Ссылка на полный текст: REENACT&GEAR • Просмотр темы - Дневник разведчика, 1969-1970 год - майор Брюс Х. Нортон
Навигация:
Об авторе книги
Учебный центр (Грейт-Лейкс, штат Иллинойс)
Школа Госпитального корпуса ВМС (Грейт-Лейкс, штат Иллинойс)
Школа полевой медицинской службы ВМС (Кэмп-Лежен, Северная Каролина)
Превращение санитаров в морских пехотинцов, обученных оказанию первой помощи
Военно-морской госпиталь Ньюпорта
Прибытие в Дананг, Вьетнам
3-я отдельная разведывательная рота
Занятия по физподготовке
Сумка Unit-1
Подготовка снаряжения к выходу санитара в составе разведгруппы
Первый выход в демилитаризованную зону, в 1950—1970-х годах разделявшую Вьетнам на два государства
Передвижение по вьетнамским дорогам в составе конвоя
НП и бункер связи на границе демилитаризованной зоны
Походный порядок разведгруппы
Обустройство "гавани" — места ночёвки группы
Ночёвка в "гавани"
Система сейсмического обнаружения движения AN/GSQ-151 PSID
Установка мин-ловушек
Тренируйтесь быть уставшим, совершать ошибки в тылу, а затем исправлять их
Подготовка новой группы в 1-й разведроте
Вьетнамский перебежчик в составе разведгруппы и программа "Чиеу хой"
В 1969 и 1970 годах я был санитаром в госпитале ВМС США и служил в составе разведывательных групп морской пехоты в составе 3-й и 1-й отдельных разведывательных рот, выполняя двадцать четыре боевых задания на дальние расстояния. Группа разведки морской пехоты, осуществляющая боевое разведывательное патрулирование, всегда считалась элитным подразделением, даже за пределами Корпуса морской пехоты. Участие в боевых действиях вместе с морскими пехотинцами - обычная традиция для санитаров ВМС, поскольку в Корпусе морской пехоты нет штатного медицинского персонала. ВМС предоставляют санитаров подразделениям морской пехоты флота (FMF).
Как только мы были одеты как новобранцы, начался десятинедельный процесс обучения и преобразования в ВМС. Нас определили в роту 389, 22-й батальон, 2-й полк. Численность нашей роты составляла восемьдесят необученных и недисциплинированных новобранцев. Командиром бригады был лейтенант Ф. С. Салливан, командиром полка - лейтенант Р. А. Карлсен, а командиром батальона - WO-1[6] Д. Дж. Кналл.
Командиром нашей роты был ММI[7] Ричард Х. Кларк. Машинист первого класса Кларк был с нами каждый день, от раннего подъёма до отбоя, и он был исключительной личностью. Военно-морской флот не смог бы найти лучшего человека для этой работы. Скромный и уравновешенный, он не терпел от нас никаких глупостей. Он относился к нам с уважением и сразу же заслужил наше уважение. За несколько недель до назначения командиром роты Кларк был награжден медалью "Серебряная звезда"[8] за героические действия во время службы на борту авианосца ВМС США USS Forrestal
Недели подготовки новобранцев пролетели быстро. Каждый день был занят строевой подготовкой, бесконечными занятиями и подготовкой к тестам, назначенным на следующий день. Мы тренировались в строевой подготовке, используя винтовки "Springfield 03"[12]. Мы носили puttees (более известные как гамаши), оставшиеся со времен Первой мировой войны, а наша повседневная форма состояла из синих полуботинок, брюк и рубашки, которые нам выдали, когда мы сбросили свою гражданскую одежду. Индоктринация[13] в военно-морской флот была скорее ментальной, чем физической. Занятия по военно-морским обычаям и традициям, подчинение военно-морской дисциплине и флотский дух корпуса - все это было частью начального процесса.
Мы узнали о важности командной работы при выполнении совместных задач и об ответственности, которую каждый из нас нес перед своими товарищами по кораблю. Цель занятий по борьбе за живучесть корабля состояла в том, чтобы научить новобранцев бороться с огнем на борту корабля, а также защищаться от ядерной, биологической и химической войны. Этого тоже можно было добиться только командной работой, но я получил ценный урок на первом этапе занятий по борьбе с повреждениями.
Занятия по мореходству открыли нам совершенно новый лексикон. Завязывание узлов, распознавание кораблей и принципы организации судовождения дополнили нашу подготовку в области мореходства. Мы начали говорить на языке синих пиджаков. Каждую неделю проводилась проверка личного состава и казарм. Нас учили, как правильно укладывать снаряжение, как правильно заправлять койку, как стирать и гладить форму. Казармы раздевали догола, и каждую неделю процесс уборки, или "ПХД"[14], начинался с нуля. Плавание и индивидуальное выживание в море считались важными частями программы обучения. Военно-морской флот хотел, чтобы каждый новобранец покидал учебный лагерь, владея методами выживания в море. Особое внимание уделялось основам плавания, процедурам выживания в море и упражнениям по длительному плаванию.
Вероятно, самым важным предметом, который каждый из нас изучал в учебном лагере, было то, как уживаться с другими мужчинами в военной организации. Условия жизни на флоте значительно отличались от всего, что мы знали в гражданской жизни. Научиться жить вместе в тесном помещении стало главной задачей нашей подготовки новобранцев. Каждому новобранцу давали на выбор три различных ВУСа[15], из многих, которые он мог запросить или "получить". Поскольку философия управления заключалась в том, что "нужды военно-морской службы превыше всего", не было никакой гарантии, что мы получим первый, второй или даже третий ВУС. Я запросил только два разных ВУСа; первый - санитар госпиталя, второй - помощник наводчика.
Школа Госпитального корпуса ВМС располагалась в Военно-морском учебном центре ВМС, Грейт-Лейкс, штат Иллинойс, а военно-морской госпиталь США был учебным центром для официальной учебной программы, которая готовила новых госпитальеров[1] к службе в ВМС. Когда те из нас, кто был отобран для обучения в качестве санитаров госпиталя, прибыли в учебку, мы обнаружили, что наши условия жизни не изменились по сравнению с порядком открытого отсека, который мы только что покинули в лагере подготовки.
Наша жизнь в школе госпитального корпуса обычно проходила либо в классе, либо на тренировках, либо в бесконечных нарядах. Эти наряды обычно представляли собой работы, направленные на поддержание чистоты в кубриках, на внешней территории и на палубах корабля. Если после преодоления всех этих трудностей и оставалось время для отдыха, то оно длилось недолго. В то время важно было сдать еженедельный "фазовый тест", пройти еженедельную проверку личного состава и еженедельную проверку казармы. После того, как мы успешно сдавали тесты в классе и демонстрировали практическое применение, нас отправляли в военно-морской госпиталь на две недели дежурства в одном из многочисленных отделений.
Именно в палатах мы впервые столкнулись лицом к лицу с жестокими реалиями войны во Вьетнаме. В палатах лежали пациенты, которые находились во Вьетнаме менее чем за семьдесят два часа до того, как мы их увидели. Большинство из этих людей были очень тяжело ранены, что требовало их возвращения в Соединенные Штаты для восстановления. Их служба за границей закончилась, а наша работа только начиналась.
По окончании школы я получил два приказа. Во-первых, мне было приказано явиться в Школу полевой медицинской службы ВМС, расположенную в Кэмп-Леджун, Северная Каролина, для прохождения дополнительного обучения, которое подготовит меня к службе в составе морских сил флота. После этого короткого четырехнедельного курса я должен был явиться в военно-морской госпиталь США в Ньюпорте, штат Род-Айленд. Поначалу, поступив на службу в ВМС, чтобы посмотреть мир, я был разочарован, узнав, что возвращаюсь на Род-Айленд. Но вскоре я узнал, что служба рядом с домом продлится совсем недолго.
Школа полевой медицинской службы (FMSS) располагалась на базе Корпуса морской пехоты Монтфорд-Пойнт, Кэмп-Лежен, Северная Каролина. Административно она находилась в ведении ВМС США, но оперативно управлялась Корпусом морской пехоты Соединенных Штатов. Целью этой школы было научить всех санитаров военно-морского госпиталя тому, как действовать в составе Корпуса морской пехоты, и она была разработана для того, чтобы познакомить нас с тем, какой будет жизнь, когда мы будем назначены в Силы морской пехоты флота (FMF) для несения боевой службы.
В течение четырех недель обучения мы были организованы как стрелковая рота морской пехоты: четыре человека в огневой группе, три огневые группы в отделении, три отделения составляли взвод, три взвода - роту. Фактическая численность нашей учебной роты составляла около шестидесяти человек. В нашем классе было несколько санитаров, которые служили на флоте уже много лет. Эти старшины наконец-то получили приказ присоединиться к подразделению морской пехоты во Вьетнаме, и теперь они должны были пройти обучение и закончить школу полевой медицинской службы, прежде чем отправиться за границу. На них была возложена ответственность за остальных, и поначалу большинство из них стали командирами огневых групп, командирами отделений и исполняющими обязанности сержантов взводов. Первые несколько дней были административными; мы переехали в свои казармы, нам выдали форму для холодной погоды, все необходимое индивидуальное снаряжение, а затем выдали винтовки М-14.
Мы носили зеленую сатиновую униформу морской пехоты, и нам давали уроки о том, как гладить форму, как правильно крахмалить ткань, чтобы хотя бы выглядеть как морпех. Мы носили свои винтовки с собой везде, куда бы мы ни пошли. Деревянные пирамиды[2] для винтовок располагались в центре отсеков, где мы запирали винтовки, когда от нас не требовалось их носить. (Винтовка помещалась в пирамиду, и через спусковую скобу продевался стальной пруток. Затем этот пруток запирался.) Нас сразу же научили разбирать и собирать М-14. Мы узнали, как работает винтовка, как содержать ее в безупречной чистоте и рабочем состоянии. Запах чистящего средства для стволов Hoppe's #9[3] каждый день наполнял отсек нашего отделения. Такие же занятия мы получали и по автоматическому пистолету "Кольт" 45-го калибра - штатному оружию всех госпитальных санитаров, служивших в морской пехоте. От нас требовалось стрелять из пистолета, и мы быстро научились им пользоваться, разбирать его, чистить и собирать обратно.
В словаре базовой подготовки ВМС винтовки назывались "обрезами" - старый флотский термин. Морская пехота не придерживалась этой чепухи. Винтовка называлась "винтовкой", а не "обрезом", и этот урок подкреплялся двадцатью отжиманиями каждого, кто совершал ошибку, называя морскую винтовку М-14 "обрезом".
Почти все морские пехотинцы и санитары в штате полевой медицинской школы были недавними ветеранами боевых действий, и большинство из нас их очень уважали и боялись. У них была необычная и часто трудная работа - принимать санитаров госпиталей ВМС и переквалифицировать нас в морскую пехоту флота как подготовленных в школе медицинских специалистов, которые, надеюсь, смогут выжить в боевой обстановке. Чтобы исправить то, что военно-морской флот сделал с нами с первого дня нашей морской базовой подготовки, морским пехотинцам иногда приходилось прибегать к необычным методам обучения.
По мере обучения мы все больше времени проводили в полевых условиях. Морские пехотинцы проводили занятия по ориентированию на местности, основам связи, саперному делу и стрельбе из оружия. Военно-морская часть школы учила нас тому, как проверять чистоту в полевой столовой, как правильно выбирать место для уборных и как правильно работать в ротном пункте первой помощи в полевых условиях. Мои самые приятные воспоминания о Монтфорд-Пойнте всегда были связаны с событиями, происходившими в полевых условиях. Морские пехотинцы многому научили нас о жизни в джунглях, и нам действительно нравились эти занятия, потому что практическое применение обычно сильно отличалось от обучения в классе. Одно из таких запоминающихся занятий проводил для нас уорент-офицер морской пехоты.
Уорент-офицеров морской пехоты называли "ганни", и этот ветеран - ганни провел для нас первый урок о том, как правильно питаться сухпайком-C[5] и правильно использовать все предметы в коробке с сухпайком-C. Он сидел на деревянном помосте, на котором стояла деревянная скамья. Он восседал на красной деревянной платформе, которая находилась на высоте около четырех футов над землей. Нам приказали сидеть и наблюдать за демонстрацией. У ганни была с собой картонная коробка, перевязанная несколькими витками проволоки, в которой находилось двенадцать отдельных порций еды, каждая в отдельной картонной коробке. Он объяснил нам разницу между блюдами. Из коробки с пайком он достал металлический консервный нож. Консервный нож был известен под двумя названиями: "P-38" или "Джон Уэйн". Открыв несколько банок, он показал нам, как готовить основное блюдо с помощью термозакладки, и продемонстрировал, как сделать удобную в полевых условиях кофейную чашку, используя пустую банку из-под фруктов, куска проволоки из обвязочного материала и палки для ручки чашки. Нам показали, как упаковывать пустые картонные коробки со всеми пустыми банками, чтобы мусор можно было легко выбросить. Ганни приберег лучшую часть своего занятия напоследок. Он держал в руках то, что он называл "пакетом принадлежностей" - конверт, содержащий отдельные пакетики соли, перца, сахара, порошкообразного сливочного масла[6], растворимого кофе, одну коробку спичек и, наконец, четыре небольших листа бумажных салфеток.
Затем ганни задал вопрос: каким образом человек мог использовать "кошачью нору", траншею или любой другой тип уборной и быть уверенным в том, что у него с собой достаточно туалетной бумаги для выполнения этой работы, если ему дали только эти четыре листа туалетной бумаги? Ганни сказал, что бесчисленные месяцы в джунглях дали ему мудрость для решения этой извечной проблемы. Он взял четыре куска бумаги и сложил их пополам дважды. Затем он оторвал маленький треугольный кусочек от углового края бумаги, развернул его и поднял вверх, чтобы мы все увидели маленькое отверстие по центру, которое он сделал. Он поделился своим секретом победы, объяснив, что при правильном использовании мы "помещаем четыре листа бумаги на средний палец, вставляем палец в задницу, а затем используем бумагу для очистки испачканного пальца". Одна рука в аудитории поднялась вверх, и этот дурак спросил: "Эй, ганни, а как же тот маленький кусочек, который ты оторвал от края бумаги?". "Рад, что ты спросил, док. Ты используешь его, чтобы вычистить дерьмо из-под ногтя!". Ганни был одним из самых популярных инструкторов в полевой медицинской школе.
Морпехи учили нас основам действий в качестве важного члена стрелкового взвода морской пехоты. Наше пребывание в полевой медицинской школе началось с занятий, которые готовили нас к индивидуальным действиям. Теперь, по мере продвижения вперед, мы узнали, как морские пехотинцы работают в составе огневой группы, затем в составе отделения и, наконец, в составе взвода. Мы узнали, как располагаться в различных боевых порядках. Мы отрабатывали сигналы руками и ногами, учились укрываться от огня стрелкового оружия, артиллерийских снарядов, огня самолетов и сокрушительного воздействия вражеских танков. Во время изучения тактики морской пехоты мы постоянно отрабатывали приемы оказания первой помощи. Мы использовали резиновое учебное пособие под названием "муляж" для имитации всех травм, с которыми мы могли столкнуться в бою. У нас были фантомы сломанных рук и ног, ужасные раны головы, раны живота с обнаженными кишками и муляжи ожогов от белого фосфора. Были даже фантомы, которые брызгали искусственной кровью, имитируя перебитую артерию. При правильном наложении имитатор выглядел как настоящий, и когда мы были в поле, кому-то поручалось примерить одно из этих устройств. Когда мы "вступали в бой с врагом", стреляя холостыми патронами, кто-то кричал: "Санитара сюда", и назначенный санитар оказывал помощь, как будто ранение было настоящим, вплоть до того, что вызывал экстренную медицинскую эвакуацию для "раненого". Поскольку мы делали это так часто, что это стало нормой, такое качество подготовки должно было окупиться позже, когда призыв о помощи был настоящим.
Кульминацией обучения должна была стать "ротные учения", и в ходе этих трехдневных учений мы должны были применить все знания, полученные в полевых условиях за последние несколько недель. Три взвода из нашей учебной роты были назначены действовать как одно подразделение, а четвертый взвод стал подразделением противника. Применялась тактика как в наступлении так и в обороне. Мы хорошо усвоили полученные знания, но один небольшой инцидент показал, что некоторые ребята усвоили их слишком хорошо. Во время боевого патрулирования мы устроили засаду на вражескую огневую группу. Нас учили, что есть определенные действия, которые происходят после прекращения огня, и частью этих действий был физический обыск раненых и мертвых в поисках информации, такой как карты, документы, фотографии и тому подобное. Группа бойцов называлась поисково-спасательной группой[7], и в ее состав всегда входил санитар.
Морские пехотинцы учили нас, что вьетконговцы и регулярные части армии Северного Вьетнама (NVA) будут "сражаться до смерти, а потом еще и еще". Это означало, что враги, как известно, заминируют своих убитых, а при тяжелых ранениях даже подкладывают под себя ручные гранаты в надежде убить любого, кто будет настолько глуп, чтобы переместить тело, не проверив предварительно наличие мины-ловушки. Способ борьбы с этим изящным, но злым трюком заключался в том, что всегда использовалась группа прикрытия, которая держала на мушке предполагаемого мертвеца во время обыска, на случай, если он окажется не таким сговорчивым. Затем, если есть возможность, вокруг тела обматывалась веревка или проволока, чтобы его можно было оттащить от гранаты, не угробив никого из группы досмотра. Последним методом, используемым для обыска мертвых, было физическое поднятие тела и последующее опускание его обратно на землю, давая гранате время упасть, а затем использовать тело для защиты от взрыва.
В теории эти действия кажутся достаточно простыми для выполнения, но то, что произошло во время нашего патрулирования, было ближе к реальности, чем написанный урок. Один из санитаров был назначен обыскивать тела четырех "мертвых врагов", и на первых трех телах он сделал именно то, чему его учили, не найдя никаких признаков документов разведывательного типа или мин-ловушек. Четвертый "мертвец" был заминирован, и когда санитар начал обыскивать тело, он вспомнил, что нужно забрать "мертвого врага". Когда он это сделал, рычаг от зеленой дымовой гранаты отлетел, и "тело" было немедленно брошено вниз на гранату. Проблема была в том, что "мертвый враг" не был мертв, и дымовая граната тут же начала прожигать дыру в его бронежилете и в груди. Между ними завязалась драка, один человек пытался удержать другого на горящей дымовой гранате. Возможно, некоторые из нас слишком серьезно относились к тренировкам. После трех дней боевого патрулирования и трех очень холодных ночей, проведенных в оборонительных позициях, которые сами выкопали, мы увидели, что наша подготовка приносит свои плоды. Мы быстро поняли, что бронежилет был громоздким снаряжением. Нам рассказывали, что бойцы часто выбрасывали стекловолоконные пластины, вшитые в бронежилет, чтобы сделать его легче, но зная, что потеряют защиту от недостающих пластин.
В полевой медицинской школе я стал свидетелем того, как крепко связаны между собой морские пехотинцы и санитары. Наши инструкторы из морской пехоты рассматривали санитара взвода как человека, который выполнял несколько функций. Очевидно, что санитар был связующим звеном с ранеными морскими пехотинцами. Он функционировал не только как морской пехотинец, но и как обученный специалист по оказанию первой помощи. Обычно он обучал морпехов в своем взводе в качестве дополнительных помощников по оказанию первой помощи. Санитар был также отцом-исповедником. Морские пехотинцы могли доверительно рассказывать санитару разные вещи, и благодаря этим уникальным отношениям командир взвода или взводный сержант знали, что "док" держит руку на пульсе всего взвода.
Недели обычного дежурства в отделении прошли быстро. Я чувствовал себя комфортно в палате, и вскоре я работал в смене P.M. с большей ответственностью и гораздо меньшим контролем. Вместо двух медсестер и трех санитаров на отделении в утреннюю смену, в P.M.S. был только один санитар, а медсестра работала в нескольких палатах. Вскоре после назначения на P.M.S. меня повысили до госпитальера (HN), класс оплаты E-3[6]. Слово "стажер" было исключено из моего рейтинга, и я получил прибавку к жалованию в размере тридцати восьми долларов в месяц. В то время я был старшим санитаром отделения D и отвечал за обучение вновь назначенных санитаров работе в моем отделении.
Рабочие отношения между медсестрами и санитарами не могли быть лучше. Мы были настоящей семьей, и никогда не возникало никаких личных проблем, которые нельзя было бы быстро разрешить. Система питания всех приписанных к больнице людей называлась "столовой", а камбуз, или кухня, был центром этой системы. Постоянный персонал питался в одной столовой, пациентам, не приписанным к палате, разрешалось есть в другой. Пациенты, приписанные к палате, сами выбирали блюда из меню, а еду в палату доставляли на тележке.
Лейтенант Уитли имел отличную репутацию не только как врач, но и среди всех санитаров в приемном отделении госпиталя. Он проходил службу в батальоне "Чарли Мед", расположенном в северной части Южного Вьетнама. Он много времени уделял обучению санитаров приемного отделения тем навыкам, которые помогут им в лечении травматических ситуаций. Майк Барри, HM3, и санитар по имени Фрэнк Ханхс поговорили с доктором Уитли о моем назначении в отделение неотложной помощи, а также об инциденте, произошедшем накануне вечером с Доу и Бейкером, что помогло в процессе отбора. Меня уведомили, что на следующей неделе я буду дежурить в отделении реанимации.
Именно Ханхс научил нас технике наложения тонких швов. Доску заворачивали в полотенце, а полотенце и доску покрывали замшевой кожей. Мы брали скальпель и разрезали замшу в разных местах, а затем тренировались зашивать разрезы. Готовый шов затем оценивал Ханхс или один из врачей реанимации, и этот процесс повторялся часто, так что наложение швов на рваные раны стало обычным делом. Единственный случай, когда нам не разрешали накладывать швы, - это когда речь шла о зависимости военнослужащего с рваной раной лица.
Всех военнослужащих, прибывших на службу, направляли в огромное здание, похожее на ангар. В дальнем конце находилась длинная стойка, а высоко над ней висели три огромные красные таблички с желтыми буквами, расположенные на одинаковом расстоянии друг от друга. Они гласили: 1-я Дивизия морской пехоты "Сюда", 3-я Дивизия морской пехоты "Сюда", и все другие воинские части "Сюда". Я встал в длинную очередь военных из 3-й Дивизии морской пехоты – "Сюда". Регистрация была организована таким образом, что на вашем приказе ставился штамп о том, что вы прибыли не позднее той даты, когда вас ожидали. Подразделение, к которому был приписан каждый человек, обеспечивало его транспортом, который доставлял его от места прибытия до конечного пункта назначения. Данная система отлично работала с прибывающими морскими пехотинцами, но не всегда так было с прибывающими санитарами.
Приказ предписывал мне явиться в отдел дивизионного хирурга 3-й Дивизии морской пехоты. Дивизионный хирург был старшим морским медицинским офицером в штабе командира дивизии, и его административный отдел должен был назначить меня в конкретное подразделение, исходя из потребностей Корпуса морской пехоты. Я медленно продвигался вперед и наконец-то подошел к стойке, за которой стояли писари. Когда писарь проштамповал мои приказы, я спросил, что мне делать дальше. Он сказал, чтобы я явился в отделение хирургии дивизии в Донгха. Там офицер по работе с личным составом определит меня в конкретное подразделение. Я пробыл во Вьетнаме менее часа и неимел понятия, кто, что и где находится в Донгха, знал только, что Донгха - это решение моей проблемы.
Главный хирург дивизии представил меня командиру батальона и объяснил ему, что я отправлюсь на службу в 3-ю разведывательную роту. После этого командир отпустил меня с Джерсли и Логаном и сказал, чтобы я переночевал в их хижине, а утром отправился в 3-ю разведроту.
Мы вернулись в батальонный медицинский пункт и стали ждать вечера. Мне выдали сумку первой помощи Unit-1, в которой находились различные бинты, перевязочные материалы, пластырь, инструменты, йод и другие медицинские принадлежности, необходимые для лечения ран. Надев каску и бронежилет, я направился к огромному бункеру, засыпанному мешками с песком. В воскресенье вечером, когда северовьетнамцы обстреливали Куангчи своими ракетами, они направляли их на любой источник света, полагая, что там, где есть свет, есть люди. Чаще всего они оказывались правы.
Следующим моим пунктом был штаб роты, секция S-l. Первый лейтенант по имени Уэйн Моррис был офицером, отвечающим за работу секции управления роты. Он также был адъютантом роты. Сразу было видно, что морские пехотинцы, работавшие на него, не были типичными канцелярскими "крысами"[2], которых обычно порождают секции административной службы[3]. Вскоре я узнал, что политика роты заключалась в том, что даже морпехи из числа административного состава должны были провести как минимум половину своей двенадцатимесячной службы в джунглях, прежде чем их кандидатуры будут рассматриваться на другую должность в "штатке"[4]. Никаким "штабным блевотинам" здесь не позволялось плодиться. За редкую привилегию комфорта приходилось платить. После предъявления моего личного дела командиру административной секции сержант по фамилии Шеммель начал изготавливать для меня жетоны. "Лейтенант Моррис находится в медпункте "Чарли" и захочет увидеть тебя, когда вернется в этот район. Я пошлю за тобой, когда он вернется". Когда сержант Шеммель вручил мне новые жетоны[5], он сказал: "Обмотай их изолентой, Док, чтобы они не бряцали. Никто в джунглях не хочет выдавать свое местоположение". Шеммель сказал мне, что теперь я назначен в третий взвод роты, и как только я пройду все необходимые процедуры, я должен буду явиться сначала к своему взводному сержанту, а затем к командиру взвода.
Занятия по физподготовке в роте были нелегким мероприятием, а недостаток внимания к деталям усугублял трудности. Как только рота была сформирована и готова к началу занятий, один из сержантов-оружейников роты крикнул "проверка жетонов" и схватился за жетоны, висевшие у него на шее, держа их перед своим лицом. Тем нескольким несчастным, которые потеряли или забыли надеть жетоны, было велено принять упор лёжа и отжаться десять раз в быстром темпе, за косяк. Повторные нарушения были редки. Такой же способ мотивации применялся к тем бойцам, которые не смогли принести определенные предметы на ротные занятия по ФП: нет головного убора - десять отжиманий; нет футболки - десять отжиманий; нет прыжковой квалификации - десять отжиманий; то же самое относилось и к морпехам, не имеющим водолазной квалификации. Отжимания выполнялись в духе веселья; наказание никогда не было жестоким, так как оно удобно служило для развития силы верхней части тела каждого.
Первый комплекс стандартных упражнений, который мы выполняли, был известен как "ежедневная семерка"[14]. Сержант-ганни роты сначала показывал определенное упражнение, чтобы мы все могли его видеть, а затем выкрикивал количество повторений, которое мы должны были сделать. По мере выполнения упражнения мы начинали громко повторять в унисон: "Раз, два три, раз. Раз, два три, два. Раз, два, три, три...", пока мы не достигали нужного количества повторений прыжков, наклонов вперёд до касаний пальцев ног, отжиманий, прыжков в стороны, наклонов и потягиваний и т.д., чтобы покрыть ежедневную семерку. Как только выполняемое упражнение заканчивалось, каждый человек застывал на месте. Если кто-то двигался после завершения упражнения, это движение стоило ему десяти дополнительных отжиманий, причем все делалось по системе "чести": никому не нужно было говорить, чтобы он "заплатил" свои десять отжиманий за то, что был не внимательным к происходящему.
После ежедневной семерки следовала пробежка в составе роты. Этими пробежками всегда руководили командир и первый сержант роты, а сержант-ганни бежал рядом с строем и выкрикивал различные речёвки и песни, когда мы бежали. Дистанции обычно составляли от четырех до пяти миль (6,44 - 8,05 км). по грунтовым дорогам Куангчи. Наши занятия физкультурой обычно длились не менее часа, иногда дольше. (Иногда проводились организованные игры, такие как футбол, бокс или бейсбол между взводами, которые проводились после окончания пробежки). От меня требовалось участвовать в этих занятиях по физподготовке, как и от любого другого бойца роты.
Ни одному санитару не давали поблажек только потому, что он "не морпех". Мы все должны были идти в ногу с морскими пехотинцами и делать то же самое, что и они, будь то ежедневная физподготовка, длительные пробежки или другие ежедневные тренировки. Несомненно, мои первые несколько занятий по физподготовке в 3-й разведроты дались мне тяжело. Они были сумасшедшими, и так и должно было быть. Мое первоначальное состояние физической подготовки, или ее отсутствие, заставило меня сразу понять, что от меня ожидается, и вскоре я стал занимался два-три раза в день, чтобы повысить свою выносливость, когда я находился в районе расположения роты.
Моя задача состояла в том, чтобы собрать сумку Unit-1, которую я должен был носить с собой во время патрулирования. Восемь человек (включая санитара) были назначены в разведгруппу, и необходимо было взять с собой достаточно средств экстренной медицинской помощи, чтобы обеспечить их потребности в течение семи дней в джунглях. Основываясь на своем прошлом опыте, другие санитары роты дали свои советы. "Возьмите флакон сывороточного альбумина[19]. Это средство для увеличения объема крови, и оно меньше и легче, чем стандартный флакон для внутривенных вливаний Ringer's D5W [5% декстрозы и воды][20]. Возьмите также капсулы "Бенадрил"[21]; ваши люди будут покрываться сыпью от жары. Не забудьте солевые таблетки, таблетки от малярии и много пластыря". Прошло совсем немного времени, и я собрал больше медицинского имущества, чем могло поместиться в маленькую водонепроницаемую сумку Unit-1. Док Солис пришел мне на помощь. "Если ваша группа вступит в контакт и у вас будет раненый, твоя задача - поддерживать его жизнь до тех пор, пока его не заберет санитарный вертолет. Неизвестно, сколько это может занять времени, но ты там не для того, чтобы организовывать полевой госпиталь.
Unit-1 был лишь одной частью системы снаряжения, которую капрал Сведенски помог мне собрать. Его наставления были основаны на том, чтобы не изобретать велосипед, и "для всего есть свое место, и до него всегда должно быть легко добраться". Он начал с самого начала. "Выброси все свое нижнее белье, потому что оно тебе не понадобится. Белый цвет не является естественным в джунглях, поэтому оставь свои белые футболки для тряпок. Всегда носи две пары носков. Когда мы идем в джунгли, мы обматываем брюки лентой, чтобы пиявки и насекомые не заползали наверх. В джунглях ты никогда не снимешь ботинки.
Не бриться за день до выхода. Борода будет лучше держать краску, а средство от насекомых, с которым ты смешиваешь краску, не будет щипать лицо, если ты не пользовался бритвой. Выстирайте два комплекта одежды и дайте им высохнуть на улице. Местная "мама-сан", которая управляет прачечной, использует слишком много мыла. Когда она сушит вещи, она делает это над горящим бизоньим дерьмом, и они воняют. У гуков хорошие носы, так что нам ничего помогать их делу". К тому времени, когда капрал Сведенски закончил со мной, он собрал удобную и практичную боевую форму и снаряжение.
Теперь пришло время собрать все это вместе и проверить, как оно сидит. Первым элементом снаряжения, который был пристегнут вокруг моей талии и закреплен на левой ноге, был противогаз в комплекте со вставками для очков. В нижней части сумка для противогаза был небольшой карман с застежкой, в котором я хранил флакон со средством от насекомых и один камуфляжный карандаш. Далее была надета поясная сбруя. Она состояла из стандартного поясного ремня и подтяжек, а дополнительное снаряжение крепилось к ремню с помощью крючков. В центре пояса была размещена небольшая аптечка, содержащая два ППИ, несколько маленьких пластырей и йод. С каждой стороны от аптечки плотно прилегали две фляги. Сведенски объяснил, что только в кино фляги вешают на бедра (если бы пришлось удариться о землю и перекатиться, это было бы не только больно, но и невозможно). Четыре подсумка для магазинов M-16 располагались с правой и левой стороны передней части поясного ремня, между ними оставалось достаточно места для размещения ручных гранат, которые крепились к каждому подсумку. К поясу была прикреплена пара подплечных лямок с тонкой подкладкой. На передней правой стороне подтяжек ремня находилась девятифутовая (2,74 м.) нейлоновая веревка для спуска, прикрепленная к стальному карабину. Под нейлоновым линем к поясу был прикреплен линзовый компас. Он был специально расположен вверх ногами, чтобы его можно было бесшумно опустить вниз. На левой стороне подсумка висел нож K-bar. Он тоже был приклеен скотчем вверх ногами. Кожаный ремешок, удерживающий нож в ножнах, пришлось переместить рядом с рукоятью ножа. Если этого не сделать, то пальцы резало открытое лезвие. Одна сигнальная ракета "день/ночь" обычно приклеивалась к ножнам ножа для мгновенной готовности.
После надевания противогаза, поясного ремня и лямок рюкзак был размещен на моей спине, причем плечевые ремни были расположены и отрегулированы для правильного и удобного перемещения веса. Капрал Сведенски показал мне, что в каждом месте соединения рюкзака были сделаны "быстросъемные замки"; как только защелки были потянуты, все снаряжение в считанные секунды упало на землю. Мы попробовали быстросъемные устройства, и они отлично сработали. Мой рюкзак был старым каркасным рюкзаком армии США, который был адаптирован и переделан для лучшего использования морскими пехотинцами. Стальная рама была выброшена большинством морпехов: она цеплялась за растительность, что еще опаснее, рама могла вызвать нежелательный и неестественный звук металлического стука в джунглях. По словам одного осведомленного капрала, этот звук мог оказаться смертельным. На внешней стороне основного ранца были пришиты четыре больших кармана. В зависимости от потребностей каждого человека в этих четырех карманах хранились предметы, которые использовались регулярно.
В основном отсеке обычно хранился один дополнительный набор принадлежностей, еда, спальная рубаха[22], дополнительные носки, подкладка для пончо, дождевик, бинокль, фонарик и дополнительные боеприпасы. Дополнительные предметы, такие как карты, записная книжка, карандаши, сигнальное зеркало, карандаш-фонарик, блокнот для шифрования[23] и чистящие средства, рассовывались по разным карманам униформы.
(Термин "кандальный лист" описывает устройство, которое каждая разведгруппа носила с собой для шифрования сообщений. В качестве примера: двойной столбец заглавных букв шел по правой стороне страницы, а другой двойной столбец букв был напечатан в верхней части страницы. Под каждой колонкой букв были двойные наборы цифр. Последовательности в них не было. Когда номера координат карты передавались по радиостанции с одной позиции на другую, отправитель "шифровал" свою цифровую информацию, прежде чем передать координаты своего местоположения. У каждой группы были одинаковые листы, и они могли легко расшифровать код. Каждый листок был годен только в течение двадцати четырех часов, после чего его либо меняли, либо уничтожали).
Мы никогда не носили каски в джунглях, и мы не носили бронежилеты. Мы никогда не носили с собой спальные мешки. Они считались защитным снаряжением, и их вес только увеличивал нашу ношу. При полной загрузке оружием, боеприпасами, едой, водой и всем снаряжением средний вес бойца разведгруппы составлял не менее шестидесяти фунтов. Этот вес мог значительно увеличиться, когда такие предметы, как дополнительные мины Клэймора, патроны к пулемету М-60, оптические прицелы Starlight и аккумуляторы для радиостанций, распределялись на всю группу.
В 07:00 все члены группы "Перешеек" должны были собраться в роте S-2/S-3 для заключительного инструктажа. Оперативный офицер, первый лейтенант Баки Коффман, был готов предоставить нам последнюю подробную информацию о том, куда мы направляемся, какова наша цель, предполагаемый маршрут, количество дней, необходимых для продвижения в DMZ, пересечения реки Бенхай (Песня)[2], разведки местности и возвращения незамеченными в лагерь в Контхьен.
Заместитель командира группы, сержант Петерсон, накануне в течение нескольких часов внимательно следил за тренировкой "действия при внезапной встрече с противником", и именно во время тренировок IA нам была предоставлена информация, которая подробно описывала, как "Перешеек" будет функционировать как команда. Наш "походный порядок" точно указывал место, которое каждый из нас должен занимать на протяжении всего патрулирования. В "ситуации с дружественными силами" указывалось, что если кто-либо из дружественных американских подразделений, находится вблизи назначенного нам района, то, что они там делают и какова их радиочастота и позывные на случай, если нам понадобится связаться с ними.
"Ситуация с противником" объяснялась последними сообщениями о том, что в нашей ЗО (зоне операции) замечены какие-то действия противника. Характеристики рельефа демилитаризованной зоны, и в частности в нашей зоне, объяснялись с помощью большого и подробного макета местности на песчаной площадке. Любое специальное снаряжение, которое могло потребоваться, было получено, проверено и взято с собой.
Сержант Петерсон вывесил расписание, в котором было подробно расписано по часам время для проведения контрольной стрельбы из оружия, укладки продуктов и снаряжения, проверки средств связи, а затем для детальной, окончательной проверки снаряжения командиром группы, которая должна была обеспечить строгое соблюдение первого правила рейнджеров Роджера (времен революции): "Никогда ничего не забывать". Заместитель командира группы подал команду, чтобы мы построились для осмотра, и мы сделали это в соответствии с походным порядком. Сержант Чепмен проверил каждого из нас.
Когда сержант Чепмен вставал перед каждым бойцом, он давал ему команду несколько раз попрыгать на месте, а затем потрясти своим телом. Это была проверка на шум. Свободное снаряжение закреплялось тусклой черной изолентой, все блестящее закрывалось или маскировалось, все, что издавало заметные звуки, приглушалось, а любое снаряжение или специальное оборудование тщательно проверялось, чтобы убедиться, что оно полностью устраивает сержанта Чепмена. Эта система и внимание к деталям просто гарантировали, что каждый боец в группе был полностью готов и что приказы сержанта были выполнены в точности. Каждый из нас знал, кто что носит и где это хранится.
Ответственность за физическое состояние каждого члена группы лежала на мне, и я должен был знать, есть ли у кого-нибудь из членов группы кашель, простуда, аллергия или любое другое психическое или физическое заболевание, которое может помешать выполнению нашей задачи. Эта обязанность была достаточно детальной, чтобы знать, кто из группы носит очки, и следить за тем, чтобы каждый из них имел при себе не только корректирующие линзы для противогаза, но и дополнительную пару очков в джунглях. Группа крови каждого человека была известна всей группе на случай, если потребуется срочное переливание крови. Эта информация была записана в блокноте каждого члена группы. Я также сообщил каждому человеку, где именно я ношу свою коробку с шестью инъекциями морфина "Сиретт".
Сейчас было 06:50, и мы покинули расположение нашего взвода и направились в оперативный отдел для инструктажа S-3. Сержант Чепмен приказал нам сбросить наши рюкзаки, винтовки и снаряжение снаружи, после чего мы стояли по стойке смирно в маленькой комнате для инструктажа, когда вошел лейтенант Коффман. "Доставайте свои карты, блокноты и ручки, и записывайте эти выкрутасы" (радиочастоты). Он продолжил перечислять информацию, которая включала радиочастоты и позывные вертолетов и самолетов морской пехоты и нашей артиллерийской поддержки.
Затем он провел инструктаж по модифицированной версии того, что известно всем морским пехотинцам как "SMEAC" - приказ из пяти пунктов (Ситуация, Миссия, Исполнение, Управление, Командование и Сигнал). Мы делали заметки. Первый пункт описывает три текущие ситуации: силы противника, союзные силы и любые приданные или прикомандированные подразделения. Во втором пункте указывается задача. Третий пункт - это подробное проведение или описание операции. Четвертый пункт - материально-технические требования, а в пятом пункте указано командование (местонахождение каждого человека) и какие сигналы будут использоваться во время выполнения задания.
Часть стандартного приказа из пяти пунктов не относилась к проведению нашей операции, но формат был знаком и сразу понятен каждому морпеху в нашей группе. Вопросы задавались до тех пор, пока оперативный офицер не закончил свой инструктаж, и в это время были рассмотрены все конкретные вопросы, которые у нас возникли. Ни один вопрос не считался глупым, и лейтенант Коффман перед уходом сказал, что "единственный глупый вопрос - это тот, который не был задан". Убедившись, что мы готовы настолько, насколько это возможно, сержант Чепмен дал команду выходить на улицу и забрасывать наше снаряжение в кузов грузовика "шесть на шесть", который отвезет нас в Контхьен.
Задача "Перешейка" состояла в том, чтобы продвинуться на север ДМЗ от Контхьена, пересечь реку Бенхай и провести разведку девятикилометровой зоны, которая предположительно являлась местом запуска 300-миллиметровых ракет противника в район Камло. Офицер S-2 (разведслужбы), присутствовавший на нашем инструктаже перед отправкой, упомянул о возможности встречи с "белыми" советниками, если мы обнаружим предполагаемую зону запуска. Он сказал, что 300-миллиметровые ракеты были "сложными русскими ракетами, для запуска которых обычному гуку понадобится помощь". Нам стало интересно, что за "белый" будет помогать NVA запускать ракеты.
Большая часть гражданского транспорта направлялась на юг. Мы покинули пределы Куангчи и направлялись на север по шоссе № 9, когда подъехали к сторожевой хижине на обочине, в которой находились один южновьетнамский солдат и один военный полицейский армии США. Заграждение из колючей проволоки и шлагбаума через дорогу вынудило нас остановиться. Полицейский попросил у нашего водителя путевой лист, который разрешал нам ехать по шоссе № 9 и въезжать в лагерь Контхьен. Нам сказали, что мы должны будем подождать, пока к нам присоединятся пять машин, чтобы составить колонну в Контхьен; это позволит нам избежать засады как одиночной машине. Прошло немного времени, и к нам присоединились другие машины, что позволило нам стать конвоем.
Одна из пяти машин, присоединившихся к нашей маленькой группе, была армейским изобретением под названием "quad-duster" - шестиместный грузовик с четырьмя крупнокалиберными пулеметами 50-го калибра, соосно установленными на его станине. Он был оснащен гидравликой, которая позволяла всем пулеметам вести огонь как единое целое. При скорострельности 400-500 выстрелов в минуту на ствол и эффективной дальности стрельбы более 2000 ярдов (1828,8 м.), это была сила, на которую следовало обратить пристальное внимание любому противозасадному подразделению. Армейский пулеметчик, сидевший между пулеметами, сказал, что с помощью пулеметной установки он мог "рубить кусты, как горячий нож масло". Наличие такой разрушительной огневой мощи, двигавшейся вместе с нами, успокаивало, и я верил, что само присутствие четырехствольной пулеметной установки предотвращало любую засаду, когда мы преодолевали оставшиеся пять миль (8,05 км.) по направлению к Контхьену.
... сержант Чепмен повел нашу группу к наблюдательной вышке, с которой открывался вид на открытую территорию демилитаризованной зоны. Я читал об этом месте в журналах Time и Newsweek, видел его фотографии на страницах Life. Теперь я стоял на вершине небольшого холма рядом с деревянной сорокафутовой (12,19 м.) наблюдательной вышкой, которую обычно называют НП, и смотрел на большую враждебную землю Северного Вьетнама. Наш план состоял в том, чтобы провести ночь в Контхьен и дождаться возвращения одной из двух других групп, которые находились в разведке где-то в районе демилитаризованной зоны. Как только они будут выведены, мы начнем наше движение на север от Контхьен и в район Z. У основании башни был деревянный люк, и младший капрал Килкриз, наш основной радист, хотел показать мне, что находится под люком. Он стукнул по люку прикладом своей винтовки и крикнул: "Спускаемся". Он потянул за огромное стальное кольцо и поднял люк достаточно высоко, чтобы осветить деревянный трап, который был единственным путем вниз в подземный бункер связи.
Наши разведывательные группы, действовавшие внутри демилитаризованной зоны, передавали всю информацию по радио сюда, а отсюда информация передавалась в район роты в Куангчи. Килкриз учился в школе связистов с несколькими морскими пехотинцами, которые были назначены на заставу, и он познакомил меня с ними. Судя по тому, что мы спустились вниз, их подземный бункер связи находился на глубине не менее тридцати футов (9,14 м). Он был высотой в два этажа. Рабочие помещения были очень маленькими и заставлены различными типами радиостанций. Морпехи, обслуживающие их, носили гарнитуры, которые позволяли им не отвлекаться на наш разговор. Я попросил одного из сержантов, который знал Килкриза, рассказать мне об НП.
Он сказал, что все это место было построено морскими пехотинцами несколько лет назад, и оно считалось самым безопасным местом в Контхьен. Люди, которые обслуживали радиостанции, были из одного батальона связи морской пехоты, и они рассматривали свое назначение на границу демилитаризованной зоны как легкую службу. Один из капралов рассказывал, что их там никто никогда не беспокоил, "флагшток" посещали редко, армейская еда всегда была лучше, чем пайки "С", а бонусом за нахождение на "Z" было то, что все они могли наблюдать ночные перестрелки и артиллерийские дуэли между большими 155-миллиметровыми гаубицами армии и орудиями армии Северного Вьетнама. Он сказал, что единственным недостатком жизни под землей была постоянная потеря времени суток.
"Если бы мне не приходилось ежедневно вносить данные в таблицу, дату и время, своих ежедневных сообщениях, я бы никогда не узнал, какой сегодня день". Люди в коммуникационном бункере служили по вахтам, и это облегчало их кротоподобное существование. Только когда появлялись такие посетители, как мы, их обычный распорядок нарушался. "Первый признак посетителя - это проклятый ослепительный свет, заливающий трап, а затем вся эта рыхлая пыль и грязь, падающая на нас. В остальном мы рады вас видеть".
Когда сержант показывал Килкризу и мне некоторые из последних усовершенствований в бункере, я не мог не заметить, что к каждой части коммуникационного оборудования было прикреплено несколько красных гранат, закрепленных с помощью цепей. Это были термитные гранаты, которые за несколько секунд могли вырабатывать тепло свыше четырех тысяч (2204,44 С?) градусов. Их целью было расплавить радиостанции в случае захвата лагеря в Контхьен, тем самым лишив NVA доступа к нашим радиостанциям и частотам. Бункер считался главной целью NVA. Система вентиляции обеспечивала циркуляцию свежего воздуха на разных уровнях бункера, но ничто не могло заменить реальную обстановку.
К полудню мы продвинулись, по меньшей мере, на два километра к северу, по цепочке группы прошёл сигнал "Внимание" - прижатый к груди кулак правой руки. После этого каждый боец должен был, немедленно развернувшись к своей зоне ответственности встать на колено. Мы отрабатывали эти сигналы руками в течение нескольких часов, прежде чем покинуть Куангчи. Каждый сигнал распознавался сразу. Обычно сектор наблюдения пойнтмена был направлен прямо перед собой на 180 градусов. Следующий боец группы, идущий в походном порядке, контролировал сектор справа, идущий позади него - слева, и так далее, вправо, влево, вправо, влево, вплоть до последнего бойца группы. В его обязанности входила защита тыла разведгруппы. Замыкающий в походном порядке боец группы, был известен как "Чарли в хвосте"; большую часть времени он шел задом наперед.
К позднему вечеру мы продвинулись примерно на четыре клика к северо-западу от Контхьен, и сержант Чепмен объявил привал. Нам разрешили приём пищи, по очереди; тем из нас, кто курил, разрешили выкурить крайнюю сигарету, пока не стало слишком темно. После того, как все поели, мы стали планировать переход к месту базирования - месту, где группа будет спать, но для входа в это место существовал определенный метод. Сначала "Чарли в хвосте" должен был убедиться, что никто не последовал за группой с нашего последнего места привала. Он должен был оставаться в тылу, пока группа двигалась к месту базирования, и обеспечивал нашу безопасность от возможного нападения противника с тыла. Затем командир группы велел пойнтмену найти очень густой кустарник, и группа начала медленное движение в эту зону. Любой, кто мог преследовать нас, обязательно был бы услышан, так как он шел по следу крюка и двигался по внешней стороне группы.
Когда группа была на месте, все восемь человек занимали площадь не более восьми футов (2,44 м) в диаметре. Расположившись в "порту", командир группы выделил двух человек для установки двух средств защиты, которые имелись у каждой разведгруппы. Первая часть оборудования, которая была вынесена из "гавани", была известна как "Пи-сид", PSID - сокращение от Personnel Seismic Intrusion Device[19]. PSID мог обнаружить передвижение живой силы противника и его транспортных средств по вибрации вызванной движением. Комплект PSID состоял из пяти частей устройств, четырех передатчиков с питанием от батарей и одного приемника. Передатчики имели пятипозиционную настройку чувствительности, и каждый передатчик излучал свой собственный кодированный сигнал. Настройка чувствительности основывалась на типе движения, с которым мы могли столкнуться, и плотности грунта, на котором работали передатчики. Вторым элементом оснащения, используемым вместе с передатчиком PSID, была противопехотная мина "Клэймор". "Клэймор" не была такой технически совершенной, как PSID, но при использовании в комплексе с системой PSID она была на вес золота.
Двое из группы выходили из "гавани" и устанавливали первый PSID в северном направлении. Зонд передатчика PSID втыкался в грунт, а сам передатчик накрывался листьями и травой. Первый PSID должен был издавать одиночный звуковой сигнал, слышимый только через приемник. Рядом с передатчиком PSID устанавливалась мина "Клэймор", чтобы в случае ее подрыва она уничтожила PSID. Второй PSID был установлен в грунт на востоке, и сигнал этого передатчика должен был подать тройной звуковой сигнал. Он тоже был оснащен миной "Клэймор". Устройства PSID охватывали четыре точки по сторонам света, и по их индивидуальным сигналам можно было определить движения с любого направление. Они обеспечивали круговую оборону разведгруппы, и их существование было незаметно для противника, потому что после закапывания передатчики антенн выглядели как одна зеленая травинка. Бойцы из группы, установившей PSID, затем возвращались в "гавань"[20] и устанавливали приемник PSID рядом с четырьмя малогабаритными подрывными машинками "Клэймор", называемыми "адскими коробками".
График дежурства на радиостанции определял командир группы, и дежурство на радиостанции состояло из трех отдельных обязанностей. Во-первых, мы должны были бодрствовать и слушать в течение одного часа. Во-вторых, мы должны были слушать трубку радиостанции PRC-77 на предмет радиопередач, поступающих в группу. И последнее, но не менее важное, мы должны были слушать звук любого из четырех PSID, которые могут быть активированы движением противника. В случае контакта в пункте "гавань" сценарий будет выглядеть следующим образом: Если патруль NVA входил в зону, расположенную рядом с "портовым" пунктом нашей группы, и направление их подхода было с севера на юг, северный PSID начинал издавать один звуковой сигнал каждый раз, когда нога солдата NVA ступала на землю. Как только первый солдат противника из патруля пересекал зону чувствительности первого PSID и переходил в зону чувствительности южного PSID, тот подавал звуковой сигнал "бип-бип-бип".
Член разведгруппы, дежуривший на радиостанции, уже должен был разбудить командира группы и объяснить ему, что происходит. Он тихо разбудил бы группу, а затем взорвал бы клэйморы, которые прикрывали северную и южную стороны "гавани", надеясь убить членов вражеского патруля. Его действия дали бы группе время, чтобы покинуть район на фоне неразберихи. Каждый вечер повторялся ритуал выдвижения на территорию нашей "гавани", а также установка PSID и мин "Клэймор". Безопасность группы зависела от PSID и от нашей способности их использовать.
Кеглер разбудил меня, закрыв мне рот рукой и прошептав: "Сейчас 23:00, и ты несешь вахту". Из краткого курса обучения в Куангчи я знал, что каждые пятнадцать минут будет проводиться радиоконтроль с ретранслятора в Контхьен, но я не смогу говорить в трубку. Система приема любых радиосообщений в ночное время была построена на соблюдении тишины. "Перешеек", "Перешеек", "Перешеек", это "Зулус Браво", проверка радиосвязи. Прием. Время на палубе 23:15. Если в это время вы находитесь в Альфа Сьерра (все безопасно), дайте мне один. "Прием". "Один" означало, что я должен был нажать резиновую тангенту на трубке рации один раз. Это прерывало постоянное статическое шипение радиостанции, и эта пауза давала знать на ретрансляционный пункт, что кто-то не спит и группа в безопасности. PRC-77 никогда не выключалась.
С первыми лучами солнца появились тучи насекомых, и пока каждый из нас по очереди заканчивал принимать пищу, мы наносили на лица новую камуфляжную краску. Камуфляжная краска находилась внутри маленького зеленого металлического тюбика с колпачком на каждом конце. Половина тюбика содержала светло-зеленый оттенок густой жирной краски, а другая сторона - более темную зеленую версию. Нанесение cammie представляло собой целый ритуал. Сначала на колено клали маленькое сигнальное зеркало и открывали флакон с репеллентом от насекомых. Репеллент выливался на ладонь левой руки, и открытая краска cammie окуналась в репеллент, чтобы развести его и облегчить нанесение на лицо. Темно-зеленая краска ложилась на костные поверхности, а светло-зеленый оттенок разбивал контуры лица. У каждого человека был свой особый рисунок. Еще одним правилом маскировки было запрет на бритье в джунглях. Бритье считалось бесполезной тратой воды, а густая борода помогала удерживать камуфляж на месте.
Патрульная AN/GSQ-151 PSID, представляет собой комплект сейсмических РСП, используемый дозорами, патрулями и разведывательными подразделениями. В комплект входят четыре таких прибора, которые соединяются проводами с радиопередатчиком, работающим в диапазоне 126 - 134 МГц и обеспечивающим передачу сигналов обнаружения на расстояние 1 500 м на устройство приема сигналов и управления РСП. Патрульная AN/TRC-3A PSID включает четыре сейсмических РСП, каждый из которых соединяется кабелем длиной 2,4 м с обслуживающим его радиопередатчиком, и портативный приемо-индикаторное устройство RC-3A". Передатчики, работающие на частоте 129,9 МГц, на приемо-индикаторном устройстве различаются по индивидуальному импульснотоновому коду. Каждый РСП обеспечивает обнаружение человека на дальности до 80 м и техники - в пределах 365 м. Автономность системы по источникам питания до 100 ч.
Наш метод установки мин-ловушек был многократно отработан под руководством стафф-сержанта Уильямса. Он говорил, что "только местность будет диктовать, что мы можем или не можем сделать", а этот ровный участок узкой тропы с густой растительностью по обе стороны делал наш план реальным. Кеглер достал большую бело-фосфорную гранату цвета лайм и одну осколочную гранату М-67. Они должны были служить нашим приветствием следующим ничего не подозревающим путникам на тропе.
Мы срезали четыре крепких куска бамбука для кольев длиной не более шести дюймов (15,24 см). Первые два куска бамбука были воткнуты в землю на противоположной стороне тропы, менее чем в футе (30,48 см) от ее края. Вторые два куска бамбука также были спрятаны друг напротив друга и были вбиты примерно в двенадцати футах (6,1 м) от первого набора кольев. Граната с белым фосфором была закреплена на одном колышке, а осколочная граната была прикреплена к противоположному колышку. Белая зубная нить была окрашена палочкой с зеленой камуфляжной краской, чтобы нить выглядела как типичный отрезок зелено-белой лозы джунглей. Затем зубная нить была протянута от осколочной гранаты вверх по тропе и вокруг кола, который находился на той же стороне тропы, через тропу, вокруг второго кола и обратно к бело-фосфорной гранате. После того как гранаты были прикреплены к кольям и отрезана нужной длины зубная нить, нить была закреплена к предохранительной чеке каждой гранаты.
Успех нашей мины-ловушки зависел от северовьетнамцев. Конструкция этой конкретной мины-ловушки позволяла ничего не подозревающей группе северовьетнамцев войти в зону поражения и продолжить движение мимо осколочных гранат и гранат с белым фосфором. Когда их дозорный зацепится за "лозу" из зубной нити, натянутую на уровне лодыжек, то если повезет, предохранительные чеки будут выдернуты из двух гранат как раз в тот момент, когда второй или третий человек в колонне окажется напротив колышков с гранатами. Если враг приближался с противоположного направления, взрыв двух гранат все равно производил желаемый эффект, хотя наша конструкция была рассчитана в основном на движение с севера на юг. Установка мины-ловушки заняла менее пяти минут с момента, когда были срезаны колья, до того, как тропа была чисто выметена охапкой папоротника, чтобы скрыть следы нашей работы.
Наши тренировки в 3-й разведроте были направлены на то, чтобы мы уставали. Как говорил майор Ли: "Когда вы устали, вы будете совершать ошибки, и эти ошибки могут стоить вам жизни. На пятый день пути не так легко подняться на высоту более двух тысяч метров, как в первый день, когда вы отдохнули. Тренируйтесь быть уставшим, совершать ошибки в тылу, а затем исправлять их".
Сержант продолжил свой инструктаж, рассказав об общем характере нашей миссии и почасовом расписании наших тренировок. Сюда входил стандартный перечень оружия, которое необходимо иметь при себе; количество боеприпасов, которое должен взять с собой каждый человек; специальное оборудование, которое необходимо проверить, такое как PSID, оптические прицелы, минно-подрывные средства; а также наши рационы питания и воды. Нам сказали, что эта миссия будет разведкой маршрута, и что в течение четырех дней мы должны установить несколько наблюдательных постов, установить и снять наши датчики, а также определить, используются ли в этом районе какие-либо тропы.
Большую часть следующего дня мы провели в тренировках действий при внезапной встрече с противником (IA drills), которые мы должны были предпринять во время засады, отрабатывали как засадные, так и противозасадные действия, необходимые группе, для выхода из засады. Эти действия нужно было отрабатывать до тех пор, пока они не станут на уровне инстинкта.
После отработки действий IA мы отрабатывали сигналы руками и ногами, пока командир группы и его помощник не остались довольны. Затем мы отрабатывали порядок движения, во время патрулирования. Это включало в себя и порядок построения. Необходимо было ползти, прежде чем идти, и идти, прежде чем бежать. Целью отработки этого типа движения была уверенность в том, что любой боец группы способен взять на себя ответственность в случае гибели или ранения командира.
Жизнь каждого человека, успех всей группы и выполнение нашей миссии зависели от того, насколько мы будем внимательны к тому, чему нас учили и что мы отрабатывали. Для нас с Морганом это была возможность помочь в детальной подготовке патруля, поскольку то, что для нас двоих было второй натурой, для четырех бойцов группы, никогда не бывавших в джунглях, было новым опытом. Сержант был рад нашей помощи, и его успокоил уровень нашего опыта. Мы делились с группой всем, что знали. Мы начали перекрестную подготовку этих новых людей с контрольного списка, как нас учили в 3-й разведроте. Радиостанция PRC-77 была разобрана и собрана, пока каждый не смог сделать это с завязанными глазами. Был описан и отработан метод предварительной настройки радиочастот, а также метод правильной очистки всех разъемов батареи и трубки рации. Важность радиостанции невозможно переоценить. Эта единица оборудования была нашей единственной связью с внешним миром и с любым видом дополнительной поддержки, которая могла нам внезапно понадобиться. Одно дело - считаться глазами и ушами командующего III MAF, но если мы не могли передать свои наблюдения, мы были бесполезны для него, мы были обузой, а не активом.
Наше личное снаряжение было стандартизировано. Каждый человек носил свое снаряжение совершенно одинаково, и это снаряжение было упаковано в наши рюкзаки в одном и том же месте. Каждый член группы знал, где находится мое медицинское оборудование. Они точно знали, где я храню морфин, и знали, как его вводить. Их также научили, как вводить сывороточный альбумин (препарат для увеличения объема крови), который я всегда носил с собой. Я знал, у кого какое специальное оборудование и боеприпасы и как их использовать. Обучая друг друга таким образом, мы повышали свои шансы на выживание. Командир нашей группы постоянно повторял правила поведения во время патрулирования. Он запрещал разговаривать во время выполнения задания. Поскольку разговаривать было запрещено, единственным средством связи внутри группы были сигналы руками и ногами. Правило гласило: если сигнал понятен каждому члену группы, то мы отрабатываем его и используем.
Детальный осмотр нас и нашего снаряжения был ежедневным событием. Мы тренировались полностью экипированными и с холостыми боеприпасами. Мы начинали свой распорядок дня с осмотра командиром группы. Наш камуфлированный раскрас проверялся, чтобы удостовериться, что он полностью покрывает нашу шею и уши. С винтовок были сняты погонные ремни и карабины с антабками, так как они издавали шум. Вместо ремня был использован нейлоновые парашютные стропы. Каждому бойцу группы велели попрыгать на месте; если был слышен металлический звук, его находили и глушили. Наши ботинки для джунглей были тщательно проверены. Если каблуки были изношены, ботинки заменялись. Казалось бы, самые незначительные вещи могли привести к тому, что члена группы могли увидеть или услышать в джунглях. Звяканье жетонов, плеск воды в полупустой фляге или кашель курильщика могли оказаться смертельными.
В связи с этим каждый член группы считал своим долгом быть чрезмерно критичным к своим товарищам. Даже то, как именно мы будем, есть и спать, было отрепетировано. Звук открываемой банки мог предупредить врага о нашей скрытой позиции. Звук небрежно выброшенной металлической банки мог сделать то же самое. Наш командир не разрешал принимать пищу одновременно двум бойцам. Прием пищи должен был начинаться после того, как командир группы даст сигнал "разрешаю", и не раньше. Все пустые банки должны были быть тихо закопаны. Не должно было остаться никаких следов того, что мы когда-либо были в этом районе. Что касается сна, то мы должны были найти самую густую растительность, в которой можно было бы спрятаться. Никому не разрешалось курить после того, как мы переберемся в нашу гавань, и никому не разрешалось покидать гавань по какой-либо причине, кроме как для процесса дефекации.
Если кто-то храпел, ему позволялась эта роскошь только на одно короткое мгновение. После этого он спал в противогазе, надетом на его закамуфлированное лицо. Все эти моменты были усвоены каждым членом группы. То, что не было освещено командиром группы или его заместителем, упоминалось либо Морганом, либо мной. Мы знали, что большая часть времени опытного бойца группы уходит на то, чтобы наблюдать за новичками и выявлять возможные ошибки. Конечно, ошибки могли быть допущены во время тренировок в тыловом районе. Для этого и проводились занятия. Во время выполнения задания не было времени отрабатывать навыки патрулирования. К концу третьего дня после многократных практических занятий, отработки упражнений по IA и сигналов руками и ногами, мы почувствовали, что у нас есть задатки довольно хорошей команды. По крайней мере, мы были достаточно подготовлены, чтобы в течение четырех дней патрулировать девятикилометровый участок пляжа и вернуться обратно вместе.
1-й лейтенант Блотц получил задание возглавить нашу разведывательную группу из семи человек в четырехдневном патрулировании участка территории площадью всего двенадцать квадратных километров, расположенного к югу от района, известного как "Дорога из желтого кирпича". В нашу группу был назначен рядовой Адамс, которому было поручено место поинтмена. За ним следовал наш разведчик Кит Карсон (ККС), Бонг Динь. Лейтенант Блотц следовал за Динхом, а капрал по имени Дэвис нес за ним основную рацию. Я следовал за основным связистом, а штаб сержант Мартин - за мной. Младший капрал Хоик был замыкающим в нашей группе, нашим "Чарли" в хвосте.
Присутствие ККС, Бонг Динь, напрягало меня. Динь прослужил в армии Северного Вьетнама более десяти лет и дослужился до звания капитана в 1-м полку СВА. Его полк в течение многих лет действовал против морских пехотинцев в горах Кусон и в районе, который нам теперь поручили патрулировать. По причинам, известным, вероятно, только самому Диню, он сдался американским войскам почти за год до назначения в 1-ю разведывательную роту в рамках программы "Чиеу хой". Это была одна из нескольких правительственных программ, направленных на ослабление Вьетконга и Северного Вьетнама. "Чиеу хой" означало "распростертые объятия", и обещаниями амнистии, переселения и больших сумм денег правительства США и Южного Вьетнама пытались склонить большое количество противника к сдаче. С теми вьетконговцами и северовьетнамскими солдатами, которые сдавались в плен американским или южновьетнамским войскам, якобы обращались хорошо, их перевоспитывали в центрах "Open Arms" на западный лад, а затем нескольким избранным было позволено стать разведчиками Кит Карсона и в конечном итоге быть проводниками американских войск против тех самых людей, с которыми они недавно служили.
Присутствие Бонг Динь в расположении нашей роты и в составе нашей группы не понравилось ни мне, ни другим бывшим военнослужащим 3-й разведывательной роты, которые недавно были переведены в 1-ю разведывательную роту. Мы провели последние девять месяцев, выслеживая, находя и убивая северовьетнамцев, а Динь, безусловно, не вызывал у нас симпатии, и мы считали его сомнительным активом. Мы считали, что любому, кто готов вести группы морской пехоты против членов своего бывшего подразделения, просто нельзя доверять. Мне не нравилось, что его назначили на должность проводника группы. Однако нам сказали, чтобы мы полагались на знание Динхом местности и его боевой опыт в полевых условиях и не беспокоились о его бывшей должности капитана СВА.