Ссылка на полный текст: ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА --[ Мемуары ]-- Афган, снова Афган...
Навигация:
Вспоминает полковник С.Г. Бахтурин, офицер безопасности советского посольства в Кабуле: политическая борьба внутри НДПА
Вспоминает офицер спецотряда «Зенит» В.Н. Курилов: вывоз в СССР после переворота Хафизуллы Амина министров афганского правительства
Вспоминает офицер спецотряда «Зенит» В.Н. Курилов: «Инженеры» и «мусульманский батальон»
Вспоминает офицер спецотряда «Зенит» В.Н. Курилов: постановка задачи на осуществление смены власти в Афганистане
Вспоминает офицер спецотряда «Зенит» В.Н. Курилов: марш-бросок на Кабул
Вспоминает офицер спецотряда «Зенит» В.Н. Курилов: пропавший патруль
Вспоминает офицер спецотряда «Зенит» В.Н. Курилов: бытовые условия
Вспоминает офицер спецотряда «Зенит» В.Н. Курилов: в ожидании операции «Шторм-333»
Вспоминает офицер спецотряда «Зенит» В.Н. Курилов: 27 декабря 1979 года, операция «Шторм-333»
Вспоминает генерал-майор Ю.И. Дроздов (инициатор создания подразделения «Вымпел»): захват генштаба и узла связи
Вспоминает генерал-майор Ю.И. Дроздов (инициатор создания подразделения «Вымпел»): штурм телецентра
Вспоминает офицер спецотряда «Зенит» В.Н. Курилов: 27 декабря 1979 года — захват здания МВД
Вспоминает офицер спецотряда «Зенит» В.Н. Курилов: после штурма дворца «Тадж-бек»
Вспоминает полковник С.Г. Бахтурин, координатор действий в операции «Шторм-333»: после 27 декабря 1979 года
Вспоминает полковник С.Г. Бахтурин, офицер безопасности советского посольства в Кабуле: дорога Кабул—Мазари-Шариф (Хайратон)
Вспоминает полковник С.Г. Бахтурин, офицер безопасности советского посольства в Кабуле: неуставные отношения в действующей армии
Вспоминает полковник С.Г. Бахтурин, офицер безопасности советского посольства в Кабуле: призванные из запаса резервисты
1 января 1965 года в Кабуле состоялся учредительный съезд Народно-демократической партии Афганистана (НДПА). Первым секретарем ЦК партии был избран Нур Мухаммед Тараки, его заместителем — Бабрак Кармаль. НДПА, работавшая в крайне сложных условиях, не избежала болезней роста. Через год в ней обнаружились разногласия, и в 1967 году она разделилась на две группировки: «Хальк» («Народ», лидер Тараки) и «Парчам» («Знамя», лидер Кармаль). Обе группировки признавали единые программу и устав. Рабочий класс в стране составлял лишь прослойку, поэтому партия работала среди демократической части интеллигенции, а больше — с патриотически настроенными офицерами, которые не хотели мириться с крайней отсталостью Афганистана и бесперспективностью королевского режима.
Летом 1973 года принц Мухаммед Дауд — двоюродный брат короля, — используя движение антимонархически настроенных офицеров, произвел бескровный государственный переворот (король Захир Шах находился тогда за границей). Потакая демократическим устремлениям, Дауд даже демонстративно передал государству более полусотни гектаров своей собственной земли в Пагмане (30 км от Кабула). Был принят закон об аграрной реформе. Однако землю получили, а точнее, выкупили, лишь около 7 тыс. крестьян. В экономике все расчеты строились на иностранную помощь. Скоро Дауд объявил о создании собственной партии, узаконил однопартийную систему и НДПА оказалась вне закона. В стране катастрофически падал жизненный уровень. В июне 1976 года на нелегальной объединительной конференции НДПА было принято решение о восстановлении единства партии.
Переломным стал апрель 1978 года — события развивались стремительно. 17 апреля был убит член ЦК НДПА Мир Акбар Хайбер — один из авторитетных лидеров партии. Его похороны вылились в массовые антиправительственные и антиамериканские демонстрации. В Кабуле начались аресты членов ЦК НДПА, в тюрьму были брошены Нур Мухаммед Тараки, Бабрак Кармаль и другие. Дауд собрал своих министров и заставил каждого поставить подпись под смертным приговором арестованным. Как утверждали «халькисты», в апреле после ареста лидеров партии они получили сигнал от X. Амина о вооруженном выступлении. Этим очень любил козырять сам Амин. Члены группы «Парчам» в армии такого сигнала не получали. Однако некоторые из них, например Рафи (командир танкового батальона), присоединились к батальону «халькиста» М.А. Ватанджара.
Мы в посольстве о намеченном на 27 апреля выступлении армии узнали лишь накануне. Утром танковые части вышли в город, блокировали все правительственные здания. Начался штурм президентского дворца, где находился Дауд и его семья. Он знал о готовившемся выступлении. Воспитанные в советских военных училищах, афганские летчики и танкисты действовали решительно. Наши военные советники поражались, с какой точностью летчики бомбили дворец, а танкисты батальона Ватанджара умело его штурмовали. Опираясь на поддержку масс (народ с радостью и энтузиазмом встретил события), военные за два дня овладели обстановкой в Кабуле, сложнее было в провинциях. Понимая, что выступление НДПА остановить нельзя, советское правительство приняло единственно верное решение — признать свершившийся факт. Это не шло вразрез с нашими идеологическими доктринами. Состав сформированного афганского правительства и партийного руководства вполне устраивал нас. Там были известные советскому посольству и резидентуре КГБ лица.
Апрельская революция свершилась, хотя теперь ее называют «переворотом», так же как и Октябрьскую революцию 1917 года. Была надежда, что революция окончательно примирит «Хальк» и «Парчам». Их лидеры возглавили государство, все важные посты заняли члены НДПА. Как правило, при назначении высших государственных и партийных чиновников Тараки и Бабрак Кармаль учитывали мнение советского посла и советников, среди которых тоже существовало своеобразное разделение — одни за «Хальк», другие за «Парчам». Это зависело от того, кто был у них в друзьях. После захвата власти отношения между группами «Хальк» и «Парчам» вопреки нашим ожиданиям не улучшались, а ухудшались.
Наши советники чистосердечно хотели помочь афганскому народу преодолеть отсталость и построить новое общество. Все мы тогда были зашорены идеей «мирового коммунизма». Как показала жизнь, такой эксперимент не удался в Афганистане, как и в других странах «третьего мира». Постепенно росло количество советников, на мой взгляд, оно превзошло всякие пределы; к ним следует добавить технических специалистов, поток оружия и различных материальных средств, продовольствия. В страну приезжали коллективы артистов, была развернута выставка из Таджикистана. Амин понимал, что Советский Союз будет делать все возможное для сохранения единства партии и его нормальных отношений с Тараки, культ которого он создал. Пользуясь его авторитетом, Амин все больше забирал в свои руки власть. Ему подчинялась армия и правоохранительные органы.
Кульминацией, на мой взгляд, явились события в сентябре 1979 года, когда в Гаване намечалась встреча лидеров неприсоединившихся стран. Туда должен был поехать Амин, а поехал по его настоянию Тараки. В Кабуле в это время проходила сессия Всемирного Совета Мира. На ней Амин показал себя как подлинный лидер страны. Его эффектное появление в зале конференции произвело на многих впечатление, особенно на его приверженцев. Мы в Афганистане, да и в Москве, понимали, что дело идет к противостоянию двух лидеров. Как известно, после возвращения Тараки из Гаваны в Москве ему открыли глаза на деятельность Амина и его амбициозные устремления.
Нашим представителям удалось убедить Тараки и Амина встретиться и уладить конфликт. В резиденции Тараки находились наши главные советники. Туда прибыл Амин. Когда он шел по лестнице в кабинет Тараки, между его охраной и телохранителями Тараки началась перестрелка. Амин быстро уехал. В результате перестрелки погиб Тарун, хороший друг нашей страны, окончивший Ленинградский метеорологический институт, активный участник Апрельской революции. Многие военные и государственные чиновники понимали гибельную политику Амина, боялись его жесткости к непослушным. Советским руководством предпринимались попытки зондажа возможного отстранения Амина от власти. Мне пришлось принимать участие в обеспечении безопасности нашего советника Р. Раджапова, когда он встречался с министром правительства ДРА Мисаком. Министр внимательно выслушал советского советника и не высказал своего отношения к поднятому вопросу. На встрече присутствовал наш переводчик С., которого Амин хорошо знал. На встрече с послом он потребовал отправки переводчика в Союз.
В сентябре, вернувшись из отпуска, я узнал, что несколько недель назад было жестоко подавлено выступление воздушно-десантного полка. Обстановка в Кабуле накалялась. По приказу Амина в срочном порядке шел ремонт дворца Амануллы на Дар-уль-Амане. Амин поставил перед послом Пузановым вопрос о направлении в Кабул для охраны правительства батальона советских солдат. Желательно, сказал он, чтобы они были из среднеазиатских республик, тогда они не будут привлекать внимание окружающих. Такой батальон он получил, мы между собой называли его «мусульманским». Солдат в этот батальон собирали по всей Средней Азии, большинство из них не имели достаточной военной выучки.
К тому времени посольство и другие советские учреждения охраняла рота (96 человек) пограничников. Как полагается на границе, солдаты протянули вдоль забора по периметру проволочную сигнализацию. Вокруг резиденции посла ночью «патрулировали» умные дрессированные овчарки. В середине июля в Кабул прибыло специальное подразделение для охраны посольства. Его бойцы разместились в школе и на ближайшей к посольству вилле. В то время в голову не приходило мысли о том, что «Зенит» (отряд специального назначения КГБ) прибыл с какой-то конкретной задачей. В мою обязанность вменялось оказание помощи в их обустройстве, решении повседневных вопросов и координации взаимодействия с командованием погранроты в практических делах по охране посольства. У меня установилось хорошее взаимопонимание с командиром «Зенита» Григорием Ивановичем Бояриновым и его заместителем Василием Степановичем Глотовым. До этого я их не знал.
Позже мне рассказали, что Бояринов — начальник Центра подготовки спецбойцов в Балашихе. Боевой командир, участник Великой Отечественной войны. Ему тогда было около 56 лет. Но это был живой, энергичный и жизнерадостный человек. Условия жизни офицеров КГБ на территории посольского городка были не простыми. Их пребывание в городке не должно было нарушать установленный режим и порядок. Большую часть времени вне службы им приходилось проводить на отведенной территории. Григорий Иванович очень переживал за физическую форму своих бойцов. По его просьбе в посольство завезли песок. Бойцы отряда соорудили на крышах зданий огневые точки, обложив их мешками с песком. С личным составом был проведен инструктаж по вопросам безопасности. Ведь рядом находилась школа, где в две смены учились ребята, а от них можно было ожидать всяких шалостей и курьезов. Они постоянно крутились около солдат. С марта для сопровождения посла и других руководителей в поездках по городу была выделена группа бойцов из четырех человек. Наряд пограничников сопровождал при выездах в город женщин посольства. Очень скоро жители городка привыкли к присутствию большого числа военных, они чувствовали себя спокойно и в безопасности.
Все в этом мире рано или поздно заканчивается. Пришло к концу и временное пребывание у нас на вилле опальных министров. Обстановка накалялась. Вокруг виллы уже вовсю шастала афганская наружка. Пару раз они даже пытались, подтягиваясь на руках, заглянуть через забор в наш двор. Либо произошла утечка информации о месте пребывания министров, либо афганцы нас просто вычислили. Мы всерьез опасались налета на виллу. Усилили охрану, особенно в ночное время. В Москве наконец приняли решение о нелегальном вывозе министров в Союз. На нашем объекте в подмосковной Балашихе подготовили три контейнера для министров — длинные деревянные ящики, похожие на те, в которых хранится стрелковое оружие. На дно ящиков постелили матрацы. В крышках и по бокам просверлили отверстия, чтобы узники не задохнулись. Ящики были доставлены в Афганистан транспортным самолетом, который приземлился на авиабазе Баграм, в семидесяти километрах от Кабула. На этом же самолете прилетела к нам подмога — еще человек пятнадцать наших сотрудников. Информация о том, что самолет приземлился и ждет нас, поступила рано утром.
Все было готово. Во двор виллы загнали крытый тентом грузовик с местными номерами, который голько что прибыл из Баграма и привез выгруженные с самолета контейнеры. Ворота подперли автобусом. Контейнеры быстро перетащили в дом. Опальные министры залезли в них, прихватив с собой по автомату и фляге с водой. Лица у них были напряженные и бледные от волнения. Не волнуйтесь, все будет хорошо! — бодро напутствовал министров Долматов. Те покивали, но особого оптимизма на их лицах заметно не было. Крышки ящиков наглухо заколотили гвоздями. Ну, что? Вроде бы все... — Долматов осмотрелся по сторонам. — Все свою задачу знают? Вопросы есть? Нет вопросов! — ответствовали мы. Тогда — начали! По машинам! Мы подхватили ставшие тяжеленными ящики, вынесли их из дома и загрузили в кузов грузовика. Сверху накидали картонные коробки, перевязанные бечевками. Места в грузовике и автобусе были размечены для всех заранее, поэтому никакой сутолоки при погрузке не было. В кузов грузовика под тент сели наши ребята во главе с Долматовым. У каждого был автомат, пистолет, гранаты и двойной боекомплект. Тент наглухо задраили. В автобус загрузились несколько наших в гражданской форме одежды. Оружие положили на пол и прикрыли куртками и брезентом. Легенда всей операции была такова: группа советских специалистов выезжает в отпуск в Союз. В грузовике лежит их багаж, личные вещи. В автобусе сидят сами специалисты. Мы быстро расселись по местам, дежурный распахнул ворота, и мы выехали на улицу... Сначала ехали по переулкам, затем вырулили на проспект Дар-уль-Аман. Из автобуса по рации сообщили, что нас сопровождают две машины афганской службы наружного наблюдения. Мы это предвидели. Конечно, наружка должна быть обязательно: они ведь последнее время везде за нами таскались. Весь вопрос в том, что у них на уме. Ведь эти две бригады постоянно сообщают на базу о нашем передвижении. Так что при необходимости они смогут перехватить нас, если, конечно, захотят, где угодно. Весь вопрос в том, захотят ли. На всякий случай мы подстраховались, и где-то рядом с нами идут еще две наши машины: «жигуль» и УАЗ. Там семь наших бойцов. Да и мы все вооружены. В автобусе шесть человек, и нас в грузовике шестеро. В случае чего, конечно, отпор мы им дадим и народу кучу покрошим. Да только этого нам не надо. Нам нужно добраться без всяких приключений до Баграма и загрузить три ящика в самолет. Только и всего! У нас — приказ! И мы его выполним любой ценой. Конечно, если будет заварушка, то в любом случае грузовик с ящиками должен прорваться и дойти до авиабазы. Ага... Проезжаем центр, вон здание министерства образования, остановились на светофоре... Поехали... Катим по проспекту... где-то здесь американское посольство... Так... вон оно... А справа, за деревьями, должен быть Узел связи... Проехали... Поворот на новый микрорайон... Заработала рация: Первый, я — Второй! Одна коробка обогнала вас и пошла на скорости вперед! Вас понял! Они, наверное, думают, что мы едем в Кабульский аэропорт, — сказал Долматов. Знать бы, что они думают! — отозвался кто-то из наших.
В кузове грузовика под задраенным тентом было невыносимо жарко. Мы обливались потом, сидя на ящиках, но приоткрывать тент было нельзя: по легенде, в грузовике — только багаж. А каково там, в ящиках, министрам-бедолагам? Как бы не померли... Наверное, особенно тяжко тучному Сарвари. Говорили, что у него с сердцем вроде бы не в порядке... Дорога стала гладкой. Сидящий за рулем Андрей врубил четвертую скорость. Ага! Значит, мы уже едем по прямой как стрела трассе по направлению к домостроительному комбинату. Местность здесь пустынная, дома и домишки кончились. Скоро будут два или три плавных поворота вокруг подножия гор — идеальное место для засады. Если они захотели нас прихватить — лучше места не придумать... Так... Поворот... Еще поворот... Вроде бы пронесло! Примерно через полкилометра заканчивается административная граница города... А там и КПП! Вот где нас можно под вполне безобидным предлогом остановить: выезд из города, проверка документов, осмотр автомашин и прочее. А что у вас тут? Оружие? А кто разрешил, а откуда оно у вас? Мы вынуждены вас задержать для досмотра багажа... И пошло-поехало... Вот и КПП. Здесь очередь! — передал Андрей по рации из кабины. Много машин? — спросил Долматов. Перед нами три... нет, две, одна уже проехала. Езжай в порядке очереди. Понял. А между тем шедшая впереди нас машина наружки уже стояла сбоку будки охраны, а старший бригады, заскочивший внутрь, выходил вместе с лейтенантом и двумя автоматчиками. Первый! Первый! Я — Второй! Внимание! Идут к вам... Кажется, хотят проверять грузовик... Вас понял. Приготовиться!.. Долматов отключил рацию, оглянулся на нас: Ну что, к нам идут все-таки... Могут пытаться досмотреть нас... Всем приготовиться... Без моей команды не стрелять!
Офицер, высокий и сухощавый молодой парень с тщательно ухоженными усами, подошел к кабине нашего грузовика и о чем-то заговорил с Андреем. Нам в кузове были слышны приглушенные голоса Андрея и сидевшего рядом с ним переводчика Нурика, однако слов разобрать мы не могли. Наверняка ребята рассказывали ему нашу легенду об отпусках советских специалистов. Потом офицер обошел наш грузовик и подошел к автобусу. Солдаты, лениво глазея по сторонам, немного отстали от него. Сотрудник наружки ушел к своей машине. В узенькую щелку отошедшего на стыках брезента тента грузовика я мог наблюдать все, что творится у автобуса. Офицер, не заходя в автобус, заглянул внутрь через открытую по его указанию переднюю дверь. Тут открылась задняя дверь автобуса, через которую вышли громадный Cepera и Толя Косяков. Они подошли к офицеру вплотную. «Ну же, дурачок, не нарывайся! Не губи ни себя, ни нас!» — мысленно заклинал я лейтенанта. Не обнаружив ничего подозрительного, офицер повернулся к Сереге и Толику и что-то им сказал. Толя заулыбался и вытащил сигареты. Лейтенант закурил. Потом посмотрел на наш грузовик и неторопливо пошел в нашу сторону. Александр Иванович... — шепнул я. Вижу! — хрипло ответил он. А между тем лейтенант подошел к заднему борту грузовика и попытался отогнуть прихваченный веревкой край брезентового тента. Cepera и Толик с окаменевшими лицами маячили сзади. Послышался голос вышедшего из кабины Нурика, который, видимо, говорил офицеру, что в кузове только ящики — личные вещи советских специалистов. Лейтенант развязал веревку, оттянул тент, приподнялся на цыпочках и вытянул шею, всматриваясь в глубину затемненного кузова. Потом он поставил левую ногу на буксировочный крюк грузовика, а правой рукой ухватился за борт...
Вот именно на правую кисть руки лейтенанта и поставил ногу в тяжелом спецназовском ботинке Долматов. Офицер инстинктивно попытался выдернуть руку, но Долматов прижал сильнее. Афганец поднял глаза и увидел направленную ему в лоб пахнущую оружейным маслом бездонную дыру ствола автомата Калашникова со скошенным компенсатором (калибр 7,62 мм, модернизированный, десантный вариант с откидывающимся металлическим прикладом). Лицо у афганца посерело. Зрачки расширились. Он как-то вяло опустил левую ногу на землю и уперся левой рукой в борт, а с лица вдруг градом покатились крупные капли пота... Держа автомат в правой руке, Долматов медленно поднес палец левой руки к губам, рекомендуя офицеру помалкивать... Лейтенант беспомощно повел глазами и увидел еще несколько направленных на него автоматов. А за ними — чужие, решительные и страшные лица. Челюсть у офицера отвисла, в уголке рта вскипела белая пенка слюны. Да... тут уж надо выбирать... Либо умереть сразу и непонятно за что и почему, либо еще пожить хоть немножко. Он скосил глаза: сзади со зловещими физиономиями стояли двое здоровенных русских, которые угощали его сигаретой. Наверняка с оружием тоже. С пистолетами или с ножами. Надо решать... И лейтенант сделал свой выбор. Опустив глаза, он заторможенно кивнул. Долматов, не опуская автомат, тоже кивнул и убрал ботинок с покрасневшей кисти офицера. Тот, опустив голову и не снимая руки с борта, несколько секунд постоял у грузовика, а потом, ходульно передвигая ноги, пыля, пошел прочь. Отойдя на несколько метров, лейтенант обернулся, посмотрел на наш грузовик и автобус, что-то злобно крикнул солдатам у шлагбаума и махнул рукой.
Полосатый шлагбаум поднялся, и мы, поднимая тучи пыли, наконец-то выехали из Кабула. Я выглянул из-за тента и увидел, что лейтенант, расслабленно сгорбившись, пошел к будке. К нему подбежал сотрудник наружки, схватил за рукав и, судя по жестам, что-то спросил. Лейтенант резко выдернул рукав, отрицательно мотнул головой и скрылся в будке охраны. Здесь дорога сделала поворот, и контрольно-пропускной пункт їскрылся за склоном горы. 219 В.Н. Курилов Через шесть лет, в 1985 году, судьба-затейница вновь сведет меня с этим лейтенантом, а теперь уже капитаном министерства внутренних дел Демократической республики Афганистан по имени Абдул Хамад, сын Сарьяра (уроженец провинции Джелалабад, пуштун, член НДПА с ноября 1978 года, женат, имеет троих детей). За рюмкой водки он расскажет мне о странном инциденте, происшедшем в сентябре 1979 года, когда он еще служил на северном КПП города Кабула... Меня он не узнает. А я промолчу...
До Баграма оставалось около 70 километров, которые мы проехали за полтора часа с небольшим и без особых приключений. Две машины наружного наблюдения долго тянулись за нами, а потом где-то в районе Баграма, когда уже пошли домишки и огороды, отстали. Здесь нас встречал офицер безопасности посольства Бахтурин на своей «тойоте». Дальше мы ехали за ним. Наконец мы вырулили на бетонку аэродрома. Андрей прибавил скорость. Внимание, не расслабляться! — напомнил Долматов. Огромный транспортный Ан-24 с эмблемами Аэрофлота ждал нас с работающими двигателями на дальней стоянке. По мере того как мы приближались, задняя рампа самолета стала открываться. Я успел подумать, что, наверное, Бахтурин дал сигнал по рации. Из бокового люка на бетонку стали спрыгивать бойцы в нашей спецназовской форме с автоматами в руках и объемными рюкзаками за спиной. Они быстро заняли круговую оборону. Это была подмога: из Москвы нам прислали еще пятнадцать бойцов, прошедших ранее КУОС. Рампа полностью открылась, внутри суетились техники в синих комбинезонах. Взревел двигатель, и наш грузовик медленно заехал по направляющим прямо в самолет. К машине! — скомандовал сосредоточенный Долматов. Мы горохом посыпались из кузова. Техники бросились ставить под колеса колодки и крепить наш грузовик врастяжку цепями.
На ночь по всему палаточному городку расставляли посты, запускали парные патрули из солдат. А надо сказать, что все солдаты были азиатской национальности. Мы их прозвали «мусульманский батальон». Кстати, наша группа под командованием Титыча числилась именно в этом батальоне и называлась «группа инженерно-технической поддержки». Офицеры «мусульманского батальона» взаправду считали нас инженерами и всерьез спрашивали, когда же придет из Союза наше оборудование — колючая проволока, охранная сигнализация, средства радиосвязи... Многие бойцы «мусульманского батальона» плохо владели русским языком, да и вообще, видимо, были не в ладах даже с арифметикой. Каждый день в городке назначался пароль. Например, сегодня пароль — цифра «семь». Патруль, видя в темноте кого-то, спрашивает: «Стой, кто идет!» — и говорит: «Четыре!» А человек должен ответить: «Три». Три» плюс «четыре» получается «семь». Однажды глубокой ночью мы сидим, играем в «кинга» и слышим из палатки: Стой! Кто идет, да? Чатырэ! А в ответ: Сваи, да! Сэм! Харашо, прахади, да! Все на секунду притихли, что-то высчитывая. А какой сегодня пароль? — спросил кто-то. Семерка! Мы так и грохнули от смеха. Ну и охраннички!
Титыч, сверяясь по бумажке, распределил нас по БТРам «мусульманского батальона». Наша задача: познакомиться с командиром машины и экипажем, проверить боеготовность БТРа, быть готовым в составе экипажа в качестве старшего машины совершить марш-бросок по маршруту Баграм — Кабул ...
БТРы «мусульманского батальона» стояли в небольшой ложбине на окраине охраняемой зоны. Около них возились экипажи и приданные им отделения бойцов-пехотинцев. Я познакомился со своим экипажем. Это были солдаты срочной службы — молодые ребята восточной наружности, которые приняли меня очень радушно. Командир машины — сержант по имени Аслан — рассказал, что он родом из Узбекистана, что его БТР находится в отличном техническом состоянии, а экипаж готов выполнить любую задачу. Я предложил завести машину. Водитель проворно вскарабкался на броню, скользнул в люк, запустил стартер, и двигатели взревели. Я тоже залез в БТР, сел на место командира, предложил проехаться туда, сюда. Насколько я мог судить, машина вроде бы была технически исправна. Я перебрался на место стрелка, покрутил в разные стороны пулемет. Все работает. Осмотрел инструменты, боезапас. Порекомендовал навести внутри порядок, сложить, как следует, патроны, гранаты, чтоб не валялись под ногами.
Ребята рассказали, что они раньше служили кто где — по разным войсковым частям. Всех вместе их собрали в Чирчике, на базе десантно-штурмовой бригады. Там они получили оружие, БТРы и все прочее. Там же в течение нескольких месяцев проходили боевую подготовку. Как выяснилось, сюда они прилетели с теми же БТРами, на которых учились ездить в бригаде. БТРы были уже явно не новыми, а скорее старыми. Но, по утверждению Аслана, именно их машина всегда была лучшей в бригаде. Это замечание я пропустил мимо ушей, зная склонность восточных людей к преувеличениям и похвальбе. Более того, у меня возникли неприятные мысли по поводу того, что на боевое задание, причем очень серьезное, выделяют подержанную бронетехнику, мягко говоря, не первой свежести. Как впоследствии выяснилось, мои предчувствия по этому поводу оправдались... На прощание я оставил экипажу несколько пачек сигарет с фильтром из моего московского запаса, чем они были несказанно довольны (ребята курили термоядерный нервно-паралитический «Памир»).
... на складных алюминиевых стульях уже сидели офицеры из «мусульманского батальона», старшие некоторых наших подгрупп, какие-то незнакомые нам военные, несколько офицеров-десантников. Все были в солдатской форме и с солдатскими погонами. Лычка ефрейтора на погоне означала, что его владелец имеет звание от лейтенанта до капитана. Две лычки младшего сержанта обозначали звания от капитана до майора, сержант — подполковник, а старший сержант — полковник. Мы со всеми поздоровались. Отдельно поздоровались с Мишей — начальником особого отдела «мусульманского батальона». Миша тоже был из среднеазиатов, худощавый, моторный, очень деятельный. Мы с ним пару раз выпивали, беседовали, и он нам очень понравился. Вот и начальство появилось. За стоящий перед нами стол сел командир «мусульманского батальона» — крепкий, высокий и немногословный майор угрюмого вида с загорелым широкоскулым лицом и раскосыми глазами (таджик или узбек?). Рядом с ним сел наш Яша, который все продолжал о чем-то шептаться с каким-то, лет тридцати пяти, человеком в нашей, спецназовской форме. Рядом сели еще несколько человек, в том числе наш Титыч.
Ну что... Все собрались? — спросил, ни к кому отдельно не обращаясь, незнакомый нам человек в полувоенной форме без знаков различия (такую в Афгане носили наши военные советники). — Тогда будем начинать... И он стал рассказывать нам, какие неисчислимые беды принес афганскому народу кровавый режим Амина и какой ущерб имиджу СССР и нашей миролюбивой политике наносит все, что сейчас творится здесь... Массовые репрессии... Расстрелы мирных жителей... Сидящий рядом со мной Cepera Чернота начал подремывать и вдруг явственно всхрапнул. Я толкнул его локтем: Cepera, не спи, замерзнешь! Слушай, они что, политзанятия с нами проводить будут? На хрена мы пошли сюда? — пробормотал Cepera. Но тут оратор потихоньку начал переходить к сути дела. Многозначительным тоном он сообщил нам, что «по полученным данным, Амин, возможно, связан с ЦРУ США» и что объективно он действует в интересах «США, мирового империализма, китайского гегемонизма и региональной реакции» (имелся в виду Пакистан). Получалось, что, куда ни кинь, Амина надо убирать. Оратор заверил нас, что весь прогрессивный народ Афганистана хоть сейчас готов встать на борьбу с тираном.
Я подумал: как народ — не знаю, а уж Сарвари и Гулябзой, сидящие сс/своими дружками в капонире, так это точно! Хоть сейчас готовы... нашими руками свергать тирана. Не щадя... нашей крови и жизни. А нам-то что: это наша работа, служба такая... Уж поскорей бы все свершилось, а то так здесь надоело! Чего тянем? Свергать так свергать! Отработали — и по домам! А то сидим, «удовольствие» растягиваем... Затем слово взял наш Яша. Про политику он не говорил. Он стал излагать нам план боевой кампании, в которой нам предстояло участвовать. Когда речь зашла о самых что ни на есть конкретных вещах, нам всем стало несколько не по себе. Мы и сами были ухари хоть куда, но такого никто из нас даже и ожидать не мог. По изложенному им плану завтра или послезавтра мы должны были сесть на БТРы «мусульманского батальона», молодецким ночным марш-броском преодолеть 70 километров и ворваться в Кабул. Там мы должны разделиться и небольшими группами атаковать и захватить все важные правительственные объекты. На этих объектах местные люди якобы ждут не дождутся нашего появления. Стрелять вроде и не придется: обо всем уже позаботились и договорились; и все тут же будут нам сдаваться и выходить с поднятыми руками. Более того, весь народ готов подняться на борьбу с режимом Амина; стоит нам появиться на окраине города, как к нам присоединятся огромные людские массы, которые сметут прогнившего тирана и его приспешников...
Самое сложное задание будет у группы БТРов... Яша посмотрел на какой-то мятый листок и назвал номера машин, среди которых я уловил и номер своего. БТРы пойдут занимать расположенный в самом центре Кабула дворец Арк — резиденцию Амина. По плану мы в составе пяти БТРов должны на огромной скорости снести броней парадные ворота дворца. Быстро подавить из гранатометов стоящие с внутренней стороны вблизи ворот два танка (которые вроде бы даже вкопаны в землю по башни) и две или три БМП, а затем разъехаться вправо и влево по узким дорожкам вдоль четырехэтажных казарм, где располагаются гвардейцы. При этом на броню вылезет переводчик, в мегафон («мегафоны мы вам привезем позже») объявит, что антинародный режим кровавого Амина пал, и предложит гвардейцам сдаваться и выходить из казарм без оружия и с поднятыми руками. Предполагается, что гвардейцы тут же выйдут из своих казарм... Ну и так далее... При этом нам надо проявлять максимум дружелюбия, доброжелательности и улыбчивости, а если кто-то из нас попытается затеять ненужный шум и стрельбу, если у нас не выдержат нервы, то разбираться с виновными будут по всей строгости закона!
Мы тогда не знали, что Яков Семенов, оглашая этот план, и сам сгорал от стыда. Конечно же, это была не его задумка. План составил какой-то большой военный начальник (не помню его фамилию). Потом уже Яша говорил мне, что высокое руководство поставило его как старшего всей нашей группы практически в безвыходную ситуацию: вот вам план действий — действуйте. Все возражения — признак трусости... Я огляделся по сторонам: у всех присутствующих были озадаченные и растерянные лица. В президиуме Яша и Титыч стыдливо отводили глаза.
Вторая часть нашего совещания получилась скомканной. Все задавали вопросы, на которые ни у кого не находилось ответов. Например, вопрос с воротами дворца Арк, которые мы должны снести БТРом. Для этого машину нужно разогнать до хорошей скорости, однако, чтобы подъехать к воротам, надо сделать прямо у них поворот почти на 90 градусов. Естественно, скорость будет снижена до минимальной. Так что, как ни корячься, а массивные ворота на скорости 5—10 километров в час не снесешь! А как подавить гранатометами два вкопанных в землю танка? Да эти танки в щепки разнесут наши БТРы при первом же приближении! Что значит танковая пушка против крупнокалиберного пулемета и слабенькой брони БТРа? Здесь все ясно и младенцу...
А эти казармы с гвардейцами? Там их, как минимум, тысячи две. И вот мы с двумя БТРами приезжаем, и они нам тут же сдаются! Смех, да и только. А если они начнут стрелять? Нам надо ответить огнем и подавить! А как мы сможем подавить огневую точку, например, на четвертом этаже казармы? Да нас просто сверху расстреляют из гранатометов, забросают гранатами — и дело с концом! Так ни с чем мы и разошлись. Обсуждение продолжили уже в своей палатке.
Потом нам объявили, что мы все-таки поедем в Кабул, но сразу воевать не будем. Просто переберемся на новое место дислокации: у дворца на Дар-уль-Аман, который Амин избрал своей резиденцией. Мы расположимся в непосредственной близости у дворца под предлогом его охраны. Кстати, Амин неоднократно просил выделить для обеспечения его безопасности советское подразделение. Вот мы в составе «мусульманского батальона» и будем этим подразделением! Ну что ж, это уже гораздо лучше и умнее! А куда же денутся десантники? Они тоже войдут в город, но рассредоточатся по другим объектам.
Молодецкий марш-бросок на Кабул решили провести ночью. Когда стемнело, мы со всем своим нехитрым скарбом расселись по приписанным БТРам. БТРы построились в колонну. Часть «мусульманского батальона» и десантников оставалась на месте охранять авиабазу, обеспечивать безопасность южного крыла «воздушного моста», принимать грузы и т.д. 256 МЫ БЫЛИ ПЕРВЫМИ Поехали... Водителям машин было приказано держать соответствующую дистанцию, ни в коем случае не терять из виду впереди идущую машину. Ни карт, ни схем движения в БТРы не дали. Не прошло и пяти минут движения, как мой БТР начал выказывать признаки неисправности. Скорости переключались с раздирающим душу скрежетом. Двигатели то выли на каких-то диких оборотах, то вдруг глохли, надсадно визжал стартер, заводился только один двигатель. Потом стала «западать» скорость. Нас стали обходить, обдавая едкой пылью и гарью выхлопных газов, идущие позади машины.
В чем дело? — угрожающим тоном поинтересовался я у сержанта—командира машины, который вот уже полторы недели заверял меня в полной технической исправности и боевой готовности БТРа. Все в порядке, товарищ начальник! Сейчас все наладим! Однако дело кончилось тем, что все двигатели окончательно заглохли и мы остановились. Ну, так что? Мы поедем или как?.. — спросил я. Не заводится, да! Чего я изделаю! — как-то легко и совершенно беззаботно ответствовал водитель и облегченно откинулся в своем кресле. Я приоткрыл верхний люк и огляделся. Уже полностью стемнело. Нас обгоняли последние машины колонны. Вот уже скрылись красные огоньки задних габаритов последнего грузовика. Потом мимо пропылила БМП хвостового дозора. Все. Колонна ушла. Кругом темно. Небо затянуло тучами, ни звездочки не видно. Куда ехать? В какую сторону? Рация работает? Нет, что-то в проводке сломалось... — отозвался сержант. Тут меня прорвало. Это что же такое?! Ведь все это время я им уши прожужжал о том, что машина должна быть полностью готова. И вот результат! Ни хрена не сделано! А эти засранцы сидят себе спокойно... Ну-ка, вылезайте и срочно ремонтируйте! Что расселись! — прикрикнул я. Сержант даже не повернулся ко мне и только пожал плечами, а водитель снова пробурчал недовольно: Чего я изделаю... здесь балшой рэмонт нужен... Машина старая... — равнодушно поддержал его сержант. А сидевшие в отсеке солдаты — человек семь — вообще не обращали внимания на происходящее. Они весело галдели между собой на своем языке.
Тогда я вспомнил, что несколько дней назад, когда мы выпивали с особистом «мусульманского батальона» Мишей, он заявил нам, что с солдатами этого батальона по причине их национального менталитета иногда надо разговаривать с позиции силы. То есть буквально он сказал так: «Этих баранов нужно бить по морде — тогда они будут шевелиться и что-то делать! А если по-хорошему — на голову сядут! Мы с комбатом как-то полушутливо заговорили о том, чтобы в качестве дисциплинарного наказания бить их палками, как положено по шариату...» Может быть, попробовать? Что мне терять? Я вытащил из кобуры пистолет, передернул затвор и, специально придав голосу яростной дрожи, тихо сказал: Так. Хорошо. Для вас я здесь старший командир. Мы находимся на боевой операции. Значит, с вами я буду поступать по закону военного времени. Если через десять минут неисправность машины не будет устранена, я расстреляю сержанта! За умышленное неисполнение приказа о боеготовности и срыв особо важного задания! При этих словах я саданул рукояткой «Макарова» по обтянутой танкистским шлемом голове сержанта. Тот ойкнул и, скорчившись на своем сиденье, втянул голову в плечи. Не от боли (попробуй-ка пробить танкистский шлем!), а от страха. Как раз то, что мне и надо! А еще через десять минут я расстреляю водителя! — Я перегнулся и шарахнул по башке водителю. Окончательно войдя в образ, я обернулся к сидящим в отсеке солдатам и пояснил им: — А потом и вас всех расстреляю, так как вы — пособники вот этих вредителей! Солдаты отпрянули от меня и затихли, испуганно поблескивая глазами. Потом я демонстративно отогнул обшлаг бушлата, взглянул на часы и голосом старшины, дающего команду на подъем новобранцам, крикнул: Время пошло!
С моими подопечными произошли удивительные изменения. Все тут же вскочили, открыли люки, выскочили из БТРа. Водитель расторопно вскрыл моторные отсеки и залез туда с головой. Члены экипажа сгрудились вокруг него, услужливо подавая ключи и прочие инструменты. Я тоже вылез наружу, спрыгнул на пыльный проселок и закурил, поглядывая на солдат. Все-таки убеждение — великая сила! Товарищ командир! Сейчас мы устраним все неполадки! — заверил меня ужом вывернувшийся из столпившихся солдат сержант. Я злобно посмотрел на него и прошипел: А ну, быстро ремонтируй рацию, гад вонючий! Есть, товарищ командир! — Сержант мухой юркнул в БТР и прокричал весело изнутри: — Через две минуты все будет готово! Здесь просто контакты отошли или окислились! Я мигом, товарищ командир! Действительно, минут через пять рация заработала.
Я связался со старшим колонны и доложил о поломке. За нами прислали БТР с офицером-механиком. Когда он, вытирая ветошью руки, отошел от моторного отсека, я его спросил: Ну, что? Хана! — коротко ответил механик. — Все машины — старье! Свой ресурс они уже отходили дважды... Будем тянуть на тросе. Ваша машина — уже четвертая... Все семьдесят с лишним километров от Баграма до Кабула мы ехали на буксире, на гибком тросе. Колонна двигалась черепашьим шагом. Треть машин вышла из строя, и их тащили на буксирах чудом еще не заглохшие остальные. Если кто не знает, что такое ехать в буксируемом на гибком тросе заглохшем БТРе, я скажу коротко: не приведи бог! Резкие рывки, от которых кажется, что вот-вот отвалится голова, неожиданные остановки, снова рывки. А кроме того, пронизывающий до костей холод. Двигатель не работал, печка, естественно, не включалась... И так около четырех часов! А если бы все-таки настояли на том идиотском плане с ночным марш-броском и последующим вступлением в бой? Удивительно, будто люди живут на другой планете и в другом измерении! Какой умник мог планировать такое? И еще, вроде всем понятно, для чего мы находимся здесь. Почему же не выделили новую бронетехнику? Почему дали эти развалины, которым давно уже место на свалке? Все эти мысли вяло ворочались у меня в голове.
В витиеватых матерных выражениях комбат так доходчиво объяснил нежелательность контактов с местным населением и военнослужащими, что солдат с брони как ветром сдуло. Однако позже, уже в городе, к нам в колонну затесалось две или три автомашины с местными номерами. Судя по всему, это была служба наружного наблюдения контрразведки. Когда колонна стопорилась на перекрестках, афганцы открывали дверцы машин и перекликались с нашими «мусульманами», которые, памятуя энергичное наставление комбата, на броню не вылезали и вели беседу, высунувшись из верхних и боковых люков БТРов. Я заметил, что афганцы что-то перекидывают нашим солдатам. Присмотрелся — они бросали пачки сигарет, которые наши «мусульмане» с криками восторга ловили...
Разминая затекшие ноги, я спрыгнул на землю. Осмотрелся. В свете фар были видны какие-то недостроенные двухэтажные здания из красного кирпича. Дверей не было, только каменные проемы. В окна были вставлены деревянные рамы без стекол. Оказалось, что именно там мы и будем базироваться. Стали разгружаться. Солдаты таскали с грузовиков в здание разобранные двухъярусные железные койки, матрасы. Комбат выставил боевое охранение: по близлежащим холмам запустили парные патрули, расставили несколько БМП и БТРов. Часа через два наша группа кое-как разместилась на первом этаже недостроенной двухэтажной казармы. Так началась наша жизнь на новом месте — в семистах метрах от предполагаемого объекта захвата ·— дворца Амина. 261 В.Н. Курилов Глава 39. Первым делом... Первым делом мы занавесили пустые глазницы окон и дверей плащ-палатками. Потом, набросив матрасы на панцирные сетки кроватей, мы, не раздеваясь, завалились спать, оставив дежурного, которого договорились менять каждые три часа...
Побудка состоялась через полтора часа. Тревога! Мы моментально вскочили, прихватив оружие, и выскочили во двор. Уже светало. Небо на востоке окрасилось в розовые тона. Было очень холодно. Клочья пожухлой травы на склонах горки были покрыты изморозью. Что случилось? Пропал парный патруль! — ответил озабоченный Титыч, тараща красные от недосыпа глаза. — Надо быть наготове... И он пошел к комбату, который стоял чуть в отдалении в окружении группы офицеров «мусульманского батальона». За казармой взревели двигатели, и две БМП помчались, переваливаясь, по холмам. Куда же делся этот парный патруль? Неужто его захватили «ихване»? Откуда они могут здесь появиться? Кругом ведь афганские части стоят. Вдруг на гребне холма, на фоне разгорающегося рассвета появились две нелепые фигуры: расхристанные, в шинелях без хлястиков, в зимних солдатских шапках с опущенными ушками, они были похожи на каких-то оборванцев или дезертиров. В таком виде у нас в армии обычно ходят стройбатовцы. Однако за плечами у обоих было оружие: у одного — ручной пулемет, у другого — снайперская винтовка Драгунова. Кто-то из офицеров крикнул: Да вон же они! А ну, давай сюда! Бегом, марш!! Это и был тот самый парный патруль, который потерялся... Подчиняясь команде, солдаты неуклюже побежали вниз по холму, причем один, запутавшись в длинных полах шинели, упал и, пыля, покатился, как куль с дерьмом, по склону, но затем поднялся, подобрал пулемет, закинул его за спину и, переваливаясь, снова побежал. После опроса солдат выяснилось, что они, оказывается, успели побывать в гостях...
Судя по их рассказу, все выглядело примерно так: через полчаса патрулирования к ним вдруг подошел какой-то человек в военной форме и по-таджикски сказал, что, мол, сейчас холодно, вы, наверное, замерзли, пойдем к нам, чаю попьем с земляками. Втроем спустились с холма, прошли по какой-то тропинке. Там стояли какие-то одноэтажные здания. Солдат провели внутрь. Там был афганский офицер. Он начал спрашивать: кто такие, сколько вас, откуда, зачем приехали, кто командир и так далее. Отобрал оружие. Потом бил по щекам, чтобы правду говорили. Все, что знали, то ему и рассказали. Офицер похвалил, сказал, что земляки должны уважать друг друга и помогать... Потом пили чай с конфетами и орешками, разговаривали... Потом их отпустили, и они пошли обратно... Офицер подарил сувениры: пачку сигарет «Кент» и брелок для ключей...
Комбат заскрипел зубами, потемнел лицом и объявил общее построение. Товарищи бойцы! — зычно выкрикнул комбат. — Сегодня всех вас подняли по тревоге из-за пропажи вот этих двух... — Комбат запнулся, подбирая определение «этим двоим», однако не подобрал и продолжил: — А они, оказывается, добровольно сдались первому встречному и выболтали все, что знали! Мы выполняем здесь боевой приказ! Нас послала Родина! На нас возложена огромная ответственность! И вот эти двое нарушают приказ, нарушают присягу, за что по закону военного времени... — при этих словах комбат вытянул из кобуры длинный ТТ, — ... положен расстрел! Двое нарушителей стояли перед строем, опустив головы. Оба плакали, и текущие потоком слезы оставляли полосы на их грязных лицах. Услышав слово «расстрел», оба упали на колени. Ни фига себе! Неужто пристрелит? Вообще-то есть за что... Однако, — потрясая пистолетом, продолжал комбат, — меня тут уговорили (кивок в сторону стоявших отдельной кучкой офицеров) до расстрела дело не доводить... Поэтому приказываю: этих двоих отвести в сарай и бить палками! Увести их... Вернувшись в казарму, мы долго обсуждали происшедшее.
Через день откуда-то приехали грузовики, из которых выгрузили перевязанные веревками мягкие тюки. Это была зимняя афганская форма (из грубого ворсистого сукна, похожего на наше шинельное), в которую нам всем надо было переодеться. Форму свалили в отдельную комнату. Рядом грудой навалили военные башмаки. Когда наша группа пошла подбирать себе форму, оказалось, что это не так уж и просто. Короткие куртки и брюки были раскроены и сшиты кое-как: одна штанина длиннее другой, застежки на рукавах с другой стороны и так далее. Кроме того, нитки были совершенно гнилые, и даже при примерке форма расползалась по швам. На ботинках подошва была очень хорошая, рифленая и даже на вид прочная. На ней стояла маркировка «Made in Italy». Кожа на ботинках тоже была вроде бы неплохая, но сшиты они были ужасно. Наверное, наши хозяйственники перепутали и вместо нормальной обуви закупили «испанские башмачки» для комнаты пыток! — примерив ботинки, заявил Cepera. — Я такие надевать не буду. Делать для армии такую одежду — прямая диверсия. Ведь ничего лучше даже придумать нельзя, чтобы вывести из строя солдат! — сказал я, рассматривая куртку. Чуть потянул материю — и сукно на глазах расползлось. Материал и нитки были гнилыми... Видно, на этом деле кто-то крепко нажился! Ведь наверняка заплачено было за нормальное сукно и хорошую форму... Да... Воистину говорят: «Кому — война, а кому — мать родная...»
Мы перебрали половину огромной кучи одежды, пока выбрали себе более или менее прилично скроенную форму из не до конца сгнившего сукна. Потом до вечера сидели, как портные, с иголками и нитками, укрепляя швы. Ботинки брать не стали: просто взяли да и загнули, насколько было возможно, голенища наших сапог. Издали они теперь смотрелись как высокие ботинки. Еда была скудная: уже набивший оскомину убогий солдатский сухой паек. У некоторых ребят не было с собой своих ложек, поэтому ели с широкого штык-ножа АКМ. Время от времени развлекались тем, что ходили к сараям, где из найденных досок сколотили щит и метали в него ножи «на высадку» и на очки.
Через день заработала столовая — напротив казарм разбили три большие палатки. Одна — для офицеров, две — для солдат. Еда готовилась поваром «мусульманского батальона», улыбчивым Алишером из Азербайджана, и дежурными по кухне из числа солдат. Правда, кулинарными изысками Алишер не блистал и кормил нас всех супами из концентратов и кашей-керзой — обычное армейское меню. Видимо, на поддержание боеспособности «мусульманского батальона» все же были выделены какие-то деньги, потому что ко второму блюду подавалось закупаемое на местном рынке жесткое мясо какого-то неизвестного животного (мы решили, что это — мясо павших от старости или непосильной работы верблюдов), а на третье иногда давали апельсины.
Ребята из группы «А» жили в том же корпусе, что и мы, только на втором этаже. Они тоже переоделись в афганскую форму, но их форма не шла ни в какое сравнение с нашей. Ходили слухи, что эту форму они привезли с собой и что ее шили на заказ и с примерками на московской фабрике «Большевичка». Форма была хорошо подогнана. Сукно легкое, но крепкое и теплое. По внешнему виду весьма похожее на афганское, но гораздо лучшего качества. И нитки, конечно же, были не гнилые. А ботинки у них — просто загляденье: из хорошей лоснящейся кожи, на крепкой и толстой подошве. Короче говоря, экипированы были они отлично. По сравнению с ними мы выглядели оборванцами-бомжами. Да и с едой у них дело обстояло получше: у ребят постоянно на столе была сухая колбаска, сахар, кофе, масло, овощи и фрукты. Чувствовалось, что о них заботятся по-настоящему. Держались они несколько обособленно и от нас и от офицеров «мусульманского батальона».
Стал пополняться наш «генеральский корпус», на втором этаже нашей казармы появились новые жильцы, которые вместе со своими адъютантами занимали отдельные помещения. Кто они были такие — мы не знали. Ходили разговоры, что это какие-то генералы из Москвы. По вечерам до нас доносились запахи жареных шашлыков, которые прибывшие командиры варганили прямо на этаже. А потом прилетел и наш самый главный командир — новый начальник управления «С» Первого главного управления Юрий Иванович Дроздов. Все говорили, что он очень толковый мужик, настоящий профессионал, имеет опыт боевых действий еще с прошлой войны. Дроздов оказался высоким худощавым человеком с удлиненным лицом. Он обошел все наши позиции. На вид приветлив, доброжелателен, со всеми здоровается, не гнушается побеседовать с младшими офицерами. Не то что генералы со второго этажа! Хороший мужик! — сделал вывод Cepera Чернота. — Уж он-то спланирует все как надо! Чтобы все быстро и без потерь! Титыч нам сказал, что теперь все мы называемся отрядом специального назначения «Зенит». Старшим группы, которая будет дислоцироваться у дворца, назначен Яша Семенов. Наша подгруппа под командованием Титыча остается в составе группы Яши. Задача нам будет поставлена отдельно.
Уже с вечера мы знали, что сегодня будет операция. Только не знали, когда именно. Сначала говорили, что акция начнется прямо после обеда, часа в три. Называли и другие сроки... В любом случае мы были ко всему готовы, и время выступления для нас уже не имело ни малейшего значения. Нам все здесь опротивело. Вся эта бытовая неустроенность, пыль, грязь, холод, полная неизвестность по поводу наших дальнейших действий... И вообще: сколько мы еще здесь будем сидеть? А если акция все-таки не состоится? Если наши каким-то образом договорятся с Амином?
С самого начала было ясно, что мы должны будем брать этот дворец. И задачи уже поставлены, и группы определены. Например, мы, то есть группа Голубева, должны захватить первый этаж. Там стоят в кабинетах сейфы с документацией. Это — наша цель. С документами будет разбираться Мусаич со своим напарником: они подтянутся во дворец после того, как мы дадим им сигнал, что все в порядке. Кроме того, мы должны помогать по возможности и другим группам сломить сопротивление, если таковое будет. Меня все время донимала мысль: как же мы будем штурмовать дворец, не зная, что там внутри? Ни плана, ни просто схемы у нас не было. Чудно все это...
Из всех намеченных к захвату объектов стоявший перед нами дворец был, наверное, самым важным. Именно здесь, на втором этаже, вон там, где светятся окна, находился в данный момент хитромудрый, по-восточному криводушный, как и положено быть тирану, вероломный и властолюбивый глава нынешнего правительства Афганистана Хафизулла Амин. Сколько нас шло на штурм дворца? Из отряда «Зенит» нас было всего человек двадцать пять... И столько же из группы «А», которая на этой операции значилась как группа «Гром». Да человек двадцать пять солдат и офицеров «мусульманского батальона» — в основном механики-водители бронетехники, стрелки-операторы. И бронетехника: четыре поношенных БТРа и четыре БМП. Еще было прикрытие: на горках сидели снайперы, гранатометчики, которые должны были прикрывать нас огнем... Мы должны захватить дворец. Амина необходимо уничтожить. Это приказ. И что бы каждый из нас ни думал по этому поводу, приказ должен быть, безусловно, выполнен.
... вошли несколько незнакомых нам людей в гражданских пальто и шляпах. Они поздоровались со всеми, пожали руку Титычу, о чем-то вполголоса с ним переговорили. Ребята, все сюда! — позвал Титыч. Один из незнакомцев развернул на табуретке план-схему. Смотрите все внимательно и запоминайте! — сказал он. Это был план дворца. «Ну, наконец-то», — подумал я. Задача вашей группы: захватить и полностью очистить первый этаж дворца. Вот центральный вход. Вот вход с противоположной стороны. Вот, смотрите, коридоры... служебные помещения... здесь лестничный пролет... вот еще один... На первом этаже... вот здесь... стоят несколько железных ящиков, или, скажем, сейфов. С документацией. Вот здесь... и здесь... Вот в этом кабинете тоже. После того, как проведете полную зачистку — вам будут помогать все — ваша группа берет под охрану эти сейфы и вообще все, что находится здесь. Это задача первого этапа. Потом часть группы, смотря по обстановке, возможно, будет оказывать помощь в зачистке второго этажа...
Группа наших ребят, которая свою основную задачу на этот день уже отработала, возвращалась на виллу. Только что на виду у всех они заложили тридцать шесть килограммов взрывчатки в коммуникационный колодец в самом центре Кабула, напротив дворца Арк. Взрыв должен разметать в клочки все кабели и полностью прервать телефонное сообщение в городе, оборвать связь Кабула с внешним миром. Пока переводчик отвлекал внимание патрульных солдат, наши ребята под видом ремонтных рабочих втащили в колодец два рюкзака со взрывчаткой, удачно все там расположили и поехали обратно. Но вдруг спохватились: забыли кое-какие технические мелочи. Пришлось снова возвращаться. Заряд должен был взорваться в 19 часов 15 минут. Все озабоченно посматривали на часы. А вдруг недоработает? Тогда провал! УАЗ уже заехал в ворота виллы, ребята вышли из машины, и... в это время грохнуло. Да так, что окна на вилле зазвенели! Сработало! Точно в 19 часов 15 минут.
В небо взвились сигнальные ракеты. Все! Пора! Мы быстро заняли свои места в БТРе. По рации прозвучала команда: «Вперед!» Механик-водитель поддал газку, БТР качнулся, взревел двигателями и покатился в низину, отделяющую нас от дворца. Тут же раздался душераздирающий рев «Шилок» — они били с горок поверх наших голов — и отчетливо слышные разрывы. Начался обстрел дворца. Заработали наши гранатометчики, пулеметчики и снайперы, засевшие на ближних холмах. Я сидел в металлическом чреве БТРа с правой стороны, почти под верхним правым люком. Рядом со мной устроился Володя Быковский. Как мы будем вылезать отсюда во всей этой амуниции? — крикнул мне на ухо Володя. — Ты только меня не толкай, когда выходить будем... Ладно, не боись! Вылезем как-нибудь! — ответил я. А между тем, насколько нам было слышно, стрельба усиливалась.
Я посмотрел вперед через незакрытые заслонками лобовые стекла машины и увидел, как вокруг ярко освещенного прожекторами дворца и на его стенах вспыхивают неправдоподобно красивые багрово-красные бутоны разрывов. Эй, сержант! — стараясь перекричать рев двигателей, заорал я, обращаясь к сидящему впереди командиру машины. — Скажи водителю, чтобы закрыл заслонки, а то ведь через окна и залететь что-нибудь может! Видя, что сержант не слышит меня, я толкнул Быковского: Володь, скажи, чтобы водила заслонки закрыл, поубивают ведь до срока! Поняв, что от него хотят, сержант обернулся и прокричал в ответ: Я ему уже говорил, а он не хочет! Он ни разу не ездил с закрытыми заслонками! Говорит, что через триплекс плохо видно! Я сейчас башку ему оторву, вообще ничего не увидит больше! — сделав свирепое лицо, крикнул я. Стволом автомата (иначе недостать) я ткнул механика-водителя в спину: — Закрой заслонки, идиот! Пули или осколки залетят, убьют ведь! Водила понял и опустил заслонки. БТР сильно сбавил ход, почти остановился, затем, резко дернувшись, пошел снова. Начался подъем.
Опомнился я только у какого-то небольшого — не более полуметра — каменного парапета. Осмотрелся. Наши залегли вдоль парапета. От своего БТРа я отбежал метров на десять—пятнадцать. Вся наша колонна как-то смешалась. Впереди, перегородив дорогу, дымил БТР. Прямо за парапетом — дворец, ярко освещенный прожекторами. «Во, дураки! Даже освещение не выключили!» — подумал я о гвардейцах. Володька Быковский притулился рядом. Кругом пальба: не поймешь, кто куда стреляет. То и дело рядом что-то оглушительно хлопало, взрывалось. Тут же заложило уши. Черное небо исчеркано разноцветными трассерами. Трассирующие пули описывали широкие дуги, и было непонятно, откуда и в какую сторону они летят. Стреляли из окон дворца обороняющиеся, стреляли наши по дворцу, неизвестно кто и по кому (наверное, по нам?) стрелял откуда-то снизу и сбоку. С небольшими перерывами на перезарядку продолжали долбить «Шилки», и от стен дворца на нас сыпались осколки снарядов и гранитная крошка. В огромных полутемных окнах дворца трепетали ярко-красные бабочки: бьют пулеметы, догадался я. Наверное, поставили сошки «ручников» на подоконники и лупят!
Я переваливался через ничком лежащие тела (убитые, что ли?), под руки то и дело попадались какие-то округлые камни. Я взял один из них и поднес к глазам. Елки-палки, да это же гранаты! Точно, округлые РГ-42 нашего производства! Причем с капсюлем-детонатором и... без чеки! Это ж гвардейцы в нас кидают из окон, сообразил я. И почему-то некоторые гранаты не взрываются! Может, потому, что старые? Ну и слава Богу! А вообще-то очень неприятно ползти по гранатам с выдернутыми чеками... Все это как-то нервирует... Пригнись! — заорал Володька. Мы ничком упали на землю, а по самой кромке парапета, брызжа гранитной крошкой, прошла плотная пулеметная очередь, противно завизжали рикошетные пули. Вот бы зарыться поглубже, что там этот парапетик, сверху мы, как на ладони, видны! Надо ползти, Володь! На одном месте будем лежать — убьют! Огонь стал плотнее: головы не поднять.
Мы продвинулись еще метров на пять. Высунув автомат поверх парапета, я, не целясь, выпустил длинную очередь в сторону дворца. Выглянул. Прямо передо мной, метрах в двадцати, высилась белокаменная стена дворца. Из высокого окна (стекла выбиты, остались только рамы) бил пулемет. Мне был виден только его сотрясающийся ствол, на кончике которого трилистником бешено плясал огонь. Во, гад! Шурует без задержек! Я с трудом совместил прорезь целика и мушки — в полутьме не разглядеть, — прицелился и стал стрелять короткими очередями по окну, стараясь попасть в каменный простенок, чтобы рикошетными пулями достать пулеметчика. Я быстро освоился и теперь уже стрелял просто навскидку. Мои очереди были отчетливо видны: я сам набивал магазины — каждый второй патрон трассирующий. Я видел огненную струю и теперь направлял ее туда, куда мне было надо. В соседнем окне мелькнуло что-то, и я немедленно всадил туда очередь. Больше там никто не появлялся. И снова я стал бить по пулемету. Внезапно автомат перестал стрелять. А, черт! Магазин кончился! Я прижался к парапету, отщелкнул пустой магазин, хотел выбросить, но замешкался. Мелькнула мысль: а вдруг потом потребуют сдать использованные магазины? А... пошли они на хрен! Скажу, что потерял...
Справа от меня стрелял по окнам Володька Быковский. Левее тоже непрерывно бил автомат. Я оглянулся: в отблесках яркого пламени от горящей будки прямо на открытом месте, на виду у всех, стоял на одном колене какой-то боец из группы «А» и, как в тире, короткими очередями бил по окнам дворца. На нем была огромная округлая глухая каска с забралом и какой-то чудной формы бронежилет с высоким, как у свитера, воротом. На триплексе забрала отражались блики огня. Как потом, уже в госпитале, выяснилось, это был Олег Балашов, командир отделения «альфовцев». Эх, черт возьми, мелькнула мысль, вот это каска! Вот бы такую!
Сзади взревели двигатели. Я обернулся. Наша бронетехника — БТРы и БМП — проделывала какие-то маневры. Насколько я понял, они хотели подобраться ближе ко входу во дворец, чтобы подавить огневые ячейки противника и прикрыть нас огнем. Движение задерживал ставший поперек дороги подбитый гвардейцами БТР, который шел впереди нашего. В конце концов его спихнули с дороги... Вдруг одна из БМП вывернула вправо и ходко пошла прямо на нас. Более того, я увидел, что ее плоская башня, покрутившись, вдруг уставилась прямо на меня, осветив фарой. Да бог с ней с этой фарой, прямо на меня направлена пушка! Он что, стрельнуть хочет? Идиот! Эй, стой! Куда прешь! Совсем с ума спрыгнул? — закричал кто-то рядом. Идиот! Смотрите, он на нашего наехал!
БМП действительно наехала на бойца группы «А» Сергея Кувылина. Гусеница прошла прямо по его стопе. Но Сереге повезло: его стопа плашмя попала в какую-то выбоину в бетонке, и гусеница БМП только сильно прижала ногу. Спасительную роль сыграл и совершенно новый, еще не разношенный ботинок, жесткая подошва которого смягчила давление многотонной машины. Потом мы вместе с Серегой лежали в госпитале. Кроме травмы ноги врачи поставили диагноз: сильный ушиб. Cepera, как и все мы, был здорово посечен осколками от гранат...
А я, как завороженный, смотрел на ствол БМП. Что делать? Может, стрельнуть по нему? Да нет, нельзя... Так еще хуже будет. Да и что толку стрелять: этой дуре мой автомат — как слону дробина! Но вот ствол БМП качнулся, поднялся чуть выше. Грохнул выстрел. Снаряд прошел у нас над головой и, ударившись о стену дворца, высек пламя, кучу искр и облако белой пыли. БМП попятилась назад, чуть развернулась и стала методично бить по дворцу.
Возвращаясь мысленно в те дни, Валерий Р. в который раз высказывает свои замечания и выводы по операции двадцатилетней давности:
«1. Противник ожидал наших действий и предпринял определенные меры по организации противодействия. Противодействие это было значительно ослаблено благодаря неожиданному переносу времени начала операции на более ранний срок. Вероятно, имела место утечка информации о мероприятии в целом, о дне и даже часе ее начала.
2. По непонятным причинам офицеры ВДВ были без средств связи со своими подразделениями; по этой же причине группа могла понести тяжелые потери от огня своих же войск. Руководивший операцией старший советник, единственный, кто имел рацию, на значительное время был отрезан от группы из-за перестрелки с противником.
3. Солдаты и офицеры частей ВДВ, направленные на объект, не были достаточно четко проинструктированы о том, что в здании действуют свои, они никогда не видели форму спецназа, в которую была одета группа; лишь благодаря выдержке и смелости разведчиков-ди-версантов, первыми вошедших в контакт с нашими десантниками, не был открыт огонь по группе.
4. Имевшиеся в группе гранаты УЗРГМ (наступательные) оказались малоэффективными, оборонительные гранаты Ф1 применить оказалось невозможным из-за опасности поражения своих.
5. Предварительно не отрабатывался вариант встречи группы огнем со стороны противника до захода ее в здание, пути наступления или отхода и т. д.
6. Военные советники и иные источники должны были заблаговременно дать более точную информацию об объекте и дислоцирующихся в нем силах, включая подробные планы здания и прилегающей местности, данные о лицах, подлежащих нейтрализации.
7. По единодушному мнению разведчиков-диверсантов группы, если бы операция началась 14.12.1979 г. без поддержки подразделений ВДВ, она бы провалилась, соответственно были бы гораздо большими потери с нашей стороны. По этому первому варианту группа состояла лишь из 5 разведчиков-диверсантов отряда «Зенит» и 3 пограничников, которых для нейтрализации такого объекта, как генштаб, было бы явно недостаточно».
Примерно 40 минут продолжался бой 9 разведчиков-диверсантов и роты десантников по овладению радио- и телецентром. Командир группы Александр Р. сообщил, что члены его группы, разбившись на пары и тройки, провели основательную доразведку объекта, включая и день его захвата. По полученным данным были составлены схемы расположения постов охраны, боевой техники и казарм личного состава противника. Командиру группы удалось побывать на объекте два раза. Как инженер по автоматике, он выяснил, где располагались студии радио- и телевидения, из которых велись передачи в эфир, их коммутационные сети и энергетическое снабжение, как основное, так и запасное. Во время посещения объекта им было уточнено расположение постов внутренней охраны и казарм, как с охраной, так и с экипажами танков и БМП. За два дня до захвата объекта задача была доведена до командира роты и командиров взводов. Затем, переодев их в гражданское платье, разведчики вместе с ними, опять разбившись на пары и тройки, в течение двух суток несколько раз обошли объект со всех сторон для подготовки боевого плана захвата объекта.
Были подготовлены два варианта: один — с ходу на боевых машинах подскочить к объекту, ворваться в него, сметая ворота и часовых, огнем блокировать расположение экипажей танков и БМП, захватить боевые машины и уничтожить личный состав, оказывающий сопротивление. Другой — пустить вперед десант, имеющий своей задачей снятие часовых, блокировку расположения экипажей танков и БМП и уничтожение противника, оказывающего сопротивление. Наши же БМД по первому выстрелу подскакивают к объекту и огнем своих пушек и пулеметов помогают выполнить задачу десанту. Захват был осуществлен по первому варианту — с ходу. В день захвата командир роты и командиры взводов довели задачу до каждого десантника. Каждый из них четко знал, что ему делать. Особенно были проинструктированы водители БМД и операторы-наводчики. Члены группы помогали офицерам роты довести задачу до каждого десантника. 27 декабря в 18.30 Александр Р. и командир роты поддержки получили приказ: в 19.30 атаковать объект, захватить его и оборонять в случае нужды, а затем организовать его охрану. Группа разведчиков-диверсантов была распределена по боевым машинам, и рота заняла исходную позицию. Группе был придан афганский офицер-танкист Ватанджар.
В 19.23 с расчетом только на время пути БМД до объекта был отдан приказ: «Вперед!» Боевые машины ворвались на объект, смяв ворота и расстреляв часовых. Десант высыпался из машин и двинулся выполнять задачу. Один танк возле КПП был захвачен сразу, а экипаж взят в плен. Три танка, открывшие по нам огонь, были уничтожены десантниками из гранатометов «Муха», как и один БМП. Остальные танки и БМП (на объекте было одиннадцать танков и четыре БМП) сопротивления не оказали, но отъехали от объекта и стояли выжидая. Члены группы огнем из автоматов прикрывали действия десантников. Следует отметить, что с начала боя минут 10—15 не работала ни одна радиостанция (их кто-то забивал), а затем связь была нормальная. Большую помощь оказал группе Ватанджар. Увидев сдавшихся в плен и захваченных танкистов, он разослал их к стоявшим в отдалении танкам и приказал сдаваться. При этом он приказал идущим к танкам объяснить экипажам, что с ними ничего не произойдет, если они сдадутся в плен. Все экипажи оставшихся 8 танков и 2 БМП сдались в плен. Увидев из окон казарм, что экипажи сдаются в плен, сложили оружие и бойцы из охраны объекта. В плен было взято 106 человек, убито 7, ранено 29. С нашей стороны ранен только один солдат в ноги. Позже он был отправлен в госпиталь посольства. Бой длился 40 минут. Члены группы, захватив здания радио и телевидения, сразу же поместили в одно помещение находящихся там гражданских лиц, предварительно их обыскав. Членами группы была четко организована работа с афганскими специалистами по передаче в эфир обращения к народу и ряда заявлений нового правительства. Группой осуществлялся и контроль этих передач. Группа осуществляла охрану зданий радио и телевидения и вместе с афганцами обеспечила охрану 17 министров из кабинета Амина, которые были задержаны ими.
А в это время наши ребята уже входили в здание министерства внутренних дел. Они подъехали сюда на двух УАЗах. Почти беспрепятственно вошли в холл. Переводчик поздравил ошалевших дежурных офицеров со «вторым этапом Апрельской революции» и сообщил, что «кровавый режим Амина пал». Посоветовал оставить на рабочем месте оружие и уходить домой. Ребята пожали руки онемевшим офицерам и двинулись дальше. Вдруг где-то оглушительно громко (в замкнутом пространстве) загрохотал пулемет. Очередью перебило оба бедра у Толика Муранова, и он упал, как подкошенный. Наши ринулись вперед, кто-то швырнул внакат по полу гранату. Ложись!!! Граната закатилась в приоткрытую дверь, из которой стрелял пулемет. Раздался взрыв. Дверь слетела с петель. Облако пыли, запах сгоревшей взрывчатки... Ребята взялись за автоматы. В небольшой комнатушке валялся опрокинутый взрывом письменный стол, покореженный ручной пулемет, на полу корчился офицер с погонами капитана полиции. Короткая автоматная очередь помогла офицеру расстаться с этим миром... Послышалась стрельба с лестницы, идущей на второй этаж, и пули защелкали совсем рядом, отбивая штукатурку со стен. Мужики! Не стоять! Вперед! Ребята, петляя, насколько позволял узкий коридор, помчались к лестничному пролету, поливая наугад из автоматов.
Нас привезли обратно в те самые казармы, где мы жили. В одном из помещений развернули полевой госпиталь. В углу тускло горела подсоединенная к автомобильному аккумулятору лампа. Там стояли два или три стола с наброшенными полосатыми матрасами, прикрытыми грязными, в кровавых пятнах, простынями. Над полураздетым лежащим навзничь телом колдовал доктор. В белом халате и, кажется, в очках. Откуда он здесь взялся? У входа в помещение прямо на полу валялась горка оружия — автоматы, подсумки. Это с раненых бойцов снимали уже не нужную им амуницию. Бросайте автомат и все лишнее сюда! — сказал мне солдат-санитар. Я, чуть помедлив, положил автомат. Солдат помог снять поясной ремень и пустые подсумки. С пистолетом мне расставаться не хотелось — мало ли что... А так хоть какое-то, но оружие. Я вытащил свой ПМ из кобуры и положил его в карман куртки. Садитесь, мужики, где найдете место! Сейчас доктор вас посмотрит.
В это время доктор вдруг пошатнулся, широко развел руками, пытаясь за что-то уцепиться, чтобы не упасть. Его поддержал сзади какой-то солдат. Доктор оперся о стол, помотал головой и снова принялся за очередного раненого. «Пьяный, что ли?» — подумал я. Но доктор был не пьян. Он был тоже ранен. Уже потом я узнал, что это был один из тех советских докторов, которые в момент начала нашего штурма оказались внутри дворца. Этих врачей в срочном порядке дернули из военного госпиталя, где они работали, к Амину, который по указанию кого-то из наших начальников был отравлен поваром. Обычная несогласованность действий, которая всегда бывает при проведении серьезных операций. Что самое интересное, эти наши доктора спасли Амина! Поставили ему капельницу, провели в срочном порядке какие-то процедуры... Правда, потом Амина все равно убили.
Под утро подкатили бронемашины наших десантников, которые пару часов тому назад приземлились в Кабульском аэропорту. Увидев издали грязные, неухоженные БТРы с белыми тряпками на антеннах, одетых в афганскую форму людей с оружием, десантники с ходу открыли огонь на поражение из всех имеющихся у них в наличии видов оружия. В щепки разлетелся стоящий на взгорке БТР «мусульманского батальона», наповал был убит батальонный повар Алишер, который с двумя дежурными по кухне готовил завтрак. У высунувшегося из окна солдата автоматной очередью снесло начисто нижнюю челюсть. Погибло еще несколько человек... Вот-вот могла начаться мясорубка: возбужденные бойцы уже повоевавшего «мусульманского батальона» хватались за оружие... Однако до боя со своими, слава Богу, дело не дошло.
Когда недоразумение прояснилось и началось выяснение отношений, старлей-десантник долго извинялся и объяснял, что у него не было ни позывных «мусульманского батальона», ни даже карты города. В аэропорту его командир дал ему нарисованную от руки схему движения и задание: оказать поддержку нашим бойцам, которые штурмуют дворец. Бойцов в нашей форме он не увидел, а по появившимся в поле зрения афганским солдатам открыл огонь на поражение. Он решил, что афганцы всех наших уже перебили...
Казалось бы, мимолетный эпизод, но я почему-то запомнил этих ребят. С ними я столкнулся через несколько лет, когда был подключен к расследованию нашумевшего в свое время дела «Востокинторга». Представители этой славной организации «делали» в Афганистане большие деньги на вымогательстве взяток с местных купцов за право торговли с СССР, на контрабанде, на валютных и спекулятивных операциях. Совершенно случайно тем хмурым утром 28 декабря 1979 года я оказался свидетелем того, как они пытались с самолетом, отвозившим раненых бойцов, переправить в Ташкент очередную партию контрабанды. Они наверняка знали, что этот самолет досматриваться никем не будет. Поэтому и приготовили целый грузовик товара. Но у них в тот раз все сорвалось. Может быть, возмутился командир корабля и экипаж... А может быть, просто не было места...
Когда я читал в материалах дела показания фигурантов о попытках отправить товар в Ташкент с ранеными и убитыми, я тут же вспомнил парня с ампутированной рукой, труп в кузове грузовика и этих сытых, богато одетых и уверенных в своей безнаказанности молодых парней на иномарке. Часть из этих «востокинторговцев» все-таки довели до суда и посадили в 1984 году. Но сидели они совсем чуть-чуть: почти всех их довольно быстро выкупили. Часть освободилась досрочно, кого-то отправили отбывать срок на этнические родины, где они моментально вышли на волю.
Стараниями ташкентской «семерки» наши прикроватные тумбочки ломились от хорошего армянского коньяка. Каждый день утром заботливые ребята привозили нам горячий куриный бульон. Через несколько дней в госпиталь приехали представители управления «С» Первого Главного управления КГБ. С ними был Глотов. Под диктофон каждый из раненых в отдельной комнате наговорил все, что он делал во время боя, кого видел из бойцов, обстоятельства схватки и тому подобное. На прощание нам на полном серьезе неофициально объявили, что на всех раненых подано представление на звание Героя Советского Союза. Мы понимали, что Президиум Верховного Совета СССР вряд ли пойдет на такое массовое причисление к Героям, и скромно надеялись на... орден Ленина.
От имени Председателя КГБ СССР Ю.В. Андропова каждому из нас вручили конверт, в котором лежали четыре новенькие купюры по 25 рублей. Очень приятный момент! Заодно нам привезли газеты, в которых кратко сообщалось о том, что «прогрессивная часть афганского общества свергла кровавый режим Амина» и что во главе Афганистана сейчас стоит «хороший» Бабрак Кармаль. Мы были приятно удивлены тем, что нас обозвали «прогрессивной частью афганского общества», а потом еще долго спорили между собой, выясняя, Бабрак — это имя или фамилия?
Мой давний товарищ Глеб Борисович Толстиков при штурме дворца Амина руководил одной из групп «Альфа». Глеб говорил, что у его группы была необычная задача: «В машине у меня кроме обычного вооружения были лестницы, сделанные заранее. Там ведь дорога, ведущая ко дворцу, с одной стороны обрамлена высокой бетонной стеной. И на нее никак не залезешь, только с помощью лестниц. Дорога — под огнем. Решили с помощью лестниц сократить путь. Держать их должны были солдаты из «мусульманского батальона». Мы их проинструктировали: как только открываются двери БМП, выскакивайте, хватайте лестницы. В жизни получилось по-другому. Подъехали, выпрыгнули, попали под огонь, и солдаты как упали, так их будто приморозило к дороге. Я пинаю их — куда там, не встали. Короче говоря, теперь уж не помню: сами лестницы держали или под пулями бежали, но оказались там, у главного входа во дворец. После взятия резиденции Амина, когда увезли убитых и раненых, мы ночь еще воевали. Утром все стихло.»
Вспоминая о тех событиях, с болью переживаю, что потом, в Москве, ребят обвиняли в разных несуразностях. Так, Мишу Романова обвинили в поощрении мародерства, присвоении бойцами «Альфы» каких-то драгоценностей. Оказалось, что среди участников штурма нашелся негодяй-анонимщик, оклеветавший своих товарищей. Нервное потрясение у Романова было страшное.
30 декабря, утром, из Ташкента прибыли два самолета Як-40, которые должны были забрать группу «Альфа», убитых и раненых, а также снаряжение и оружие. Часть боеприпасов и оружия пришлось оставить, так как не хватало места в самолетах. Не обошлось без небольшого инцидента. К концу погрузки на летное поле к самолетам подъехал посольский микроавтобус. Кто-то из ловких сотрудников узнал об отправке ребят и решил переправить с ними коробки с вещами. Пришлось остановить ловкачей и завернуть машину в город. Прощание было грустным. Что-то ждет нас в будущем?
После штурма дворца осталось много трофейного оружия. Пришлось провести инвентаризацию и организовать в бомбоубежище небольшой оружейный склад, где собралось оружие от дамского браунинга до противотанковой «Мухи». Бойцы «Альфы» и «Зенита» принесли в посольство найденные во дворце деньги и поднос с драгоценностями Амина и его жены. Бухгалтер резидентуры произвел учет всех ценностей.
В следующие дни я мотался по городу, подыскивая помещение для резиденции Бабрака Кармаля. Дворец Амина был сильно поврежден, а старый королевский дворец Арк требовал ремонта. После долгих поисков остановились на правительственной, гостевой вилле Чохельсатун. Там раньше останавливался А.Н. Косыгин. Она находилась недалеко от дворца Амануллы за Дар-уль-Аманом. Вилла располагалась в парке около подножия невысоких гор. Группе В. Шергина, охранявшей Бабрака Кармаля, вилла не понравилась. На горе был кишлак, и с нее хорошо просматривался парк и вилла. Для охраны Бабрака Кармаля группе Шергина была придана рота десантников. Пришлось срочно ремонтировать бывший королевский дворец, пострадавший частично во время Апрельской революции.
Совещание проходило в одном из домов дорожников, приспособленном под офицерское общежитие и столовую. Здесь было тесно, койки стояли в три яруса. Буржуйка слабо отапливала помещение. Офицеры спали не раздеваясь, выпив на ночь стакан водки, которую покупали за чеки (сертификаты «Внешпосылторга») у водителей КамАЗов. Особист (сотрудник военной контрразведки) рассказал, что шоферы идут на различные ухищрения. Например, на дно бензовоза укладывается 120 бутылок водки, а иногда попадаются машины, бензобак которых разделен на две половины. В одну из них заливается спирт. Бороться с этим почти невозможно. Через туннель идет поток машин, каждую не проверишь. Все хотят заработать чеки, которые получают только офицеры.
Поездка Тухаринова не оказалась безрезультатной, он поручил саперному батальону ремонт трассы. Оставив генерала и его команду, мы решили проехать через туннель до поселка Серадж, недалеко от Кабула, где раньше жили дорожники. Около туннеля, на его северной стороне, мы не увидели афганских и советских машин. Дорога была свободна — ждали, когда проедет в Кабул командующий. Около южного портала по-прежнему около машин топтались возмущенные водители, замерзая под снегом и ветром. Чубаров решил сообщить обо всем генералу. Тухаринов был возмущен: «Надеюсь, вы не подумали, что это по моей команде перекрыли движение через туннель?»
Он устроил разнос командиру батальона.
В Хинжане выяснилось, что БТР пограничной роты плохо подготовлен, один двигатель «съедал» масло. Водитель попросил разрешения починить БТР. Командир танковой роты успокоил: У нас есть один бесхозный двигатель. Обменяем его на вышедший из строя. Ожидать окончания ремонта БТР времени не было. Решили оставить посольский БТР с водителем и пограничниками. Им было приказано возвращаться в Кабул с какой-нибудь попутной колонной.
По «дороге жизни», как ее называли кабульцы, мне приходилось ездить неоднократно. Но в тот раз поразило количество военных машин и бронетехники. По словам военных, за Чарикаром (50 км от Кабула), в районе местечка Карабаха, славящегося своими виноградниками, на дорогу с гор спускаются группы душманов. Они проходят по подземным речкам — каризам, по которым поступает вода для полива виноградников. Совершив налет на колонну машин, бандиты по ним же уходят в горы. Мародерство на дороге сотрудники военной контрразведки объясняли тем, что солдаты на блокпостах плохо и не вовремя обеспечиваются продовольствием. Тогда об интендантской службе ходили анекдоты, и совсем редко заводились уголовные дела.
На следующее утро по дороге в Кабул мы увидели любопытную картину. Около блокпоста стояла БМП, танкист на костре в банке из-под патронов жарил оладьи. Увидев нас, он пригласил их попробовать. На вопрос: «Откуда мука?» — спокойно ответил: «Дорога кормит!» Бывали примеры и похуже.
Офицер военной прокуратуры рассказывал мне, что как-то солдаты остановили автобус с рабочими и отобрали у них деньги и часы. Возмущенные афганцы обратились с жалобой к командиру близлежащей воинской части. Командир построил подразделение, рабочие-афганцы узнали грабителей. Было возбуждено уголовное дело. После ввода ограниченного контингента советских войск в Кабуле и других городах были сформированы военные комендатуры — советская и афганская. Коменданты тесно сотрудничали друг с другом. В комендантский час патруль, как правило, был совместный. Первым комендантом в Кабуле был полковник Двугрошев, один из заместителей командира Витебской воздушно-десантной дивизии.
Охрану объектов и дорог осуществляли советские воинские подразделения. Без этого невозможно обеспечить снабжение армии и нормальную работу промышленных и иных объектов. Войска ВДВ участвовали в боевых действиях. Причем самым строгим наказанием для десантника было его отстранение от операции. Были, к сожалению, и случаи предательства. Как-то была получена информация, что группа советских военнослужащих вступила в сговор с душманами в Кабуле и намерена продать им радиостанцию и оружие. Силами отряда «Каскад» предателей задержали, обошлось без жертв. После этого случая я с консулом прибыл к командованию Витебской воздушно-десантной дивизии. В беседе ее командир и начальник штаба затронули вопрос о формировании частей ВДВ. В десантные войска попадали прежде всего смелые и отчаянные ребята. Но случалось, что их отбирали из числа отбывших сроки в тюремных лагерях. Многие из них становились хорошими бойцами, но над некоторыми довлело их преступное прошлое.
Как-то поздно вечером дежурный вызвал меня в посольство. Афганский патруль задержал советского солдата. Это был щуплый и наивный паренек из Вологодской области, которого призвали четыре месяца назад и послали в Кабул в строительный батальон 40-й армии. На вопрос, как он оказался на улице в незнакомом городе, солдат рассказал, что его вытолкали за ворота старослужащие, предварительно избив. Они заставляли его стирать белье и обслуживать их. Целый месяц он терпел проделки «дедов». Но, когда они стали склонять его к непотребному, солдат взбунтовался и был побит. Я позвонил дежурному по 40-й армии и сказал, что в посольстве находится солдат строительного батальона. Более двух часов я ждал посланца из штаба армии, после чего позвонил в комендатуру и объяснил ситуацию. Через 15 минут солдата отвезли на гауптвахту. Утром приехал капитан из штаба за солдатом, покинувшим свою часть. Пришлось его направить за солдатом в комендатуру. Как видим, «дедовщина» уже тогда не просто существовала, но и проникла в действующую армию.
Гауптвахта не пустовала, военная комендатура старалась наводить порядок, но обстановка тем не менее в городе не улучшалась, а становилась все тревожнее. Меня беспокоили сигналы о том, что душманы покупают оружие у советских военнослужащих, которое они припрятывали после гибели своих однополчан. Однажды мне позвонил из города мой доверенный человек и сообщил, что в микрорайоне он был свидетелем продажи двумя нашими солдатами пистолета Макарова. Это происходило недалеко от дежурной части военных советников. Наряд дежурной службы задержал «торговцев». За пистолет давали 6—8 тысяч афгани, за автомат Калашникова 25 тысяч. Оружие было и у некоторых наших специалистов, не говоря уже о советниках КГБ и МВД. Приезжающие корреспонденты первым делом просили пистолеты. Были случаи, когда эти пистолеты стреляли, то ли нечаянно, то ли умышленно, иногда пропадали. Случалось, что люди стрелялись, применяли оружие в пьяных ссорах.
В феврале 1980 года посол на самолете полетел в Термез с делегацией афганских руководителей во главе с вице-президентом Сарвари на строительство моста через Амударью под Хайратоном. На вокзале увидели толпу полупьяных, заросших щетиной солдат, которые заполонили вокзал, требуя отправки в Ташкент. Это были солдаты наспех сформированных частей, которых призвали в Афганистан из запаса по мобплану. Сорокалетние резервисты-вояки хвастались своими «подвигами». Хорошо, что эти части дошли только до Пули-Хумри. Комендант города не мог образумить солдат и навести на вокзале порядок. С полковником МВД Бруком нам удалось утихомирить солдат в зале ожидания и объяснить им обстановку. Брук закрыл зал ожидания, выставив милицейскую охрану. Хорошо, что афганская делегация пробыла на вокзале 10 минут и не обратила внимания на беспорядки.