадавшим, в результате чего мы истыкали друг друга (и себя самих!) иглами, пытаясь поставить капельницу. Я научился довольно ловко ставить себе капельницы, даже когда пот лил ручьем и адреналин зашкаливал.
К 1985 году — первому году моей службы в качестве оператора малой группы спецназа — Пограничная война обострилась, и движение СВАПО приступило к агрессивному продвижению своего политического влияния, одновременно его боевые отряды проникли глубоко в Юго-Западную Африку. Одни из самых ожесточенных боев войны шли тогда в центральной части Овамболенда, в то время как по ту сторону границы, в Анголе, гражданская война между политическими движениями МПЛА и УНИТА достигла своего пика. Совместная наблюдательная комиссия (СНК), созданная в феврале 1984 года в соответствии с положениями Лусакского соглашения, состояла из военнослужащих и САДФ, и ФАПЛА. Ее мандат заключался в наблюдении за постоянным разъединением противоборствующих сил в конфликте. После операции «Аскари» в декабре 1983 года Южная Африка и в самом деле вывела свои войска из Анголы, однако СВАПО немедленно развернуло в районах, которые покинули южноафриканские военные, своих бойцов, нарушив тем самым условия соглашения о разъединении.
Поскольку СНК не смогла выполнить свой мандат, она вскоре перестала функционировать. Затем, во время рейда спецназа на нефтеперерабатывающий завод компании Gulf Oil, находящийся в ангольском анклаве Кабинда, был захвачен в плен Вейнанд дю Тойт из 4-го разведывательного полка, а двое его товарищей по разведгруппе, Луис ван Бреда и Роланд Либенберг, были убиты. С политической точки зрения для Южной Африки это стало настоящей катастрофой, поскольку министр иностранных дел страны Пик Бота только что объявил, что из Анголы выведены все войска САДФ. Конечно же, МПЛА воспользовалась ситуацией, и обвинило правительство Южной Африки во лжи, добавив, что ему нельзя доверять ни в каких мирных переговорах.
После провала миссии СНК южноафриканская армия перебросила свои силы обратно через границу в Анголу, совершив нападения на базы, созданные СВАПО. Именно на фоне подобной политической неразберихи и стратегического маневрирования я отправился на свою первую операцию в составе малых групп 5-го разведывательного полка.
Сначала мы заслушали обычную контрразведывательную сводку от Макнелли о том, что враг где-то там подслушивает и что нам необходимо держать свои рты на замке. Подобную информацию мы прослушивали часто, не вполне понимая реальность угрозы.
Необходимость в соблюдении секретности была осознана лишь год спустя, когда майор Андрe Пинаар из штаба войск спецназа был арестован за шпионаж в пользу «африканской страны». Его арестовали в аэропорту Яна Смутса (сегодня это международный аэропорт имени Оливера Тамбо), когда он пытался улететь в Зимбабве с семью совершенно секретными папками из военной разведки.
Пинаар работал не где-нибудь, а в контрразведывательном отделе, который должен был нас контролировать, и в силу служебных обязанностей имел всю информацию, касающуюся операций сил специального назначения. (Пинаар находился под стражей и был освобожден только в начале 1990-х годов).
К июню 1985 года ангольская армия предприняла два крупномасштабных наступления против сил УНИТА: одно в районе Казомбо на востоке страны, и второе против города Мавинга, расположенного на юго-востоке, что вынудило силы Жонаса Савимби сражаться на двух фронтах. Операциями ангольцев руководили советские и кубинские советники, также в них принимало участие большое количество военизированных подразделений СВАПО и члены АНК, прошедшие подготовку в Анголе. Командование южноафриканской армии рассматривало эти наступательные операции как часть общего наступления ангольской армии и прямую угрозу стабильности в Южной Африке.
После обзора, сделанного Дейвом, Дидис довёл краткое содержание боевой задачи, но не приводя подробностей по времени и диспозиции. Мы должны были, во взаимодействии с УНИТА, сбить транспортный самолет ангольской армии, используя для этого захваченные ракетные комплексы SAM-9 советского производства, установленные на боевой машине БРДМ-2. В случае, если нам удастся сбить самолет, о своем успехе заявит УНИТА. И хотя это не было классической операцией малых групп, я был очень рад возможности поучиться. Я много слышал о совместных операциях с УНИТА, и стремился приобрести опыт, что называется, из первых рук.
Как только мы были готовы, нас на самолете C-130 с авиабазы Худспрюйт перебросили в Преторию, где под покровом темноты на два C-130 погрузили ракетные комплексы SA-9. Тактический штаб и все наше личное снаряжение отправились автомобильным транспортом. Вылет в оперативный район был запланирован на вторую половину дня, так что в Рунду, где располагался штаб 20-го сектора, мы должны были прибыть после наступления темноты. Установки SAM-9 были выгружены, и мы перевезли свое снаряжение в Форт Фут, где нам предстояло пробыть несколько дней до начала операции.
Форт Фут, оперативная база 1-го разведывательного полка в Рунду, располагался внутри периметра более крупной армейской базы. Рядом с Фортом располагался пункт управления начальника разведки, откуда координировались все совместные операции с УНИТА в Восточной Анголе. На следующее утро мы с Дидисом отправились туда, чтобы встретиться с нашим проводником из УНИТА, молодым капитаном, которого мы знали просто как Микки.
Экипажи SAM-9 использовали предоставленную возможность, чтобы провести заключительный контроль функционирования всех систем, захватывая почти каждый самолет, который заходил на посадку в Рунду. Первоначально это вызывало некоторый ужас и привело к нескольким аварийным случаям, поскольку летчики истребителей не были проинформированы, и испытали определенные неприятные ракетные страхи.
Наступило время выхода на операцию, и ночью мы переправились через реку Кубанго (Каванго) на понтоне УНИТА, переправив тяжелые машины БРДМ-2 по одной. Большинство операторов малой группы удобно устроились на камуфляжной сетке рядом с пусковой установкой машины, фактически привязав себя к ней, чтобы нас не сбросило ветвями. Так началось долгое и утомительное путешествие по песчаной автомобильной дороге от одной базы УНИТА до другой ...
Через два дня мы достигли нашей цели, — возвышенности с видом на пойму реки Гимбе. В ту же ночь Дидис развернул две ракетные установки прямо на открытом участке местности, примерно в 40 метрах от опушки деревьев. Мы срезали с деревьев ветви и замаскировали обе машины, пока они издали не стали напоминать отдельно стоящие заросли.
Уже на следующий день мы слышали, как пролетали «Антоновы», иногда прямо над нашими позициями. Рейсов было много, зачастую по пять-шесть в день. За следующие шесть недель мы зафиксировали более 140 полетов. Невероятно, но за весь этот период операторы ЗРК ни разу не смогли захватить самолет на сопровождение. Сезон дождей быстро приближался, дни стояли пасмурными, что делало невозможным для инфракрасных головок самонаведения ракет, реагирующих на тепло, захватить двигатели самолета.
... кто-то крикнул: «Антонов!», — обычное предупреждение для операторов ракетных установок о начале боевых действий. Большинство ребят собрались у окопа Дидиса, и все посмотрели вверх. Небо было ясным, не было видно ни облачка—в нем прямо к нам приближался Ан-12.
— Вот он, manne! — крикнул Дидис и побежал, чтобы встать между двумя ракетными установками. Я навел бинокль на приближавшийся самолет. Чтобы оказаться в пределах досягаемости SAM-9, его крылья должны были поместиться в 18 мм отрезок на прицельной сетке бинокля. Когда я уже хотел крикнуть об этом, послышался еще чей-то крик: «Он в пределах досягаемости!»
— Достань его! — приказал Дидис наводчику. Ракета в облаке дыма и пыли покинула пусковую установку, сорвав бoльшую часть маскировки с машины. Наши глаза были прикованы к дымному следу ракеты, которая, казалось, сбилась с курса, а затем, как показалось, взорвалась далеко позади самолета.
— Попадание! — крикнул наводчик, когда вылез из своей машины. — Попадание!
— Окей, — приказал Дидис, — снова замаскируйте свою машину и выдвигайтесь на свои позиции. Мы подождем и посмотрим, будет ли какая-нибудь реакция. Все это время я следил за самолетом в бинокль. Внезапно он начал отклоняться от курса, появился тонкий след дыма.
— Попал! — закричали одновременно все остальные. — Он падает!
Через десять-пятнадцать минут самолет исчез за линией деревьев, описав широкую петлю к северу. У него явно были проблемы. Затем, пока мы молча наблюдали, над деревьями появилось огромное облако дыма. Самолет потерпел крушение. Остаток этого очень долгого дня мы затаились, не высовываясь, выжидая и наблюдая, как МиГ-23 ведут свои тщательные поиски. Как только стемнело, мы собрали вещи и приготовили машины. Оставаться на этой позиции больше было нельзя.
В ту ночь мы проехали 20 км на юг и нашли подходящее место, на краю поймы, где снова развернули ракетные комплексы. С первыми лучами солнца SAM-9 были готовы и замаскированы, все окопались. В последующие дни, ожидая появления новой цели, я размышлял о нашем успехе. Мне было жаль тех, кто погиб в катастрофе. Убить врага в честном бою — это одно, но сейчас все было по-другому. У экипажа и пассажиров самолета не было никаких шансов. На самом деле, мы даже не знали, кто был на борту. Я обсудил эти мысли с Дидисом и нашел некоторое утешение в его реакции.
— Я даже не думаю об убитых, — ответил он. — Просто смотрю на общую картину. Была причина, почему нам поручили эту работу. Задание было выполнено успешно и цель достигнута. Вот и все. Живи своей жизнью. Дидис всегда был прагматиком.
Выяснилось, что на борту «Антонова» находился советский экипаж и одиннадцать старших советских советников. Радиоперехваты показали, что эти офицеры руководили операциями против УНИТА на Восточном фронте и возвращались из Менонге в Лубанго на отдых. Это стало серьезной неудачей для анголо-советско-кубинских военных усилий.
К середине 1980-х годов гражданская война в Анголе была в самом разгаре. Вооруженные силы Анголы (МПЛА) сосредоточили свои усилия на борьбе против УНИТА Жонаса Савимби в восточной части страны, в то время как Южно-Африканская Республика поддерживала это движение и снабжала его вооружением, снаряжением, боеприпасами и транспортными средствами. За кулисами всех этих событий американцы оказывали УНИТА значительную финансовую помощь, поскольку были все еще обеспокоены коммунистической угрозой, особенно в свете поддержки МПЛА со стороны СССР и Кубы. Обеспечение и снабжение наступления МПЛА на подразделения Савимби зависели от доставки огромного количества припасов и оборудования в порты Намиб и Лобито. Попав в Намиб, все эти грузы затем доставлялись железнодорожным транспортом во внутренние районы страны в город Лубанго, из которого на русских транспортных самолетах перебрасывались на передовой аэродром в Менонге.
По железнодорожной линии Намиб–Лубанго перевозилась значительная часть материально-технических средств как для ангольских сил, так и для их собратьев по СВАПО, что, разумеется, делало эту железную дорогу приоритетной целью для САДФ. Силы южноафриканского спецназа и в самом деле провели ряд операций, направленных на срыв доставок грузов, одной из которых была попытка уничтожить железнодорожный туннель в Омбии, а другая заключалась в разрушении дороги через перевал Серра-да-Леба в октябре 1979 года. Также было предпринято несколько неудачных попыток разрушить автомобильный мост в Ксангонго.
На протяжении двух лет две малые группы — Дидис и Невеш, а также Тим Кэллоу и Пол «Америго» Добе — неоднократно проводили операции на юго-западе Анголы, устанавливая мины вдоль железнодорожной магистрали и фактически блокируя движение по ней. В это же самое время компания EMLC проводила широкомасштабные исследования различных типов подрывных зарядов и способов детонации, которые позволяли бы эффективно пустить под откос поезд, разрушить двигатель и нанести достаточный ущерб железнодорожному полотну, чтобы его тяжело было восстановить.
Однако существовали определенные проблемы, которые нельзя было игнорировать. Ангольские подразделения ежедневно патрулировали железнодорожную линию, проверяя, нет ли на ней повреждений. Также разведка подтвердила, что перед тепловозами ставили пустой вагон, чтобы заряд подрывался до того, как над ним окажется двигатель тепловоза. Все поезда сопровождались вооруженной охраной, особенно хорошо охранялись водопропускные трубы и повороты на железнодорожном пути, поскольку такие места считались уязвимыми и рассматривались как потенциальные цели для диверсии.
Цель операция «Килларни» состояла в нанесении максимального ущерба железнодорожной линии. Кроме того, необходимо было на практике испытать последнее изобретение компании EMLC.
Специалисты из компании EMLC научили нас тонкостям работы с миной, носившей кодовое название «Кирка», и сделанной специально для уничтожения дизель-электрических поездов. Чтобы подрывной заряд не взрывался под пустым вагоном, который мог находиться перед поездом, мина имела специальную конструкцию, которая обеспечивала ее срабатывание только в тот момент, когда над ней проходил дизель-электрический локомотив. Взрыватель имел устройство временной задержки, которое можно было запрограммировать на «спящий режим» до трех месяцев, после чего оно взводилось и переводило мину в боевой режим в ожидании подхода поезда.
Устройство имело небольшую антенну, которая улавливала электромагнитное поле, генерируемое электродвигателем локомотива (дизельный двигатель в дизель-электрической установке в первую очередь вырабатывает энергию для электродвигателя, который приводит в движение поезд), таким образом приводя в действие взрыватель. Он также был оснащен устройством неизвлекаемости, которое срабатывало на любое нарушение нормального функционирования мины.
Взрывчатое вещество, используемое для подрыва поездов, имело кодовое название «Раствор» и состояло из смеси гексогена (RDX) с пентритом (PE4), в которую затем добавляли нитрометан для придания ему жидкого состояния. Для обеспечения зажигательных свойств в полученное взрывчатое вещество вводили алюминиевый порошок. Преимущество «Раствора», который мы переносили в плотно запечатанных полиэтиленовых пакетах, заключалось в том, что его можно было заливать в углубления, проделываемые в железнодорожной насыпи. Вещество затекало в свободное пространство и заполняло все полости внутри балластной отсыпки. Под воздействием воздуха «Раствор» в конечном итоге медленно затвердевал и превращался в твердое взрывчатое вещество. Весь подрывной заряд, «Кирка» и «Раствор» должны были устанавливаться так, чтобы пустить под откос весь поезд и нанести максимальный ущерб дизель-электрическому двигателю локомотива. В компании EMLC специально для наших операций были разработаны другие разнообразные устройства, некоторые для своего времени являлись чрезвычайно инновационными.
Для подрыва транспортных средств было разработано устройство под названием «Лопата», принцип работы которого был таким же, как у мины «Кирка», а заряд для него назывался «Гидра», — твердое взрывчатое вещество, которому можно было придать любую форму, даже вид слонових лепешек, разбросанных по дорожному покрытию! Другим взрывным устройством, с которым я близко познакомился, был «Румпель» — механизм, применяемый для разрушения самолетов, со специально разработанным зарядом, названным «Хаосом», созданным на основе пластичной взрывчатки типа «Торпекс», нанесенной на твердую алюминиевую пластину для обеспечения зажигательных свойств.
Чтобы получить представление о новой задаче, мы посетили сортировочные железнодорожные станции и изучили различные участки железнодорожного пути. Для нас было важно понять, какое воздействие на железную дорогу оказывают подрывные заряды, размещенные в разных местах. Для себя я узнал, что из-за своего огромного веса поезд не может быть пущен под откос простым взрывом под брюхом локомотива или вагона, — для этого необходимо разрушить сам рельс, и при этом нужно принимать во внимание такие факторы, как кривая железнодорожной линии, скорость поезда и высота путей над уровнем земли.
К тому времени мы изобрели новый способ подготовки участка железнодорожного пути к взрыву и установки мин: Дидис и Невеш разработали небольшую палатку, которую можно было собрать и установить над путями в течение нескольких секунд. Она имела боковые клапаны на «липучках» и была полностью светонепроницаемой. Разведчик, работавший внутри палатки, должен был использовать мощный фонарь, что позволяло ему быстро и эффективно устанавливать мины и проверять маскировку места установки после того, как только углубление между рельсами будет заполнено взрывчатым веществом и засыпано.
Одна из проблем заключалась в том, что верхний слой путевого балласта из-за воздействия на него разнообразных факторов природной среды и технических элементов поездов имел другой цвет и текстуру по сравнению с нижележащим щебнем. Поэтому оператор должен был снять верхний слой и откладывать эти камни в сторону, чтобы снова закрыть ими углубление после окончания установки мины.
Ранее при замене балластной отсыпки спецназовцы использовали очки ночного видения, однако неестественное зеленоватое изображение, создаваемое очками, часто приводило к тому, что на поверхности насыпи оставались места, имевшие заметную разницу в цвете. Работа с белым светом снижала риск плохой маскировки, и это, безусловно, повышало уверенность оператора при установке и взведении взрывного устройства.
В Оконгвати, в уединенном месте под деревьями вдали от вертолетов, пока экипажи дозаправлялись, мы переоделись в нашу боевую униформу, и надели снаряжение — в основном оливково-зеленое с элементами униформы ФАПЛА. Пока мы ожидали вечерних сумерек, «Оом» Сарел облачился в свою сутану Объединенной церкви Завоевателя, прочитал отрывок из Библии и дал нам короткое ободряющее напутствие, прежде чем причастить группы. Это был уникальный обычай малых групп спецназа, который не только поднимал наш боевой дух, но и укреплял связь между нами.
Каждая группа должна была установить по три заряда на расстоянии пяти километров друг от друга. Все заряды должны были сработать в течение 30 минут после взведения, однако устанавливались с разным временем задержки с тем, чтобы они «ожили» в различное время на протяжении следующих шести недель, в готовности сработать под первым же дизель-электрическим поездом, который над ними пройдет.
Высадка прошла без каких-либо сбоев. Пока вторая «Пума» кружила над окрестностями, мы с Виком быстро выгрузили рюкзаки, мешки с водой и ящики с запасами для тайника. Затем мы вели наблюдение, пока тот же порядок действий выполнял второй борт. Как только вертолеты ушли, мы заняли оборонительную позицию вокруг площадки высадки и стали ждать, внимательно прислушиваясь к любым звукам, которые могли бы свидетельствовать о присутствии врага или местного населения. Для меня это всегда было наихудшей частью любого боевого развертывания.
Мы с Виком должны были выйти в район к западу от Каракуло, а Невеш и Да Коста уходили на 20 км дальше на восток. Я не ожидал, что переход окажется таким утомительным, как это было в ту первую ночь. Мой рюкзак весил более 85 кг, что было больше моего собственного веса, и мне потребовались значительные усилия, чтобы взвалить его на спину и встать.
...
Кроме того, я взял на себя обязанность вести ориентирование, что и продолжал делать во время последующих операций, поскольку это был навык, который мне нравилось практиковать и который, как я полагал, отточил до высокого уровня совершенства ...
На протяжении следующих нескольких месяцев мы получили три сообщения от разведки в штабе войск спецназа о дизель-электрических поездах, подорвавшихся на зарядах на линии между Намибом и Лубанго. Железнодорожное движение прекратилось, поскольку машинисты поездов начали отказываться ехать на том участке. Несмотря на все усилия ФАПЛА, направленные на обнаружение и уничтожение мин, заряды продолжали взрываться один за другим, всегда нацеливаясь на саму дизель-электрическую установку.
В качестве основного оружия у меня был венгерский автомат AMD-65, — модифицированная версия русского автомата АКМ, в то время как Вик было вооружен бесшумным оружием, MP5 SD. В малых разведгруппах спецназа стало типовой практикой в качестве основного вооружения иметь обычное (без глушителя) огнестрельное оружие и оружие с глушителем. В качестве дополнительного оружия каждый оператор брал пистолет по своему выбору.
К 1986 году АНК вел свою революционную войну против правительства Южной Африки на всех фронтах: политическом, через свою кампанию по завоеванию «умов и сердец» местного населения; и военном, через свое вооруженное крыло «Умконто ве Сизве» («Копье нации», MK). Эта группировка предприняла ряд вторжений в Северный Трансвааль (ныне провинция Лимпопо), в то время как на ряд особо важных объектов внутри страны были совершены спорадические нападения, например, такие как взрыв бомбы на Чёрч-Стрит в Претории 20-го мая 1983 года и нападение на бар «Magoo» в Дурбане 14-го июня 1986 года. В ответ на эти действия правительство Национальной партии разработало план контрреволюционной войны, которая осуществлялась на основе тесного сотрудничества между правительственными органами и Силами обороны. Кроме того, военным была поставлена задача наносить упреждающие удары по объектам МК в так называемых прифронтовых государствах. Это были выборочные точечные налеты, направленные на уничтожение структур АНК и на воспрепятствование соседним странам укрывать членов освободительных движений.
В мае 1986 года Силам обороны было приказано нанести удары по объектам АНК в городах Хараре, Габороне и Лусака. Все три операции должны были проводиться одновременно, поэтому все действия должны были быть тщательно скоординированы между собой по месту и времени. В то время, как операция в Лусаке должна была представлять из себя авиаудар южноафриканских ВВС, налеты в Ботсване и Зимбабве должны были проводиться силами специального назначения. Из-за географического положения Хараре и особенностей обеих намеченных целей в городе, проникновение к объектам должно было носить тайный характер. Рейд в Габороне должен был осуществляться с помощью вертолётов, вылетавших с территории Южной Африки. День «Д» определялся операцией в Хараре, поскольку она была самой сложной из всех трех и требовала комплексного планирования.
Руководителем операции «Хвостовая часть» — налета на два объекта АНК в Хараре — был назначен Дидис. Разведгруппы состояли как из операторов малых групп спецназа, так и разведчиков из 53-й разведроты. Первой целью, назначенной Джо-Джо, Вику и третьему оператору, являлись офисы АНК, находившиеся на втором этаже офисного здания на Ангва-стрит в самом центре Хараре. Я входил в группу под командованием Билла Пелсера, очень опытного оператора из 53-й роты.
Нашей целью была резиденция 29 Eves Crescent, расположенная в одном из пригородов Хараре, которая использовалась в качестве транзитного пункта для сотрудников АНК, направлявшихся в Южную Африку и обратно. И хотя с тактической точки зрения эти цели были незначительными, их уничтожение послужило бы сигналом для АНК и их покровителей, что правительство Южной Африки может добраться до борцов за свободу, где бы они ни находились.
Билл довел до нас уточненную обстановку: хотя он и не увидел противника, дом был обнесен высокой стеной, а ворота заперты на висячий замок. Передний двор был ярко освещен, и в нем находились две большие собаки. Джо-Джо доложил своей группе, что, хотя офисное здание и казалось тихим, улица перед ним гудела от людей из нескольких отелей и баров, находившихся в этом районе. В 21:00 Дидис и доктор всей группы отбыли, чтобы занять свой командный пункт руководства операцией на «Акре героев». Сразу после полуночи группы на арендованных машинах начали выдвигаться к своим объектам.
Проникновение прошло гладко. Мы остановились у ворот дома 29 Eves Crescent и с помощью короткой алюминиевой лестницы перепрыгнули через стену. Я сразу же обошел дом с правой стороны, в то время как Билл со штурмовой подгруппой занялись основным зданием.
Чтобы обеспечить быстрый отход, одному оператору было поручено взломать замок на воротах сразу же, как только мы окажемся внутри, а две собаки увидели в этом идеальную возможность отказаться от борьбы с нами и убежать вниз по улице. Сбоку от дома я натолкнулся на неожиданное препятствие — самодельный забор, преграждавшим нам вход.
Потребовались усилия двоих из нас, чтобы повалить его, и мы буквально ввалились на объект. Я вскочил и занялся дворовыми постройками, бросив шумовую гранату в помещение и смежную с ним ванную комнату, но затем мой MP5 после первого же выстрела заклинило. Я передернул затвор и снова нажал на спуск, но снова возникла задержка. Пришлось быстро опустился на колено, сменить магазин, передернуть затвор и теперь уже выстрелить в запыленные комнаты. К этому времени все включили на оружии белый свет (для этой цели под стволом бы установлен мощный фонарь), как это было отработано на случай первого столкновения с противником. Я осветил фонариком помещение и ванную комнату и понял, что они пусты, если не считать стопок брошюр АНК, разложенных на столе.
Тем временем Билл и остальные бойцы основной штурмовой подгруппы последовали за нами и вошли в дом через заднюю дверь, обнаружив, что передняя дверь слишком надежно заперта, чтобы через нее можно было быстро войти. Подгруппа столкнулась с незначительным сопротивлением внутри, поскольку там, как выяснилось, был лишь один человек, охранявший это место. Дом был зачищен в считанные секунды, и груды документов и агитационных материалов были поспешно сброшены в полиэтиленовые пакеты. Билл приказал установить 4-килограммовые заряды в доме и дворовых постройках, и по его команде мы установили взрыватели.
Не прошло и двух минут, как атака была завершена, а заряды установлены, все покинули дом и расселись по машинам. Мы отъехали всего на два квартала от здания, когда взорвались заряды. Мимо нас дважды проехали полицейские машины, мелькнувшие в противоположном направлении, но мы благополучно добрались до пункта сбора и стали ожидать прибытия Дидиса и Джо-Джо.
Подгруппа на объекте, расположенном на Ангва-стрит, обнаружила, что улица так же оживлена, как и в начале этой ночи. Когда они остановили свой микроавтобус (один из наших арендованных автомобилей) на стоянке перед зданием, охранник, вооруженный палкой, приказал им уезжать, очевидно, потому, что парковка была зарезервирована для полицейских машин.
Товарищи Джо-Джо приставили лестницу и придержали ее, пока он быстро поднимался на второй этаж. Защита от взлома представляла собой незначительное препятствие, но Джо-Джо сумел протащить заряды внутрь и взвести взрывные устройства через окно. Работа была проделана менее чем за минуту, и подгруппа благополучно ушла. Лестница была оставлена у здания и на следующий день была выставлена на обозрение мировых СМИ. Все группы благополучно добрались до пункта сбора, и мы колонной отправились к месту эвакуации, располагавшемся в национальном парке Нгези, к югу от Хараре.
В нескольких километрах от города сзади нас догнала машина. Водитель, белый человек, осмотрел нас, когда проезжал мимо, затем помчался вперед и сделал разворот на дороге, снова встретив нас на обратном пути в Хараре. Нам показалось это любопытным, но в дальнейшем мы не встретили никаких иных препятствий на своем пути. Дважды мы останавливались, чтобы посыпать дорогу кальтропами — многозубчатыми металлическими «шипами», которые прокалывали шины автомобиля и задерживали погоню.
В районе нашего пункта сбора стоял густой туман, и мы опасались, что вертолеты не смогут обнаружить наши строб-сигналы или совершить безопасную посадку. Выгрузив наше снаряжение из машин, мы подготовили посадочную площадку, в то время как водители ликвидировали в транспортных средствах все отпечатки пальцев.
Наконец, с первыми лучами солнца мы услышали, как ведущий пилот вызывает нас по радио, и вскоре мы услышали шум винтов. Туман немного рассеялся, и вертолеты смогли приземлиться и эвакуировать нас. Автомобили были оставлены в Нгези, но в офис компании «Avis» в Хараре был сделан телефонный звонок, чтобы сердечно поблагодарить их и сообщить им, где они могут найти свои автомобили.
Хотя три операции, проведенные одновременно в Хараре, Габороне и Лусаке, оказали незначительное военное воздействие, политические последствия были огромны. Южная Африка вновь подверглась критике со стороны западных держав и африканских стран за свою политику апартеида, и «вопиющие акты войны» против соседей. Влияние, которое эти рейды оказали на АНК, невозможно было оценить, хотя я полагаю, что они стали убедительной демонстрацией того, что южноафриканские Силы обороны способны нанести удар по своим врагам везде, где бы они ни скрывались.
Двадцать пятого октября 1986 года весь личный состав 5-го разведывательного полка спецназа собрался в Ошивело, — тренировочном полигоне, примыкающем к северной оконечности национального парка Этоша, и располагавшемся как раз за так называемой «красной линией», отделяющей сельскохозяйственные угодья на юге от оперативного района боевых действий на севере. Разведчики собрались вместе, чтобы спланировать и отработать проведение операции «Колизей» — атаку полевой базы, расположенной далеко в глубине территории Анголы, на которой располагался штаб Восточного фронта СВАПО. Разведгруппа специального назначения в составе двух человек — меня и Жозе да Косты — должна была быть выведена за неделю до нападения, чтобы обнаружить базу, доразведать ее и навести на нее основные атакующие силы.
Штаб Восточного фронта противника представлял собой типичную партизанскую базу численностью примерно от 270 до 350 человек, в зависимости от расположения и действий его отрядов. Оборона лагеря состояла из двух 82-мм минометов, трех 60-мм минометов, трех 12,7-мм зенитных пулеметов ДШК, которые можно было применять по наземным целям, и нескольких зенитных ракет SA-7, запускаемых с плеча.
Посты охранения были развернуты в четырех километрах к востоку и югу от базы. Из радиоперехватов, радиопеленгования и из допросов пленных бойцов СВАПО было установлено, что база располагалась рядом с рекой, протекающей в южном направлении, и с востока на запад через базу проходила автомобильная дорога. Однако разведывательная группа должна была точно определить местоположение лагеря, и уже исходя из этого выбрать исходный пункт формирования атакующей колонны, определить направление атаки и назначить позиции для минометного взвода, а также для групп блокирования
К вечеру третьих суток возникла уверенность, что мы близки к цели. Были обнаружены свежие следы, все они вели к предполагаемому месту расположения вражеского лагеря, и время от времени до нас доносился отчетливый треск выстрелов из автоматов Калашникова. В ту ночь мы продолжали двигаться на северо-восток по азимуту, минуя район, который, как мы теперь знали, являлся «горячим местом». Ранним вечером мы впервые услышали звук передвигавшегося транспорта. Я взял на него азимут и отметил его на карте.
В операции был отработан способ поэтапного обнаружения вражеской базы в буше — сначала путем непрерывной засечки источников звука (при этом приближаясь к подозрительному району под углом и проходя его на расстоянии трех-четырех километров), а затем выстраивая общую картину по визуальным признакам и, наконец, по результатам непосредственной разведки вблизи. Позже мы с Да Костой тщательно проанализировали последовательность событий и свои действия, и составили на их основе наставление по проведению специализированных разведывательных мероприятий подобного рода.
К концу 1986 года уже несколько месяцев обсуждалась идея уничтожения истребителей МиГ-21 и МиГ-23 ФАПЛА на взлетно-посадочных полосах авиабаз в Менонге и Лубанго. Дидис был уверен, что сумеет убедить наших боссов отправить для выполнения этого задания малую группу спецназа, поскольку проникнуть ни на один из этих объектов боевому патрулю было практически невозможно, — оба аэродрома были исключительно хорошо защищены, вокруг них на километры простирались открытые возделываемые земли, а в окрестностях располагались многочисленные гарнизоны ФАПЛА, СВАПО и кубинских войск.
На тот момент МиГи обеспечили для ФАПЛА превосходство в воздухе на юге Анголы. У них было преимущество в подлетном времени, и времени нахождения над целью, поскольку им необходимо было пролететь до зоны боевых действий всего 60-80 км, в то время как южноафриканские «Миражи F1» и «Буканиры» должны были вылетать из Хрутфонтейна, и к тому времени, когда они достигали своих целей, у них оставалось топлива всего на десять минут нахождения в районе. Так как их возможности были слишком ограничены, они редко участвовали в воздушных боях. Реактивные самолеты «Импала», работавшие из оперативных аэродромов в Ондангве и Рунду, не обладали ни дальностью полета, ни вооружением, чтобы бороться с МиГами на равных.
Операцию утвердили, но нам еще предстояло представить окончательный план и получить полномочия на поддержку с воздуха. Для этого требовались определенные силы убеждения, так как в случае, если бы южноафриканский солдат был пойман за установкой подрывного заряда на самолет ФАПЛА, это было бы расценено как акт саботажа и нарушение международных конвенций
Подрывные заряды для нас были специально подготовлены компанией EMLC и представляли собой прессованную взрывчатку «Торпекс» с наполнением из алюминиевого порошка в качестве зажигательного состава и взрывателем с задержкой взрывания под кодовым названием «Румпель», который, прежде чем сработать, обеспечивал нам достаточно времени, чтобы выйти из этого района. «Румпель» также имел датчик освещенности, а также мощное устройство неизвлекаемости. Комплект каждого устройства дополнялся пробиркой с двумя химическими веществами. При сжатии химические вещества смешивались и образовывали быстросохнущий, крепкий эпоксидный клей — так называемый клей Вернона Джойнта, названый так по имени своего гениального изобретателя.
Для переноски взрывчатки к цели, мы сконструировали специальный ранец, в котором располагались отсеки для девяти зарядов, каждый из которых можно было достать, не снимая ранца — за исключением одного, находившегося в центре, и до которого было нелегко дотянуться рукой. В этот отсек мы уложили свой пищевой рацион на один день и аварийный комплект выживания.
Еще одним проблемным вопросом являлась вода. Чтобы оставаться ловким и гибким во время подкрадывания, мы предпочитали не носить бутылки с водой в боковых карманах рюкзака, а крепить бурдюк, наполненный водой, по центру. У бурдюка было еще одно дополнительное преимущество, — в нем вода не издавала звуков во время передвижения, как это происходило в наполовину заполненной бутылке.
Мы попросили персонал ВВС оказать нам всю необходимую поддержку, и поэтому один из укрепленных ангаров был оставлен открытым, в то время как четыре «Миража» были установлены снаружи. Эскадрилья охраны авиабазы на выходные дни была приведена в боевую готовность, — военнослужащих предупредили, что на вверенном им объекте спецназовцы будут проводить учения, поэтому они были готовы пойти на все, чтобы нас обнаружить.
Группа из трех человек пересекла ограждение по периметру незамеченной. Мы пролежали внутри базы целый день, а затем надели овчинные поножи и проникли на стоянку с твердым покрытием, где находились «Миражи». Ночь была темная, как смоль, и мы обнаружили, что можем следовать за «противником» — нашими собственными коллегами по малым группам спецназ и некоторыми сотрудниками контрразведки из штаба в Претории, охранявших самолеты, — в пределах нескольких метров, прежде чем они могли нас обнаружить. Мы упражнялись в подкрадывании, оттачивая положение тела и подгоняя снаряжение, пока, наконец, ранним утром мы с Дидисом не смогли подкрасться к часовому на расстояние вытянутой руки.
Итоговые учения в Худспрюйте породили еще одно гениальное изобретение: подвеску, которую мы сконструировали для очков ночного видения. Обычный шейный ремень не годился, когда приходилось ползти или карабкаться. Новый ременная система состояла из шейного ремня с добавлением эластичной ленты вокруг тела, которая прижимала очки плотно к груди. Таким образом, оператор мог работать обеими руками, не беспокоясь о том, что очки ночного видения будут свободно болтаться. Когда он хотел воспользоваться ночным видением, ему просто нужно было оттянуть очки от груди, тогда как резиновая лента возвращала их в прежнее положение, как только он их отпускал. Кроме того, чтобы убрать зеленоватое свечение от очков, отражающееся на лице, каждый окуляр был обернут куском ткани.
На любые успехи в ходе нее должна будет претендовать УНИТА, а в случае демаскировки операции или ее провала, правительство Южной Африки будет отрицать свою причастность к ней. При подготовке к этой операции, в план действий на случай нештатных ситуаций и чрезвычайных обстоятельств был введен новый элемент. Отныне каждый оператор самостоятельно разрабатывал свой личный план действий на случай непредвиденных обстоятельств, получивший название «Захваченная информация», в котором указывал все действия, которые будет выполнять в случае, если его захватят в плен и ему удастся выжить.
Содержание плана заучивалось наизусть, а документ перед началом операции передавался на хранение руководителю тактического штаба. У каждого оператора был свой секретный код — ненавязчивые сигналы рукой, мимика или моргание глаз определенным образом, — с помощью которого он должен был общаться, если его схватят и покажут по телевидению. Также должны были быть изучены и подробно описаны все возможные способы связи со своими силами, а также способы получения сообщений через представителя Красного Креста, члена семьи, находящегося в гостях, или адвоката.
Мы подошли к бетонированной площадке перед главным зданием аэровокзала. Поскольку от зданий исходил слабый свет, я мог довольно ясно видеть в очках ночного видения. Реактивных самолетов не было. Единственными двумя самолетами, которые удалось заметить, были небольшие поршневые самолеты и транспортный вертолет Ми-17, и больше ничего.
Мы были опустошены, понимая, что все наши усилия оказались тщетными — наша операция будет неудачной. Подойдя к транспортному средству, стоявшему на летном поле, мы увидели, что оно неисправно. Когда я тихонько предложил Дидису установить взрывные устройства на два самолета, он только махнул рукой: в тот момент было бесполезно продолжать игру. Все, что требовалось сделать, — это тихо уйти и переосмыслить все произошедшее.
Вскоре после этого мы получили подтверждение по разведывательным каналам, что ФАПЛА каждый день эвакуирует истребители из Менонге в Уамбо, который находился гораздо дальше от границы и считавшийся поэтому более безопасным. Это была превосходная разведывательная информация, новейшая и точная, но, к сожалению, опоздавшая на три недели.
После того, как в 1960 году Африканский Национальный Конгресс (АНК) был запрещен правительством Национальной партии, многие его лидеры оказались в изгнании. Организация открыла представительства в ряде африканских стран, включая Замбию, Танзанию, Анголу, Ботсвану, Уганду и Зимбабве. Вооруженное крыло АНК, «Умконто ве Сизве», также создало в прифронтовых государствах ряд офисов и учебных лагерей, откуда были начаты повстанческие операции в Южной Африке.
В 1980-х годах АНК поднял вооруженную борьбу против режима апартеида на новый уровень, увеличив число нападений на гражданские объекты и решительно пытаясь дестабилизировать обстановку в городах. В 1985 году правительство Национальной партии ЮАР ввело первое чрезвычайное положение и для противодействия АНК начало применять различные меры, некоторые из которых оказались весьма противоречивыми
... нам поставили задачу: провести рейд в Танзании с целью уничтожения всей верхушки АНК. Операция уже была одобрена на самом высоком уровне, и подготовка к ней должна была начаться немедленно. Нашей основной целью был Колледж свободы им. Соломона Малангу (SOMAFCO), расположенный в Мазимбу, недалеко от города Морогоро в центральной Танзании, где должно было состояться специальное заседание Национального исполнительного комитета АНК. В конференции должны были принять участие все видные лидеры, включая Оливера Тамбо, тогдашнего президента АНК, Табо Мбеки, Джейкоба Зуму и Криса Хани.
Наша задача состояла в том, чтобы проникнуть в здание SOMAFCO и установить подрывные заряды в конференц-зале Гектора Питерсона, главном месте проведения мероприятия. План был довольно сложный, но вполне реализуемым. Группа должна была быть переброшена в Международный аэропорт Малави Блантайр, а оттуда — в Национальный парк Ньика на северо-востоке страны. В лагере Челинда, расположенном на территории заповедника, должна была быть создана секретная база для окончательной подготовки к проведению операции и планирования эвакуации.
После обширных мозговых штурмов между группой и экспертами-взрывотехниками из компании EMLC было разработано гениальное устройство. Подрывные заряды были установлены на задней стороне шести больших закрытых фотографий Нельсона Манделы, Гована Мбеки и других высокопоставленных лидеров АНК. Фотографии, полученные с помощью спецслужб, были старыми и зернистыми, но они выглядели достаточно достоверными, чтобы пройти случайный беглый осмотр.
Фотографии были приклеены к формованной рамке из листовой взрывчатки со слоем шариков от подшипников спереди, что превращало невинно выглядящие плакаты в смертоносные мины направленного действия типа «Клеймор». В зазоре в задней части зарядов устанавливался взрыватель с задержкой срабатывания.
Наша задача состояла в том, чтобы взвести взрыватели и прикрепить смертоносные плакаты на внутренние стены конференц-зала. Они взорвутся на следующий день, когда большинство участников конференции соберутся в зале. Тренировки проходили в Претории и ее окрестностях.
Каждый из нас должен был запомнить свою легенду и получил паспорт на другую фамилию. Я решил стать экспертом по окружающей среде из Великобритании, который работал егерем в парках Танзании, в то время как Дидис стал фотографом дикой природы, а Франс — туристом. Конечно, тщательной проверки эти легенды не выдержали бы, но, по крайней мере, позволили бы выиграть нам время в чрезвычайной ситуации. Как часть нашего прикрытия, было решено носить гражданскую одежду в оттенках хаки и темно-серого, что также должно было помочь с маскировкой во время окончательного проникновения на объект.
Наконец, после четырех недель интенсивной подготовки, мы отбыли в Малави. Пилот летел на «Сессне» в Блантайр, а оттуда на плато Ньика, в то время как операторы совершали различные коммерческие рейсы и встречались с агентом управления военной разведки в отеле в Блантайре. Были организованы транспортные средства для перевозки всех желающих в Национальный парк Ньика. К тому времени, когда мы прибыли, Ханнес Фентер и Дейв Скейлс уже организовали наш секретный маленький пост в лесу. Для рейнджеров и персонала национального парка мы были кучкой бизнесменов, вырвавшихся на африканское сафари. Нашу ВЧ-радиоантенну можно было объяснить тем, что Дейв был радиолюбителем, общающимся с нашими деловыми партнерами в других частях мира.
В нацпарке мы провели несколько неторопливых дней, внося окончательные коррективы в план и прорабатывая свои действия на случай чрезвычайных обстоятельств с Ханнесом, Дейвом и летчиком. Затем наступил холодный и туманный день «Д», и мы надели свое снаряжение. Дверь «Сессны» была снята, сиденья вынесены, парашюты приготовлены, и четверо пассажиров поднялись на борт — Дидис, Франс, я и доктор. Мне еще никогда не было так жарко и так холодно одновременно, как в ту ночь. Пилот летел на высоте 15000 футов, и в открытую дверь врывался ледяной ветер, но я был прижат к борту самолета и лежал поверх системы отопления, которая во время полета была включена на полную мощность. Спереди я замерзал, а сзади поджаривался, у меня на боках буквально оставались полосы горелой плоти!
Примерно в 10 км от площадки выброски летчик спустился на высоту 3 000 футов, пытаясь обнаружить строб-сигнал агента. Но площадка располагалась в кратере Морогоро и была окружена горами, что делало спуск до высоты 800 футов, на которой нам предстояло выйти, крайне опасным. Покружив над районом минут двадцать, пилот решил отступить. Увязнув в парашютах и снаряжении, находившихся в задней части самолета, мы не могли связаться с ним и поэтому понятия не имели, что происходит.
Летчик не смог установить связь с агентом, а также не смог отличить стробоскоп от многочисленных огней внизу в долине. Он изучил все запасные точки встречи и сигналы и пришел к выводу, что «Ангел» не смог добраться до цели, поэтому решил не выбрасывать группу на необозначенную площадку и прервал выполнение операции. Теперь перед нами встала еще одна проблема.
На обратном пути надвинулся туман, полностью покрыв все плато Ньика и делая невозможной посадку. Посовещавшись с Ханнесом, пилот решил уйти на Лилонгве в надежде, что туман позволит нам приземлиться там. Конечно, поскольку план полета не был составлен, то как только мы приземлимся, возникнут вопросы. Парашюты все еще находились в самолете, и дверь была снята. Момент требовал быстрых решений. На подходе к международному аэропорту Лилонгве в 02:00 того же утра, пилот сообщил башне управления полетами, что у нас возникла чрезвычайная ситуация на борту и самолет вынужден идти на посадку.
Мы благополучно приземлились, и летчик вырулил в дальний конец взлетной полосы, дав возможность трем операторам выпрыгнуть со всем своим снаряжением и скрыться в тени в конце аэродрома. Мы перелезли через ограждение и встретились с нашим агентом на дороге, примыкающей к аэропорту. Пилот и доктор пережили трудные времена, объясняя свое позднее ночное прибытие, но к счастью, самолет не обыскивали, скорее всего, потому, что на дежурстве не было достаточно персонала.
Позже выяснилось, что «Ангел» действительно находился на земле. Он включил стробоскоп и слышал самолет, но не смог связаться с пилотом. Урок, который я извлек из операции «Ангел», заключался в том, что сотрудничество и взаимодействие с агентами должно проверяться и отрабатываться с тем же уровнем детализации, что и отработка наших собственных действий в нештатных ситуациях и в непредвиденных обстоятельствах, и что выполнение боевой задачи никогда не должно зависеть от действий кого-то вне нашего круга профессиональных операторов.
Оглядываясь сегодня на то предприятие, я испытываю облегчение оттого, что операцию пришлось прервать. Если бы те лидеры АНК были убиты, это имело бы серьезные последствия для Южной Африки и, скорее всего, даже сорвало бы переговоры о мирном урегулировании ...
Операция предстояла нелегкая. В то время Лубанго считался самым защищенным аэродромом в Анголе. Советские радиолокационные и противовоздушные системы могли обнаружить любой приближающийся самолет на расстоянии до 80 км, в зависимости от высоты полета. Просто приблизиться к нему было сложной задачей, не говоря уже о том, чтобы прорваться через окружающие его позиции кубинцев, ФАПЛА и СВАПО. Для проникновения потребуется тщательное планирование и точное ориентирование на местности, а также исключительный уровень мастерства и решимости. На выполнение задачи уйдет не менее трех-четырех недель.
Мы должны были высадиться с вертолетов в горах к юго-западу от нашей цели, а затем выдвигаться пешим порядком к Лубанго по маршруту, проходящему через самые высокие хребты. Да Коста останется на возвышенности к юго-западу от города, чтобы поддерживать связь или запустить порядок действий на случай нештатных ситуаций или чрезвычайных обстоятельств, если это будет необходимо, а мы с Дидисом должны были проникнуть на аэродром. Оказавшись на стоянке самолетов, мы должны будем разделиться, чтобы каждый работал над двумя рядами МиГов.
Разведданные, представленные нам в Претории, описывали все в мельчайших подробностях. Позиции и дислокацию частей ФАПЛА, кубинцев и СВАПО были тщательно прорисованы. С помощью дешифраторов аэрофотоснимков мы «облетели» каждый дюйм маршрута проникновения к объекту, используя причудливые стереоскопы. Были определены основная посадочная площадка и несколько запасных для спуска с вертолетов по тросовым системам.
Место высадки мы выбрали в 60 км к югу от аэродрома Лубанго. Группа должна была высадиться, спустившись с вертолетов на тросовых системах на самый высокий горный хребет, где мы должны были оборудовать тайник, а затем остаться наблюдать за этим районом в течение двух дней. Вертолеты должны были сопровождаться истребителями. Из-за большого расстояния и опасности полетов в этот район, где противник имел превосходство в воздухе, истребителям также была поставлена задача на работу в качестве радиоретрансляторов на случай сбоя связи или любой другой нештатной ситуации. В случае введения в действие плана действий на случай нештатных ситуаций, в крайнем известном месте нахождения нашей разведгруппы, должна была высадиться резервная группа, состоящая из бойцов 51-й разведывательной роты спецназа.
На этапе высадки и выдвижения к объекту операции мы должны были нести обычный рюкзак малых групп, а затем в ночь проникновения на объект поменять его на специальный рюкзак, созданный для подрывных зарядов. Во время заключительной проверки все наше снаряжение и оборудование было еще раз тщательно проверено и изучено на предмет отсутствия прослеживаемости — ни одна единица снаряжения не должна была быть связана с Южной Африкой. Затем каждый спецназовец передал документ с информацией на случай захвата в плен «Оом» Буту на хранение, а его содержимое надежно сохранялось в памяти.
Наш выбор оружия был, как всегда, тщательно спланирован: я должен был взять с собой свой надежный венгерский AMD и пистолет с глушителем, у Дидиса были бесшумный пистолет-пулемет BXP и пистолет (без глушителя), а Жозе да Коста брал обычный АКМ (модернизированный вариант автомата АК-47) и пистолет Токарева советского производства. Поскольку я шел в головном дозоре, и выполнял ориентирование на маршруте, то мне нужно было быть вооруженным оружием без глушителя — чтобы иметь преимущество на случай внезапной встречи с противником.
Мы знали по опыту, что оружие с глушителем не заставляет врага пригибать свою голову, вероятно потому, что он не понимает, что в него стреляют.
Еще до рассвета мы оказались на вершине горы, откуда открывался вид на Лубанго, где мы планировали провести три дня, наблюдая за окрестностями и выстраивая картину самого объекта, распорядок дня на нем, лучший маршрут проникновения в него и пути отхода. Но нас ждал неожиданный и неприятный сюрприз: вся гора была очищена от подлеска, что не оставляло нам никакого укрытия. Мы также обнаружили еще теплые формы, использовавшиеся местным населением для изготовления древесного угля. Чего мы не смогли понять из аэрофотоснимков, так это того, что подлесок был вырублен ради снабжения дымящихся угольных печей.
Было принято решение перенести срок выхода на объект, чтобы выиграть несколько дополнительных часов. К 16:00 мы с Дидисом начали готовить свои рюкзаки для проникновения — снарядили заряды и переложили их в индивидуальные подсумки, в центральном отделении рюкзака у каждого из нас был бурдюк с водой и аварийный комплект, вместе с клеем «Вернон Джойнт», чтобы приклеивать заряды к фюзеляжам самолетов. Затем мы надели свое снаряжение: обычная разгрузка с пистолетом, необходимым снаряжением для выживания и аварийным комплектом, радиомаяки «Tacbe-499», фонари со стробоскопами и инфракрасным светом, наколенники и налокотники из овчины, и очки ночного видения на груди. Я довершил картину с африканским париком в качестве головного убора, привязанного к своей рубашке. Еще до рассвета мы спрятали рюкзаки в бамбуковых зарослях и направились к склону горы, на который поднялись утром.
Продвигались мы быстро и к 20:00 добрались до железнодорожной линии, а затем пошли вдоль автомобильной дороги, проходившей рядом. Однажды мимо нас прошла группа солдат, но Дидис обменялся с ними несколькими короткими приветствиями, и они даже не потрудились остановиться, очевидно спеша добраться до места своего назначения.
К 23.30 мы добрались до забора, окружавшего объект по периметру, и решили немного остановиться и послушать. Но как только мы устроились, мимо нас по дороге, идущей с внутренней стороны забора, прошел патруль из шести охранников. Они шли тихо, не разговаривая, и скорее всего, обнаружили бы нас, если бы мы начали резать проволоку раньше. Дав им несколько минут на то, чтобы исчезнуть, мы решили преодолеть забор до того, как появится следующий патруль. Во время своей подготовки к операции, мы отрабатывали способ проникновения, при котором Дидис держал проволоку руками в перчатках, пока я ее резал. Это позволяло избежать разрыва натянутой проволоки со звоном, который (как мы знали из предыдущего опыта) мог бы всполошить всю Южную Анголу. Однако вскоре мы обнаружили, что проволока на заборе совсем не натянута и что я могу перерезать ее в одиночку, прикрыв место резки тканью, припасенной именно для этой цели.
К 00:30 проход был готов, и мы прошли через него как можно тише и быстрее, стараясь не оставлять следов на земле. Освободившийся кусок забора я поставил обратно и привязал его в исходном положении. В темноте он будет казаться нетронутым ...
К часу ночи мы добрались до бетонированной площадки, не встретив ни единого охранника. Через ПНВ мы смогли разглядеть МиГ-21, стоявший на летном поле на фоне горизонта всего в 30 метрах от нас, и темные очертания другого самолета чуть дальше. Присев на корточки в низкорослых кустах, окаймлявших летное поле, мы тихо обсудили свой выход на стоянку самолетов, а также маршрут эвакуации и место встречи на случай непредвиденных ситуаций, которым должна была быть дыра в заборе, через которую мы проникли. Я должен был заминировать первый самолет, а потом мы вдвоем должны были пройти вдоль ряда истребителей, стоявших вдоль взлетной полосы.
В десяти метрах от самолета я остановился, чтобы посмотреть в очки ночного видения. Вокруг, как мы и надеялись, растеклась абсолютная темнота, но это также означало, что я не мог ничего разглядеть под фюзеляжем. Даже с помощью инфракрасного фонарика очки ночного видения не могли проникнуть в полную черноту под МиГ-21. Стояла мертвая тишина. От самолета не доносилось ни звука, и я не смог различить никаких очертаний под его брюхом. Я понял, что мне нужно пригнуться ниже, чтобы лучше видеть.
Медленно и бесшумно, как мышь, я двинулся вперед, чтобы войти в темноту под фюзеляжем и посмотреть вверх на фоне рассеянного света неба. Я пригнулся, чтобы забраться под крыло. И тут из темноты под самолетом тишину ночи прорезал голос. Мои худшие опасения оправдались.
— Quem sao voce…? — поначалу голос прозвучал неуверенно, дрожа от страха. Затем сильнее: — Quem sao voce?
Затем в хрупком ночном воздухе, всего в трех метрах под брюхом самолета, прозвучал такой знакомый мне звук автомата Калашникова, который ставится на боевой взвод, треснувший в темноте, будто винтовочный выстрел.
За долю секунды я перебрал в уме все возможные варианты — кратчайший путь в безопасное место, наилучший способ действий в случае включения света, самый эффективный способ представить себя как наименьшую возможную мишень, — и пробормотал пьяным голосом по-португальски, машинально припоминая фразы, которые мы так часто отрабатывали: — Companheiro, o que voce faz...?
По предыдущему опыту я знал, что они откроют огонь не сразу. Я знал, что мой враг напуган и не уверен. Они не могли четко видеть меня и понятия не имели, кто я такой. Теперь мне нужно было двигаться. Это был мой единственный шанс. Продолжив бессвязно бормотать, я притворился, что спотыкаюсь, и при этом низко пригнулся к асфальту, уменьшая тем самым четкую цель, которую мой силуэт представлял на фоне горизонта. Пригнувшись, я пополз обратно к нашему пункту сбора, где меня с тревогой ждал Дидис. Он слышал эту стычку и был готов действовать.
Вскоре вдалеке на фоне света мы увидели какое-то движение, а затем нас осенило, что автомобиль с прожектором начал двигаться по асфальту в направлении стоянки. Стало ясно, что необходимо выбираться отсюда.
— Дыра в заборе… Мы должны найти дыру в заборе! — прошептал Дидис. Я щелкнул компасом и посмотрел на юг, чтобы найти обратный азимут к маршруту нашего выхода к стоянке самолетов.
Надев противоследопытные чехлы, мы двинулись в юго-западном направлении, еще дальше в горы. Я сразу взял быстрый темп, так как нам хотелось как можно быстрее уйти из района, непосредственно прилегавшего к аэродрому, где утром противник, вероятно, будет вести поиск на вертолетах.
На третье утро, пройдя более 60 км по пересеченной местности, мы достигли пункта эвакуации. Весь день был потрачен на то, чтобы вести наблюдение за районом вокруг посадочной площадки, так как мы не хотели, чтобы наши вертолеты попали в беду. Эвакуация прибыла на закате дня, и мы все втроем прыгнули в первый же вертолет, так как уже были намного легче, чем во время высадки.