Навигация:
Эдем
Взаимоотношения неардентальцев и сапиенсов
Сапиенсы изменяют среду обитания
Вулканическая зима как причина нехватки пищевых ресурсов
Камуны
Пеласги, глиняная посуда, ранняя форма латинского языка
Металлические орудия труда
Земледелие как причина войны
Компоненты латино-римской общности: пеласги, протолатины, ахейцы, этруски
Конец доминирования этрусков в Средиземноморье
Экономика храмового типа
Первое международное разделение труда
Катастрофа Бронзового века и «люди моря»
Уничтожение цивилизации Карфагена
Причины возникновения ближневосточных государств везде кроме Палестины
Финикийцы
Причины появления фонетического письма - финансовые потребности
Модернизация финикийского алфавита
Причины миграции финикийцев - будущих карфагенян
Завершение финикийского «Золотого века»
Основание Карфагена в 814 году до нашей эры
Тупик Бронзового века и ассирийская стратегия постоянной экспансии
Сложности реализации ассирийской стратегии
Реформы Тиглатпаласара III (царь Ассирии приблизительно в 745—727 годах до н. э.)
Магон Карфагенянин и развитие сельского хозяйства
Греческие колонисты - конкуренты Карфагена
Стандартизация в карфагенском кораблестроении
Архитектура карфагенян: изобретение многоквартирных домов и квартальной застройки
Водоснабжение Карфагена
Феномен карфагенской империи
Рождение новой империи - Нового Вавилона
Навуходоносор и совершенствование госуправления
Военно-экономический альянс Карфагена и Этрурии
Появление персов
Македонцы
Примерно 40-45 тысяч лет назад произошло некое событие, с которого историки ведут отсчет эпохи верхнего палеолита. Наука в точности не выяснила причин этого события, зато более или менее известно, что оно произошло на сравнительно ограниченной территории, на востоке Средиземноморья от Малой Азии и Палестины до запада Ирана и Закавказья. Эту область условно назвали «Эдемом». Событие же заключалось в том, что в этом регионе появился современный человек — неоантроп, или Ноmо sapiens sapiens
Контакты между небольшими племенами древних людей оставались крайне редкими и, скорее всего враждебными. Но они учащались — мы же помним, что описываемые события происходят на оживленном перекрестке! Неандертальцам приходилось делить кормовые территории, к большим группам присоединялись остатки малых, изоляция нарушалась и приводила к межгрупповым половым связям, тем самым обогащая генофонд. И вот где-то здесь, в Эдеме, малую — очень малую, 70-200 особей! — группу неких неоантропов неизвестного генеза настигла чрезвычайно мощная мутация, вызвавшая генетический всплеск и появление Homo sapiens sapiens.
Пищевая конкуренция между группами людей и неандертальцев Азии и Африки усиливалась, и начался поиск новых охотничьих угодий. Этот поиск привел к переселению нескольких малочисленных групп людей из Малой Азии в Европу. Уровень моря тогда был значительно ниже из-за того, что большие объемы воды были скованы ледником, и пролива Босфор между Черным и Мраморным морями просто не существовало. Путь свободен. Переселенцев первой волны было невероятно мало, в лучшем случае несколько сотен. Из благодатного Эдема они шли в Европу периода межледниковья с ее холодными, сухими степями
Вернемся в Эдем, где происходят захватывающие события, вызванные генетическим взрывом, причины которого мы не знаем и вряд ли когда-нибудь выясним. «Ниже плеч» организм наших предков практически не изменился. Зато череп претерпел существенные изменения. Объем головного мозга вырос незначительно, тогда как очертания черепной коробки стали близки к шаровидным. Это самый экономный способ «упаковки» мозговой ткани. Внутри черепной коробки начало увеличиваться в объемах серое вещество головного мозга, которое служит основным хранилищем информации и «техническим» средством мышления. Растущая поверхность съеживалась, укладывалась складками, извилинами. Возникающий новый вид человека разумного получал с биологической точки зрения «гипертрофированный, ненормальный мозг». Особенно поражают темпы развития лобных долей мозга — именно в лобных долях хранится и производится социально значимая информация, регулирование поведения, анализ общения «на ходу». Наконец, человек получил дар речи, еще сильнее подстегнувший культурное развитие и социализацию.
Но главное — речь позволила людям усваивать чужой опыт и делиться своим. Сведения о том, как добыть и обработать добычу или как сшить кожаное ведро, позволили развивать необходимые умения не с нуля, учась у более опытных и умелых членов племени, а то и у других племен. Дар речи в корне изменил нормы поведения людей. Прежде они диктовались биологическими потребностями (а иначе — вымирание!). Теперь же поведение, прежде диктуемое законами биологии, изменилось.
Одно время в популярной литературе вошла в моду гипотеза о «самой первой мировой войне», в которой люди якобы победили неандертальцев. Это едва ли вероятно. Конфликты, несомненно, случались. Об этом свидетельствуют, например, костяки людей со следами неандертальских зубов — и кости неандертальцев со следами зубов человека. Многие исследователи полагают, что этот взаимный каннибализм носил ритуальный характер. Другие считают, что голод не тетка и в скудное время поедать себе подобных приходилось и людям, и неандертальцам.
Однако, генетические данные свидетельствуют о половых связях людей и неандертальцев — и, соответственно, об их общем потомстве, вполне жизнеспособном. А общее потомство означает, что были и вполне мирные контакты, либо с целью обмена, либо для переговоров о разграничении территорий охоты. Полукровок при этом не убивали. С огромной долей вероятности пигмент феомеланин, дающий рыжий цвет волос — прямое неандертальское наследие, у сапиенсов этого гена изначально не было.
Человек неандертальский ни в коем случае не был животным или «полуразумной обезьяной». Он хоронил близких, украшая могилу охрой, он был способен к абстрактному мышлению, а некоторые данные говорят о существовании неандертальского искусства. Но разумный неандерталец, кряжистый и физически гораздо более сильный, менял свое поведение чудовищно медленно, а люди мгновенно реагировали на меняющиеся внешние условия изменением поведения. Неандерталец шел за стадами диких животных, а люди между кочевьями обустраивали свои становища в своего рода «базах» — удобных местах, и охотники, совершив многодневный переход за добычей, возвращались на «базу», где их ждали неспособные к охоте, то есть старые, малые, хворые и женщины. При истощении местных охотничьих ресурсов группа людей откочевывала на новое место. Словом, неандерталец приспосабливался к окружающей среде либо умирал, если это ему не удавалось. А люди, столкнувшись с опасными для жизни условиями, действовали принципиально иначе: они эти условия старались изменить.
Жилье (пусть это шалаш или навес из шкур), одежда и обувь, запасенная впрок еда, не имевший выхода овраг с крутыми стенами, куда сгоняли диких свиней «про запас», более тщательная обработка орудий — так люди приспосабливали окружающий мир для защиты от холода и голода. Вопреки популярному мнению, «просто в пещерах» люди не жили — они создавали, если угодно, «пещерную инфраструктуру».
Во-первых, пещеру не осушишь и не обогреешь. Гораздо комфортнее установить там сооружение из жердей, обтянутых шкурами, установленное на подстилку из травы и ветвей. В пещере можно укрыться от дождя или от хищников (расположив в ней этот вигвам или чум), устроить очажную яму, хранить запасы топлива и еды.
Во-вторых, удобная пещера должна была располагаться рядом с источником воды и, упаси боги, не на путях хищных зверей к водопою. Она должна быть небольшой, без сквозняков. Если вы знаете такую пещеру, то есть вероятность, что в древности она была обитаема. Люди жили родами, или кланами.
Потребности охоты привели к первому этапу разделения труда: женщины все чаще оставались на стоянке и занимались обеспечивающим трудом, а мужчины-охотники уходили за добычей на 10-20 километров от основной стоянки, причем порой их походы длились несколько дней. Надолго уходить опасались, так как оставшиеся в становище нуждались в защите. Такое разделение привело к упорядочиванию половых связей и к табу на близкородственные сексуальные контакты. Эти парные связи, пожалуй, рано называть браком, так как они были, скорее всего, временны. Труд был коллективным и не нуждался в принуждении. Запасов свыше необходимого не делали, так как обмен был явлением в целом случайным и эпизодическим. Все было общим, без имущественного и общественного неравенства, что типично для первобытнообщинного хозяйства присваивающего типа.
Возможно, нехватку пищевых ресурсов обусловила природная катастрофа, которая произошла примерно 35 тысяч лет назад. Это было начало серии мощных извержений, Флегрейских полей — гигантской вулканической кальдеры к северо-западу от современного Неаполя, в заливе Поццуоли. Позднее это явление назвали суперизвержением. По геологическому времени одновременно произошли еще два извержения: взорвался вулкан Казбек и гора Св. Анны, что в Карпатах. Объем выброшенных пеплов и камней оценивают в 500 кубокилометров. Эти выбросы, разнесенные в основном (но не исключительно) в восточном направлении, достигли Южного Урала, а на западе — Кипра.
Заметим, что катастрофа не была одномоментной или кратковременной: извержения продолжались несколько столетий, а сверхмощных извержений было как минимум два. Пепел засыпал и погубил растительность о огромном регионе. Вблизи Флегрейских полей толщина вулканических выбросов достигала нескольких метров, а на территориях подальше на юг слой пепла достигал «всего» 20 сантиметров. Но, прежде чем похоронить все живое, эти выбросы поднялись в воздух, затмили Солнце и наступила вулканическая зима. На несколько лет остановился рост зеленой массы, а немногие оставшиеся в живых животные покинули гиблые места. Вулканические осадки превратили в пустыню всю среднюю часть Апеннинского полуострова — будущая Италия, в самом буквальном смысле этих слов, становится совершенно непригодным для жизни регионом.
Первая экологическая катастрофа, пережитая человеком разумным, не стала губительной для человека как биологического вида. Но палеолитическому населению территории современной Италии от этого было не легче. По археологическим данным, упадок человеческих поселений на Апеннинах длился примерно с тридцатого по двадцать седьмое тысячелетие до нашей эры. Плотность населения здесь снизилась до критической и хозяйственное развитие приостановилось. Ровно к этому времени относится исчезновение стоянок неандертальцев. Они цеплялись за жизнь целую тысячу лет, но примерно 32 тысячи лет назад их на Апеннинском полуострове уже не осталось. Двоюродные братья людей вымерли — кроме сапиенсов других разумных видов не осталось. Несладко пришлось и людям. Их популяция сократилась до минимума, а оскудение ресурсов вовсе не способствовало росту численности населения.
Греческий историк Страбон в труде «География» (I век до н.э.) упоминает о неких камунах — племени обитавшем в обширной долине Валь-Камоника (или просто Камоника), вдающейся в Альпы почти на сотню километров; расположена долина к северо-востоку от современного Милана. Страбона поддерживает римлянин Плиний Старший
Таинственные камуны и их предшественники оставили после себя обширное культурное наследие. Хотя не сохранилось ни единого связного текста на камунском языке за исключением кратких наскальных надписей в одно-два слова с использованием этрусского алфавита (что косвенно подтверждает выкладки Страбона), в долине Камоника обнаружено колоссальное количество петроглифов, изображений высеченных на камне — к сегодняшнему дню известно почти 300 тысяч рисунков, причем часть из них датируется эпохой мезолита, то есть периодом VIII-VI тысячелетий до н.э.
Камоника, что и говорить, удобнейшее место для обитания человека. Долина узкая, с севера прикрыта от холодных ветров Ортлерскими Альпами, с востока горами Амаделло, а с запада Альпами Бергамскими. С военной точки зрения долина представляет собой идеальный оборонительный плацдарм — южный створ запирает обширное озеро Изео (весьма богатое рыбой).
Не надо думать, что примитивные наскальные рисунки не несут никакой серьезной информационной нагрузки — вовсе наоборот, это своего рода хроники, по которым современный исследователь может наблюдать доисторическую цивилизацию в развитии. Мезолит сменяется неолитом (V-IV тысячелетия до н.э), соответственно и тематика петроглифов резко меняется — сцены охоты замещаются изображениями возделанных полей с огородами, а так же отсутствовавших ранее людей. Обитатели Камоники начинают вести оседлый образ жизни и заниматься земледелием.
Проходит еще тысяча с лишним лет и мы видим новый цивилизационный виток, Медный век: уже изобретено колесо, появились мотыги и лопаты, люди стали рисовать природу — звезды и светила, а значит у них оставалось достаточно времени, чтобы в перерывах между трудами ради хлеба насущного любоваться небесами... Бронзовый век (II тысячелетие до н.э.) в работах художников Камоники выглядит неслыханно воинственным и милитаризованным — масса оружия, кинжалы, щиты, копья, вооруженные всадники на могучих конях.
Есть изображение ритуального (или, возможно, гладиаторского) поединка — двое воинов угрожают друг другу клинками, рядом с ними стоит судья или жрец. Что может означать столь неожиданное изменение стиля — с сельскохозяйственных и охотничьих пасторалей, на сплошной Military Art и батальные сцены? Ответ очевиден: если рисуют войну, значит война становится постоянным спутником человека — как раз на данный период приходится миграция на Апеннинский полуостров племен индоевропейцев-италиков из Центральной Европы (т.н. протолатины, создатели культуры Террамаре) во II тысячелетии до н.э, обосновавшихся как раз на севере Италии. Надо полагать, вторжение италиков и становится причиной постоянных конфликтов с племенами, обитавшими здесь задолго до появления чужаков.
Примерно 10 тысяч лет назад ледник отошел на север и Апеннинский полуостров приобрел современные очертания и климат. Свидетельств, то есть петроглифов, остатков каменных орудий и даже мусорных куч, достаточно, чтобы понять: уже тогда люди уже владели искусством счета. У охотников появился спутник — домашние собаки, завезенные из-за моря. На вооружение поступило первое техническое изобретение — лук со стрелами, снабженными костяными и каменными наконечниками. Люди придумали нож с рукояткой и топор. Все эти перемены привели к переходу на более оседлое существование. Об этом археологам рассказали крохотные косточки мыши домовой (Mus musculus), найденные на местах поселений — домовая мышь, даже если очень захочет, не способна мигрировать вслед за человеком. Совсем другое дело стационарные жилища людей!
Родовые общины стали закреплять за собой охотничье-собирательские участки и жить в поселениях из бревенчатых или плетеных, обмазанных глиной хижин, покрытых тростником или камышом. К этому времени собирательство приносило гораздо больше добычи, чем охота, или, как минимум, столько же. Кто знает, как попала в огонь обмазанная глиной корзина, в которой носили воду или хранили припасы? Может, ребенок-непоседа выбил ее из рук матери и корзина упала в костер? Или сгорела хижина со всем находившимся в ней имуществом?
Так или иначе, примерно 16 тысяч лет назад (споры вокруг этой даты не окончены) люди Ближнего Востока впервые обнаружили, что обломки попавших в огонь глиняных предметов становятся твердыми и не пропускают воду. Из глины стали лепить фигурки для нужд ритуальных и магических. А кто-то догадался слепить и обжечь первый горшок. Так появилась керамическая посуда. Это техническое достижение было без преувеличения революционным: человеку стала доступна постоянная тепловая обработка пищи.
В Италию первую обожженную керамику принесло индоевропейское племя пеласгов, примерно 7600 лет назад переселившееся с Балканского полуострова в долину Тавольере, что близ современного города Манфредония на «шпоре» итальянского «сапога». Носители так называемой «апеннинской культуры», пеласги, умели строить парусные лодки, жили в хижинах с каменным полом и владели невиданными искусствами. Их флот из больших лодок-долбленок, помимо необходимой утвари и инструментов, привез на Апеннинский полуостров немного скота (всякой твари по паре, чтобы развести стада), а главное — кожаные мешки с семенами пшеницы, проса, ячменя и овса.
Так на Апеннинском полуострове началась революция — неолитическая революция, в ходе которой хозяйство человека стало не присваивающим (охота, рыболовство и собирательство), а производящим. И, надо сказать, очень вовремя: охота и рыболовство приносили растущему населению все меньше добычи, а есть хотелось по-прежнему. Занесенные пришельцами технологические новшества несли увеличение разнообразия источников пищи. Пищевое разнообразие — ключ к выживанию рода человеческого ...
С помощью технологий, завезенных пеласгами, развитие Апеннинского полуострова пошло гораздо быстрее. Сами пеласги, правда, во II тысячелетии до н.э. растворились в море протолатинских племен из долины р. По, постепенно затопляемой водами тающих ледников. Протолатинские племена (с которыми связаны носители так называемых культур протовилланова и террамаре) в XV-XIV вв. до н.э. покинули свои свайные хижины, обведенные рвами, и по берегу Адриатики направились в Пицен. Затем часть протолатинов из Пицена устремилась далее, пересекла Апеннинский полуостров и заселила Лациум от Альбанских холмов до холмистых низовьев Тибра.
Интересно, что местные и пришлые сосуществовали вполне мирно, причем аборигены перешли на язык пришельцев. Возникла общность племен, говорящих на одной из самых ранних форм латинского языка. Еще интереснее то, что данные археологии подтверждают римское сказание о первом царе Лациума по имени Пик, считавшийся прорицателем и живший на римском холме Авентин.
Медный век, а затем и Бронзовый (III — II тысячелетия до н.э.) позволил усовершенствовать орудия труда. Великой ценностью были металлический топор или нож, пусть и медный, или пильные и сверлильные устройства. А плуг с покрытым медью или бронзой лемехом увеличивал производительность пахаря в десятки раз. Плуг меняет все: земледельческий труд становится мужским. Главой семьи становится свободный мужчина, земледелец и воин, владеющий оружием. Так сложился патриархат.
Металлы быстро, всего за пару тысячелетий, изменили жизнь людей. Основой выживания стали земледелие и скотоводство. Италики сеяли пшеницу, просо и ячмень, разводили свиней, овец и коз, реже — крупный рогатый скот, на котором, кстати, возили и пахали (мотыгу уже сменила соха и первые плуги). Ткали шерсть, выделывали кожи и сыры — кстати, само название «Италия» происходит от Vitellium, теленок, то есть Италия — это страна телят.
Уже во II тысячелетии до н.э. области Умбрии и Тосканы полны оливковых рощ. С этого времени можно говорить о формировании единой культуры Средиземноморья, основанной на зерновых, винограде и оливах — настоящей триаде экономических и культурных ценностей и даже символе идентичности. (Эта цивилизационная триада затем прорастет в христианской символике: причастие — это хлеб, вино и елей.) Питание было преимущественно растительным и основывалось на лепешках, кашах и хлебе, бобовых, вине, оливковом масле и овощах. Мяса ели немного, сыра — чуть больше. Хлеб надолго стал общим признаком цивилизованности.
Примитивное земледелие усилило миграционные потоки (ведь теперь припас в виде зерна легко было брать с собой) и тем самым стало питательной средой для войн и агрессий. Ранее мы говорили о том, отчего не склонны воевать охотники и собиратели. Но с примитивными земледельцами иная история: они воевали, и воевали жестоко. В Германии, например, в 2015 г. археологи обнаружили близ Франкфурта две братских могилы, в которых нашли последнее пристанище целые роды. В одной было 13 взрослых и 11 детей, от подростков до полугодовалого младенца. У всех были раздроблены ноги, — видимо, чтобы призраки убитых не смогли преследовать убийц.
Оседлые кланы воевали потому, что почвы без севооборота и удобрений быстро истощались, что наряду с перенаселением толкало на поиски новых земель — как правило, уже занятых другим племенем, которое победитель частью уничтожал, частью брал в рабство. Именно так поступали ахейцы — пираты, воины, торговцы, которые примерно в XVII в. до н.э. захватили Пелопоннесский полуостров и создали из городов-крепостей протогосударство Микены. Хозяйство Микен было основано на сборе налогов и на государственной монополии на обработку, распределение и потребление металла. Ахейцы быстро стали морским народом и в XV в. до н.э. захватили Крит, незадолго до этого сильно пострадавший от землетрясения и извержения вулкана Санторин.
Военно-колонизационные экспедиции ахейцев на Сицилию, Сардинию и в Италию были постоянными и многочисленными, а на побережье имелись ахейские фактории. Фрагменты посуды микенских форм нашли даже в самом Риме, в районе Кастро Преторио, и есть данные, что на территории вечного города какое-то время была колония ахейцев. Доказано их постоянное присутствие на Тирренском побережье, в Лациуме и в самом Риме. Таким образом, ахейцы стали третьим компонентом латино-римской общности. Напоминаю: ее первым компонентом были пеласги, а вторым — смешавшиеся с пеласгами протолатины. Был и четвертый компонент, самый загадочный. Но о нем будет рассказано позднее.
Этруски считаются четвертым компонентом латинской общности народов. На латыни их называли Etrusci, Tusci, на древнегреческом — тирсены, ????????, а сами себя они называли Rasenna, Rasna. Массовое переселение народа с этим названием на Апеннинский полуостров проходило в начале I тысячелетия до н. э. Историки до недавнего времени спорили о происхождении народа со странной внешностью, говорившего на не-индоевропейском языке. До недавнего времени считалось, что этруски пришли с о. Лемнос. Но в конечном счете прав оказался Геродот, который еще в V в. до н.э. считал их выходцами из Лидийского царства (Малая Азия).
По мнению Геродота, исход этрусков по времени совпадает с Троянской войной и датируется XIII веком до н. э. Возможно, отголоски переселения тирренов, или тирсенов, мы слышим в мифе о бегстве Энея из Трои вместе со всей семьей. Эту теорию происхождения этрусков подтвердили исследования митохондриальной ДНК, извлеченных из разных этрусских останков. Они показали, что 11 клеточных родословных не встречаются нигде в Европе, зато имеются у народов востока Анатолийского полуострова. А лингвистические исследования говорят о том, что тирсены были древним, доиндоевропейским народом Анатолии.
По-видимому, тирсены были вовлечены в миграции не по своей воле. Волны «народов моря» выбили их с лидийской родины и они стали не столько пиратами и дружинниками, сколько переселенцами, уходившими целыми семьями. Они шли от острова к острову, захватывая их и колонизируя, пока не добрались до континента. Но это лишь догадки, история исхода этрусков из Анатолии неизвестна.
С VII в. до н.э. этруски расширяют свое влияние на юг, в том числе на поселение в холмистой местности близ единственного острова р. Тибр. Круглые хижины, крытые соломой, ценности не представляли. Но какой завоеватель не соблазнился бы транзитным перекрестком путей, по которым везли соль и медь? Этрусские цари правили и этим селением, которое позднее стало Римом, и территориями до самой Кампании с ее греческими колониями. Так был положен предел греческой колонизации Апеннинского полуострова. А в 535 г. до н.э. союз этрусков и карфагенян у берегов Корсики одержал победу над «земляками», фокейскими греками.
В 509 г. до н.э. римляне изгнали этрусских царей (и основали республику), а с Карфагеном заключили торговый договор, по которому римлянам позволялось делать в своем никому не интересном «медвежьем углу» что угодно, не заплывая в запретную для них западную часть моря. После этого усилившийся Рим изгнал этрусков с Корсики, а в 474 г. до н.э. в союзе с сицилийскими греками нанес им поражение близ Кум в Неаполитанском заливе. С доминированием этрусков на море было покончено. Запад Средиземного моря оставался во власти карфагенян.
Первые государства Ойкумены зародились в долинах крупных рек, — Нила, Тигра и Евфрата, — где зерноводство могло существовать только при наличии оросительных систем. Зато такие системы позволяли получать стабильные и крупные урожаи, а значит, создавать запасы и меньше зависеть от природы. Но подобные комплексы, результат коллективного труда большого числа людей, требовали организации и планирования, а затем распределения продукта — то есть управления, важнейшей функции первых государств. Эти управленческие функции взяли на себя храмовые жрецы и дворцовые чиновники. Все это называется экономикой дворцового, или храмового, типа. Этот тип хозяйства не был ограничен речными долинами: например, сложные хозяйственно-политические комплексы в форме дворцов существовали на Крите. Государственно-распределительная экономика существовала и в Микенских укрепленных городах, где трудящихся организовали в рабочие группы, а добыча и обработка металлов была государственной монополией.
Сложилось первое международное разделение труда: Египет был зерновой житницей, на запасы и помощь которой полагались другие государства в годы неурожая. Крит и пришедшие сюда ахейцы специализировался на морских международных перевозках. Кипр со своими густыми лесами (давно сведенными в остальном цивилизованном Средиземноморье) стал центром плавления металлов, откуда продукция шла морем на экспорт. Хеттское царство обладало исключительной монополией на эпохальное изобретение — железо, секрет выплавки которого считался государственной тайной номер один.
Известно письмо одного из фараонов периода Нового царства к хеттскому царю, с просьбой прислать в подарок железный кинжал — в условиях Бронзового века это было поистине царским подношением! Бронзу, сплавляя местную медь с импортным оловом, экспортировали также из Малой Азии, с Синайского полуострова и с юга Южного Ливана. А олово везли с месторождений Рудных Гор на границе Саксонии и Богемии, с полуострова Корнуолл на юго-западе Англии и даже с территорий современного Афганистана.
Основой древнего мира оставалось сельское хозяйство. Но, как мы видим, ни одно государство древнего мира и ни один регион не обладали всеми ресурсами, необходимыми для производства бронзы. Поэтому древние государства пустили в ход изощренную дипломатию, поделили сферы влияния и установили правила торговли.
Жестокие войны сменились мелкими стычками. Казалось, все говорит об установлении прочного мира и совместного процветания. Но это стратегическое равновесие было хрупким. Население росло, социальные противоречия усилились сверх меры, а узкая экономическая специализация привела к тому, что единственный сбой в поставках зерна или сырья приводил к разрыву всей цепочки обменов. К середине II тысячелетия до н.э. во всех развитых государствах бронзового века назрел системный кризис. Их внутреннее развитие замедлилось, усложненный бюрократический аппарат был разъеден коррупцией, утратив способность исполнять государственные функции. Чтобы грянул неслыханный по своим масштабам кризис, хватило бы единственного сбоя в одном из звеньев непрочной конструкции Древнего мира. Это был технологический и социальный тупик. Система шла вразнос.
Всего через сто лет от торгово-экономической идиллии «первой глобализации» не осталось и следа. Примерно в 1206-1150 гг. до н.э. произошло крушение всех крупнейших экономик. Регион погрузился в хаос. Огромные территории запустели, утратили письменность и развитое хозяйство. Рухнули минойские и микенские царства, от хеттской империи остались лишь развалины, пришел в упадок Египет. Была утрачена масса знаний и технологий. Крупнейшие центры цивилизации — Хаттуса, Микены, Угарит — были заброшены и разрушены, исчезли почти все города между Троей и Газой. Численность населения резко снизилась — местами на 90%. Огромные пространства опустели и погрузились в Темные века, которые позднее назовут катастрофой Бронзового века.
В обществах древнего мира накопилось столько социальных противоречий, что начались междоусобицы и внутренние смуты. Стоило обществам Египта и Междуречья, переживавшим засуху и рост населения, свернуть экспорт зерна, как под ударом оказались металлургия, морские перевозки и торговля. Рушилась сложная система кредитов, бартерных сделок и обменов. Но металл нашел своего потребителя — ахейцев, наших старых знакомых, и население островов Средиземного моря. Они переработали металл в оружие и обратили его против своих торговых партнеров.
Сила древних государств с их многотысячными армиями была критически подорвана и они не смогли противостоять нашествию варваров — малочисленных, но при этом очень боеспособных дружин «людей моря». Названия этих варварских народов известны из египетских источников: пеласги (палестинцы), ликийцы, шардану (сарды), тевкры (троянцы), тирсены (этруски), сикулы, данайцы, фессалийцы, ахейцы. Оценочно, их было совсем немного, от 3000 до 10000 человек.
«Народы моря» составляли социальную структуру, уже утратившую первобытно-общинные черты, но еще не достигшую уровня хотя бы примитивной государственности. Во главе такой структуры стоял вождь, а вождем делался тот, кто мог организовать грабеж так, чтобы его дружина не испытывала нужды. «Столицей» была ставка вождя, при которой проживали мастера-оружейники и другие ремесленники, снабжавшие и снаряжавшие дружину. Другие поселения, поменьше, управлялись старейшинами и подчинялись вождю. Воин-дружинник жил войной и грабежом. Воинские умения и воля к победе стали ценнейшими качествами. Но войной жили все, кто его окружал, побеждать становилось все труднее и труднее, а добыча доставалась все дороже. Не знавшие мирной жизни «народы моря» направили свои мечи на средиземноморские города и государства с их армиями из вооруженной голытьбы, не имевшей желания умирать, под водительством колесничих из числа изнеженной знати.
Первым нападению «людей моря» подвергся Египет. Это произошло во второй половине XIII в. до н.э. Дельта Нила оказалась хорошо защищенной, и тогда «народы моря» разграбили богатейший торговый город Угарит, находящийся на побережье современной Сирии. Микенская Греция исчезла в анархической войне всех против всех. Резкое падение численности населения Пелопоннеса — на 75-90 процентов — говорит само за себя. Полностью был опустошен Крит. Остатки местного населения затем столетиями влачили жалкое существование в безводных, неплодородных горах, опасаясь спуститься на равнину.
Далее ахейские эскадры идут на Малую Азию. Перестает существовать союз городов, куда входили Труиса (Троя) и Вилуса (Илион). В этих городах пираты нашли массу оружия и припасов, и вот уже обезлюдели берега Эгейского моря. Опустошив побережья, «люди моря» двинулись в континентальные страны. Их ударов не выдержало Хеттское царство: его столицу Хаттусу сожгли, как и множество городов, и более она не возродилась. На улицах стертых с лица земли городов оставались непогребенные тела (их потом обнаружат археологи).
У варваров не было штурмовых орудий для разрушения высоких городских стен, но где был бессилен меч, там в бой вступало золото. Прочные городские стены оказывались, как правило, беззащитны перед подкупом и предательством. Египтяне все эти годы упорно пытались отбиваться, провели военную реформу, набрали в войско нубийцев, ливийцев и другие варварские племена, фактически пожертвовали Дельтой Нила, которую варвары тут же попытались заселить. Но с практически мгновенным увяданием и гибелью государств восточного Средиземноморья стала умирать и набеговая экономика. Ее экологическая ниша была исчерпана. Грабить было больше некого. Торговля замерла, ремесел не стало, побережья опустели.
В 1173 г.до н.э. войско Рамзеса III сокрушило в бою варварские дружины и разбило их нильскую флотилию. Этой битвой завершилась катастрофа Бронзового века. «Народы моря» вернулись на острова Эгеиды, на Сицилию и Сардинию, в Грецию и Италию. Некоторые осели в передней Азии. Восток Средиземного моря начал очень медленно возрождаться, но дворцовое хозяйство уже не было основой его экономики. Для того, чтобы достичь прежнего уровня развития, у восточного Средиземноморья уйдет не одна сотня лет.
... уничтожение цивилизации Карфагена являлось твердо задуманным, хорошо организованным единовременным политическим действием. Римляне действовали в иной, чем карфагеняне, парадигме: им нужна была победа и только победа, а поражение означало для них завоевание их страны и разрушение всего мироустройства. Поэтому ради победы они были готовы идти — и шли! — на все.
Культурно неоднородный, опиравшийся на союзников-партнеров, искавших в войне выгоды, Карфаген был торговой державой и не вел войны на уничтожение: карфагенянам было достаточно добиться нужных коммерческих договоренностей, монополий или приращения территорий плодородными землями. Карфагенской олигархии ни к чему было разрушать города и вырезать их население: мертвые не платят. В контроле над территориями они были заинтересованы ровно в той мере, в которой из них можно было извлечь прибыль. И, вероятно, они не ожидали, что Рим проявит безразличие к возможности будущей дани и будущих прибылей, которые покоренный Карфаген охотно заплатил бы.
В свою очередь Рим, спаянный единой культурой, опиравшийся на монолитный италийский союз, с самого начала вел войну на сокрушение и тотальное уничтожение противника. Поражения в этой войне римляне принципиально не предусматривали. Не готовились они и к обычным в иных случаях переговорам с побежденным об условиях сдачи. Для двух империй этот мир был слишком тесен. Остаться должен был лишь один.
Время и развитие цивилизаций Благодатного полумесяца неостановимо двигались вперед. Появились и исчезли шумеры и аккадцы. Взошла звезда Ассирии и Вавилона, процветал Древний Египет. Древняя Палестина становится настоящим проходным двором, по которому туда-сюда бродили армии расположенных рядом государств с целью вздуть соседей и конкурентов. В редкие времена затишья здесь было не протолкнуться от торговых караванов, а купцов можно было распихивать локтями: наиболее удобная, короткая и безопасная дорога от Междуречья к Египту и от Аравийского полуострова к Средиземному морю. Побывали здесь решительно все окрестные народы, создавая уникальный культурный конгломерат, переплетая обычаи и языки, передавая друг другу технологии и знания. Одна беда: своего государства на территориях между морем и Иорданом до определенного времени не возникало, да и возникнуть в принципе не могло.
Давайте попытаемся разобраться, в чем же дело. Отчего вдруг в Египте долгие столетия владычествуют фараоны, шумеры вовсю строят десятки городов в Месопотамии, а столь привлекательный, потенциально богатый и выгодно расположенный географически регион остается в безвластии или вынужден кормить очередную армию сопредельного государя?
Ключевое слово тут — экономика. Точнее, невозможность вести «промышленное земледелие» увязанное на долины крупных рек наподобие Нила, Евфрата и Тигра. Именно промышленное земледелие является первопричиной образования государств в Египте и Междуречье. Когда десятки и сотни тысяч людей занимаются обработкой изумительно плодородных речных долин, их труд нуждается в некоей координации и упорядочивании, это во-первых. Во-вторых, избыток продовольствия ведет к демографическому всплеску и росту населения, что так же требует организации: одни должны заниматься пахотой и жатвой, другие охранять поля и деревни от набегов более бедных племен, завидующих процветающим хлеборобам, третьи продавать излишки, четвертые молить богов о даровании урожая, пятые производить масштабные ирригационные работы, поддерживать инфраструктуру в рабочем состоянии и так далее. На определенном этапе возникает насущная потребность в создании аппарата координации и управления столь громоздким хозяйством. Где управление — там и недовольные его качеством, а следовательно обязана появиться система подавления и надзора. Солдат и внутреннюю стражу (которые, разумеется, ничего не производят) необходимо снабжать и кормить — эй, там, благоволите создать налоговое ведомство! Считать и распределять деньги — серьезная наука, а значит требуется штат квалифицированных чиновников, которые мало того, что так же не создают ничего материального кроме бесчисленных бумажек (в нашем случае — глиняных табличек с клинописью или папирусов с иероглифами), так еще и берут взятки с откатами и воруют из бюджета — за минувшие тысячелетия в этой сфере решительно ничего не изменилось. Срочно, срочно необходима фискальная служба для контроля над бюрократами!
Заметим отдельно: излишки провианта еще и высвобождают достаточно времени для того, чтобы не думать ежечасно о хлебе насущном, а заняться чем-нибудь ради удовольствия. Появляются культура и искусство, а значит развивается цивилизация. Обрисованная схема крайне примитивна, но достаточно ясно описывает механизм возникновения государства как единого экономического агента. В действительности этот процесс куда более сложен и растянут во времени, однако в целом описание соответствует реалиям Египта и Месопотамии: крупное сельскохозяйственное производство со сложными технологиями орошения и мелиорации плюс рост населения настоятельно требовали жесткой организации на постоянной основе. Справиться с ней может лишь централизованное государство.
Это может прозвучать странно, но продовольственное благополучие в итоге могло приводить к недовольству в народе, именно по причине появления незанятых рабочих рук и появления отсюда вредных и крамольных умонастроений. Богатым зерном государствам приходилось включать «предохранительный клапан», изобретенный практически сразу — правители глубокой древности могли быть сколь угодно жестокими, деспотичными и алчными, но недалекими или глупыми их назвать никак нельзя. В обстановке они разбирались преотлично, понимая логику развития аграрного государства.
Избыток населения — это на первый взгляд не так плохо, как может показаться. Найди людям занятие, и в казну потечет очередная золотая река, умножится прибавочный продукт, а значит появятся дополнительные блага для верхней прослойки общества. Нельзя больше делить наделы между сыновьями? Отлично, следует присоединить новые земли! То есть, отправить «лишних людей» повоевать. Данное предприятие может принести не только территориальные приобретения, но еще военную добычу и рабов. Заодно война подразумевает как естественную убыль рекрутированных в войско вечно недовольных «младших сыновей», так и колонизацию отторгнутых у неприятеля земель, куда можно сплавить мающихся от безделья простолюдинов и занять их общественно-полезным трудом: освоением новоприобретенных угодий.
Согласно этой нехитрой, но весьма эффективной доктрине действовали все до единой державы Благодатного полумесяца. Не повезло исключительно Древней Палестине — плодородной земли мало, пригодные для обработки участки разбросаны на большой площади и изолированы друг от друга горами или пустынями, а даже если и получилось бы объединить их в единое целое под одним управлением и добиться внушительного демографического роста, расширяться государству попросту некуда. Общепринятая схема в Палестине заработать не может по географическим причинам — на западе Средиземное море, на востоке Сирийская пустыня и безжизненное Заиорданское нагорье, на юге могучий Египет, а на севере то шумеры, то аккадцы, то хетты, ассирийцы или вавилоняне, трогать которых себе дороже. Они сами кого хочешь зашибут хотя бы потому, что более многочисленны и организованны.
«Финикийцы» — этноним придуманный греками, а вовсе не самоназвание этого народа семитской группы, исходно откочевавшего в Ханаан с северо-запада Аравийского полуострова. Финикийцы являлись древнейшим автохтонным населением Ближнего Востока и носителями галогруппы J2, что указывает на их происхождение от мезолитических ближневосточных культур, около 15-18 тысяч лет назад начавших осваивать в этом регионе скотоводство и земледелие.
В Ханаане финикийцы осели очень давно, приблизительно в IV тысячелетии до н.э. Греческое слово ???????? (фойникес) переводится как «Страна пурпура», что имеет под собой самые веские основания — прибрежные племена здесь исстари промышляли добычей ракушек из семейства мурицид, иглянок, гипобранхиальная железа которых выделяет вещество 6,6’-диброминдиго, вошедшее в летописи античности как «тирский пурпур». Путем довольно сложных манипуляций из ракушек добывался краситель — технология консервации и выварки достаточно подробно описана в «Естественной истории» Плиния Старшего, а масштабы добычи доселе внушают невольное благоговение. Рядом с Сидоном (нынешняя ливанская Сайда) в XIX веке был найден стадвадцатиметровый вал из раковин, содержавший не менее двухсот тысяч кубометров иглянок — это отходы только одного из постоянных производств, а таковых были десятки. Себестоимость уникального красителя была высока, однако цены на не выцветавшие на солнце и после стирки ткани оказались еще выше; этот товар «Земли пурпура» расходился по всем царствам Древнего мира и мог считаться эквивалентом золота.
Показательно скопидомство персидских царей — в 330 году до н.э. Александр Македонский посетил сокровищницу дворца царя Дария в сдавшемся великому завоевателю городе Сузы, где было обнаружено неимоверное количество отрезов пурпурных тканей (вероятно несколько тонн), причем покупались они на протяжении минимум двух столетий: за это время не вылиняли и не потеряли своего благородного цвета. Тонкая шерсть, окрашенная в Финикии, накапливалась столь долго и бережно хранилась в закромах персидских царей явно не случайно — при нехватке денег в казне пурпурные ткани можно было продать, а общее количество шерсти в Сузах было оценено минимум в 130 талантов, то есть немногим меньше четырех с половиной тонн золота в эквиваленте. Сумма даже по тем легендарным временам очень немаленькая. Очевидно, что располагая столь ценным активом как пурпур, Финикия получала немалые дивиденды.
Был и второй источник дохода, не менее прибыльный — стекло, причем как и в случае с ракушками-иглянками обитатели морского побережья завели стеклянное производство от бедности: полезные ископаемые в окрестностях отсутствуют, нет возможности производить бронзу, главный товар Древнего мира, а на перепродаже товаров приобретенных у соседей, таких же нищебродов, много не заработаешь. Зато предостаточно песка и мела, как основы для стеклоделия. Стекло вовсе не было финикийской придумкой, его давным-давно изобрели в Междуречье и Египте, но только в Финикии после долгих экспериментов научились создавать прозрачное стекло, да еще и окрашенное в различные цвета. Успех был бешеный, рынок оказался прочно завоеван, модницы на пространстве от Индии до Испании красовались в восхитительных бусах Тирской и Сидонской работы, а их мужья пили вино из красивых прозрачных сосудов со сложным орнаментом...
Финикийцы-ханаанеи были весьма талантливым народом, быстро перенимавшим у соседей любые новшества, но до определенного времени финикийская торговля была увязана на сухопутные караванные пути и скучный медлительный каботаж между побережьем Ханаана и дельтой Нила или берегами Анатолии. Переворот совершается после появления филистимлян. У них есть технология изготовления килевых кораблей, у ханаанеев в наличии ценные ремесленные товары и кедровый лес, будто бы нарочно созданный для строительства судов предназначенных к дальним морским переходам. Имя финикийца, в чью светлую голову пришла без преувеличений гениальная идея о выкупе или срочном заимствовании у филистимлян кораблестроительных «патентов» нам неизвестно, но этот шаг вызвал поистине глобальные последствия, аукающиеся по сей день — от развития морской навигации, до приоритета римско-античного (а вовсе не финикийского) искусства в истории Европы.
Впрочем, резкому возвышению Финикии и созданию «морской империи» способствовали еще несколько глобальных факторов. Каким бы хорошим торговцем и искусным мастером ты не был, наличие сильных и агрессивных конкурентов может загубить весь бизнес. Финикийцам повезло. На фоне Катастрофы Бронзового века и гибели городов Микенской цивилизации греческая морская торговля обрушилась за считанные десятилетия, а ведь прежде она была исключительно обширна и активна. Египет, бывший покровитель и протектор Финикии, после нападения «народов моря», вступил в период длительного упадка и стагнации — некогда великое государство распалось на две части, северную и южную; в последней верховодили жрецы из Фив, в северной сохранилась власть фараонов с центром в городе Танис. Города Финикии освободились от политической зависимости — египтянам было не до них, свои бы проблемы решить. Наконец, практически все крупные державы Бронзового века перестали существовать, уступив место городам-государствам или небольшим царствам основанным по национальному признаку (Израиль, арамейские Бит-Адини или Самаль, филистимские полисы итд).
Возможных конкурентов и соперников стало больше, однако они были слабы и разобщены, на чем можно сыграть — что финикийцы и сделали, при этом сами не создав централизованного единого государства. Зачем такие сложности? Государство — это прежде всего очень дорого и сопряжено с массой самых вопиющих неудобств: содержание госаппарата, правители-самодуры, чиновничья волокита, бюрократические издержки — да посмотрите хоть на соседний Египет! Вполне достаточно номинального царя, являющегося фигурой с представительскими функциями, и совета богатых купцов, решающих экономические вопросы! В итоге финикийцам вполне хватало частной коммерции, для развития которой открылись захватывающие дух перспективы. Ведущие конкуренты исчезли, появилась возможность монополизировать торговлю и подмять под себя все рынки сбыта в окрестностях — то есть в Средиземноморском бассейне.
Геродот в своей «Истории» подробно расписывает злодейское похищение Ио, дочь Аргосского царя — «...когда почти все товары уже были распроданы, на берег моря среди многих других женщин пришла и царская дочь. Ее имя было Ио, дочь Инаха; так же называют ее и эллины. Женщины стояли на корме корабля и покупали наиболее приглянувшиеся им товары. Тогда финикияне по данному знаку набросились на женщин. Большая часть женщин, впрочем, спаслась бегством, Ио же с несколькими другими они успели захватить. Финикияне втащили женщин на корабль и затем спешно отплыли в Египет».
Опять же, у нас нет оснований Геродоту не верить, поскольку это похищение (финикийцы исходно могли не знать, что в качестве добычи им досталась царская дочь) спровоцировало длительный конфликт между эллинами и морскими торговцами, закончившийся тем, что греки в отместку украли дочь царя Тира Европу — впоследствии эта история трансформировалась в миф о похищении Европы Зевсом, обернувшимся быком. Древние авторы достаточно часто обращаются к тематике «финикийских похищений», из чего можно сделать вывод, что порочная практика в те времена стала общераспространенной — по Гомеру едва избежал продажи в рабство сам Одиссей, а раб Одиссея Эвмей в свою очередь был сыном царя острова Сирос Ктесия, и тоже оказался в детстве похищенным злокозненными финикиянами.
Работорговля подразумевает и пиратство, каковым финикийцы занимались с немалым размахом. Однако здесь есть тонкий нюанс — пиратство тогда не считалось чем-то зазорным или преступным, отношение к этому романтическому ремеслу до эпохи Рима оставалось философским: дело-то в сущности житейское, законная добыча на морях совершенно аналогична трофеям взятым в бою на суше. В морском разбое замечены практически все знаменитые герои античной мифологии — герои, заметим, положительные, вызывающие у читателя симпатию: Геракл, Язон, Одиссей, Алфемен.
Всё вышеизложенное в полной мере относилось и к финикийцам. А если речь идет о ремесле, профессиональном занятии, то значит должны существовать центры поддержки и обеспечения со складами для хранения нажитого непосильным трудом, стационарными и защищенными базами для создания и ремонта средств производства — кораблей и оружия, да и просто тихие гавани, где можно передохнуть от тяжких будней скромного средиземноморского пирата.
Вновь встает вопрос колоний — вспомним давно основанные фактории по добыче пурпурных ракушек. У финикийцев существовало одно принципиальное отличие от иных колонизаторов, греков, а впоследствии римлян. Они не стремились расширять зону своего влияния вглубь материка и захватывать обширные территории.
Во-первых, такие предприятия связаны с большими расходами: вторжение подразумевает армию, которую надо кормить-поить и снабжать всем необходимым. Ой вей, разорение!
Во-вторых людских ресурсов для завоевательных авантюр на суше в полисах Финикии попросту не хватало: много ли населения в нескольких городах метрополии? Доверять же наемникам можно лишь на очень короткий срок, «солдаты удачи» не станут годами сидеть в захолустном гарнизоне на захваченной земле!
И, наконец, вполне хватает укрепленного поселения с удобной бухтой на побережье: остальное сделает экономика — то есть золото и ценный товар. Никакой сухопутный правитель в здравом уме и трезвой памяти не станет конфликтовать с людьми, приносящими его стране исправный доход и торгующими престижными редкостями — от пурпурных тканей до слоновой кости, рабов и удивительных по своей красоте украшений! Особенно в условиях всеобщего упадка ремесла и культуры, случившихся после «Бронзового коллапса» — как мы помним, из супердержав той эпохи уцелел только Египет, однако он замкнулся сам на себя, забыв о внешней экспансии или попытках восстановить политическое влияние в окрестных землях. Средиземное море начала опутывать густая сеть торговых трасс, какой позавидовали бы ушедшие в небытие микенцы, некогда настоящие цари моря.
Финикийская стратегия оказалась невероятно проста, а потому эффективна — максимум прибыли при минимальных затратах и полном отсутствии конкурентов. Создавалась транснациональная корпорация невиданных прежде масштабов, оставившая далеко позади «глобализацию Бронзового века» с ее основными ресурсами: оловом и медью для выплавки бронзы и увязанными на эти ресурсы торговыми путями. Приоритеты сменились. Экономика из сырьевой — мы вам металлы, вы нам пшеницу, — становится ремесленной.
... если вавилонские банкиры обслуживали исключительно соотечественников и не доверяли иностранцам, то пронырливые финикийцы сообразили, что пора выходить на международный уровень и организовали банковскую сеть по всему Средиземноморью — ученый муж из Афин, желающий посетить, допустим, Фивы в Египте, мог положить на счет в афинском филиале одного из банков Сидона определенную сумму и не бояться, что его ограбят по дороге — чек спрятать куда легче, чем кошелек с золотом, а если и он потерян, то можно восстановить. По прибытию в Фивы чек обналичивался (если угодно — в местной валюте по курсу), за сервис брался определенный процент: заметим, не самый грабительский, иначе такие услуги не стали бы пользоваться бешеной популярностью.
Бухгалтерские записи, закладные письма, векселя и прочая документация фиксировалась самым удобным и, без преувеличений, прорывным способом — с помощью алфавита, сформировавшегося в Финикии около 1300 года до н.э. и с тех пор непрерывно развивавшегося. Шумерская клинопись и египетские иероглифы были громоздки, жутко неудобны и доступны лишь отдельным кастам — жрецам, чиновникам, торговцам. Финикийская «революция письменности» позволила приобщить к чтению и письму любого, были бы руки, чтобы писать, и глаза, чтобы читать.
Торговля в глубокой древности была меновой, по принципу «возьми три рыбины, а мне дай десять фиников». Затем начали использоваться золотые, серебряные или медные слитки в качестве эквивалента стоимости товара. В VII веке до нашей эры в Лидийском царстве, находившемся в западной части полуострова Малая Азия, было совершено полезнейшее открытие: там начали чеканить первые монеты из сплава золота и серебра, а при легендарном царе Крёзе, слывшем невероятным богачом, был установлен процент содержания драгоценных металлов в монете, 98 процентов. Финикийцы с восторгом поддержали столь разумное начинание и начали массово чеканить монеты в своих городах — сикли (шекели) с изображением божеств Мелькарта и Дагона в Тире и Сидоне соответственно.
Торговля и денежный оборот подразумевают бухгалтерский учет и появление банков. Первыми банкирами были вавилоняне, если под банковским делом понимать вульгарное ростовщичество — ссуды под процент. Схема со временем усложнялась, появился безналичный расчет, кредиты для коммерческих сделок, вклады с дивидендами. Когда царь Вавилона Навуходоносор II завоевал Финикию, у ханаанеев появилась возможность вплотную ознакомиться с вавилонскими наработками в этой области, а поскольку финикийцы мгновенно реализовывали, развивали и оттачивали до блеска любые выдумки соседей в экономической сфере, банкирский бизнес становится для Тира и Сидона едва ли не основным занятием. Обмен и курс валют, депозиты, чеки, ипотека — всем этим понятиям мы обязаны Финикии.
... возник забавный казус: видимо, дорийские греки, решившие воспользоваться финикийским ноу-хау, что-то неверно поняли, не обратив внимания на то, что писать надо в другую сторону. Буквы начали складываться привычным нам способом — слева направо. Может быть, греки по неграмотности смотрели на доставшиеся им рукописи с противоположной стороны, на просвет? Или проявили ненужную инициативу?
Адаптация финикийского алфавита к греческому языку привела к появлению гласных букв — жители Эллады здраво рассудили, что надо быть проще и не ломать головы над неудобочитаемым «Нвхднср» (а если брать финикийские правила, так и вообще «рсндхвН»), тогда как имя вавилонского царя «Навуходоносор» становится понятно и доступно каждому малолетнему недоучке, если просто добавить новые значки «а», «у» и «о». То же самое впоследствии сделали и этруски в Италии, причем они долго не могли решить, как писать правильно — справа налево или наоборот, отчего использовали оба типа письма. Встречается и компромиссный вариант, т.н. «бустрофедон», «поворот быка», то есть чередование направления письма в зависимости от четности строки; верхняя справа налево, следующая слева направо и так далее. Римляне, впоследствии или перенявшие западногреческий вариант алфавита напрямую, или использовавшие посредничество этрусков, сразу начали писать «неправильно» с точки зрения финикиян, то есть слева направо.
Кончилось дело тем, что финикийский алфавит со временем преобразовался в латиницу и кириллицу, от него же пошли армянская и грузинская письменность, индийский деванагари, и еще несколько ветвей, включающих даже старомонгольское письмо использовавшееся при Чингиз-Хане — монголам оно досталось через уйгуров, тем от арамеев, а последние заимствовали алфавит напрямую у финикийцев. Так что когда мы пишем например букву «Л», стоит вспомнить, что это финикийский знак «лемда», обозначающий палку погончика быка... Ничего не скажешь — несомненно это было наиболее полезное изобретение за всю историю человечества, сформировавшее цивилизацию такой, какой мы ее знаем. Было бы очень неловко набирать эти строки клинописью, египетскими иероглифами или критскими идеограммами.
Появление ассирийцев, — отлично вооруженных и организованных, хотя их армия пока что комплектовалась по принципу ополчения и не была профессиональной! — это тебе не стычки с кочевыми варварами-арамеями или со свирепыми, но бесштанными евреями, которые еле-еле начали организовывать собственное государство во главе с царем Саулом около 1019 года до н.э. и сейчас вовсю рубились с филистимлянами. Тут дело гораздо серьезнее! Ассирийцы обязательно вернутся (что потом, разумеется, и произошло), а значит вольнице городов Финикии конец. Конечно, страх перед ассирийцами, как причина массовой колонизации, может выглядеть некоторым преувеличением, — не они здесь первые завоеватели, не они последние, — но и отрицать этот фактор было бы неосмотрительно.
В совокупности картина выглядела не слишком оптимистично, а значит следовало принять меры. Кроме того, надо бы наконец избавиться от сирийско-палестинских беженцев — слишком много голодных ртов! Куда прикажете расселяться? Египет? Исключено. Север? См. Ассирия с гиперактивным Тиглатпаласаром, ухитрившимся всего за половину десятилетия подчинить сорок с лишним окрестных царств. Греция? Там своих варваров хватает. А вот Африка подходит как нельзя лучше, тем более что в период «предколонизации», когда разрозненные фактории на побережье являлись «базами подскока» на пути к испанским рудникам и местом отдыха для финикийких пиратов, выяснилось, что угодья в районе Утики теоретически способны прокормить не сотню-другую поселенцев, а многие тысячи. Причина — плодородная долина реки Баграда (ныне Меджерда), впадающей в море неподалеку от Утики и позволяющей вести сельское хозяйство на манер египетского или месопотамского, пускай и в более скромных масштабах.
В нашу задачу входило дать общее представление о том, что же за народ стал предками карфагенян — народ, безусловно, исключительный хотя бы потому, что именно финикийцам мы обязаны появлению классической Древней Греции, начавшей постепенно возрождаться после Бронзового коллапса и «Греческих Тёмных веков». Обитатели Тира и Сидона принесли дорийским и ахейским варварам алфавит, а с ним и появление литературы, привили вкус к роскоши и утонченности. Без их участия не появился бы культурный фундамент Европейской цивилизации — Греция, оказав затем мощное влияние на Рим, доставивший эллинские достижения до Британии и Германии, слишком много заимствовала у Финикии. Однако, репутация финикийцев среди современников оставляла желать лучшего. Вероломные, подлые, хитрые, лживые — вот слова которыми традиционно описывают создателей «морской империи» античные авторы.
Окончательно звезда свободной Финикии закатилась в VIII веке до н.э., когда Тиглатпаласар III (745-727 гг. до н.э.) практически завершил строительство Ассирийской империи, последовательно разгромив халдеев, эламитов, Мидию, Урарту и Дамасское царство. Настала очередь Финикии и Израиля. Профессиональное ассирийское войско (комплектование по принципу ополчения было отменено, заместившись системой рекрутинга) вломилось в Левант и Палестину как кабан в камыши, уничтожая любые очаги сопротивления на своем пути.
Это была настоящая катастрофа — в 732 году до н.э. Тир уплатил самую большую в своей истории единовременную дань в 150 талантов золотом, Тиро-Сидонский царь Хирам II становится вассалом Тиглатпаласара, а у северных израильтян так и вообще началось «Ассирийское пленение» (не путать с более знаменитым Вавилонским) — насильственные депортации обитателей завоеванных земель вместе с семьями, имуществом и даже «вместе с их богами» стали для ассирийцев постоянной практикой для профилактики мятежей. Это и были «Десять потерянных колен Израилевых», о судьбе которых доселе ведутся споры. Благодаря развитой бюрократии в Ассирии известно лишь точное число пленников-евреев: 27290 человек, если доверять клинописным записям из Дур-Шаррукина.
Северная часть Финикии становится провинцией Ассирии, Тир и Сидон начинают платить дань в казну завоевателя. Ассирийцы полностью монополизируют торговлю ливанским кедром, вводя несусветные пошлины за рубку леса и запрещая продавать его потенциальным противникам — в частности Египту. Финикийский «Золотой век» завершился. Дальнейшая история Финикии до появления Александра Македонского — это череда почти беспрестанных (и неудачных) мятежей против Ассирии, осады и разрушения ключевых городов, вынужденное сотрудничество с завоевателями и период общего упадка. Первенство в Средиземноморской торговле и колонизации постепенно перехватывают лукавые греки, но и у них появился новый-старый конкурент — те же финикийцы, теперь именуемые карфагенянами или пунами.
На первых порах будущий мегаполис, — второй по величине после Александрии город Средиземноморья! — выглядел совсем непрезентабельно: маленькое укрепление на холме, хижины туземцев, которых пускали к себе жить космополитичные финикияне. Нет чуждых народов, есть потенциальные покупатели! В гавани начали появляться корабли из других городов, в основном с транзитными грузами, но кое-какие товары на продажу у них обязательно были в наличии... Как могла выглядеть структура управления ранним Карфагеном? Вряд ли беженцы из Тира решили изобрести что-то принципиально новое и революционное, избрав хорошо отработанную веками схему ханаанских городов-государств: царица, совет старейшин, народное собрание. Сколько лет правила Элисса, каковы были ее полномочия как царицы, точные обстоятельства смерти — все это покрыто беспросветным мраком, а использовать в качестве источника «Энеиду» Вергилия было бы опрометчиво. По крайней мере Элисса не оставила детей и наследников, иначе о их сохранились бы хоть какие-то малейшие и косвенные упоминания.
Исходная «бронзовая» тирада, — военный грабеж, насильственное увеличение числа работников за счет побежденных народов и паразитирование на торговле, — полностью себя изжила. Ассирийцы первыми догадались, что если хочешь быть богатым и счастливым, следует любой ценой найти способ расширенного воспроизводства. Требовалось наращивать число средств производства (на окраинах) и вслед за ними поднимать «потребительский рынок», то есть увеличивать разнообразие и количество предметов потребления (в метрополии). Отсюда вытекает необходимость обязательного взаимодействия между разными географическими областями — промышленными (металлы и ремесло) и аграрно-сырьевыми. Если какой-то из этих сегментов отсутствует или недостаточен, его следует включить в схему насильственно: завоевать и подчинить своему абсолютному влиянию.
Стоило бы кратко объяснить причины, по которым ассирийские цари начали столь масштабную экспансию — умозрительные «честолюбие» или «жажда славы» тут стоят далеко не на первом и даже не на третьем местах, хотя и присутствуют. В истории Древнего мира вновь сыграл ведущую роль экономический фактор. Бронзовый век угасал, постепенно наступала эпоха Железа, а с ней появился и новый тип государственного устройства. В прежние времена «прототипы» империй (наподобие Хеттского царства) являли собой рыхлый конгломерат многочисленных городов, племен или народов, где более слабые платили подати более сильному и предоставляли ему военную помощь по необходимости. При этом сохранялись автономия, собственное управление и определенная экономическая свобода
Прибавочный продукт (то есть производимый сверх необходимого излишек) добывался не только прилежным трудом на пшеничных полях, но и освященной временем традицией набегов на окрестные земли, со всеми полагающимися для этого благородного занятия атрибутами — взиманием разовой дани, угоном пленников в рабство, непринужденным грабежом и прочими занятиями для настоящих мужчин. Довольно быстро выяснилось, что подобные набеги не всегда эффективны: военная фортуна дама изменчивая и своенравная, а если десять раз ходить войной на соседей, даже неизменно побеждая при этом, у них почему-то начинает иссякать запас золота, зерна и населения в целом. Непорядок — разгромив город и подчистую изъяв все имеющиеся ценности, приходится ждать десятилетиями, пока там вновь появится что-нибудь заслуживающее внимания и требующее расходов на следующий поход. А ведь может и не появиться — оставшиеся люди уйдут, а развалины зарастут бурьяном.
Еще можно было импортировать рабочую силу — вспомним «Ассирийское пленение» обитателей Израильского царства. Но и тут с прибавочным продуктом возникали трудности: депортированных надо кормить-поить и хоть как-то обеспечивать всем необходимым, иначе они перемрут без всякой пользы. Это накладно. Есть и другой вариант: зарабатывать на купеческих путях, собирая пошлины с товаров и ведя выгодную торговлю, однако торговля подразумевает не создание прибавочного продукта, а всего лишь его перераспределение. Тупик.
Настолько сложная цель требует не менее инновационного подхода к ее реализации. Если Хеттское царство когда-то основывалось на принципах родственных, географических или торговых связей нескольких соседних народов, то царям Ассирии огнем, мечом и террором предстояло подчинить племена не то, что отдаленные, но зачастую даже не слышавшие о существовании друг друга. Племена с разной культурой, разными языками и божествами. А главное, сплотить их в рабочую систему расширенного воспроизводства, для чего требовались глобальные структурные изменения в государственной организации и управлении. Требовалась жесткая «вертикаль» без сопливого либерализма с «автономиями», «самоуправлением» и иными прогнившими пережитками Бронзового века! Однако, сделать это у первой мировой империи получилось далеко не сразу, а когда светлая мысль о срочных и необходимых реформах окончательно оформилась в головах владык Ассирии, было уже слишком поздно
... для понимания особенностей Ассирии, как первопроходца на имперском поприще. Центральной проблемой являлась крайняя неустойчивость и малая эффективность государственного механизма, постоянно дававшего серьезные сбои, которые приводили к удручающим последствиям. Да, ассирийцы «изобрели» империю как тип государства, однако они не додумались до, казалось бы, совершенно очевидной вещи: инкорпорации новых владений в состав метрополии.
Система расширенного воспроизводства развивалась строго в ассирийских землях и ближайших окрестностях, а вот наладить устойчивую и разумную экономическую эксплуатацию завоеванных территорий у них никак не получалось. Это в отличие от куда более позднего Рима, где сперва Сенат, а затем императоры, отлично понимали, что новые владения должны приносить постоянную прибыль, а население что Галлии, что Испании или римского Египта обязано являться таким же производительным ресурсом, как и обитатели собственно Италии. Для этого необходимы стабильность, мир, разумное управление, единое законодательство и развитые коммуникации.
Империя для поддержания своего благосостояния и существования обязана выработать механизм системной эксплуатации завоеванных земель с наивозможно устойчивым развитием и преумножением ресурсов — от сельскохозяйственных и промышленных, до людских.
Экономической основой Ассирии являлась порочная схема сбора единовременной дани с покоренных народов, а не концепция постоянного, введенного в систему и упорядоченного общего управления, позволяющего всегда и в любой момент контролировать любую завоеванную область в политическом и торгово-промышленном плане, основываясь на стабильных колониальных властях, назначенных из центра и ему же беспрекословно подчинявшихся. При всех своих доблестях в битвах ассирийцы (а они на самом деле отлично умели воевать!) решили, что покорившиеся им племена смирятся. Некоторые, как финикийцы, предпочли откупиться и молча принять новую власть. Другие пытались бороться.
Тиглатпаласар III, сделав неприятные выводы из опыта прежних царствований и новых обстоятельств, произвел стремительные и эпохальные реформы. Полагаться на верность и честность зависимых царей, как в старые времена? Нет, увольте — история говорит о том, что их «верность» улетучивается как дым, едва за горизонтом исчезает последний уходящий домой ассирийский солдат. Только наместничество!
Наместничество, постоянные гарнизоны и самый пристальный надзор! Массовый террор, как при Ашшурнацирапале или Саламнасаре? В разумных дозах, не надо усердствовать. Вдобавок, следует ввести унифицированные административные единицы — провинции, области. Ранее существовавшие провинции разукрупнить (крошечные территориальные образования не могут претендовать на самостоятельность) и назначить туда постоянных областеначальников, подотчетных царской власти.
Это была первая попытка централизации империи и установления худо-бедно работающей «вертикали». Начинается постепенная и вялая экономическая интеграция провинций, в историческом будущем так и не достигшая сколь-нибудь серьезного успеха. Предпочтительными кандидатами на областеначальство были евнухи — они не дадут потомства, а следовательно не надо опасаться возникновения бюрократической династии областного значения, которая однажды возжелает самостоятельности. Если где и сохранялись традиционные для этой местности органы власти (цари городов в Финикии, к примеру), то лишь с номинальными полномочиями и в полной зависимости от решений наместника.
Реформа армии тоже заслуга Тиглатпаласара III — войско становится профессиональным, вводится первая в мире единая экипировка (современная военная форма — прямое ассирийское наследие), создаются опять же первые инженерные войска, идет массовое перевооружение с бронзы на железо, то есть новейший и самый передовой вид оружия.
Вся история человечества вращается вокруг ключевого ресурса: продовольствия. Без еды не будет жизни и ее продолжения, не говоря уже о второстепенных последствиях наподобие культуры, искусства и науки. Все эти три категории напрямую зависят от единственного фактора: сыт человек, или голоден. Неудивительно, что единственным сохранившимся произведением карфагенской научной мысли стал трактат агронома по имени Магон, старательно записавшего советы по ведению сельского хозяйства. И то, данное ученое сочинение известно нам исключительно по римскому цитированию — оригинал погиб в пламени, сожравшем Карфаген. Магон написал свой труд ориентировочно в III веке до н.э., собрав весь многовековой опыт карфагенян в сложном и трудоемком аграрном искусстве. Промышленное сельское хозяйство, — своего рода античные колхозы, — положенное на научную основу, не возникло из ничего, не появилось за один день.
Мы видим, что более чем за столетие до появления катоновского трактата «De agri cultura», устаревшего сразу по написанию, в Карфагене применялись весьма прогрессивные технологии в аграрной сфере — иначе римляне не проявили бы к Магону столь пристального внимания. Дошло до того, что Луций Колумелла, римский писатель I века н.э. в своем сочинении ««De re rustica» («О сельском хозяйстве», около 42 года н.э.) без всякого стеснения пишет такое посвящение: «Отнесемся со всевозможным уважением к отцу земледельческой науки Магону Карфагенянину, чьи замечательные двадцать восемь томов были переведены на латынь постановлением Сената». Основой злаковых культур Карфагена были пшеница и ячмень, производимые в количествах достаточных для экспорта. Финиковая пальма стала одной из государственных эмблем, чеканившихся на монетах, а кроме фиников было в достатке граната, миндаля, инжира и винограда.
С середины VIII века до н.э. началась Великая греческая колонизация, в итоге далеко обошедшая колонизацию финикийскую по всем показателям, начиная от численности новых поселений и заканчивая культурным влиянием. Перед Карфагеном и близлежащими городами-сателлитами вновь встал вопрос безопасности, на этот раз экономической и торговой.
Отчасти причины греческой колониальной экспансии совпадали с финикийскими — возросшее демографическое давление, нехватка плодородной земли, переход угодий под руку аристократов.
Была и принципиально иная составляющая: жесточайшая, на грани самоуничтожения, политическая борьба в греческих городах-полисах. Исчезает архаичная царская власть, господство переходит к аристократии, народ-демос начинает оспаривать привилегии элиты, затем следует владычество тиранов, правивших единолично и выкорчевывавших аристократический произвол; наконец устанавливалась демократия или примат олигархов.
Пунийские кораблестроители в один прекрасный момент сообразили, что стандартизированные детали проще и разумнее оптом заказывать в отдельных мастерских, затем свозить их на верфи и там поочередно собирать корабли из готовых материалов. Согласимся, затраты на производство как по времени, так и по нагрузке на персонал сокращаются на порядок — зачем для каждого отдельного корабля отдельно вытачивать детали, когда можно процесс унифицировать и упростить?
Такой способ постройки флота подразумевал введение неких ГОСТ’ов, обязательного госстандарта, обязательного для всех участвующих в поставках смежников — одна мастерская делает шпангоуты, другая рули, третья весла, четвертая кили и так далее. Все эти детали в процессе сборки корабля должны идеально подходить друг ко другу, а следовательно производителей необходимо обеспечить точными, до миллиметра, шаблонами, чертежами и образцами — иначе ничего не получится! Измерительные инструменты, конечно же, привязаны к общему эталону, что автоматически подразумевает единую систему измерения, а значит и некое подобие палаты мер и весов. Более того, столь важной отраслью должно было заниматься отдельное ведомство, разрабатывающее стандарты, занимающееся планированием, новыми проектами (прогресс не стоит на месте!) государственными заказами, работающее с подрядчиками и поставщиками, начиная от бревен или носовых таранов и заканчивая канатами и важными мелочами вроде бочек для пресной воды или снаряжения для экипажа.
Сегодня мы понятия не имеем, занималась ли этим некая государственная контора наподобие «Главкарфагенсудострой» или крупные частные компании (а скорее все вместе в тесной кооперации), но в одном нет сомнений: настолько сложный и высокотехнологичный процесс, связанный с уймой документации, лекал, чертежей, образцов, с финансированием, привлечением обученных специалистов на всех этапах (от разработки новых моделей кораблей до финальной сборки!) требовал единого координационного центра.
Многим людям хотелось жить не просто в городе, а в столице: больше возможностей для бизнеса — знакомая поныне картина, не так ли? Места на приснопамятном холме Бирса, купленном царевной Элиссой и затем обнесенном стеной, было мало. Карфаген не резиновый! Стоп! Кто недавно сказал — «строительство»? Поднимите руку и изложите ваши соображения! Выход из затруднений, связанный с теснотой и ограниченной площадью города был найден в олимпийски короткие сроки.
Карфагеняне изобрели квартиры и многоквартирные дома в несколько этажей. До появления печально знаменитых своими спартанскими условиями римских инсул пройдет еще минимум два-три века. Ладно бы квартиры, пунийцы создали основы урбанистики как науки — археологи в настоящее время говорят о «хорошо спланированной застройке» жилых кварталов города.
... Карфаген не подвергался внешней опасности — с ливийцами наследники царевны Элиссы предпочитали не враждовать, а опасных соперников в ближайшем радиусе не наблюдалось. Тем не менее, обеспечение города водой куда важнее, чем запасы продовольствия — в конце концов, какое-то время в случае осады можно жевать хоть солому или кожаные ремни, но без воды не продержишься и трех дней. Проблему надо решать. Решили. Как обычно, элегантным и малозатратным способом.
Из античной литературы известно лишь о единственном природном источнике воды в Новом Городе — именовался он «фонтаном тысячи амфор». Был это на самом деле фонтан в общеизвестном понимании этого слова, или источник наполнял некий открытый бассейн, откуда горожане могли набирать воду, уже никто и никогда не узнает. Своего акведука в Карфагене не было, а те развалины, что можно теперь наблюдать вблизи от города, принадлежат позднейшей римской эпохе. В любом случае одного естественного резервуара для обеспечения водой постоянно растущего населения не хватало. Как быть? Да очень просто!
Есть отработанная веками и привезенная из Ханаана технология создания цистерн, в которых сохраняется дождевая вода и стекающий в них конденсат, образующийся после туманов! Климат в середине I тысячелетия до н.э. был куда более влажным и осадков на североафриканском побережье выпадало значительно больше! Затем, хозяевам частных домов никто не запрещает копать артезианские колодцы — остатков таковых сохранилось предостаточно.
Наконец, можно и нужно создавать индивидуальные цистерны-резервуары в подвале каждого дома или, к примеру, под плитами двора — по нашим меркам такие цистерны с каменными крышками выглядели довольно странно. Они имели форму латинской буквы I, были длинными и узкими, с уникальным водонепроницаемым известковым покрытием с примесями пепла и яичной скорлупы. Обеспечение города водой было возложено на граждан, хотя и государственные цистерны так же существовали.
Рождающаяся Карфагенская держава — нонсенс. Единственный в своем роде прецедент, когда могучее государство образовалось на базе разрозненных торгово-транспортных узлов. Бывших купеческих заимок, без особого желания начавших медленное объединение исключительно по причине внешней цивилизационной опасности и боязни утратить прежде всего экономическую субъектность. (Мы слышим возражения: а как же Великобритания в XVII-XIX веках н.э.? Ведь очень похоже?
Ничего подобного. Британская империя создавалась из метрополии, а не без метрополии, со сжатой по времени стремительной колонизацией. И, конечно, без рассеяния англичан по миру на протяжении минимум пятисот лет, а тем более без «имперской инициативы», исходящей из захолустнейшего регионального центра, вдобавок еще и разругавшегося с королевской властью.
Ассирийцы и вавилоняне представляли из себя один народ с общей культурой и единой религией — отличие заключалось лишь в диалектах аккадского языка, причем разница была даже меньше, чем в случае с русским и белорусским языками. Ассирия считала Вавилон центром «Месопотамской Вселенной», священным городом, а его обитателей — такими же ассирийцами, лишь чуточку отличающимися от титульной нации говором и некоторыми обычаями.
Вавилоняне были настроены иначе. Они прекрасно помнили величие Старовавилонского царства, пришедшего в ничтожество, как и все окрестные державы, в темные времена Бронзового коллапса. Ассирийцев жители Вавилона считали выскочками и узурпаторами, виновниками нескольких гражданских войн, а прежде всего — святотатцами, поскольку при подавлении восстаний Ассирия доводила дело до полного разгрома столицы. Правда, затем Вавилон всегда восстанавливался за государственный счет, становясь еще величественнее и красивее.
В 605 году до н.э. Набопаласар умирает в Вавилоне, ему наследует Навуходоносор II — в аккадском звучании имя этого поистине великого государственного деятеля произносится как Набу-кудурри-уцур. Правил он пятьдесят три года. Неистощимой энергии Навуходоносора можно лишь позавидовать. Он моментально, всего за неполные четыре года, вышибает египтян с Евфрата, из Сирии и Палестины, а потомку фараона Нехо, Псамметиху II, приходится думать уже не над расширением Египта до Месопотамии, а над куда более грустными обстоятельствами: вавилоняне добрались до Синайского полуострова и были готовы к захвату дельты Нила — Навуходоносор припомнил Египту помощь ассирийцам. Вторжение удалось остановить ценой огромных потерь.
Царь Вавилона не забыл и древнюю традицию. Одна из его памятных надписей гласит: «Я послал армию в Ливан и нарубил кедра с Ливанских гор для строительства храмов в Вавилонии». Со времен аккадо-шумерского царя Нарам-Суэна, первого владыки Месопотамии, прихватившего кедры в качестве добычи, прошло больше тысячи шестисот лет... В 586 году до н.э. Навуходоносор подавляет восстание в Иудее, берет штурмом Иерусалим, разрушает храм Соломонов и, повторяя ассирийские традиции, депортирует едва ли не десятую часть иудейского населения — начинается общеизвестное «Вавилонское пленение». На карте обитаемого мира появляется империя номер два — Новый Вавилон.
Вавилоняне, как мы знаем, были родными братьями ассирийцев, но по совершенно непонятной причине стиль их поведения на захваченных землях был прямо противоположным. Никаких жутких зверств. Никаких массовых расправ, казней, пирамид из тупов, огромных костров и прочих леденящих кровь ужасов ассирийского периода. Депортации? Сколько угодно — необходимо лишить покоренный народ его элиты, способной вызвать неспокойствие и бунты.
Но в остальном Вавилон проводит политику замирения, интеграции и разумной экономической эксплуатации новых земель. Лояльным к новой власти местным вельможам и купцам даются изрядные послабления, соблюдаются их интересы не противоречащие интересам общегосударственным. Это принципиально новый подход в деле управления империей — Навуходоносор или осознал непростительные ошибки Ассирии, или действовал по наитию, оказывая милости и объявляя вольности, пускай этого царя никак нельзя назвать мягкосердечным или слабовольным. В механизме эволюции государственного строительства будто бы сменились настройки и произошел качественный скачок вперед, по историческим меркам буквально за одно мгновение. Как и почему это случилось, ученым еще предстоит выяснить.
При Магоне Великом возникает военно-экономический альянс Карфагена и Этрурии, противостоящий не только и не столько абстрактным грекам, расселяющимся где им придет в дурную голову, сколько народившемуся объединению Массилии и Тартесса. Забота о безопасности судоходства в западной части Средиземного моря была необходима, но оставалась целью сопутствующей. Приоритет номер один — борьба за рынки экспорта и импорта. За безусловную монополию и изгнание или усмирение обезумевших от сиюминутных успехов конкурентов!
Мы наблюдаем сугубо экономический конфликт, приправленный нарастающими этническо-цивилизационными противоречиями. Если взаимопроникновение культур финикийцев и этрусков в некоторой мере наблюдалось, то греки и варвары-тартесситы являлись безусловными и неприятными чужаками. Поселите в своей квартире сомалийского пирата из глухой деревни образца XXI века, никогда не видевшего унитаза и не знакомого с алфавитом, и вы примерно поймете, какие чувства испытывали пунийцы-финикияне при виде варваров, покусившихся на их достояние. А ведь обитатели Финикии почти двадцать веков назад, при фараоне Джосере и его верховном визире Имхотепе, строителе первой пирамиды, считали себя верными поклонниками и продолжателями великой культуры Древнего Египта!
Со времен Магона начинается не просто война за рынки. Начинается столкновение цивилизаций — эллинской и финикийской. Греки были куда более молоды, и, если использовать терминологию Н. Гумилева, более пассионарны, более активны, более устойчивы к переменам и невзгодам.
Примерно между 1100 и 800 годами до н.э. на земли расположенные от Междуречья на западе до реки Инд на востоке пришли народы объединенные общей группой языков: индоиранской. О прародине иранских племен доселе ведутся ожесточенные споры, но большинство ученых сходятся на версии, что истоком экспансии персов были Южный Урал и Урало-Поволжье, откуда они мигрировали в Среднюю Азию и далее на Иранское нагорье.
Создание империи иранцев стало защитной реакцией и ответом на вызов, брошенный Вавилоном.
... не прекращающееся в течении почти двух столетий персидское давление на Грецию и эллинскую цивилизацию вызывает зарождение внутри этой цивилизации сил сопротивления внешней инвазии и стремление оградить культурное и языковое пространство — столкнулись два микрокосма, два мира. В Элладе в полную силу заработал защитный механизм, получивший материальное воплощение в империи Александра. Дорийские и ахейские греки относились к македонянам с определенным пренебрежением, но «эллинскую мечту» реализовали именно балканские «полуварвары», а не Афины, не Спарта и не Коринф.
«Исократ понимал, что Греция — это сообщество государств, которое находится в постоянном внутреннем противоборстве. Полисы постоянно находятся во взаимной вражде. После победы над персами тут же одна за другой следуют несколько кровопролитных, изнуряющих эти города-государства войн. Исократ понимает, что бурлящая энергия эллинского народа должна быть введена в какое-то, с его точки зрения, конструктивное русло. Таковым руслом может стать экспансионистский проект. Энергия, которая разрушает Элладу изнутри, должна выплеснуться наружу и направиться на извечного врага греков — на персов. <…> Консолидированную энергию македонян и греков следует направить на восток. Избыток населения должен переселиться в Малую Азию, получить там возможность развивать хозяйство. Тем самым проблема внутреннего греческого конфликта будет решена»