Ссылка на полный текст: REENACT&GEAR • Просмотр темы - Lars Moller. J?ger 200
Навигация:
Подготовки в J?gerkorpset (Дания)
Обучение егерей проникновению через линию фронта
Высадка с торпедных катеров на высокой скорости
Политическое решение о сохранении J?gerkorpset
Сотрудничество датского J?gerkorpset и американского SOCOM
Офицеры-лидеры против офицеров-менеджеров
Датский спецназ в Кандагаре, январь 2002 года
Организация быта
Подготовка к операции «Анаконда»
Попытка участия датчан в операции «Анаконда»
Скрытая организация НП на границе с Пакистаном для поиска сил Талибана или Аль-Каиды
Реализация данных скрытого наблюдения за деревней
Урок Афганистана для спецназовца: ты не супермен
Считается, что патруль организованный из новичков-егерей мало к чему пригоден. Новых егерей необходимо готовить еще несколько лет, чтобы они поднялись до стандартов Корпуса. Поэтому их не посылают на задания в течении этого времени. Вместо этого, рядом с ними были бывалые проверенные егеря, готовые показать к чему надо стремиться.
Я отвечал за питание группы. За порядок и чистый пол в помещении, принадлежавшем патрулю. Одно то, что я прошел отбор не означало, что я стал егерем. По крайней мере среди старших. Это пришло ко мне только спустя несколько лет непрерывной работы. Можно улыбаться моим обязанностям "повара" группы, но здесь нет ничего смешного. Методичное выполнение своих обязанностей и постепенное повышения ответственности в других сферах - вот что сделало меня достойным звания егеря. Именно отношение как к "новичку" меня и взволновало. Я не смог отказаться от этого вызова и дал себе зарок приложить все усилия, чтобы быть достойным сообщества профессионалов.
Зимой мы провели сложный и трудный разведовывательный выход в европейском лесу вдоль границы с Восточной Германией. Мы лежали в течении недель и наблюдали за различными военными объектами или дорогам, чтобы сообщать о любой вражеской активности. Или, например, нас разворачивали в пеший патруль, на сотни квадратных километров, чтобы найти штабы врага. Егеря всегда находили то, что искали и передавали координаты с помощью примитивной, но очень дальней HF-связи. В награду мы получали низколетящие истребители-бомбардировщики Ф-111, которые бомбили цели. Мы получили высокую оценку наших союзников, потому что были молоды, бесстрашны, неприхотливы и выполняли стратегически важные задачи. Егеря делали это не задумываясь, возможно ли это или нет. Это было захватывающее время - сочетания знаний, высокой физической нагрузкой, разработки нового оборудования или тактических процедур - все следовало друг за другом, формируя нас как спецназ.
Патруль потратил много времени обучаясь инфильтрации. Это умении проникать через линию фронта, чтобы попасть глубоко в тыл противника для решения боевых задач или разведки. Одним из способов попасть в Восточную Германию и Польшу было плавание на небольшой надувной лодке и высадка на пляже Балтийского моря. Очень сложный способ для незаметного проникновения. Практиковался в гидрокостюмах, на обычных и парусных лодках.
Другим способом проникновения было "опрокидывание". Это особый психологический тест для новичков. Когда военные стратеги видели, что противник будет наступать на той или иной территории, мы размещались на этом участке и окапывались вдоль дорог. Выкапывали целую систему пещер, где мужчина мог спать, есть, ходить в туалет и работать на рации. Когда наши силы отступали, мы оставались в этих "пещерах" и наблюдали за трафиком противника. Угол обзора всегда был небольшим, а задача - очень простой и односложной. Тем не менее всегда была возможность уйти на новую позицию.
Третий способ высадки в тылу врага - прыжок с парашютом. Сейчас радары значительно лучше, чем раньше, но тогда было возможно прыгнуть с парашютом так, что вас не засекли. Прыжок НАНО ("большая высота-ранее открытие") является сложной дисциплиной и одним из мерил качества спецназа - только лучшие могут делать такие прыжки. Мы участвовали в обучении таким прыжкам вместе с американским спецназом и SEAL, иногда с английским SAS. Позже к процессу обучения присоединились шведский SSG, немецкий KSK и голландский Korps Kommando Troepen.
Выглядит все просто. Самолет поднимается так высоко как может. Вы прыгаете и сразу открываете парашют, предварительно учтя силу и направление ветра, конечно. Затем скользите в облаках на скорости свыше 100 км/ч до нужной зоны высадки. Старые русские противовоздушные ракетные установки SA-30 имели дальность около 30 км, при расположении в 20 км от границы, поэтому при благоприятных условиях мы могли "запрыгнуть" до 90 км вглубь вражеской страны. В общем, хорошая штука для тайных операций в тылу врага. Сложность НАНО-прыжков состоит в том, что они ночные и на такой высоте очень холодно и смертельно мало кислорода.
Мы отрабатывали высадку коммандос на восточногерманской границе с торпедных катеров на высокой скорости. Помню, тогда подумал, что, наверное, экипажи таких катеров в чем-то похожи на нас - они должны были выполнять свою работу как небольшая сплоченная команда с командным духом, аналогичным егерям. Кстати, то же самое касается экипажей подводных лодок. Последние очень гордились работой со спецназом, потому что они выполняли намного более трудную и опасную работу, требующую специальных навыков, опыта, терпения и настойчивости, чем на обычных лодках. Высадка в качестве боевого пловца с катера происходит на высокой скорости. Если снижать скорость, то это будет зафиксировано на радарах противника и они узнают место высадки спецназа. Поэтому катер идет со скоростью 25-30 узлов. Это очень похоже на прыжок с парашютом из самолета. Только вместо парашюта и самолета, вы стоите в полной темноте на палубе торпедного катера в гидрокостюме, ластах, перчатках, акваланге и с прочим оборудованием, необходимым для работы. Примерно 35 килограмм снаряжения упаковываются в большой водонепроницаемый мешок, который мы называем "резиновой уткой". Когда шкипер катера дает сигнал к высадке, он переключает маленькую лампочку горящую красным на зеленый свет. Первый егерь бросает "утку" и сразу же прыгает сам, так как линь, которым он привязан к "утке", не больше 6 метров. В темноте вода черного цвета и все что вы видите - это немного пены на гребне волны, вокруг катера и блики от лунного света - вот и все что у вас есть, чтобы оценить расстояние до воды. Всем надо прыгать друг за другом как можно быстрее, чтобы отряд не разбросало по волнам.
Тайная высадка на побережье всегда очень рискованная и требует максимум огневой мощи от патруля. Несколько лет спустя, после падения Берлинской стены, я посетил эти берега и понял, что попытка высадиться здесь была бы чистым самоубийством. Мы никогда бы не смогли высадиться незамеченными для охраны побережья - их сторожевые вышки стояли через каждые 200 метров вдоль стратегически важного побережья, обращенного к Дании.
Прыгать со старых торпедных катеров было одно удовольствие, так как мы прыгали с кормы в бурлящую воду. Но позже мы перешли на лодки с жестким днищем и это означало, что надо прыгать с бортов, как правило, с правого борта. Здесь вода была уже непредсказуемой. Иногда это была обычная вода, а иногда это было как удар об землю. Даже если вы приняли правильную позицию, скрестив руки за головой, стиснув зубы и челюсти, напрягли мышцы живота и спины - даже в этом случае вы могли сильно удариться об воду. У меня были нормальные прыжки, без особых потрясений, поэтому я был немного сбит с толку, когда инструктор боевых пловцов рассказывал о жестких посадках в воду.
Это же просто вода, думал я. Но однажды ночью это произошло и со мной. Что это было? Волнение или ветер изменил положение моего тела в воздухе? Может быть я был небрежен, привыкнув к хорошим прыжкам в воду? Было чувство будто я ударился об бетон. Я потерял сознание и ничего не запомнил, как вдруг очнулся в воде. Мой рот весь онемел и был заполнен кровью. Я подумал: "Черт...что...я потерял зубы?" Когда мы сошли на берег я попросил товарища взглянуть мне в рот. Он сделал это и вдруг засмеялся. Я прикусил язык. Был огромный отпечаток зубов на середине языка. Крупная удача для меня, что я так легко отделался. Я не хотел вот так вылететь из спецназа. С другой стороны язык болел всю ночь и я не мог говорить. Я был небрежен. С этого момента невнимательность ушла навсегда. Это плохая идея - автоматически думать, что все будет в порядке, раз раньше было нормально. Если бы я готовился к худшему этого бы не произошло. И я сделал вывод, что необходимо строго следовать инструкциям и тому что учат, независимо от того, что вы думаете.
В первую половину 90-ых годов среди политиков шли дискуссии о том, чтобы закрыть JGK. Но этого не произошло, в основном из-за того, что Корпус играл важную и значительную роль в качестве учебного заведения для армейских офицеров. Это была не очень лестная для нас причина. У нас были свои задачи, я хотел принимать участие в настоящих операциях, а не быть инструктором. Во времена Холодной войны у нас постоянно были настоящие задачи. Хотя позже мы узнали, что, случись война, это все было бы "операциями-в-один-конец", тем не менее, это были те самые задачи, определяющие нужность и полезность Корпуса. А спустя шесть лет после падения Берлинской стены мы по прежнему были без настоящей работы. Только в 1995 году политики уступили. Патруль егерей был направлен в Сараево, где их задача заключалась в специальных военных консультациях для штаб-квартиры датского миротворческого контингента. Операция заняла от трех до четырех недель. Затем снова прошло много лет до следующей задачи. В 1999 году Корпус снова был развернут на Балканах, в Косово. Здесь несколько патрулей осуществляли разведку и поддержку для датского батальона.
На совместных тренировках с SOCOM мы узнавали все больше и больше о технике и тактике американских спецподразделений, чтобы было очень полезно для всех егерей. Мы становились все ближе и ближе друг к другу, перенимая полезные приемы друг друга, обмениваясь собственными "стандартными процедурами". Одной из ключевых вещей, которую нас заставили понять американцы - это быстрая и точная стрельба из пистолета и карабина. Члены SOCOM показали удивительные навыки владения и тем, и другим. Были и другие вещи - бой в здании, планирование спецопераций, подготовка подразделения и многое другое - все это мы переняли от этих удивительных солдат. Пример практически неограниченных ресурсов SOCOM мы увидели во время одного из первых визитов в форт Брэгг, Северная Каролина. Стрелковые полигоны были просто огромные.
Нам удалось ознакомиться с главной огневой мощью SOCOM - МН-6 "Little Bird". На этих вертолетах летали сотрудники SOCOM - летчики из 160-го авиаполка специальных операций, называемый "Night Stalker". У этих пилотов было отличное понимание тактики спецназа на земле, огромное мужество и уникальное чувство своих машин, позволяющее им полностью сплотиться с наземными силами и действовать как одно целое. Это было для нас необычно, так как мы, в Дании, испытывали серьезный дефицит подготовленных пилотов, знающих что нам нужно. Нам тогда было сложно заставить своих летчиков сделать что-то необычное, отличающееся от того, чему их учили. А здесь, в SOCOM, их пилоты делали все раньше, чем мы успевали подумать. Короче, эти пилоты были супер-профессионалами своего дела.
Во время отработки сценариев нападения, наша команда была помещена на МН-6 для обучению синхронизации действий с наземной атакой. Эти МН-6 были значительно современнее, чем наши датские Н-500 "Cayuse", снятые с вооружения в 2006 году. Little Bird настолько мал, что сидеть внутри его невозможно. Но с каждой стороны вертолета установлено по небольшой "скамье", на которых суммарно может поместится 4 человека. В то время как наземные силы атаковали, вертолеты с егерями на скамейках обеспечивали воздушное прикрытие и быстрый резерв в районе операции. МН-6 летели со скоростью до 200 км/ч, а мы с нашими 5.56 мм НК-53 следили за темпом и ходом атаки на земле. Это давало невероятную гибкость и быструю воздушную поддержку для наземных команд, ограниченных в видимости. Можно было высадить небольшую группу людей в нужном для атаки месте или посадить снайперов на крышу, недоступную для наземных сил.
Наши тренировки подняли на новый уровень, когда SOCOM прибыл в Данию с ответным визитом, на своих С-5 Galaxy. Сюрпризом явилось для нас то, что американцы привезли с собой 4 "Black Hawk" и "Little Bird". Они привезли с собой все, что было необходимо для продолжения тренировок в Дании! Мы смогли провести очень реалистичные тренировки, благодаря авиации SOCOM.
В строю сержантов и солдат перед офицерами вы можете забыть о том, что можете на что-то влиять. Это следствие довольно шаблонной структуры командования, которой обучаются наши офицеры. Не так много офицеров, которые готовы положиться на своих сержантов. Сие происходит от целой теоремы военного управления, что доверие хорошо, а контроль - еще лучше. Это к сожалению ведет к снижению инициативы среди солдат и сержантов, так как они становятся уверены в жестком контроле офицеров.
В Корпусе были храбрые и инициативные офицеры, настоящие спецназовцы. Они яростно сопротивлялись существующей системы, если видели, что она где-то не работает или не оптимальна. Но здесь, к сожалению, Корпус получил горький урок, когда в качестве показного наказания этих офицеров перевели на "стоп-позиции", иначе говоря на административные должности, никак не связанные с работой егеря. Работу, где они, по сути, медленно "умирали" как офицеры. Бессмысленное наказание молодых и храбрых офицеров, которые хотели только сделать свою работу и Корпус лучше. Некоторые из них покинули Корпус и армию, увидев, что участвуют в сражении, в котором не победить. Так что у командования определенно была боязнь перемен и боязнь молодых и энергичных офицеров.
Среди этих храбрых офицеров особо выделялся ВА. В верхах он имел оскорбительную кличку "Коробка". Его так прозвали за то, что он всегда и везде всех греб под одну гребенку, невзирая на звания и заслуги. Большинство считало, что он ограниченный, из-за своего весьма последовательного подхода. Я же с большим уважением относился к ВА и потому что он не боялся нового, и потому что он не боялся говорить правду, и потому что был бесстрастным судьей в любых делах, не смешивая дело и чувства.
Поясню на примере. Например, учения по прыжкам с парашютом. Если егерь подбегал к вертолету в самую последнюю минуту, задерживая всех, и было видно, что он слишком медленно одевался, то большинство руководителей полета просто качали головой, говорили, чтобы он в следующий раз немного поторопился и затем впускали в салон. ВА же говорил: "Если вы опоздали, то свободны" и закрывал дверь в салон прямо под носом опоздавшего. Вся штука в том, что ВА делал так всегда и со всеми, невзирая на заслуги и опыт. От него доставалось и новичкам-курсантам, и офицерам высокого ранга, в том числе - руководителям Корпуса. В некотором смысле, возможно, ему стоило быть дипломатичнее и понимать, что его честный и прямой стиль действует не везде. Но он всегда делал все так, как полагалось и требовал этого от других.
В последнее время Корпусом руководят отличные офицеры, которые многое делают для его развития и, которые представляют из себя плоть от плоти настоящих егерей. Но так было не всегда. Часто на руководящие посты в Корпус приходили чистые "менеджеры" и "администраторы", которые не знали и не ценили нашу работу. А между тем, Корпус предъявлял очень высокие требования к своим офицерам, на управляющих должностях. К сожалению, среди этих "менеджеров" было мало таких, которые были бы настоящими лидерами. И слишком много отличных лидеров-офицеров были задвинуты на задний план такими "менеджерами".
Лидер - это не функция, а черта личности. За настоящим лидером люди идут в огонь и воду. Они следуют за ним, потому что он их ведет, в независимости от того куда. Истинный лидер открыт, надежен и честен. Лидер также не боится потерпеть неудачу, потому что он способен преодолеть ее. Именно у настоящего лидера есть смелость бросить все и повести людей, максимально сосредотачивая их на задаче, уменьшая время ее выполнения и повышая производительность команды. Офицер может быть лидером, но не всегда это так. И это одна из основных проблем армии, потому что мы считаем старшего офицера лидером, из-за высокого ранга, но на самом деле это не так ...
Корпус жил и живет с этой проблемой, в управленческом звене. Я наблюдаю эту проблему уже много лет. Никто об этом не говорит, но всем ясно, что у нас есть проблемы. Чтобы быть лидером в Корпусе требуется чрезвычайно многое, и даже больше, чем "многое". Официально считается, что наши армейские лидеры воспитываются в офицерской школе. Руководящие посты получают те, кто ее закончил. Те, кто идут на курсы егеря отсортировываются еще больше.
Молодые офицеры, побыв егерями достаточно долго, разделяются на две группы. Первая делает свою работу, создав настоящие узы верности между ними и патрульными офицерами, которые их обучали. Другая группа занималась игрой "угоди" своему патрульному офицеру. Пользуясь в некоторых случаях недобросовестностью патрульных офицеров, они стремились достичь неких формальных критериев, успехов на бумаге, вместо того, чтобы учиться. В результате, мы получали офицера, который вроде бы прошел подготовку в спецвойсках, продвигался своим командованием, но на деле был очень и очень посредственным офицеров, и тем более лидером.
От лидера требуется умение анализировать, аргументировать и управлять своими людьми. Это в свою очередь требует от него умения общаться и мотивировать, больше, чем у обычных людей. Истинный лидер делает это естественно, усердно, с энергией, даже не думая об этом, признавая это как нечто само собой разумеющееся. В тоже время он должен быть открытым, честным и очень открытым, лояльным, во всех направлениях. Здесь есть конфликт, для офицеров. Лояльность нужно проявлять не только вверх, в иерархии командования, но и вниз. Быть лояльным к своим солдатам, а не к командованию - это хороший путь приостановить свою карьеру. Но хороший руководитель должен быть лояльным ко всем своим сотрудникам, вплоть до самого рядового. И чем выше сидит "менеджер", тем больше он должен помнить об этом.
К сожалению, среди егерей практически не встречаются солдаты или офицеры, которые были бы талантливы, профессиональны, образованы технически и имели одновременно сердце истинного лидера. За всю мою службу в спецназе я мог по пальцам двух рук пересчитать таких людей в Корпусе. Это может быть серьезной проблемой, что мы принимаем к себе лидеров, не достаточно подготовленных или не готовых к таким обязанностям. Можно сказать, что это не слишком серьезная проблема для Корпуса, с нашим отбором и подготовкой, но это проблема для армии в целом. Но были и другие вещи, в которых не было особого смысла. Это может показаться странным и невероятным, но в течении многих лет мы не делали ничего другого для армии, кроме курса патруля и курса парашютных прыжков. Это при том, что как солдаты мы были подготовлены на самом высоком уровне и многое могли дать армии. И, хотя мы были готовы делать дополнительные курсы подготовки для солдат и сержантов, это осталось так и никогда не востребованным.
Несколько раз мы были готовы к реализации наших дополнительных программ, но каждый раз их передавали другим структурам и мы видели, что они выполнены намного хуже наших стандартов. Другим извращением было то, что у нас не было фиксированных задач или обязанностей и потому мы постоянно жили в некоем суррогатном мире, где сами придумывали себе задачи и экзамены. Благодаря высокой мотивации рядовых егерей, Корпус на низовом уровне превратился в одну из лучших солдатских школ в мире. Мы все время тренировались на пределе и придумывали для себя самые немыслимые трудности и экзамены. У нас был очень высокий моральный дух. Но в целом это был странный самонапряженный, в чем-то отрезвляющий, период жизни, в вакууме, образовавшемся после Холодной войны, когда мы не знали что делать и не могли найти себе применение...
В Сараево у меня было много времени, чтобы подумать об этом. Там я занимался штабной работой. Это не было интересно, но тем не менее это была работа. В конце концов, я выполнял функции сотрудника разведки. Достаточно рутинная работа, висевшая на шее, но я понимал ее важность и просто делал ее. Я принимал участие в операциях по захвату военных преступников. В списке были Karadzic и Ratko Mladic, ключевые цели в то время. Несколько раз я входил в рабочую группу, следившую за домом последнего на востоке Сараево, вместе с членами команды SEAL из ВМФ США. Я не могу писать об этих операциях, достаточно сказать, что они достойны сами по себе отдельной книги. Но я проверил некоторые свои навыки на "земле" и почувствовал, что это неправильно, что нас не используют как солдат.
Группа Ferret прибыла в Кандагар 9 января 2002 года. Это была дождливая ночь. Тогда мы и понятия не имели, что это будет единственный дождь за 6 месяцев. Ночь в афганском январе была очень холодной, ниже точки замерзания. Днем температура была от 10 до 20 градусов. Самолеты почти постоянно садились или взлетали, пока нас встречали. Рейс был прямой, из Ааалборга в Кандагар, на С-17. Корпус стал частью целевой группы K-Bar. В задачу группы входил поиск и отслеживание возможных лидеров Аль-Каиды и Талибана. Также в задачу ставилось их устранение, уничтожение тренировочных лагерей и в целом - разрушение их организации.
Мы были частью одной из двух целевых групп специальных операций в Афганистане. На севере страны находилась группа Dagger, о ней мы много не знали, кроме того, что в нее входили SAS и, возможно, SOCOM. На юге работала группа K-Bar. Эти две группы отвечали за все необходимые в Афганистане специальные операции.
Самым очевидным для нас решением было бы перемещение на автомобилях. Применение такого метода было бы быстрым и очень экономичным. Но мы были в Афганистане без техники и вертолетов, в самом конце очереди других спецподразделений, имевших свои вертолеты и технику. Я пытался получить максимум выгоды из создавшейся обстановки. Я готовился каждый раз так, будто это был настоящий выход и никак иначе.
Первые дни в Кандагаре ушли на то, чтобы распаковать вещи и поставить лагерь. Нас разместили в старом советском мотеле при аэропорте.
В районе аэропорта была огромная свалка старых военных самолетов и автомобилей. Здесь мы увидели всю старую добрую советскую технику, за изучением которой провели столько времени. Но сейчас это было вне нашего внимания. У нас был совсем другой враг. В горах вокруг было полно талибов, хорошо вооруженных и подготовленных. Мы быстро заполнили существующие здания вещами и начали ставить палатки. Так мы начали формировать основы того, что должно было стать базой для операций Корпуса в Афганистане. Соседи взяли три лопасти от разбитого российского боевого вертолета и использовали их как несущие балки для первого этажа их временного дома. Внушительные усилия.
Наш изобретатель - Кент - нашел старый русский военный грузовик, который раньше использовался как пункт управления радаром, и у которого была печка. Ее мы отремонтировали, ровно, как и грузовик, и мы стали первым патрулем, который сделал себе отапливаемое "помещение". В нем можно было сидеть в футболках и шортах, и мы часто посещали его для отдыха. В Кенте погиб гениальный изобретатель, когда он пошел на службу, и я ему очень благодарен за это. Кент также обеспечил весь датский лагерь горячей водой для мытья. Для этого был использован Мерседес GD, который поставили рядом с палаткой для мытья. За час до пробуждения личного состава, машину заводили, и вода в специальном баке начинала прогреваться. Это было очень и очень актуально в условиях пыльной и холодной пустыни.
Наш «дом» в Кандагаре стоял на краю пустыни Регистан, которая в ясную погоду мелькает как неестественный красный всполох на горизонте. Когда вы говорите «пустыня», то видимо не думаете о заморозках ночью и холодных днях.
После неактивных зимних недель в Афганистане стали появляться все более и более четкие признаки деятельности талибов. Было принято решение нанести удар. Операция называлась «Анаконда». Операция планировалась в течение нескольких недель, а затем фрагментами была доведена всем её участникам, вплоть до уровня патруля.
Штаб-квартира операции находилась в Баграме, в расположении 10-й горной дивизии, всем руководил генерал по имени Хауторн (его настоящее имя здесь не разглашается). Основную часть операции проводили различные подразделения из состава SOCOM.
Афганские военные командиры имели под своим началом крупные «армии», которые в свою очередь делились на кланы. Все это было частью Афганских Вооруженных Сил (АВС). Очевидно, что организованные сразу после падения режима талибов, они еще были не совсем готовы к боевым действиям. В задачу американского спецназа как раз входило обучать и воспитывать такие вооруженные группы, так что АВС активно поддерживался деньгами, оружием, обучением и прочими расходными материалами. Обучение было успешным и предполагалось, что в операции «Анаконда» именно афганцы будут движущей силой. Это имело смысл. Предполагалось, что операция спаяет афганцев и поднимет их мораль. Прошло несколько дней и задачи были распределены и внутри датского контингента. У нас было восемь патрулей. Пять занялись разведывательными задачами, а три образовали Силы Быстрого Реагирования (СБР) на авиабазе Баграма. Наш патруль входил в СБР. СБР создается как подстраховка основных сил, если что-то пойдет не так.
Аль-Каида в течение долгого времени концертрировала свои силы в долине Шахи-Кот. Эта долина находится недалеко от границы с Пакистаном. Именно здесь талибы отлеживались зимой. Мы знали из докладов разведки, что существует дорожный трафик через границу, туда и обратно.
Вертолеты МН-47Е имели кодовое обозначение «Razor» и всегда летали парами, чтобы помочь друг другу, в случае необходимости. Razor 03 и 04 вылетели на задание, неся на борту команды из US Seal Team Six, позывные Mako 30 и Mako 31. В их задачу входило определение местоположения бойцов Аль-Каиды и наведение на них авиации. По некоторым причинам, они отставали от графика, поэтому было принято решение садиться прямо на вершину их цели – небольшая горная вершина Такур Гар. Однако группы Mako были не единственные, кто видел, что эта гора отличный наблюдательный пункт…
Талибан уже был на этой горе, и они были готовы к организации смертельной встречи. Граната из РПГ-7 поразила Razor 03 в борт. Члены SEAL попадали с ног, когда пилот подбитого вертолета начал совершать резкие маневры уклонения, чтобы не упасть. Пол в салоне залило маслом из перебитой гидравлической системы и два человека вылетели из вертолета. Один из них оказался техником по погрузке и он был привязан к страховке. Его спасли. Другой, член SEAL, по имени Нил Робертс, выпал из открытого пандуса, пролетел 30-40 метров и упал на толстый снег, выжив при этом. Команда Razor 03, с трудом сохраняя управление вертолетом, пыталась вернуться за Робертсом. Но пилот не мог уже управлять вертолетом, и пришлось совершить аварийную посадку в долине, достаточно далеко от вершины Такур Гар. Razor 04 был цел и начал высадку Mako 30, чтобы найти и спасти Нила Робертса. При посадке они оказались под огнем. Один человек был убит на месте, еще двое ранены. Им пришлось взлетать, не солоно хлебавши. По пути они забрали экипаж Razor 03.
Высоко в горах, рядом с позициями Аль-Каиды и Талибана, остался один человек. Нил Роберст был тертым калачом, как говорили о нем те, кто его знал. Но он выпал из вертолета, возможно, был ранен и упал прямо в логово льва. Шансов у него практически не было. БПЛА «Хищник» следили за районом, но в свете ИК-камер трудно было понять кто есть кто. Не было никакой возможности помочь Нилу. У Mako была своя СБР и, пока Razor 04 летел назад, SEAL потребовали их. Это была группа из примерно 40 членов US Army Ranger и нескольких членов группы воздушной поддержки (ССТ). Позывные их МН-47Е были Razor 01 и Razor 02. Они полетели прямо на Такур Гар.
Когда мы оглядываемся назад, то становится ясно, что это было грубейшей ошибкой, вызванной проблемами со связью. Как только Razor 01 достиг вершины, то подвергся сильному и точному обстрелу из РПГ и пулеметов. Несколько человек погибли или были ранены сразу же. Razor 01 потерял один двигатель и рухнул на камни. Оставшиеся в живых рейнджеры могли только забиться поглубже в складки скал и организовать сопротивление. У них было много раненых, которые просто не могли покинуть вертолет. Именно в этот момент нас подняли на ноги и приказали грузиться на вертолет.
Наша группа из 15 егерей, полностью экипированных, забралась в МН-47Е и мы полетели как обычно – низко и быстро. Дорога шла прямо над Кабулом. Не самый безопасный тактически полет, но время было важным фактором. Я не знал в тот момент всех вышеперечисленных деталей, но слышал, что сбиты два «Чинука» и мы летим их выручать. Это ударило меня как молния. Впервые в жизни я испытал страх. Первоначальная миссия по поддержке своих патрулей сменилась на нечто очень опасное, подобно поездке в самое пекло.
Хауторн отдал приказ посадить нас в резервной точке, под названием Texaco, в 10 минутах лету от Такур Гар. Мы слушали переговоры наших командиров с Хауторном относительно ситуации на Такур Гар. Было принято решение не пороть горячку и не рисковать еще одним вертолетом. Как я понял, и так было развернуто достаточно много сил для спасения людей, чтобы усугублять дело прибытием еще одной группы. Нам было приказано оставаться в точке посадке и ждать дальнейших распоряжений. Спутниковое радио позволило нам быть в курсе битвы за Такур Гар. Razor 02 высадил остатки рейнджеров, и полетел за подкреплением. Все больше и больше в эфире было кодовых радиокоманд, предназначенных для наведения авиации. Группа рейнджеров была высажена ниже разбившегося Razor 01 на 700 метров и им пришлось взбираться по практически вертикальной поверхности.
Мы улетели назад в Баграм. Мы так и не участвовали непосредственно в «Анаконде» и не смогли помочь физически.
Наш патруль приземлился на каменистой местности спустя два часа. Когда я вышел, то к своему удивлению понял, что мы приземлились на пятачке пять на пять метров, чего хватило для того, чтобы пилот смог поставить рампу на землю. Другая же часть вертолета висела в воздухе. Сложная и точная посадка. Техник помог нам выгрузить дополнительные рюкзаки с водой, и затем вертолет взмыл вверх, исчезнув в считанные секунды. Звук становился все слабее, по мере того как Чинук удалялся и в конце концов он исчез. Но мы были не одни. В нескольких километрах над нами мы услышали глубокий гул четырех двигателей АС-130, который должен был быть нашим ангелом-хранителем в первые часы развертывания.
Отсутствие «горячих точек» означало, что экипаж АС-130 не видит в свой тепловизор людей на два километра (или клика на сленге) на протяжении нашего маршрута. К сожалению, это не означало, что там никого нет.
Снять рюкзак со спины, надеть рюкзак. Небольшое упражнение по скалолазанию. И так далее. За час мы прошли всего 200-300 метров по прямой.
За первую ночь мы прошли всего 1400 метров по прямой. Расстояние от посадочной зоны до наблюдательного пункта было приблизительно 4.3 км, так что, очевидно, что впереди была сложная дорога. Мы нашли место для дневной остановки, где могли бы обозревать окружающую местность и ждать темноты.
Днем нас ждал шок. Термометр показал 38 градусов. Мы очень устали после первой ночи, из-за переноски тяжелого снаряжения и скалолазания. А в такую жару было почти невозможно расслабиться. Когда следующей ночью мы собрались для дальнейшего перемещения, то были изрядно усталые и сильно обезвоженные. А силы нам были нужны для ночного альпинизма и марш-броска в течение шести часов темноты с 60 кг снаряжения и рюкзака на себе. Эта ночь не отличалась от предыдущей. Подъем на 30-40 метров занимал 20-30 минут, включая подъем рюкзаков. Мы потели как свиньи во время этой тяжелой работы.
Становилось ясно, что нам не хватит воды на миссию. Когда вторая ночь закончилась, до точки назначения оставалось 1500 метров. Снова не было никаких признаков Талибана или Аль-Каиды.
Рано утром мы достигли, наконец, запланированной точки НП. У нас было совсем немного времени, чтобы оборудовать базу и замаскировать ее. Пока остальные, как трудолюбивые муравьи, занимались установкой маскировочной сети, Джон начал выполнять главную задачу - наблюдение за целью, составление журнала наблюдений. Не было лишних слов, все знали, что делать. Но потом ко мне подошел Кент и шепнул: "Посмотри назад, на местность, через которую мы прошли". Я взглянул. Глубокие овраги и крутые скалы. Мы три ночи шли 4.3 км, если считать по прямой.
Наша позиции была на 500 метров выше цели - маленького кишлака, на границе с Пакистаном. По прямой до них было 1500 метров, и с нашей оптикой у нас был хороший обзор кишлака. Кода мы смотрели с хребта в сторону границы, то видели равнину. Когда смотрели на кишлак, то видели стойбище в овраге и небольшой скальный гребень рядом. В стойбище кочевники держали коз, там же играли дети. Я также заметил несколько небольших прудов с водой, на полпути вниз в ущелье.
В самом кишлаке большой активности не было. Были вооруженные до зубов люди, включая пулеметы и РПГ-7. Были и машины, однажды мы видели мотоцикл. В первый же день мы увидели девятерых боевиков. Приходили и уходили другие люди. Мы сообщали в Центр обо всем, что видим. Именно так - о том, что видели, а не о том, что думали или предполагали, что видим. Когда эти отчеты перерастут критическую массу, то штаб K-Bar выработает дальнейший план. Была запрошена дополнительная поставка воды и это получило одобрение. Обещали, что пришлют как можно скорее. Однако на НП начали проходить дни, друг за другом, и мне пришлось сократить потребление воды, чтобы хоть как-то растянуть ее количество. Из-за этого начала болеть голова, постоянно. Определенно, я начал обезвоживаться. Боль усиливалась. Каждый день мы отправляли запрос на воду, стараясь донести до командования всю серьезность ситуации.
Мы пошли с другой стороны небольшого хребта, закрывавшего нас от стойбища. Перевалив за этот хребет, мы впервые смогли посмотреть на запад Афганистана. Почти все склоны гор тут были усеяны маленькими кострищами, которые, видимо, жгли пастухи. Ближайшие, по моим оценкам, находились в двух километрах от нас. «Черт» - сказал Джон – «я-то думал мы здесь одни». Я считал также. Не стоило теперь удивляться, что многие патрули на задании были обнаружены пастухами, которые внезапно появлялись из самых невероятных мест.
Подъем в горы, даже с 25 кг груза, стал очень серьезным испытанием. Несколько раз мы просто останавливались и, упираясь руками в колени, стоял и отдыхали. Сил не было от слова «вообще». Через несколько часов мы все же добрались до НП. Бо доложил, что пополнения воды в ближайшее время не ожидается. Начинался новый, горячий, дегидратирующий день. Наши запросы постоянно отклонялись по разным причинам. Не было вертолетов, плохая погода, другие планы и тому подобное. У меня начались серьезные проблемы. Это было не просто опухшие рот и язык. Я не мог двигаться должным образом, теряя равновесие. Меня лихорадило и рвало, но желудок был пуст.
Активность на пограничной деревне усилилась. Приходили и уходили люди, у них было тяжелое вооружение, включая пулеметы и РПГ-7. Мы искали ПЗРК, типа «Стингер», но ничего подобного не видели.
Афганцы в кишлаке определенно могли слышать вертолет, но вряд ли – определить направление или характер звука. Я помог технику выгрузить тяжелые рюкзаки и лег на них, чтобы их не сдуло ветром, когда вертолет пойдет на взлет. «Чинук» взлетел. Стало тихо. Я вдруг обнаружил, что не могу поднять рюкзак с водой. Мог неделю назад. Но сейчас не было сил.
Если бы мы встретились с противником, то это был бы очень короткий бой не в нашу пользу. В следующие дни мы пили и пили. Настоящее наслаждение.
K-Bar принял решение атаковать этот кишлак. Нам был задан вопрос, сможем ли мы спустится вниз, и устроить засаду. Патруль проанализировал ситуацию и пришел к выводу, что это малореальный вариант.
Мы сообщили всю информацию о передвижениях в деревне, план деревни с указанием всех доступных мест в ней и т.п. На нас возложили задачу наводки АС-130, плюс слежение за флангами, чтобы враг не мог внезапно подобраться и атаковать группу, занимающуюся кишлаком.
Первым на место прибыл АС-130. Мы обозначили свою позицию, чтобы избежать дружественного огня. Следующими прибыли ударные канадские части на вертолетах и сразу атаковали кишлак. Канадцы, благодаря нам, совершенно точно знали, где враг, сколько их, какое у них оружие и т.п. Бой был коротким, потому что наш разведотчет позволил канадцам полностью, без колебаний, сфокусироваться на хорошо спланированной атаке. Моджахеды были быстро разбиты.
В Афганистане я кое-что понял. Даже самые вдумчивые и проработанные планы могут быть разбиты «свиньей-удачей». Мы четко все обдумывали и планировали, наше снаряжение и здоровье было оптимальным, поэтому здесь множество факторов неопределенности было удалено. Но оставались другие, внешние, факторы, которые было невозможно рассчитать. Вы могли попасть под случайный выстрел, сорваться с горы, в ваш вертолет могла попасть ракета. Множество вариантов на доле случая. Даже лучшего в мире воина может ранить моджахед, высовывающий за угол свой АК и стреляющий с рук, бесприцельно. Во время сражения большинство вещей просто непредсказуемы.