Ангельский Р.Д., Гладкий В.Ф. «Воспоминания специалистов в области ракетно-космической техники» (по публикациям в журнале «Авиация и космонавтика»)

Ростислав Ангельский: Андрей Григорьевич Костиков

Для начала рассмотрим некоторые малоизвестные детали знакомой в общих чертах истории взлета и падения Андрея Григорьевича Костикова человека, которого Королев считал виновным в обрушившихся на него в эти же годы тюремно-лагерных несчастьях. Заняв место репрессированных руководителей НИИ-3 (бывшего РНИИ), Костиков получил богатое наследство от своих предшественников. В институте были созданы несколько экспериментальных жидкостных ракетных двигателей (ЖРД), опытный ракетоплан, экспериментальные крылатые ракеты с ЖРД, прирабатывались планирующие реактивные авиабомбы. Наибольшее внимание военных привлекали пороховые реактивные снаряды (PC), предназначенные, в основном, для авиации - два образца были приняты на вооружение ВВС.
Однако, самым перспективным оказалось представлявшееся второстепенным направление работ. Начавшаяся в Европе Вторая мировая война велась без применения химического оружия. Однако, НИИ-3 продолжал разработку для сухопутных войск самоходной пусковой установки на шасси автомобиля ЗиС с 24 направляющими для пуска 132мм химических реактивных снарядов РХС-132 . Тогда отечественные армейские реактивные снаряды, как и немецкие, рассматривались как средство доставки оружия массового поражения, не требующего высокой точности.
Вопреки теоретическим соображениям о нецелесообразности применения в реактивных снарядах обычных осколочно-фугасных боевых частей из-за никудышной, в сравнении с “классической” артиллерией, точности огня PC к началу войны были созданы не только соответствующие боеприпасы, но и вполне полноценные наземные системы залпового огня с реактивными снарядами М-8 и М-13 - “катюши”- основное вооружение Гвардейских минометных (т.е. ракетных) частей.

Трудно определить степень личного участия Костикова в завершении творческого процесса их разработки. В любом случае, как главный инженер НИИ- 3 он в большой мере определял выбор тематики работ коллектива и лично “пробивал” эту тематику у заказчика. В результате именно Костикова после первых успехов “катюш” на фронте удостоили золотой звездой Героя Социалистического труда.
Честолюбие заставило Костикова обратится и к другой области применения ракетных двигателей. Роль НИИ-3 в создании первого отечественного ракетного перехватчика БИ была относительно второстепенна. Основной объект - самолет - в соответствии с Постановлением №348 от 1 августа 1941 года создавался в КБ Виктора Федоровича Болховитинова Александром Яковлевичем Березняком и Алексеем Михайловичем Исаевым. С эвакуацией этого КБ в Билимбай разрабатывавшийся НИИ-3 двигатель стал объектом забот самих самолетчиков.
Между тем, еще в 1938 в НИИ-3 были выполнены собственные проектные проработки по ракетному перехватчику. Костиков обратился в правительство с соответствующими предложениями. После встречи Костикова с высшим руководством страны Постановлением ГКО (Государственного комитета обороны) №2105 от 26 июля 1942г ему поручили создание перехватчика, получившего наименование “302”. По сравнению с БИ предусматривалось существенное увеличение продолжительности полета за счет применения комбинированной двигательной установки из двух подкрыльевых прямоточных воздушно-реактивных двигателей (ПВРД) и жидкостного ракетного двигателя в фюзеляже. Для выполнения задания НИИ-3 Постановлением ГКО № 2046 от 15 июля 1942г преобразовали в Государственный институт реактивной техники (ГИРТ), выведя его из наркомата боеприпасов (НКБ) в непосредственное подчинение Совету народных комиссаров (СНК). Костикова назначили начальником ГИРТ, в состав которого включили авиационные заводы № 55 и №462. Разработка собственно самолета велась Матусом Рувимовичем Бисноватом.
На этом период удач для Костикова закончился. Из-за отсутствия двигателей разработка самолета “302” затянулась и грозила полным срывом.

Костиков, оказавшись в прямом подчинении Совнаркому, повел себя непривычно ? если не сказать неприлично ? независимо, испортив отношения как с руководством Наркомата авиапромышленности, так и с командованием ГМЧ. При этом контакты его подчиненных со смежными организациями им не поощрялись и крайне затруднялись введенной Костиковым практикой заказа пропусков в ГИРТ только с его личного разрешения. Эта практика привела к скандальному случаю ? председателя госконтроля СССР Гущина пропустили на территорию только после телефонного звонка Костикову управляющего делами Совнаркома Я.Е. Чадаева.
Внутри института также складывались непростые отношения. За время руководства Костикова сменилось 7 заместителей директора, по 4 начальника отдела кадров и ОРС. Неуверенность в собственной творческой значимости и компетентности заставила Костикова организовать “инициативное” письмо, группы его подчиненных в ЦК ВКП(б) с заверениями, что именно он, а не Бисноват, фактически является главным конструктором самолета “302”.
На все это накладывались до боли знакомые и нашим современникам проделки типа строительства дачи стоимостью 300 тысяч рублей, обещаний наградить орденом должностное лицо, способствовавшее оформлению этой постройки в личную собственность Костикова ? термин “приватизация” в те годы еще не обрел широкого употребления.
Возможно, все это и сошло бы Костикову с рук, не вступи он в конфликт со своим “замполитом” ? парторгом ЦК ВКП(б) Фокиным.

Для рассмотрения состояния дел в бывшем ГИРТ была создана комиссия во главе с заместителем Наркома авиапромышленности А.С. Яковлевым, включавшая наряду с представителями промышленности также заведующего отделом ЦК ВКП(б), члена военного совета гвардейских минометных частей Льва Михайловича Гайдукова ? инженера по образованию, человека, достаточно компетентного как в организационных, так и в технических вопросах.
Спустя неделю комиссия пришла к выводу о том, что бывший ГИРТ “находится на недопустимо низком уровне... в части научно-исследовательской и конструкторской работы”. Были оформлены разгромные заключения по состоянию дел по основным направлениям работы института. Для самого Костикова, согласно написанному Ярославом Головановым жизнеописанию “Королев”, дело закончилось привлечением к суду с вынесением сравнительно мягкого приговора.

Ростислав Ангельский: “Остап Бендер от авиации” А.В. Сильванский

Весной 1946г на заводе №88 конструктор-артиллерист Костин старательно изучал поставленные без бортовой аппаратуры системы управления “Фау-2”, зенитные управляемые ракеты “Вассерфаль” и “Рейнтохтер”, неуправляемую зенитную жидкостную ракету “Тайфун” и подбирал кадры в свое КБ ? в декабре 1945 года из предусмотренных наркомовским приказом 250...300 человек в штате состояло только 8.
На завод №70 в Москву также прибыли “Фау-2”, “Рейнтохтер” и, кроме того, крылатые ракеты Хеншель HS-293А и HS-294, управляемые бомбы “Фриц-Х”, противотанковые гранатометы “Панцерштрек”. Конструкторское бюро, первоначально насчитывавшее 10 человек, наращивало свои кадры, но Глушко, предусмотренный проектом Постановления на должность его главного конструктора, оставался в Германии.
Тем временем, на этом заводе уже бурно демонстрировал свою активность относительно молодой человек с уже большим, но очень специфическим жизненным опытом. Еще в 1963 году Марк Лазаревич Галлай, порадовав читателей выпуском второй книги своих воспоминаний ? “Испытано в небе” ? в конце главы о летной этике с ехидцей, но беззлобно поведал о некотором “конструкторе С”, заставившем лучших пилотов помучаться в бесплодных попытках подняться в небо на его детище ? опытном истребителе, похожем на И-16.

В недавно опубликованной статье Ивнамин Галиевич Султанов более полно и ярко описал эпопею Александра Васильевича Сильванского, сумевшего за счет переходящей в наглость напористости и, возможно, весьма высоких родственных связей (А.В. Сильванский являлся зятем первого Наркома авиапромышленности Михаила Моисеевича Кагановича), добиться задания на разработку истребителя, получить подходящий проект Николая Николаевича Поликарпова и занять должность главного конструктора новосибирского завода №153. Практика, как критерий истины, расставила все по подобающим местам ? чужой проект, загубленный безграмотными доработками “Остапа Бендера от авиации”, выродился в нелетающий истребитель.

Спустя десятилетие Сильванский вновь воспылал мечтой возглавить процесс создания наиболее передовых образцов ракетного оружия и в 1957 г обратился к министру авиационной промышленности Дементьеву с предложениями о создании межконтинентальной “ракеты крылатой дальнего действия (РКДД) типа “Снарк” или “Навахо” с термоядерной боеголовкой, прямоточными воздушно-реактивным двигателем и ускорителями, выполненных в вариантах для вертикального и горизонтального взлета... с астроинерцальной системой управления и наведения и самонаводящейся тепловой головкой, с обеспечением возврата РКДД в точку старта”.

Не смущаясь бесславного конца своей эпопеи 1945-1946 гг, Сильванский гордо ссылается на опыт работы “главным конструктором” в ракетостроении, случайно или преднамеренно путаясь в датировке, утверждая, что проект разработан “на основе многолетнего опыта работы по ракетной технике, начиная с 1943 г, когда я работал главным конструктором на заводе № 70 им. Ильича по трофейным ракетам Фау-2, Васерфаль, А-9/А-10 и др.”
При такой самооценке Сильванскому ничего не стоит покритиковать занятого практической работой по созданию “Бури” С.А. Лавочкина ...

Но на дворе был уже не 1946 г, и становление основных ракетостроительных организаций завершилось. В том же марте месяце Лавочкин начинал летные испытания “Бури”. Ранее Правительство приняло Постановление о разработке межконтинентальных самолетов-снарядов (крылатых ракет) 20 мая 1954 года ? одновременно с Постановлением по Р-7 и, по сути дела, в подстраховку проблематичной в то время работы по МБР. К началу 1958г уже провели несколько успешных пусков Р-7 и думать надо было скорее о свертывании работ по уже готовой к испытаниям, но уязвимой от ПВО “Бури”, а не о создании новых подобных крылатых ракет. Кроме того, никто бы и не поручил новую работу такого масштаба и стоимости “человеку с улицы”, каким и был по сути дела, Сильванский. Но возвращаясь к его звездному часу в 1945 г, явно поворотному моменту отечественной истории, нельзя не задуматься ? “а что бы было если...”
Пример такой ситуации очевиден ? малоуспешный период деятельности ГИРТ в военные годы в значительной мере был реальным следствием устранения из ракетостроения таких специалистов как Лангемак, Королев, Глушко и явного превышения Костиковым уровня своей компетенции.
Скорее всего, как и в авиапромышленности, Александр Васильевич, спустя непродолжительный срок, в достаточной мере продемонстрировал бы свою профнепригодность и был бы устранен.

В.Ф. Гладкий: выводы ВВС США о неэффективности БРДД и целесообразности разработки лишь крылатых ракет

Королев пригласил на должность заместителя начальника отдела РДД молодого, напористого инженера НИИ-1 В.П. Мишина, голова которого была заполнена мыслями о модернизации Фау-2, порожденными открытием Глушко о наличии у ее двигателя сравнительно больших запасов мощности. В частности, о возможности его форсирования с тяги 25 тс до тяги 34 тс. Он думал о легком и быстром создании новой ракеты (Р-2) с дальностью полета вдвое большей, чем у Р-1. Причем в два этапа. На первом можно было ограничиться указанным лишь форсированием двигателя и небольшим увеличением емкости топливных баков. На втором ? провести дополнительное облегчение конструкции корпуса ракеты посредством замены стальных частей дюралевыми и за счет отказа от прикрытия баков теплоизоляцией и силовым корпусом, то есть изготовления их несущими. Он исходил из предположения, что у Брауна просто не было времени на отработку таких баков. Поэтому Браун был вынужден защитить их именно стальным корпусом из-за острого дефицита алюминия в Германии во время войны.
По мнению Королева, этот проект мог приостановить рост негативного отношения к БРДД в министерстве вооруженных сил, которому стало известно, что после ознакомления с итогами обстрела немцами Лондона ракетами Фау-2 и изучения их проектной документации по перспективным машинам ВВС США пришло к выводу о полной неэффективности БРДД и целесообразности разработки лишь крылатых ракет дальнего действия. У нашего ГАУ никаких объективных оснований для выработки своей позиции в этом вопросе не имелось, и оно пожелало их приобрести путем демонстративных пусков Фау-2 по боевой траектории. И начальник ГАУ маршал Яковлев Н.Д. добился выхода постановления правительства о их проведении.

Анализу мы подвергли все опубликованные в научно-технических журналах Америки, Англии и Франции с 1945 г. сведения о теоретических и экспериментальных работах в области ракетной техники и авиации, о параметрах проектируемых и сооружаемых аэродинамических труб и испытательных стендов различного назначения. Выяснили, что американцы широким фронтом вели исследования по аэродинамике и нагреву лишь в зоне небольших сверхзвуковых скоростей, характерных для крылатых ракет. Занимались их системами управления и прямоточными воздушно-реактивными двигательными установками. Каких-либо намеков на интерес к ракетным двигателям большой тяги мы не обнаружили. Все работы по малым космическим аппаратам и их носителям были ими прекращены еще в 1946 г. И наш вывод был однозначным — американцы делали ставку на крылатые ракеты.

В.Ф. Гладкий: Королёв С.П. как руководитель

Солидную, приземистую, сглаженную со всех сторон фигуру с короткой шеей и могучим костяком украшала военная форма подполковника. Медленно в сопровождении Мишина обходил он сектора отдела, молча выслушивая доклады их начальников, инстинктивно пытавшихся держать руки по швам. Лицо Королева выражало неудовольствие их разношерстным составом, обилием вчерашних студентов.
С первого же дня Королев показал, что будет железной рукой поддерживать порядок в отделе, ибо был уверен, что страх дает значительно большую власть над людьми, чем призрачная надежда на поощрения в будущем. Он ужесточил до предела и режим секретности, который не только способствовал укреплению исполнительской дисциплины, но окутывал густым туманом деятельность всех руководителей. Ввел для последних традиционный в сталинское время распорядок рабочего дня. Принимал их в основном вечерами. Никогда не прощал им ни одного промаха. Наказывал прилюдно и артистически, не повторяясь в выражениях. Размахивал кнутом и Мишин, но неумело и однообразно.

В.Ф. Гладкий: как Королёв С.П. обошёлся без сверхзвуковых труб для продувки ракет

Королев не улыбался. Гневно потребовал представить соответствующие расчеты, а не будоражить всех общими рассуждениями. Я ответил, что для их проведения у меня нет необходимых данных по аэродинамике ракеты. Успокоившись, он приказал Мойшееву немедленно связаться со всеми известными аэродинамиками и выдать мне какие-то согласованные данные. Позвонил Макаревскому с просьбой о содействии в этом вопросе. Неожиданно его усилия увенчались успехом ? немецким отчетом Курцвега, содержащим все аэродинамические характеристики Фау-2 для всех скоростей ее полета и различных углов атаки. Оказывается, еще в Германии, поняв колоссальную ценность этого отчета, заместитель ГК одного из КБ А.В. Сельвинский втихую прихватил его с собой, так как надеялся, что именно ему поручат в МАПе заниматься БРДД.
Таким образом Королев приобрел возможность проектировать новые машины при отсутствии сверхзвуковых труб. Путем придания им формы, подобной форме Фау-2. Член-корр. АН И.Л. Кибель быстро создал и приближенную методику расчета нагрева тонкостенных оболочек при больших скоростях полета. Открытой оставалась лишь пугавшая всех в то время проблема флаттера крыльев стабилизатора, от решения которой отказался даже академик М.В. Келдыш.

В.Ф. Гладкий: идея отделения головной части со стабилизацией её движения

Расчеты на прочность убедительно показали неприемлемость использования алюминиевых сплавов для несущих баков Р-2. Появилась и возможность оценить фактические запасы прочности конструкции Фау-2, то есть возможность реализации первого этапа ее модернизации. В программу статических испытаний был включен случай нагружения этой ракеты аэродинамическим давлением посредством его имитации водой. Для этого изготовили огромную герметичную емкость, в которую помещался корпус Фау-2 в вертикальном положении. Королев терпеливо сидел полдня у этой емкости, наблюдая за достаточно медленным процессом ступенчатого нагружения, требуемым для снятия показаний множества датчиков напряжения, установленных на конструкции для фиксации места начала ее разрушения.
Результат этого уникального испытания шокировал его. Выявилась необходимость усиления открывавшихся на шарнирах створок приборного отсека (расположенного за головной частью) даже для ракеты Р-1. Относительно слабой выглядела и передняя часть корпуса, прикрывавшего бак горючего. Приходилось принимать рекомендацию ЦАГИ ? заменить указанные створки жесткими съемными панелями, а на упомянутую часть корпуса наклепать сверху еще один стальной лист. И тем самым официально похоронить первый этап проекта Р-2.

И тогда я предложил считать нагружение ракеты при неуправляемом спуске нерасчетным по прочности. Допускать ее разрушение на этом участке полета. Лишь бы невредимой достигала цели головная часть, для чего сделать ее отделяемой. Поставить на шпильки, с которых снимать гайки перед стартом. Показал расчетом, что под действием силы тяжести и силы инерции, вызываемой тягой двигателя, она надежно будет удерживаться этими шпильками на старте, а отделяться будет после выключения двигателя.
Такое предельно простое решение казавшейся неразрешимой задачи было, разумеется, принято. Только баллистиков смутила неопределенность с местом падения корпуса ракеты, хотя, в принципе, он ведь сваливался на территорию противника. Начальник группы аэродинамики Н.Ф. Горбань совместно с академиком С.А. Христиановичем исследовали в ЦАГИ возможные варианты стабилизации автономного движения отделяемой головной части (ОГЧ), опираясь на опыт проектирования авиационных бомб. Королев счел самым конструктивным и надежным вариант оснащения ОГЧ стабилизирующей конической оболочкой (юбкой).

В.Ф. Гладкий: флаттер крыльев стабилизатора Р-1

Почти год руководители предприятий, участвовавших в изготовлении ракет, интенсивно укрепляли службы контроля и качества производства. Все его стадии были охвачены и военной приемкой. Бдительно следил за действиями членов стартовой команды Воскресенский. И все же первый ее пуск оказался аварийным. Она потеряла устойчивость при пересечении “звукового барьера”, в результате чего разрушился ее стабилизатор.
Пилюгин приуныл. Его специалисты не смогли сгенерировать ни одной правдоподобной версии о причине этой потери.

Все говорило о явлении флаттера — изгибных и крутильных колебаний крыльев с быстро нарастающей амплитудой. Возможно, вследствие отступления от конструкторской документации.
“Это исключено! У нас есть военная приемка! Посмотрите внимательнее свои расчеты”, — заявил Королев. Потом добавив: “Что это всегда вы приходите ко мне с плохими известиями?”, двинулся по цехам завода. Все делалось по чертежам. В раздумье добрался он до собранной ракеты, погружаемой в вагон для отправки на полигон, и тут с изумлением заметил, что в местах крепления крыльев обшивка не присоединена к шпангоутам хвостового отсека. Начальник сборочного цеха В. М. Иванов с обескураживающей гордостью объяснил, что клепка в таком месте является чрезвычайно трудной операцией и его технологи сумели обеспечить нужный плавный переход от плоскости крыльев к цилиндрическому корпусу вообще без нее.
Тут-то и стало ясным, что истинной причиной аварии Р-1 был флаттер крыльев стабилизатора, вызвавший потерю устойчивости ее полета, а не наоборот. Мишин попросил меня не распространяться об этом, так как “могут найтись и такие, которые усмотрят здесь акт вредительства”. За две недели все машины Р-1 были возвращены с полигона и доработаны. Королев съездил к Пилюгину и втихую утряс с ним данную проблему. Тот дал заключение Госкомиссии на продолжение пусков ракеты.

В.Ф. Гладкий: американский шпион в НИИ-88

... глазах руководства института такая тема не выглядела очень спешной ? оно еще и не думало о межконтинентальной ракете.
По-другому к ней отнеслись американцы, следившие за тематикой работ института. Их шпион сидел на скромной должности литературного корректора в отделе информации НИИ-88, руководство которого привлекало его эпизодически к правке секретных документов, направляемых в высшие инстанции. Узнав о принципиальной возможности обеспечения прочности отделяемых головных частей с большими сверхзвуковыми скоростями падения, американцы изменили свое негативное отношение к баллистическим ракетам, которые считали бесперспективными по сравнению с крылатыми. И в начале 1951 г. ВВС США заключило контракт (MX-1593) с фирмой “Конвэр” на срочное изучение относительных достоинств и потенциальных возможностей баллистических и планирующих аппаратов. А для исследования вопросов, связанных с выбором формы отделяемой головной части, противостоящей нагреву ее конструкции при входе в плотные слои атмосферы, приступили к созданию силами немецких специалистов во главе с Вернером фон Брауном экспериментальной четырехступенчатой ракеты “Юпитер-С”.

В.Ф. Гладкий: крах проекта Р-3 и переход к проектированию двухступенчатой ракеты Р-7

Королев осторожно высказался о целесообразности не терять время на разработку Р-3, по которой “возникли значительные технические трудности, связанные с новизной ее конструкции и необходимости проведения серьезных исследований по бесстабилизаторной схеме, несущему кислородному баку, отделяющейся головной части с большой скоростью полета”, а приступить сразу к проектированию межконтинентальной двухступенчатой ракеты Р-7 в виде пакета пяти ракет Р-5. Актуальность и важность такой обширной и простой в реализации программы для обороны страны являлась очевидной, и тома эскизного проекта ракеты Р-3 с почетом отправились в исторический архив предприятия. Рейтинг Королева в рамках министерской номенклатуры мгновенно подскочил. Даже Берия счел необходимым оградить его от нападок ретивых генералов, продолжавших упорно настаивать на пусках Р-2 без отделения головной части. С реализации грандиозной по тому времени и достаточно технически обоснованной программы и началось в 1952 г. бурное развитие нашей ракетно-космической техники.

В.Ф. Гладкий: первый подход к компоновке Р-7

Теоретически наиболее рациональной выглядела схема с последовательным соединением двух ракет (ступеней), то есть с расположением второй ступени на верхней части первой (вместо головки). Однако практически ни главный конструктор двигателей В.П.Глушко, ни Королев не были готовы даже психологически к ее реализации. Глушко не мог запускать жидкостной двигатель второй ступени после сброса первой, а Королев боялся включать его до ее сброса. Компоновщики и конструкторы не знали, как можно защитить баки первой ступени от действия горячей струи двигателя второй ступени. Идти на риск в расчете на появление соответствующих идей в процессе разработки ракеты главный конструктор не хотел. Самым надежным виделся вариант запуска двигателей обеих ступеней при старте ? вариант с параллельным их размещением (в виде пакета ракет).

Компоновали пакет С.С.Крюков, П.И.Ермолаев, И.П.Фирсов, Е.Ф.Рязанов в виде четырех независимых одинаковых ракет (блоков) первой ступени, оснащенных двигателями тягой 80 тс, симметрично располагаемых вокруг второй ступени. Чтобы баки последней оставались заполненными в момент сброса первой ступени, они ввели систему перекачки в процессе полета топлива в эти баки из всех боковых блоков. При этом компоновка и второй ступени, и блоков была подобна компоновке ракеты Р-5, что значительно упрощало работу конструкторам и технологам. Новизну для них представляли лишь узлы связей блоков и магистралей перекачки топлива. Больше всего проблем указанная схема создавала самим проектантам в области строительной механики системы блоков, аэродинамики и по обеспечению устойчивости полета, а также в части регулирования функционирования двигательных установок. Принципиально новой выглядела и задача безударного разделения ступеней, решением которой занимался С.Ф. Пармузин. Намного возрастал и объем работ по наземной подготовке ракеты к пуску, точнее одновременно пяти ракет.

Отношение к выбранной компоновке главного конструктора системы управления Н.А.Пилюгина было отрицательным. Сравнительно большое расстояние между боковыми блоками создавало значительные опрокидывающие моменты при несинхронном изменении их тяги, действие которых с трудом поддавалось компенсации. Обнаружилось, что при совмещении такого момента с порывом ветра система управления вообще не могла обеспечить устойчивость движения ракеты, в частности, в процессе старта. Как-то регулировать указанную несинхронность не мог и Глушко, стремившийся не впутываться в решение чужих проблем. Заявлял, что поставляет одиночные двигатели, а не их связку. И если вам нужно что-то изменять или уточнять ? делайте сами.
Предложение удерживать ракету за хвост второй ступени до полного набора тяги всеми двигателями не проходило. Обеспечить синхронное открытие соответствующих замков конструкторы не могли. Тогда Пилюгин потребовал оградить ее от действия ветра. С ним Королев никогда не спорил. Предоставлял это удовольствие своему первому заму В.П.Мишину, через которого предварительно пропускал, как через фильтр, все технические решения.
Поскольку проектанты ничего путного не придумали, пришлось просить Бармина оградить от ветра пусковое устройство с ракетой высокой стеной. Владимир Павлович опешил и отказался даже обсуждать такое “китайское” решение вопроса.

В.Ф. Гладкий: второй подход к компоновке Р-7

Осенью после экспериментального взрыва первой ядерной бомбы к Королеву обратился заместитель председателя Совмина В.А.Малышев. Желая подкрепить подготовленное им постановление ЦК и Совмина о создании в 1955 г. боевого образца такой бомбы, предложил ему приспособить для ее транспортировки ракету Р-7. А именно: увеличить (на основе выданных академиком А.Д.Сахаровым ориентировочных сведений о массе этой бомбы во втором поколении) почти вдвое ее грузоподъемность.
Королев без всякого предварительного анализа ухватился за такую корректировку проектного задания как за спасательный круг. По-видимому, полагал, что она будет лучше соответствовать пакетной схеме ракеты, сохранит ей жизнь. И над головами разработчиков повис, как дамоклов меч, огромный дефицит ее грузоподъемности, влиявший на постановку всех задач. Ликвидировать его можно было лишь путем снижения массы, главным образом, второй ступени.

Главные конструкторы приняли решение унифицировать двигатели на обеих ступенях. Королев выбросил сложную систему перелива топлива, эффективность которой, как показал С.С.Розанов, оказалась сравнительно невысокой.

Однако конструкторы не смогли уложиться в спущенные им лимиты, так как рост массы головной части сопровождался ростом нагрузок на части второй ступени, который не был учтен компоновщиками.

Начальник проектного отдела К.Д.Бушуев и просил, и уговаривал как-то снизить выданные конструкторам нагрузки и требования к прочности частей ракеты. Даже за счет ее надежности, которую решено было обеспечивать на уровне истребителя. В ответ я предлагал оптимизировать схемы их нагружения. Поменять местами связи блоков. Передавать тяги двигателей боковых блоков на вторую ступень не внизу, а вверху, разгрузив тем самым ее баки от сжимающих усилий, определявших массу частей корпуса.
Смелости на такой шаг, существенно усложнявший процесс наземной эксплуатации ракеты, у Бушуева не хватило. В этом случае приходилось собирать ее в горизонтальном положении в специальном монтажном корпусе и создавать тяжелый транспортер-установщик для ее помещения на пусковое устройство. Но другого способа спасения ракеты не было.
Негодование Бармина не имело границ, также как и оснований. Ведь фактически он стал жертвой принципа планирования работ, игнорировавшего этапность создания ракеты, которым искренне восторгался: “Все работы велись параллельно. Каждый руководитель и исполнитель ? от главного конструктора до мастера цеха, оценивая состояние в своем звене, проявлял в первую очередь заботу о плане-графике ... и в случае угрозы срыва немедленно поднимал тревогу. Обратная связь действовала безотказно”.

Приступили к облегчению хвостовых отсеков боковых блоков, на которые она опиралась при стоянке на стартовом столе, посредством их разгрузки. Осуществить последнюю можно было только путем переноса опор ракеты с этих отсеков в верхнюю связь блоков, то есть путем превращения боковых блоков в чистые ускорители.
Поиск конструктивного решения столь необычного опирания ракеты проводила комплексная бригада из ведущих специалистов различных подразделений во главе с умевшим слушать оппонентов Я.П.Коляко. Было предложено подвесить ракету на четырех фермах, отводившихся в процессе старта по предложению П.Новожилова с помощью гидравлических приводов. По моему настоянию бригада ввела для восприятия опрокидывающего момента поперечные опорные элементы и на хвостовых отсеках боковых блоков. Их также сделали в виде четырех поворотных ферм, для чего ракету углубили на семь метров относительно поверхности стартового стола.
Такое оригинальное пусковое устройство было дружно встречено в штыки. Бармин плевался. Королева утешала перспектива помещения на ракету третьей ступени без изменения конструкции свободно висящих ускорителей. Между ними углубилось взаимное недоверие к способностям друг друга трезво оценивать технические решения. Во всяком случае, все деловые связи по этой установке с барминским КБ велись через В.А.Рудницкого ? зама его главного конструктора. Приняв под давлением Совета главных конструкторов указанную схему пускового устройства к исполнению, Бармин сумел все же утереть нос нашему отделу наземного оборудования. Выбросил гидравлические привода со сложной системой синхронизации их работы. Обеспечил надежный отвод вех ферм с помощью силы тяжести, превратив их в независимые простейшие рычажные механизмы типа шлагбаума.
Да, да, обычного дорожного шлагбаума, который поднимается прикрепленным к его короткому плечу грузом со скоростью, допускаемой сдерживающей веревкой, привязанной к длинному плечу.
Роль такой “веревки” ? одной для всех ферм ? играла ракета, движение которой и синхронизировало начальные скорости их отвода. Параметры же поворота каждой фермы после освобождения от ракеты определялись расчетом элементарно и с высокой точностью.

Интерес к Р-7 резко подскочил после взрыва в феврале 1956 г. атомной бомбы, доставленной ракетой Р-5 в заданное место. Буквально через неделю сборочный цех нашего завода посетил Президиум ЦК во главе с Н.С.Хрущевым ? пришли посмотреть на ее макет. Заинтересовался им и академик А.Н.Туполев. Обошел его несколько раз, потрогал тоненькие стержни нижних связей ускорителей, сел рядом на стул и, поразмыслив, промолвил: “Она не полетит!”

В.Ф. Гладкий: неудачи первых пусков Р-7 как причина появления первого спутника

Глушко выразил сомнение в целесообразности продолжения пусков при столь ненадежной технологии контрольных испытаний дорогой ракеты. Королев же представлял их итоги в оптимистическом свете, ссылаясь на то, что и большинство стартов “Атласа” также были аварийными. Его заботило поведение заказчика, который явно терял интерес к ней.

К разрабатываемому в КБ спутнику все относились также, как к множеству других академических объектов, эпизодически забрасываемых на большие высоты принятыми на вооружение боевыми ракетами. И не все смежники разделяли стремление Королева “чтобы первый искусственный спутник Земли был советским, был создан советскими людьми”. Полагали, что его проектирование отвлекает от решения основной задачи ? изготовления межконтинентальной ракеты. Указывали, что у американцев спутниками занимаются исследовательские лаборатории военных ведомств, а не создававшая “Атлас” фирма “Конвэр”. И для их запуска они разрабатывали специальную небольшую трехступенчатую ракету “Авангард”.
Благодаря содействию академика М.В.Келдыша, выполнявшего роль посредника между руководством страны и главными конструкторами ракетной техники, Королев смог все же добиться в ЦК согласия на его создание. Когда он убедился, что сроки его готовности не укладываются в график запуска американского спутника, решительно переключился на проектирование упрощенной до предела конструкции, способной продемонстрировать лишь факт своего существования. И в начале этого года получил добро от ЦК на его выведение на орбиту Земли, но только после двух успешных стартов ракеты Р-7.

Возможность использования резонансного состояния мирового общественного мнения, вызванного полетом маленького шарика вокруг нашей уникальной планеты, в целях пропаганды ухватил Н.С.Хрущев. Он попросил Королева вывести второй спутник к сороковой годовщине Октября для демонстрации преимуществ социалистического строя. Этот спутник и определил судьбу ракеты Р-7. Сделал ее носителем космических аппаратов.

В.Ф. Гладкий: первый спутник

В конечном счете баллистики С.С. Лаврова пришли к заключению, что нам следует идти по пути использования для космических полетов ракеты Р-7. И что для этого достаточно уменьшить массу ее головной части с 5,6 т до 1,6 т и, естественно, ввести в систему управления новую программу движения ракеты. Началась детальная проектная проработка такого варианта ее компоновки. В частности, вопросов прочности ее конструкции. Наши расчеты показали, что указанное существенное снижение конечной массы центрального блока (второй ступени) ракеты сопровождается ростом в среднем на 40% внутренних усилий во многих его частях и нагрузок на элементы крепления всего оборудования и аппаратуры.
Заместитель Королева по конструкции С.О. Охапкин воспринял эти данные с негодованием ? его подразделения с огромным трудом справлялись с выпуском большого числа чертежей боевого варианта ракеты Р-7. И потому он не видел возможности и даже смысла в создании еще одного их комплекта. Ради лишь одного, престижного для науки, пуска ракеты, Королев поставил передо мной задачу минимизировать до предела объем требуемых доработок упомянутого блока, найти способы уменьшения всех нагрузок до приемлемых значений.
Это удалось сделать посредством снижения тяги двигателя центрального блока (с момента старта) с 93 тс до 60 тс и двигателей ускорителей (боковых блоков) на четверть за 17 секунд до их выключения, а также путем ограничения максимальных величин скоростного напора. Главный конструктор двигателей В.П. Глушко принял предложенную программу их дросселирования. Согласился после некоторых колебаний на ее реализацию в полете с помощью системы управления полетом ее главный конструктор Н.А. Пилюгин. В результате такого относительно простого варианта модификации ракеты Р-7 коренным образом изменилась сложившаяся ситуация как вокруг проблемы создания спутника Земли, так и вокруг судьбы самой машины.
Изменилась она и вокруг американского спутника. Опытную команду Брауна загрузили серьезным делом ? проектом стратегической ракеты “Юпитер” с дальностью полета 2800 км. И она заморозила работы по спутниковой системе. Взамен ее появился новый аналогичный проект, представленный отделом исследований ВМФ США, который базировался на применении в качестве первой ступени исследовательской ракеты “Викинг”. Его трехступенчатая система “Авангард” позволяла довести массу выводимого на орбиту спутника Земли контейнера до 9,7 кг.

В середине февраля 1957 г. Королеву дали разрешение на изготовление такого простейшего контейнера.
Удвоение числа запусков спутников, на реализацию которых требовалось выделить четыре машины Р-7 (на случай аварийного исхода первых стартов), вызвало недовольство в ГАУ. Пошли разговоры о том, что Главный конструктор рано начал увлекаться спортивным рекордсменством.
Королев решил выяснить, какого мнения по этому вопросу придерживается первый секретарь ЦК товарищ Хрущев Н.С. Воспользовавшись его посещением в конце февраля с членами Президиума ЦК экспериментального завода, с целью ознакомления с конструкцией “семерки”, он показал ему макет спутника. По воспоминаниям сына Хрущева, также сопровождавшего его, тот не проявил к нему никакого интереса. Оживился лишь тогда, когда услышал, что имеется возможность “утереть нос американцам” ? вывести его раньше их, поскольку они пошли по неверному пути ? стали проектировать специально для него многоступенчатую ракету. Хрущев поинтересовался, больших ли доработок конструкции потребуется для этого? Не повлияет ли погоня за престижем на срок решения основной задачи ? создания межконтинентальной ракеты? И обрадовался, когда ее главный конструктор сказал: “Мы снимем только боевую головную часть и поставим на ее место спутник. Вот и все!”
Темп работ по новому контейнеру, изготавливаемому в виде шара, диаметром 0,58 м, ускорился. В основном, посредством увеличения продолжительности труда. Конструкторы не роптали.

Западный мир уже был пресыщен информацией о проекте американского спутника. Имел представление о его параметрах и ничего лучшего от нас не ожидал. Поэтому появление нашего спутника уже 4 октября стало громом среди ясного неба. Он поражал воображение не своим приоритетным рождением, а габаритами, позволявшими наблюдать за его полетом в лучах восходящего и заходящего Солнца даже невооруженным глазом. Параметры этого первого в мире искусственного спутника нашей планеты, хорошо различимые на многочисленных фотографиях, полученных с помощью больших телескопов, шокировали американцев. На орбите с апогеем 947 км и перигеем 228 км находилась последняя ступень советской межконтинентальной ракеты, от которой отделился небольшой шарик. Им нетрудно было установить, что при примерно равных размерах (длине 26 м и диаметре 3 м), лимитируемых условиями транспортирования по железным дорогам, грузоподъемность этой ракеты была выше, чем у “Атласа”.
Было чему удивляться. Ведь “Атлас” мог занять место на стартовой позиции только в конце следующего года! Гонка в создании МБР была ими вчистую проиграна. Сказалось различие в подходе к экспериментальной отработке машин посредством летных испытаний. Американцы вели ее путем постепенного усложнения комплектации ракеты и соответственно увеличения дальности полета. В частности, на первом этапе ЛКИ “Атлас” оснащался лишь четырьмя стартовыми двигателями (первой ступени) и макетами головной части и маршевого двигателя второй ступени. И пуски его производились на дальность 1000 км. На втором этапе ? на дальность 4000 км при включении маршевого двигателя и только двух стартовых. И лишь на третьем этапе ракета стартовала на максимальную дальность.
Королев же на всех этапах ЛКИ производил пуски полностью укомплектованных машин на предельную дальность. Придерживался принципа “дороже, но быстрее”, который в данном случае себя полностью оправдал.

В.Ф. Гладкий: бесперспективная двухступенчатая МБР Р-7 получает третью ступень для пуска лунных аппаратов

Отличавшийся дальновидностью главный конструктор С.П. Королев воспользовался сложившейся ситуацией для превращения своей чрезмерно громоздкой, а потому бесперспективной двухступенчатой межконтинентальной боевой ракеты Р-7 в универсальный носитель. При содействии академика М.В. Келдыша он добился в начале весны этого года разрешения Н.С. Хрущева на создание для нее третьей ступени и запуска лунных аппаратов с целью сохранения достигнутого приоритета в освоении космического пространства.

Значительное увеличение массы ракеты потребовало усиления некоторых элементов второй ступени и повышения грузоподъемности ракеты. Обеспечивалось оно, главным образом, повальным ее облегчением, которое щедро поощрялось главным конструктором. Работали в бешенном темпе. При этом Королев с большим неудовольствием встречал любые изменения, вносимые компоновщиками в конструкцию третьей ступени, приводившие к задержке ее изготовления. Лично разбирался в обоснованности их. Обычно вечерами у своего зама по конструкции С.О Охапкина, причем в присутствии множества руководителей подразделений. Начинал каждый разбор с осмотра своего бывшего кабинета. Подходил к портрету В.И. Ленина, медленно поднимался на стул и поправлял его положение, напоминая Сергею Осиповичу: ? ’’Периодически это следует проделывать !” Все молча стояли, наблюдая за его действиями. После посещения малого рабочего кабинета опускался в кресло у торца широкого и длинного стола. Когда начальник проектного отдела, докладывавший о необходимом изменении конструкции одного из узлов, заявил, что не может гарантировать отсутствие неожиданностей и по результатам его испытаний, он остановил его.
? Если бы здесь не было неожиданностей, я бы не пошел в ракетную технику или ушел бы из нее лет десять назад! Заставил его бежать в другой корпус за каким-то графиком, на который в конечном счете и не глянул: ? Цифры мне покажите! Цифры! Выражение его лица менялось в зависимости от отношения к выступавшим. Быстрота перехода от гнева к доброжелательству и наоборот выдавала человека хорошо владеющего своими эмоциями.

В.Ф. Гладкий: начало лунной гонки

Несмотря на героические старания всех участников проекта, осознававших его историческую значимость, опередить американцев, выполнявших все работы по плану, мы не смогли. Не хватило одного месяца. Но, к счастью, первый пуск их носителя ”Тор-Эйбл” оказался аварийным, что позволило нам выйти на старт за полмесяца до их следующей попытки. К этому времени третья ступень была уже отработана и как следует, а в надежности ракеты Р-7 никто из нас не сомневался. Однако совершенно неожиданно на 87 секунде полета она рассыпалась. Пуск превратился в потрясающей красоты фейерверк из разлетавшихся в разные стороны второй ступени и четырех ускорителей. С трудом выяснили, что последние оторвались в результате колебаний конструкции резонансного характера с частотой десять циклов в секунду в направлении действия тяги двигателей. К великому огорчению определить как при этом вели себя системы ускорителей, а следовательно, и причину указанных колебаний было невозможно. Испытатели сняли (в процессе облегчения ракеты) с них все датчики. Единственное предположение о неустойчивости работы их двигателей главный конструктор В.П. Глушко отвергал, ибо она проявлялась только с высокими частотами.
Вопрос о том почему такие колебания не наблюдались при предыдущих пусках ракет Р-7 со спутниками был закрыт заявлением о их зависимости от массы объектов, располагаемых на второй ступени. Ведь спутники были более чем на порядок легче третьей ступени. Требовалось ставить на ускорители нужные датчики и повторить пуск ракеты. Терять еще одну машину и дефицитное время.

На этот раз оба носителя (наш и американский) стартовали одновременно. И оба, увы, снова неудачно. Ракета Р-7 опять рассыпалась, только уже на 104 секунде полета. Датчики показали, что ее ускорители колебались на расположенных в их вершинах связях со второй ступенью как на пружинах. Причем резонансный характер носили колебания и тяги их двигателей, и давления окислителя в длинных трубопроводах. Это свидетельствовало о неустойчивости функционирования на упомянутой частоте силовой установки (состоявшей из самого двигателя и системы подачи топлива) в составе упругой конструкции ускорителя. И именно ускорителя, ибо вторая ступень и тяга ее двигателя не колебались. Однако данная версия не находила понимания, поскольку никто не мог объяснить механизм ее возникновения, то есть, ответить на вновь реанимированный вопрос: почему это явление не наблюдалось раньше? Ведь частота колебаний ускорителей на всех ракетах (и со спутниками, и с боевыми головками) была одинаковой. Она плавно росла с пяти до десяти циклов в секунду по мере выгорания топлива и не зависела от массы второй ступени. В результате заседания аварийной комиссии зациклились на выяснении, какие колебания появились раньше ? тяги или конструкции?

Принимать участие в выявлении указанных свойств двигательной установки в целом Валентин Петрович категорически отказался, мотивируя тем, что в его КБ нет соответствующих специалистов. Не захотел он находить их и экспериментально на своем огневом стенде из-за невозможности помещения на нем штатных трубопроводов и необходимости изготовления для этого специального пульсатора давлений.
Такая безучастная позиция одного из основных разработчиков ракеты породила у членов комиссии чувство безысходности создавшегося положения. Все невольно посмотрели на сидевшего в стороне Сергея Павловича. А он встал, и не проронив и слова, удалился. Выйдя на минутку из комнаты, я увидел его медленно прохаживающимся по совершенно пустому коридору.

В.Ф. Гладкий: Королёва в КБ действительно боялись

В КБ его боялись все. Даже замы главного конструктора прежде чем открыть дверь его кабинета интересовались у секретарши настроением хозяина. Заметив среди принесенных одним из начальников отдела бумаг грязноватый график, он как-то тихо спросил его: ”Вы уважаете наше КБ? Хорошо! Вы уважаете свою работу? Ага! ? стукнул кулаком по столу ? Так значит Вы совершенно не уважаете своего главного конструктора!”
Но особенно избегала случайных встреч с ним молодежь, поскольку от его внимания не ускользал и ее внешний облик. Когда он был не в духе, срывал погончики с плащей стиляг, которых не переносил органически. Гнал их в парикмахерскую стричь бороды, а девушек в брюках просил покинуть помещение КБ. Когда бывал в духе, мог, наоборот, похвалить за приятного цвета костюм или красивую рубашку. При наличии свободных мест в машине подсаживал кого-нибудь, спрашивая: кому со мной по пути? Однажды подобрал поднявшего руку попутчика и по дороге в Москву. Тот, выйдя из машины, протянул ему купюру. Он посмотрел на него сердито: ’’Мало”! Самодовольный молодой человек удвоил плату: ?’’Хватит?” Королев взял ее и передал шоферу.

В.Ф. Гладкий: математическая модели двигательной установки - ключ к проблеме упругих колебаний

М.С. Натанзон, вскоре составил требуемые уравнения и предложил способ устранения неустойчивости системы путем гашения колебаний давления окислителя введением специального демпфера, встроенного в его трубопровод. Совместно с группой А.П. Разыграева он подобрал параметры такого демпфера, а сектор А.Н. Вольцифера спроектировал его конструкцию. Проблема была решена и ученые институтов приступили к ее теоретическому осмысливанию.
Математическая модель двигательной установки позволила мне найти и ответ на остановившую пуски ракеты загадку. Творцами последней невольно оказались конструкторы нашего КБ. Пользуясь тем, что фактическое давление гидроудара в трубопроводе окислителя при запуске двигателя оказалось ниже расчетного, они его облегчили. В итоге частота упругих колебаний этого трубопровода уменьшилась до десяти циклов в секунду и попала в область частот колебаний ускорителя. В момент их совпадения наступало резонансное повышение уровня колебаний и давления в трубе, а следовательно, и тяги двигателя, сопровождаемое изменением их фазы в сторону усиления колебаний ускорителя и система корпус ускорителя ? двигательная установка быстро раскачивалась.
Конфузиться и бросать на свои плечи тень ответственности за две аварии носителя возвратом к старой (случайно оказавшейся оптимальной) конструкции этого трубопровода начальник конструкторского отдела С.О. Охапкин не пожелал. А руководство КБ с неудовольствием отмахнулось репликой: ”Все это надо было делать раньше”. Вопрос был похоронен, а демпфер прочно вошел в состав жидкостных двигательных установок наших ракет.

В.Ф. Гладкий: станция "Луна-1"

Подготовка к старту ракеты Р-7 велась днем и ночью. Времени было мало, но Сергей Павлович многократно и тщательно проверял работоспособность всех ее систем. Провел даже огневые стендовые испытания ускорителя с демпфером. Причем с имитацией жесткости его связей со второй ступенью, без которой такие испытания выглядели совершенно бесполезными.

Ускорители сработали нормально, но, к огромному огорчению, полет второй ступени завершился аварией из-за производственного дефекта. Невзирая на все старания, он не был своевременно обнаружен испытателями. Два дня члены Госкомиссии сидели на иголках. В назначенный срок ’’Пионер” был выведен в космос, однако вследствие преждевременного выключения двигателя ракеты ’’Юпитер”, он не набрал нужной для прохождения около Луны скорости. Американцы сникли. Убедились в непригодности своих носителей для выполнения даже чисто приоритетной программы покорения Луны. Приступили к созданию силами НАСА (национального управления по аэронавтике) нового носителя на основе межконтинентальной ракеты ’’Атлас”. И вот, наконец, 2 января 1959 г. станция ”Луна-1” (массой 360 кг) промчалась на расстоянии 5000 км от Луны. Немного дальше, чем планировалось, но и такой ’’первый межпланетный полет советской космической ракеты” свидетельствовал всему миру о ’’гигантском научно-техническом прогрессе” страны

В.Ф. Гладкий: главные конструкторы не хотят работать друг с другом

Темп проектирования Н-1 замедлял отказ Бармина заниматься ее наземным комплексом из-за перегрузки работами по УР-500. Возник он в результате “отсутствия повседневных деловых контактов” и возраставшей напряженности в отношениях обоих КБ. Не ожидая от него “настоящей, горячей, хорошо продуманной и оперативной работы по Н-1” Королев приступил к завязке этого комплекса своими силами.
Личные взаимоотношения честолюбивых корифеев нашей ракетной техники, стремившихся ухватиться обеими руками за хвост витавшей в космосе славы, обострила и находившаяся под контролем Королева оценка их роли в истории ее развития. Последняя стала актуальной с открытием музеев космонавтики, в которых отводилось скромное место не только наземному комплексу и системам управления, но и ракетным двигателям А. Глушко, в частности, был уверен, что именно они определяли параметры всех созданных машин. Ему не нравилось и гиперболизированное отражение достижений осоавиахимовского ГИРДа. На просьбу начальника главка Алексея Якунина посмотреть их восторженное описание, сделанное Л.Н. Корнеевым, он швырнул рукопись: ”Я такую мразь читать не хочу!“. А оно тогда требовалось для скрытия факта начала этой истории с освоения немецкой ракеты “Фау-2” (Р-1), ибо все понимали, что никакого влияния на технологию разработки жидкостных ракет дальнего действия они не оказали.
Даже заместитель председателя Совмина Л.В. Смирнов жаловался, что “наши главные конструкторы не хотят работать друг с другом”, “личные и частные интересы фирм иногда ставят выше интересов дела”.

В.Ф. Гладкий: конфликт с Челомеем и Глушко из-за запоздалого предложения Королёва о концентрации ресурсов отрасли

Существенное увеличение объема строительных работ по стартовой позиции сдвигало срок ввода ее в строй, что ставило под удар процесс экспериментальной отработки ракеты Н-1. Выход виделся в поэтапном ее проведении, начиная с пусков ракеты Н-1 со стартовой позиции Р-7. Однако по окончании эскизного проекта этой ракеты выяснилось, что для нее требуется своя система управления, создать которую к нужному времени Пилюгин физически не мог.
И академику Королеву ничего не оставалось делать, как выступить с разумным, но запоздалым предложением о приостановлении проектирования “Протона” с целью концентрации ограниченных ресурсов отрасли на реализацию его программы. Запоздалым потому, что почвы для объединения усилий главных конструкторов в таком направлении уже не существовало ? слишком далеко они ушли в разные стороны. И разгорелась жестокая борьба за место под солнцем.
Академики Челомей и Глушко, вполне естественно, принялись доказывать, что конструкция “Протона” с несущими баками более рациональна, чем Н-1 с подвесными баками и обладает лучшими эксплуатационными свойствами в качестве боевой машины. С ними соглашался и заказчик. Но Королев уверял, что дело не в совершенстве конструкции отдельных машин, а в надежности и экономичности семейства унифицированных ракет-носителей. В том же духе высказывался и Кузнецов : ’’Нужен максимально унифицированный носитель и минимально ? единый план! А у нас ? раскол!”
Чувствуя слабость своей позиции, академики перешли в контратаку ? навалились на компоновку Н-1. Голословно, исходя лишь из теории вероятностей, обвинили ее в малой надежности, вследствие использования большого числа двигателей. Заявляли, что Н-1 ? это не ракета, а “склад двигателей на борту”. И предложили, в свою очередь, прикрыть ее проект и приступить к разработке сверхмощного двигателя и новой сверхтяжелой ракеты пакетной схемы. Их негласно поддерживал в этом и министр, находившийся под прессом, с одной стороны, нереальных сроков изготовления Н-1, и, с другой стороны, необходимостью обеспечения работой многотысячных коллективов, стоявших за спиной всех главных конструкторов.
Опираясь на ту же теорию вероятностей, Мишин настойчиво объяснял им, что, наоборот, благодаря значительному количеству двигателей надежность Н-1 возросла за счет резервирования их числа введением специальной системы, выявлявшей ненормально работавший в полете двигатель и своевременно выключавшей его. При этом, правда, умалчивал о влиянии ее надежности на надежность ракеты. Было даже дано заключение о нецелесообразности проектирования сверхмощного двигателя, да еще на токсичных компонентах топлива.

Дискуссия велась на высшем уровне без привлечения широкого круга специалистов и потому носила декларативный, политический характер. Исход ее решило министерство обороны, не желавшее рисковать на этапе завершения разработки ракеты “Сатурн-1”. Возражал против прекращения создания “Протона” и Келдыш: "Снимать УР-500 невозможно!” В итоге его экспертная комиссия официально приостановила все работы по ракете Н-1, и чрезвычайно огорченному Сергею Павловичу пришлось заказывать похороны своей идее унификации ракет-носителей.
Но они не охладили пыл борьбы главных конструкторов. Атаки на Н-1 и на УР-500 (“Протон”) усилились. Опять принялись мусолить надоевший всем вопрос о выборе компонентов топлива с позиций, исключавших возможность выработки единой программы.

В.Ф. Гладкий: идея Королёва о спасении Н-1 путём запуска советской программы высадки человека на Луну

С заключением международного договора о запрещении испытаний термоядерного оружия, интерес правительства к Н-1 снизился, что выразилось в резком сокращении финансирования строительных работ у Кузнецова и на полигоне. Министр обороны А. А. Гречко запретил военным даже участвовать в сооружении для нее стартовой позиции, эскизное проектирование которой уже завершалось Барминым.
В такой неблагоприятной обстановке руководство ОКБ-1 усматривало возможность спасения проекта Н-1 лишь в рискованном вступлении в приоритетное соревнование с американцами в “осуществлении экспедиции с людьми на поверхность Луны”. И в конце 1963 г. Королев направил соответствующую докладную записку о том, что “ее организация должна рассматриваться как основная его задача”.

Высадка на поверхность Луны двух космонавтов двумя пусками ракеты Н-1 выглядела дорогой и, главное, рискованной. А для выведения их корабля одним пуском, как делали американцы, требовался другой носитель, грузоподъемностью сто тонн. Отдел С.С. Крюкова показал, что и грузоподъемность Н-1 можно в принципе довести до 95 т простой установкой шести дополнительных двигателей Н.Д. Кузнецова (в центре хвостового отсека первой ступени) и соответствующим увеличением массы топлива в се баках. И одним пуском посадить на Луну только одного космонавта, но с большей вероятностью в успехе.
Естественно, что такая программа, дублирующая американскую на более низком уровне, могла рассчитывать на поддержку ЦК лишь при условии появления этого космонавта там раньше астронавтов. Так как другого способа спасения ракеты не имелось, ее главные конструкторы пошли в марте 1964 г. к Н.С.Хрущеву. И он дал старт бешеной, драматической погоне за уже далеко ушедшими американцами.

В.Ф. Гладкий: решение о начале запоздалой погони за США в "лунной гонке"

Сомневаясь в успехе амбициозной экспедиции, Н.С. Хрущев не торопился с подписанием постановления, требуемого для разработки головного блока ракеты. Ведь мировая общественность уже была успокоена его заявлением, что “в настоящее время Советский Союз не планирует полетов космонавтов на Луну”.
Поборов честолюбие, Королев пошел на “союз” с Челомеем, формировавшим свою программу освоения космического пространства с помощью ракеты “Протон”. Договорились, что в порядке страховки от провала лунной экспедиции он разрабатывает ее вариант облета Луны космонавтом. Далее, учитывая невысокую надежность и такой страховки, предусмотрели реализацию обеих программ осуществлять в условиях строгой секретности.
Благодаря такому “союзу”, нужное постановление ”О работах по исследованию Луны и космического пространства” вышло в августе 1964 г. В конце года эскизный проект головного блока был представлен экспертной комиссии Келдыша, которая формально и дала старт бешеной погоне за американцами по ухабистой дороге, заваленной известными и неизвестными проблемами. А возможности влияния на их решение у Королева после снятия Хрущева и наметившейся тенденции к пересмотру всех планов развития космонавтики сильно уменьшились. Его рейтинг в номенклатурных кругах постепенно падал. Дело дошло до того, что новый министр общемаша А.А. Афанасьев демонстративно продержал его более часа в приемной. А раньше его всегда ждали и он обычно появлялся минута в минуту. Посыпались жалобы в ЦК на то, что Королев превратил КБ в свою вотчину, в которой что хочет, то и делает. Что упорно не желает разделить должности главного конструктора и начальника предприятия, а также дать большую свободу ведущим конструкторам по объектам, хотя не успевает оперативно реагировать на большой поток информации

Сергей Павлович, несмотря ни на что, продолжал твердо идти к цели и уверял, ”что можно через год уже начать летную отработку носителя и лунной системы”, для чего следует прекратить работы по УР-500, как отвлекающие силы и средства и мешающие решению главной задачи. В ответ снова активизировал свои нападки на Н-1 Челомей, заявлявший, что она ничего не дает по сравнению с “Сатурном-5” и нужно приступить к проектированию новой сверхтяжелой ракеты УР-700. Убеждал, что Сергей Павлович проиграет посадку на Луну с помощью Н-1. Келдыш, соглашаясь с Глушко, что “мы, начав первыми в космосе, сейчас оказались последними”, ибо США меньшим количеством пусков ракет решает больше задач, а раньше нам во многом “везло”, считал, что надо по всем направлениям продолжать работу и не трогать УР-500. Бросить, наконец, спорить о топливе.
Министр не очень верил Королеву, что за оставшиеся три года “при должном внимании и хорошей организации работ можно решить задачу высадки советских исследователей на поверхность Луны”, и разрешил Челомею начать предэскизное проектирование УР-700, а Глушко ? сверхмощного двигателя тягой 600 тс. Причем с ориентацией на использование для нее сооружаемой стартовой позиции для Н-1.
Видя, что “дела идут все хуже и хуже”, Королев призывал смежников к сплочению ради “великой цели ? покорения Луны”, к “хорошей организации работ по единому плану”. Но придать реальность последнему в рамках сроков, диктуемых американцами, было практически невозможно. Не смогли помочь и авторы входившего тогда в моду сетевого планирования.

В.Ф. Гладкий: три неудачных пуска Н-1

Перед пуском всех обитателей стартовой позиции выселили, и мы ожидали его результатов в ”РАФике” километрах в семи, молча сосредоточившись на своих проблемах. Встретили появление ракеты на горизонте с нескрываемой радостью, поскольку с каждой секундой в пламени ее двигателей сгорала и часть этих проблем. У меня гора свалилась с плеч, когда она преодолела “звуковой барьер”. Однако, к всеобщему сожалению, это пламя быстро угасло.
Авария произошла вследствие разрушения при запуске (из-за вибрации) маленькой трубочки измерения давления за турбиной одного двигателя. Как и было положено, система контроля работы двигателей своевременно выключила его, а также противоположно расположенный. Но в результате утечки через указанную трубочку топлива загорелись кабели. Возникло короткое замыкание, и система, которую забыли защитить от примитивного пожара, выдала ложную команду на выключение всех двигателей ракеты. Сработал известный “закон” Клинштейна, гласивший, что введение специальных систем обеспечения надежности может выводить из строя другие системы. Охапкин возмущался ? он не думал, что дело с обеспечением надежности двигателей обстоит намного хуже, чем с обеспечение прочности ракеты. А времени на ее исправление уже не было, ибо американцы планировали в июле высадку астронавтов на Луну.
Оставалась последняя призрачная надежда хотя бы как-то ослабить их триумф, попытавшись запустить ракету Н-1 в июне. По итогам первого старта H-1, каких-либо замечаний к прочности ее конструкции и вибропрочности систем у Госкомиссии не имелось, а вот проблема с пульсацией давления оставалась нерешенной Ее отсутствие при старте объяснили нарушением замкнутости объема между струями двигателей вследствие выключения двух из них при старте.

Второй пуск мы ожидали на небольшом холме в нескольких километрах от ракеты. Дрожать приходилось и на этот раз за прочность баков и злополучной рамы центральных двигателей, которую можно было доработать только к четвертому пуску. С восторгом наблюдали, как двигался во мраке ночи огненный шар, и с ужасом ожидали взрыва двух тысяч тонн топлива, когда он вдруг исчез, и ракета начала медленно падать на стартовое сооружение.
Естественно, что ехали мы в монтажно-испытательный корпус с тревожной мыслью о разрушении баков ракеты от пульсации. Но там узнали, что произошло то, что не могло произойти ? взорвался один двигатель. Возник пожар, и боявшаяся огня система контроля его работы опять оказала ракете медвежью услугу ? выключила все двигатели. Благодаря недостаточно продуманной баллистиками и управленцами программе движения ракеты, предусматривавшей длительный вертикальный подъем над баснословно дорогим стартовым сооружением, последнее надолго было выведено из строя.
Теперь уже трудно было устраниться от детального рассмотрения вопроса, а кто же виноват в таком грандиозном провале программы? Аварийная комиссия под руководством Мишина решила, что взрыв обусловлен прогаром в момент запуска насоса окислителя двигателя. Минавиапром, в ведении которого находилось кузнецовское КБ, не желал брать на себя столь тяжкую ответственность. Ему хватало забот с реализацией собственного разрекламированного на весь мир проекта сверхзвукового пассажирского самолета Ту-144. И Кузнецов категорически отверг ее заключение, заявив, что первым взорвался не двигатель, а хвостовой отсек ракеты, и лично занялся обоснованием этой версии.
Будучи одним из наиболее эрудированных среди главных конструкторов, он не ждал, когда ему кто-то что-то покажет, а сам внимательно просматривал записи датчиков, установленных не только на двигателе, но и на ракете. И нашел небольшой всплеск (пичок) в показаниях одного из датчиков ускорений в момент, предшествующий взрыву двигателя. Хотя и так было очевидно, что он не имел отношения к делу, ибо взрыв отсека должен фиксироваться всеми расположенными в нем датчиками, а не одним, он потребовал экспериментального объяснения происхождения указанного пичка. Образовали специальную подкомиссию во главе с директором ЦНИИМаш Ю.А. Мозжориным. Обстановка на ее заседаниях постепенно обострялась, поскольку зам. Кузнецова по испытаниям А. А. Танаев всячески затягивал решение вопросов, опротестовывал все получаемые результаты, не считаясь с законами механики.

Поскольку экспедицию на Луну никто не отменял, третью машину готовили к старту с ее объектами. За годы восстановления пускового устройства успели полностью завершить отработку вибропрочности оборудования и всех систем ракеты и усилить все слабые элементы се конструкции за исключением фермы центральных двигателей. Повысилась и надежность последних. Но, невзирая на усилия В.Ф. Рощина, оставалась практически нерешенной проблема газодинамики первой ступени, хотя формально она считалась закрытой.
Предложение о принудительном невключении двух двигателей с целью исключения влияния пульсации донного давления сочли технически нереализуемым. При этом не сомневались, что один из них и так выйдет из строя. Однако на этот раз в июне 1971 г. они все надежно запустились. И ракета полетела! Никакой дискретной пульсации давления не было. Нормально функционировали и конструкция, и все ее системы. А пуск снова оказался аварийным. Со старта она почему-то начала медленно вращаться вокруг своей оси, и на пятидесятой секунде ее двигатели были отключены.

Записали, что вероятной причиной потери управляемости явилось действие неучтенных дополнительных возмущающих моментов, превышающих располагаемые. Иными словами, недостаточный запас управляющих моментов по крену. Комиссия обязала разработать и поставить на следующую машину более мощные движки.

Так как следующий пуск мог состояться лишь в конце 1972 г., стало очевидным, что, после того как “благодаря усилиям нескольких тысяч ученых и инженеров Земли” первый “небольшой шаг человека, но огромный скачок человечества” на Луне был сделан американцами, столь запоздалое появление на ней нашего космонавта не давало политического эффекта. И экспертная комиссия Келдыша прекратила все работы по нашей лунной экспедиции. Нам же оставалось только сожалеть, что при выборе компоновки ее носителя проектанты игнорировали сложность проблем газодинамики и прочности, обусловленную особенностями структуры и масштабом конструкции, а также проблем связанных с обеспечением надежности двигателей.

В.Ф. Гладкий: рождение проекта "Энергия-Буран"

При наличии надежных и дешевых одноразовых носителей “Союз” и “Протон” мы не испытывали потребности в подобной дорогостоящей системе, а работы по космической станции у нас уже велись довольно успешно. Так что имелся достаточный резерв времени, что бы не спеша ликвидировать возраставшее отставание нашей ракетной техники подготовкой новой лунной экспедиции.
Таким образом, в 1974 г. Политбюро приостановило работы по носителю H-1 и образовало из ЦКБЭМ, проектировавшего эту машину, и двигательного КБ Глушко новое научно-производственное объединение “Энергия”, назначив Валентина Петровича его генеральным директором и генеральным конструктором. При этом обязало его подготовить в течение трех месяцев соответствующее техническое обоснование своей программы.

В.Ф. Гладкий: Глушко В.П.

Глушко писал историю ракетной техники, трактовку которой взял под свой контроль. Он строго следил за достоверностью изложения любых фактов, осуждал всякие мелкие искажения и приписки, осуществляемые журналистами. Особенно коробила его совершенно ненужная гиперболизация успехов С.П. Королева в первые годы его работы.
Плохие личные взаимоотношения хорошо знавших друг друга академиков определялись не влиянием зодиакальных знаков, а различием взглядов на относительную ценность технических проблем и пути развития ракетной техники.
Глушко как ученый, обладавший университетским образованием в области физики, ценил генераторов идей и несколько пренебрежительно смотрел на инженеров, осуществлявших их практическую реализацию. Королев, наоборот, щедро поощрял последних и особенно организаторов производства и науки. Его ближайшие помощники не хватали звезд с неба, а отличались лишь высокой исполнительностью.
В отличие от Королева, степень гнева Глушко измерялась не громкостью голоса и набором угроз, а продолжительностью пристального взгляда, в котором чувствовалось что-то сатанинское, сопровождаемое нудной нотацией.

В.Ф. Гладкий: программа Глушко В.П. - разработка ракет-носителей пакетной схемы различной грузоподъемности

Программа академика выглядела простой, технологически рациональной и красивой. И была, естественно, более совершенной, чем “королёвская”. Можно было только сожалеть о запоздалом ее рождении. Она предусматривала создание трех двухступенчатых ракет-носителей пакетной схемы различной грузоподъемности. Грузоподъемность менялась посредством изменения числа ускорителей, располагаемых вокруг центрального блока, служившего второй ступенью.
Ракета с двумя ускорителями РЛА-110 (“Гроза”) обладала грузоподъемностью большей, чем у “Протона”, а с четырьмя РЛА-120 (названная впоследствии “Энергией”) ? соответствовала грузоподъемности H-1. Носитель с восемью ускорителями РЛА-130 (“Вулкан”) предназначался для доставки станции и космонавтов на Луну. При этом пуски всех носителей
осуществлялись с одного стартового сооружения, построенного для H-1. Конструкция ускорителя унифицировалась с первой ступенью боевой ракеты “Зенит”, параметры которой определялись тягой ее сверхмощного кислородно-керосинового двигателя. Унифицировалась и конструкция вторых ступеней всех носителей. Исходя из печального опыта многолетнего поиска полезных грузов для H-1, Глушко полагал, что пуски ракет-носителей такого класса будут редкими, а потому главное внимание при проектировании нужно уделять обеспечению их надежности даже в ущерб эффективности использования. В силу этого Глушко считал целесообразным применять унифицированную вторую ступень на всех носителях, а не делать новые для каждого ряда. Он полагал, что при малом числе пусков, затраты на разработку таких ступеней будут намного выше потерь обусловленных снижением их грузоподъемности за счет унификации.
Последняя могла быть осуществлена только на основе второй ступени самой тяжелой ракеты. Такая связь судьбы программы с судьбой “Вулкана”, то есть базы на Луне, ослабляла ее позиции. Трезво мыслящие компоновщики полагали, наоборот, что стартов “Грозы” может быть на порядок больше темпа пусков “Вулкана” и выгоднее выводить при каждом ее старте больший груз, чем экономить на унификации второй ступени. Глушко умел внимательно слушать оппонентов и охотно соглашался с их разумными предложениями. Однако он не хотел или, может быть, уже и не мог отказаться от столь сомнительного достоинства своей программы, ведь о нем уже знали члены Политбюро.

Расчеты компоновщиков убедили его лишь в целесообразности установки на второй ступени кислородно-водородного двигателя, так как создание последнего только подкрепляло программу. Он сравнительно быстро договорился с А.Д. Конопатовым о его проектировании. Таким образом, гвоздем этой программы стала разработка двух новых мощных жидкостных ракетных двигателей, а основой семейства тяжелых ракет-носителей ? унифицированная первая ступень ракеты “Зенит” и унифицированная вторая ступень “Вулкана”. База на Луне (из-за отсутствия адекватной программы развития космической техники) выполняла фактически лишь роль путеводной звезды. Во всяком случае, не являлась конечной целью программы.

Министерству обороны новые тяжелые ракеты-носители не требовались. Военных стратегов обескуражил отказ американцев от дальнейшей эксплуатации своего хорошо отработанного семейства ракет-носителей “Сатурн” (после выведения орбитальной станции “Скайлэб”) ради создания многоразовой транспортной космической системы “Шаттл”. И они сумели убедить Л.И.Брежнева в необходимости придерживаться принципа симметричного ответа и в космосе. Значит, и нам нужно проектировать подобную систему, которая могла бы забрасывать на орбиту Земли ядерное оружие и снимать его с дежурства. Узнав, что база на Луне обойдется в не один десяток миллиардов рублей, Брежнев наложил “вето” на проект “Вулкан”. Ошарашенный таким неожиданным поворотом событий, Глушко ушел в отпуск. В указанной системе (по типу американского “Шаттла”), состоявшей из крылатого ракетоплана многократного применения, оснащенного кислородно-водородными двигателями и огромным подвесным сбрасываемым топливным баком, к которому присоединялись два мощных спасаемых твердотопливных ускорителя, не было места для его двигателя.
Рейтинг академика в КБ мгновенно упал до нуля. Поползли слухи о возможной его отставке и ликвидации объединения после выхода постановления о разработке упомянутой системы. Также пошли слухи о возможном возобновлении пусков H-1.

Глушко удалось связать судьбу своей программы с решением проблемы “мягкой” посадки ускорителей системы “Буран”, в частности, с обеспечением торможения сверхзвуковой скорости падения тяжелых громоздких объектов и их приземления без повреждения конструкции