Навигация:
Сленг бойцов SEAL
SEAL
Кольца выпускников (alumni ring) Военно-морской академии США в Аннаполисе
Стрелковая подготовка
Курс подготовки подрывников-подводников UDT (в настоящее время BUD/S)
Роль больших брёвен в подготовке подрывников-подводников
Изменение численности взвода
Адская неделя
Тренировочный центр UDT на острове Сент-Томас
Курс воздушно-десантной подготовки в Форт Беннинг
Система воздушной эвакуации Фултона
Кастовая система
Перед отбытием в Школу кандидатов в офицеры (Швалку Курячьих Отбросов)
Школа кандидатов в офицеры
Механик эскортного эсминца «Джозеф К. Тауссиг»
Начало войны во Вьетнаме и перевод в SEAL
116-я оперативная группа в дельте Меконга
Патрульный речной катер
Штурмовые тактические лодки SEAL
Бронированный средний десантный катер LCM-8 «Лодка Майка»
Флотилия в Му Тхо
Становление боевого офицера
Остров Ило-ило
Неприязнь к старшим офицерам
Реальные правила войны
Второй тур во Вьетнам
База в Бинь Тху
Адаптация к обычаям и облику вьетнамцев
Нестандартный облик взвода Марсинко
Полковник Блеск и Треск
Нунги и Christians In Action
Вылазка из Тяу Док
Школа Военно морской разведки – подготовка к должности военно-морского атташе в Камбодже
Работа в Пномпене
Командир Второго отряда SEAL
Захват посольства США в Тегеране
Шестой отряд SEAL
Отбор кандидатов в Шестой отряд SEAL
База Шестого отряда SEAL
Стрелковая подготовка
Закупка снаряжения, в том числе автомобилей «Мердседес», пистолетов-пулемётов Хеклер Кох MP5 и ребризеров «Драгер»
Использование коммерческих авиалайнеров для десантирования оперативников SEAL
Конкуренция с отрядом «Дельта»
Штурмовые учения на гражданском пассажирском лайнере
Отсутствие реальных задач для Шестого отряда SEAL
Совместные учения с немецкой Grenzschutzgruppe 9 (GSG-9)
Бейрут
Сдача командования Шестым отрядом SEAL
Вторжение на Гренаду
«Красная ячейка»
Проверка охраны базы атомных подлодок ВМС США в Нью-Лондоне
Проверка охраны военно-морской базы Пойнт-Мугу
Неаполь
Марсинко уволен и осужден
Christians in Action : SEAL slang for Central Intelligence Agency or its personnel. – «Христиане в действии», личный состав ЦРУ (CIA) на сленге бойцов SEAL.
Chu hoi : (Vietnamese) defector. Chu hois were often used in Provincial Reconnaissance Units (see PRU), – Чухой (вьетнам.), перебежчик. Чухой использовались в составе провинциальных подразделений разведки, см. ППР.
Cockbreath : what SEALs call people who only pay lip service. – Трепло, человек, который много говорит, но мало делает, на сленге бойцов SEAL.
Dip dunk : nerdy asshole (see NILO). – скотомудило занудный, см. также NILO или связной офицер (представитель) разведки военно морского флота.
Diplo dink : cookie pushing diplomat apparatchik type. – Диплодинк – крючкотвор бюрократ дипломатического корпуса, типа «аппаратчик».
Dirtbag : grungy blue collar look favored by SEAL Team Six. – Подонок, излюбленный образ брутального «синего воротничка» у бойцов SEAL из Шестого отряда.
Dumbshit : expression of affection used by chiefs to describe their favorite people. – Тупица, выражение привязанности, используемое старшинами ВМФ для описания своих любимых подчиненных.
Four striper : U.S. Navy captain (equal in rank to a colonel). frags: fragmentation grenades. – «Четырехполосный» – капитан первого ранга ВМС США, эквивалентно полковнику армии или морской пехоты.
FUBAR : Fucked Up Beyond AU Repair (see GOATFUCK). – ФУБАР, испорчено без возможности восстановления.
FUC : Female Ugly Commander. – ЖУК, жутко уродливая командирша.
Hop and pop : this is what you’re about to do if you’re a SEAL carrying an HK and going out of an aircraft. – «Прыг и хлоп», то что начинается, когда бойцы SEAL с ХК в руках выходят из самолета.
KISS : Keep It Simple, Stupid – БПД, будь проще, дурачок.
LURPs : Rations used on LRRP (Long Range Reconnaissance Patrol) missions. – Рационы, которыми снабжались группы глубинной разведки.
Marvin : SEAL rhyming slang for Army of the Republic of Vietnam (ARVN) personnel – юмористическое прозвище для личного состава армии Республики Вьетнам (АРВН) у бойцов SEAL.
NCO : Noncommissioned Officer – командный состав, не имеющий офицерского звания, унтер офицеры, сержанты, старшины, петти офицеры, уоррент офицеры.
Navyspeak : redundant, bureaucratic naval nomenclature, either in written nonoral, or nonwritten oral, mode, indecipherable by non military (conventional) individuals during interfacing configuration conformations – флотский жаргон, избыточные бюрократические названия, нечитаемые и непроизносимые, непонятные невоенным (обычным) людям, основанные на сокращениях. Например, ЗАМКОМПОМОРДЕ.
Nung : Chinese mercenary – нунги, в данном случае имеются в виду наемники китайского происхождения, использовавшиеся ЦРУ и разведкой США в Южном Вьетнаме.
Pencil dicked : a no load, bean counting pain in the ass – Карандашеносец, дармоедский крохобор, бухгателтерская заноза в заднице.
PO : Petty Officer. According to Ev Barren, petty officers are petty until they become chief petty officers. Then they rule the world – Петти офицер (старшина флота). По словам Эва Барретта, петти офицеры остаются младшими (petty), пока они не становятся главными старшинами (chief petty officer). Тогда они правят миром.
PO2 : Petty Officer Second Class (same as a staff sergeant) – Петти офицер (старшина) 2 класса, то же самое, что штаб сержант армии.
PO3 : ditto, but Third Class (equivalent to a corporal) – петти офицер (старшина) 3 го класса, то же самое что капрал.
SEALs : the Navy’s SEa Air Land units. The most elite special operations force in the U.S. arsenal. When they were created in 1962, there were only fifty SEALs. In SEAL slang the acronym stands for Sleep, EAt, and Live it up – Подразделения ВМФ «Море Воздух Земля». Наиболее элитное подразделение сил специальных операций в арсенале США. Когда они были созданы в 1962 году, и насчитывалось всего пятьдесят бойцов SEAL, на их жаргоне это означало «Спим, Жрем, Живем».
Shit for Brains : a real numb nuts pencil dicked asshole; or: anyone from NIS – Дерьмо вместо мозгов, по настоящиему тупой карандашночленный мудила, или представитель Следственного Управления ВМФ США.
SNAFU : Situation Normal: All Fucked Up – СНАФУ, ситуация нормальная, все хреново.
TARFU : Things Are Really Fucked Up – ТАРФУ, все действительно стало очень плохо.
UNODIR : UNless Otherwise DIRected – «Если не последует других распоряжений». Стандартное сокращение в оперативных планах, принятое в ВМФ США. Ну и хитрый трюк из арсенала отдельных хитрожопых лейтенантов Второго отряда SEAL.
W.G.M.A.T.A.T.S. : Unofficial SEAL Team Six motto: We Get More Ass Than a Toilet Seat – неофициальный девиз Шестого отряда SEAL – Мы видели больше задниц, чем туалетное сиденье.
Zulu : Greenwich Mean Time (GMT) designator, used in all formal military communications – «Зулу», универсальное время по Гринвичу, используется во всех официальных военных средствах связи.
Адмирал Томас Хейворд, командующий ВМФ, лично отдал мне приказ о создании этого подразделения, не прошло и девяносто дней после нашей катастрофической попытки спасения американских заложников, удерживаемых в Тегеране.
То, что сказал командующий, было недвусмысленно: «Дик, ты не подведешь».
Я принял его слова близко к сердцу. Шестой отряд SEAL тренировался усерднее, чем любое подразделение, когда либо обучаемое прежде, ожидая возможность доказать скептически настроенным бюрократам в морской форме и крохоборам бухгалтерам, распространенным в Вашингтоне, что ВМФ США может эффективно бороться с террористами. Я срезал больше, чем несколько углов и оттоптался по целому обувному магазину мозолей, выполняя приказ адмирала Хейворда.
Мы были уникальны: небольшая высокомобильная группа быстрого реагирования, обученная делать одну работу: убивать террористов и спасать заложников. И делать это лучше, чем кто либо еще в мире. Никто не мог двигаться так быстро, как мы. Ни одно другое подразделение не смогло бы с такой легкостью явиться из воды или с неба.
Отряд «Дельта», армейское подразделение по освобождению заложников, которым первоначально командовал мой старый коллега, а, иногда, и соперник, полковник Чарли Беквит, был хорош. Но он еще был большим – более двухсот оперативников, и громоздким, как чертов слон, когда выдвигался. Все мое подразделение насчитывало только девяносто человек и мы путешествовали налегке. Мы должны были идти этим путем: нам часто приходилось плыть к нашей цели со всем необходимым на буксире.
Кастовая система флота, как и любая подобная в мире, имеет репутацию жесткой. Первое, что делает большинство офицеров флота, когда они встречают вас – это смотрят на ваши руки, чтобы увидеть, носите ли вы кольцо выпускного класса Военно морской Академии. Если вы это делаете, то являетесь частью клуба. Если нет – вы неприкасаемый.
Я изначально был неприкасаемым. На костяшках пальцев у меня были только шрамы. Но я любил свою работу и был в ней чрезвычайно хорош, и в некоторых редких случаях – включая мой, военно морской истеблишмент вознаграждает способности почти так же хорошо, как и украшения.
В Шестом отряде SEAL мы не тренировались со стандартными мишенями. Мы использовали карточки, размером три на пять дюймов, закрепленные на силуэтах. Нужно было уметь попасть в карточку двойкой – то есть, двумя выстрелами подряд – независимо от того, выходишь ли ты из воды с пистолетом «Смит Вессон» из нержавеющей стали калибра .357 «Магнум» или пробиваешься через люк угнанного самолета с помощью «Беретты». Правой рукой, левой рукой, одной рукой, двумя руками, мы стреляли всеми мыслимыми способами. На самом деле, мне было все равно, как стреляют мои парни, лишь бы они каждый раз собирали плотные, убивающие людей группы. Никакой концентрации на причудливых ракурсах, или выстрелах в голову. Эти техники – то, что вы видите в фильмах, а не в Шестом отряде.
Мы использовали тяжелые пули, которые могли сбить с ног террориста, независимо от того, куда мы им попали. Голова, грудь, нога, рука – все это не имело значения. В снайперской стрельбе – на дистанциях шестьсот и восемьсот ярдов (прим. 550 730 м) – мы еще немного отставали. Но, в целом, мои стрелки были лучше, чем кто либо еще в мире, включая разрекламированных «пистольерос» из «Дельты».
Литтл Крик, штат Вирджиния – мечта мазохиста. Это место, где флот обычно собирал большие группы злых, агрессивных, самоуверенных, надирающих задницу экстравертных добровольцев моряков и в течении шестнадцати славных недель пыток, безумия и хаоса превращал их в маленькие группы злых, агрессивных, самоуверенных, надирающих задницу экстравертных животных из UDT.
сто двадцать один человек начали его вместе, как члены класса 26 команды подрывников подводников. Двадцать четыре выжили – 20 процентов. Многие из тех, кто смылся, были так называемыми экспертами по специальным боевым действиям: зеленые береты и армейские рейнджеры, желавшие получить морскую подготовку. Мы, также, потеряли большую часть офицеров – они просто не могли этого вынести.
Я? Я нашел это извращенно приятным – большую часть этого. Сегодня курс SEAL (UDT были расформированы в 1983) занимает шесть месяцев. Он называется BUD/S (Basic Underwater Demolition /SEAL – базовый курс подрывника подводника/бойца SEAL) и включает в себя парашютную подготовку, подрывное дело и дайвинг, которым мы никогда не учились во время наших 16 ти недельных занятий UDT тридцать лет назад.
Первые четыре недели я прожил спокойно. Я регулярно тренировался в Неаполе, поэтому физическая подготовка (гимнастика и бег) и плавание дались мне легко, хотя моряки, прибывшие с флота, к концу первой недели были измотаны, потому что были очень не в форме. Нас гоняли, как в аду. Каждый день мы покрывали пять шесть миль, включая несколько старых десантных кораблей на берегу.
Ты перепрыгиваешь через планшир – восьмифутовый прыжок (прим. 2,4м), падаешь на шесть футов вниз, карабкаешься через него, с трудом поднимаешься, переворачиваешься, спускаешься и так далее.
За стрельбищем была большая песчаная дюна, которую инструктора звали горой Сурибачи. Они гоняли нас вверх и вниз, раз десять или около того. Когда шел дождь, они гоняли нас по грязи. Когда было сухо, они гоняли нас через прибой.
Мы носили зеленую форму, тяжелые ботинки «бундокеры», окрашенные в красный цвет и капковые спасательные жилеты, которые весили восемь фунтов (прим. 3,6кг) сухими и двадцать восемь фунтов (прим. 12,7кг) мокрыми – и инструкторы всегда умудрялись сделать их мокрыми.
Инструкторы, надо отдать им должное, бежали вместе с нами. Большинство из них были настоящими Мафусаилами – стариками лет тридцати пяти. Я помню одного летчика, по имени Джон Пэриш. Он курил трубку, бегая по пляжам или вверх и вниз по горе Сурибачи. Когда у него кончался табак, он переворачивал ее вверх дном и жевал мундштук, не сбиваясь с шага. Ты учишься ненавидеть таких людей.
Поначалу не было никаких погружений, за исключением некоторых базовых вещей с маской и ластами на мелководье. В основном, мы привыкали работать в водной среде, осваивали спасательные техники и обучались элементарным процедурам разведки и зачистки берега при амфибийных операциях. Но мы много плавали. Это еще мягко сказано. Вы плыли, и вы плыли бесконечно.
Мы плавали днем, плавали ночью – теплая погода, холодная погода – без разницы.
Вы не проверяете воду пальчиком ноги, если хотите стать боевым пловцом.
Однажды ночью мы с Маком отправились на ночную разведку. Нас выкатили с десантного катера в Чесапикском заливе в тысяче метров от Литтл Крик. Это интересная техника заброски. С борта, противоположного берегу, к катеру привязана малая надувная лодка (так что она невидима для наблюдателей с берега). Вы переваливаетесь через планшир катера в лодку, падаете в нее, отскакиваете/скатываетесь в воду и уходите под воду. Противник на берегу видит только то, что кажется десантным катером почти в двух трех милях от берега. Боевые пловцы, которые понимают принцип драматической иронии, знают лучше.
Нашей задачей в ту ночь было определить правильный пляж, проникнуть на него, отметить пляж, а, затем, проплыть обратно тысячу метров в залив, где нас снова подберет десантный катер.
(Еще один интересный прием. Ты уплываешь за пределы того места, где катер пройдет мимо тебя и ждешь. Теперь, когда мимо тебя проносится катер со скоростью около десяти узлов, в надувной лодке есть боевые пловцы. Они снабжены похожими на конские хомуты приспособлениями, с помощью которых быстро идущая лодка может подхватить пловца из воды. Ты протягиваешь руку – и хлоп – тебя хлещет о борт. Если боевой пловец, использующий этот хомут, тебя не любит, он может поймать вместо руки твою шею, которая будет болеть, когда тебя хлестнет о борт. Это еще мягко сказано.)
Я знал, что Мак злющий, но насколько именно злющий, я не знал до этой ночи. Вода была густо усеяна медузами и Макдональд поймал несколько из них своей маской.
Жала заставили его вынырнуть на поверхность, задыхаясь, и не один раз. К тому времени, когда мы добрались до пляжа, он определенно чувствовал себя неуютно – я видел десятки укусов на его лице и шее.
Как раз перед тем, как покидать пляж, я крикнул «Тайм аут» одному из инструкторов – Маку было больно, и я подумал, что ему нужно внимание.
– Иди к черту, проклятый поляк.
– Да ладно, чувак, у тебя все лицо в рубцах. Тебя сильно ужалили.
– Отвали, Марсинко.
Макдональд пошатываясь вошел обратно в воду и мы снова проплыли тысячу ярдов (914,4 метра) сквозь медуз. К тому времени, как нас поймали с надувной лодки, он был в состоянии легкого шока. Но он не сдавался. Он никогда не переставал плыть. Это было именно то упорство, которого ждали инструкторы. Их цель состояла в том, чтобы развить выносливость, силу и навыки работы в паре пловцов – самой основной «командной» части UDT. И подводные работы – «U», и подрывное дело – «D» будут позже, если мы продержимся первые несколько недель.
Большие бревна. Длинные бревна. Тяжелые бревна – мы бежали по пляжу, подняв их над головой. Мы перепрыгивали через завалы из них. И они были использованы для особенно неприятной полосы препятствий на базе амфибийных сил в Литтл Крик, которую мы любовно звали «Грязное Имя».
«Грязное Имя» представляло собой ряд бревен разной высоты и диаметра, вкопанных в землю. Цель состояла в том, чтобы перейти от одного бревна к другому, не падая и не касаясь земли. Бревна были искусно расставлены так, что если вы могли прыгнуть достаточно высоко к следующему бревну, вы обнаруживали, что не можете прыгнуть достаточно далеко; когда вы могли прыгнуть достаточно далеко, чтобы достичь следующего бревна, казалось невозможным подняться так высоко, как это было необходимо.
Для инструкторов это был способ выяснить, кто из нас был достаточно мотивирован, чтобы вызвать дополнительную энергию или адреналин, которые позволили бы нам завершить курс. Для нас мотивация состояла в том, чтобы попытаться перебраться с одного бревна на другое, не сломав себе шею или ноги, либо прыгнуть ближе и распластаться на занозистых краях бревен.
Кроме того, инструктора поощряли соревнования между экипажами лодок. Мы соревновались друг с другом в эстафетах по плаванию, лодочных гонках и бегу по суше.
В отличии от взводов SEAL, насчитывающих четырнадцать человек, команды подрывников подводников состояли из 20 человек. Причина заключалась в том, что двадцать человек были необходимым количеством людей для проведения 1000 ярдовой линейной разведки берега для десанта батальона морской пехоты США.
Взводы из 20 человек были созданы, когда первые команды UDT были собраны в Форт Пирсе, штат Флорида, летом 1943 года; они продержались до 1983 года, когда боевые пловцы были расформированы и все стали бойцами SEAL.
SEAL более тощие: взвод SEAL состоит из двух лодочных экипажей, в каждом шесть рядовых и офицер.
Обоснование такой численности заключается в том, что одно из основных видов транспорта SEAL, малая надувная лодка, вмещает семь человек и их боевое снаряжение. Эти лодки могут сбрасываться с самолетов, как резиновые утята, или запускаться под водой с подводных лодок, поэтому удобны для скрытных или тайных операций
Тем не менее, самый нижний общий знаменатель транспорта, малая надувная лодка, и основное подразделение SEAL – лодочный экипаж из семи человек, являются элементами, которые никогда не менялись с создания SEAL в 1961 году; они используются и в Шестом отряде SEAL.
Инструктора преподнесли на Адскую неделю каждому из нас подарок. Каждому экипажу подарили БНЛ – большую надувную лодку – на время. Мы использовали ее в наших ежедневных «кругосветных круизах». О, они были веселые. Мы начинали с БНЛ на головах – коротышки подкладывали на шлемы десятилитровые канистры, чтобы нести свою долю веса, а инструктора уселись в них и били нас веслом для мотивации. Мы бежали, сбрасывали лодки в ряд дренажных канав, проходивших через огромную базу, гребли через них, подбирали лодки и снова бежали от ворот №5 к главным воротам на болотистые равнины в двух милях от них, спускали лодки в гавань и гребли через паромный канал курсом, идущим параллельно пляжам Чесапикского залива. Мы гребли какое то время, затем плыли против течения к берегу, высаживались на берег, забирали наши любимые БНЛ и инструкторов, бежали мимо глазеющих туристов, возвращаясь по пляжу около двадцати одной мили, так как боевой пловец плывет, бежит, хромает и ползет. А еще за победу в этой гонке награждали. Первый экипаж, который закончил работу, получал отдых перед следующим забегом.
Последним ребятам доставалось поучаствовать в уникальных забавах и играх, под названием «Цирк». «Цирк» работал до тех пор, пока кто то не уходил. Ты можешь уйти, повернув свой красный шлем, упав или умерев. Умереть было проще всего – это был единственный способ больше не подвергаться издевательствам со стороны инструкторов.
Издевательства были постоянными. Если вы засыпали, они обливали водой. В тех редких случаях, когда мы жрали в столовой, нам приходилось оставлять караульных у БНЛ, иначе инструктора их сдували (и нам приходилось накачивать их вручную). Так что мы врывались в столовую, жуткая толпа мерзких грязных вонючих матросов, ели без помощи посуды – вероятно, именно там было изобретено выражение вашего лица – и сменяли караул у БНЛ, чтобы они могли пожрать и отдохнуть несколько минут, прежде чем весь этот болезненный цикл начнется снова.
Инструктора следили за тем, чтобы мы всегда были мокрыми, замерзшими, усталыми или больными. К третьему дню мои ноги превратились в бардак: потрескавшиеся ногти, волдыри, которые гноились из за песка и морской воды и руки в занозах от бревен. Даже голова болела (мы должны были все время носить стальные красные шлемы – примерно на второй день я понял, зачем эти покрасили свои головы в красный цвет). Мы ползли по грязи, окруженные боевыми зарядами, которые взрывались в нескольких ярдах от нас. Мы прошли через настоящий огонь, когда бежали по полосе препятствий.
И каждый раз, когда мы думали, что пробежим последний отрезок пяти , восьми , или десятимильного забега, нам говорили, чтобы мы взяли БНЛ и сделали тоже самое еще раз. Никто не умер и не попал в госпиталь, хотя было много растяжений и ушибов коленей, локтей, шей и плеч.
Худшим днем был последний, пятница. «День прости прощай» или «Итак, прощай, морячок». Больше «кругосветных круизов», бега, полоса препятствий, оживляемая самыми мощными боевыми зарядами, жесткий заплыв, а затем последний тур вокруг пляжа в полной форме, стальном шлеме и мокром капковом жилете. У меня есть фотография, сделанная в «День прости прощай» – я, должно быть, хорошо усвоил урок, потому что я прямо перед группой, бегу рядом с инструктором.
Мы видели, как семь из десяти бросили, а мы – нет. Как будто меня внезапно приняли в клуб избранных, с его тайным рукопожатием и особым кольцом.
Потому что теперь, пройдя через издевательства и обряд посвящения, я отправлялся в Пуэрто Рико и Сент Томас, где мне предстояло узнать секреты храма: навыки глубоководного погружения и методы взрывных работ, которые сделают меня настоящим боевым пловцом.
Когда я оглядел тех из нас, кто выжил, я понял кое что, что буду носить с собой всю жизнь. Это была простая, но хорошая истина: никогда не создавайте стереотипов. Никогда не предполагайте, просто глядя, что кто то подходит для чего то. Например, нет никакого физического прототипа для боевого пловца – или бойца SEAL, если на то пошло, хотя стереотипом наверное будет большой мускулистый парень, вроде Арнольда Шварценеггера.
Мы были настоящей дикой бандой, эти три дюжины, которые пережили «Адскую неделю». Худощавые, злые и самоуверенные как пятисотдолларовые проститутки; именно на таких игривых молодых головастиков американские налогоплательщики должны тратить сотни тысяч долларов, чтобы научить их взрывать все подряд
Мы действительно тренировались. Нас учили ориентироваться под водой, используя только компас, отвес и глубиномер. Это требует концентрации, потому что под поверхностью легко дезориентироваться.
Фраза «Двигалась ли земля для вас?» во время нашего пребывания в Сент Томасе и Пуэрто Рико приобрела совершенно новый смысл. Мы изучали тонкое искусство размещения «бангалорских торпед» (специальные удлиненные заряды для проделывания прохода в заграждениях – прим. перев.) так, чтобы они пробивали зияющие дыры в защитном периметре из колючей проволоки. Мы тренировались уничтожать бетонные доты ранцевыми зарядами. Мы научились взрывать канал для десантного катера через риф. Я открыл для себя радости динамита, нитровзрывчатки и пластита и умудрился при этом сохранить все десять пальцев на руках. Нас обучили основам подводного плавания с аквалангом и мы впервые воспользовались безпузырьковым автономным аппаратом немецкого производства «Драегер».
И мы плавали. О, как мы плавали. Один из наших веселых наставников, остроумный лейтенант из Новой Англии по имени Алиотти, давал нам дополнительные заплывы по субботам, чтобы держать нас подальше от дурного влияния демонов рома и распутных женщин. Хуже того, он заставлял нас тащить на буксире похожий на пузырь морской якорь, в то время как он и его спутница отдыхали на плоту и наблюдали за нашей борьбой.
«Чтобы сделать вас сильными и мужественными боевыми пловцами» – говорил он нам, когда мы жаловались.
Нам не потребовалось много времени, чтобы полностью освоиться в воде; мы научились справляться с неожиданностями (этот бардак, например, когда у вас идет кровь носом, на глубине в пятнадцать саженей от лопнувших пазух. Внутренняя часть маски заполняется и вы задаетесь вопросом, нужно ли избавляться от крови, потому что рядом в воде есть барракуды, мурены и акулы. Вы все равно чистите маску. И вы выживаете). Так что мы взрывали все подряд, плавали, стреляли из «масленок» 45-го калибра (Grease gun – жаргонное название пистолета пулемета М3А1 за характерные очертания ствольной коробки и ствола, напоминающие смазочный пистолет. Прим. перев.) и пистолетов .38-го калибра – оружия, которое в те дни предпочитали UDT – и загорали на солнце.
Примерно в девять мы вчетвером отправлялись в клубы, танцевали, пили ром и кока колу до часу ночи, а затем отправлялись на пляж или домой к девочкам, для уникальной формы гетеросексуальной физической подготовки, которую, я думаю, можно было бы назвать «концентрированными горизонтальными упражнениями для таза», выполняемыми в быстрой последовательности. Примерно в пять мы просыпались и трусцой возвращались на базу на окраине Шарлотта Амалии, делали несколько быстрых вдохов чистого кислорода для получения энергии, а затем отправлялись прямиком на гимнастику. Мы должны были: если мы пропустим утреннюю зарядку, мы не получим свободу ночью. И Боже упаси, чтобы мы пропустили хоть одну ночную вылазку.
В октябре 1961 года я был назначен в UDT 21, базирующийся в Литтл Крик; наконец я стал полноценным боевым пловцом. Честно говоря, я был всего лишь младшим боевым пловцом, без какой либо настоящей специальности боевого пловца. Я еще не получил квалификацию водолаза и не прошел обучение прыжкам.
В конце курса я был загорелым, подтянутым, хорошо отдохнувшим и щеголял «большими часами для маленьких дятлов» из нержавеющей стали «Тюдор дайвинг уотч», которые вам вручали после получения квалификации.
Следующим стали прыжки с парашютом. Я был отправлен в Форт Беннинг, штат Джорджия, для воздушно десантной подготовки. Я прибыл туда в качестве члена Зоопаркового Взвода. Зоопаркового, потому что он включал в себя Кролика (как у Джона Френсиса), Пташку и Лиса, все мы устраивали животные вечеринки, в постоянной охоте на пиво и кисок.
Как только я получил квалификацию, я обнаружил, что мне настолько нравится прыгать, что я начал прыгать с парашютом по выходным, экспериментируя с новыми «плоскими» парашютами. В UDT мы прыгали только статические прыжки – используя старомодные уставные 35 футовые параболические парашюты. По традиции, это называется прыжками с вытяжным фалом. Я всегда думал об этом как о технике обезьяны на поводке.
Я был очарован новыми 28 футовыми плоскими парашютами. В то время они использовались в основном как спасательные парашюты для пилотов, но я считал, что они имеют реальные возможности в боевых ситуациях.
Конструкция делала их более управляемыми, чем 35 футовые с вытяжным фалом. Они стали еще более маневренными, после того как мы сделали отверстия новой конструкции в куполе и добавили дополнительные управляющие тяги, чтобы действительно могли управлять собой в воздухе. Мне также нравилась идея иметь собственный вытяжной шнур, вместо того, чтобы прыгать с закрепленным вытяжным фалом, который делал всю работу. Это означало, что я могу выполнять свободное падение. Мысль о свободном падении была восхитительна.
Я научился укладывать и настраивать парашюты. Я купил себе спортивное «крыло», которое модифицировал, чтобы сделать более маневренным. Я покупал все книги по прыжкам с парашютом, какие только мог найти и изучал хитросплетения построения прыжка, так чтобы вы приземлялись именно там, где хотите, несмотря на термические воздействия, нисходящие потоки, снос ветром и тысячи других мелких переменных, которые могут привести к сломанным костям или разбитому черепу.
Несмотря на то, что вы должны были стать квалифицированным парашютистом, ни в одной из команд UDT в пятидесятые или шестидесятые годы не было интенсивной парашютной программы: всей прыжковой подготовкой занималась Армия.
На самом деле, путешествие туда и обратно для одного паршивого тренировочного прыжка могло занять целый день. Вблизи Литтл Крик не было никаких сооружений, поэтому нам приходилось убеждать одного из пилотов с базы ВВС Лэнгли – через залив Норфолк, доставить нас в Форт Ли, сто миль к западу от Питерсберга, штат Вирджиния или примерно на то же расстояние к северо востоку от Форт Эй Пи Хилл, где были подготовленные зоны выброски.
Найти пилота было несложно, так как все «водители автобусов» ВВС США – пилоты транспортной авиации, должны были регулярно проходить квалификацию в КВДИП – компьютеризированном воздушно десантном имитаторе полета. Если пилот все делает правильно, то сбрасывает 82-ю воздушно десантную дивизию прямо на заданную цель. Если пилоты делают это неправильно, вы получаете Гренаду, где зоны выброски были пропущены, временной график пошел наперекосяк и десантники были поставлены под угрозу. В большинстве случаев пилоты делают это неправильно.
В любом случае, вылетали ли мы с Форт Ли или из Форта Эй Пи Хилл, мы делали один прыжок, а потом звонили в домой, в Литтл Крик, и ждали автобус, который отвезет нас обратно.
... нет более совершенного животного для испытания новой системы воздушной эвакуации, чем человек лягушка – боевой пловец.
Она называлась «Система воздушной эвакуации Фултона» или «Небесный крюк» и я вызвался в качестве подопытного лягушонка на ВДО или временные дополнительные обязанности, что в итоге привело меня из Сент Томаса в Панама Сити, Флорида. «Небесный крюк» был разработан для эвакуации оперативников сил специального назначения или агентов ЦРУ в тылу врага, скрытное и эффективное извлечение особо важных персон или эвакуации (в бессознательном состоянии) вражеских пленных, захваченных нашими войсками. (Речь идет о системе Surface to air recovery system, STARS – прим. перев.)
Принцип был прост. Извлекаемый забирается в костюм кролика, который представляет собой усиленный цельный комбинезон с капюшоном, который снабжен тяжелым нейлоновым тросом, радиокабелем и гарнитурой в капюшоне. Трос привязывается к эластичному концу для тарзанки, длиной около восьмисот футов (примерно 244 метра – прим. перев.) которая, в свою очередь, прикрепляется к гелиевому воздушному шару, удерживаемым тросом.
Затем низколетящий самолет, оснащенный выносными опорами и зацепляющими штангами, проходит на скорости около 130 узлов или около того и цепляет линь под воздушным шаром. Линь автоматически фиксируется на лебедке с помощью пиропатронов. Затем, в зависимости от типа самолета, который выполняет подхват – извлекаемый втягивается внутрь, либо через люк в брюхе, либо вверх по хвостовой рампе и алоха, бон вояж и сайонара.
Систему тестировали, в основном, с помощью мешков с песком, хотя в испытаниях участвовали также двадцать два человека – лабораторные крысы – представители компании и оперативники армейских сил специального назначения. Я был первым добровольцем флота и первым подобранным, который подхвачен без какой либо аварийной резервной парашютной системы.
Я прибыл на аэродром возле Панама Сити, переоделся в костюм кролика, пристегнулся, присел на корточки, обхватив колени руками, и стал смотреть, как военно-морской самолет Грумман С2 «Трекер» накренился и пошел прямо на меня на высоте около пятисот футов (прим. 150м). Он пролетел над головой и зацепил линь, прикрепленный в воздушному шару. Я почувствовал что линь пошел, сделал шаг или полтора, а потом шу-у-у-ух, начался разговор о твоем положении! Я чувствовал себя так, будто летел на конце огромной резиновой ленты со скоростью 130 узлов. Я хапнул, наверное, около шести g – взмыл в воздух как мультяшный персонаж, чьи стометровые руки не могут удержаться на подоконнике или ветке дерева.
Земля сказала «прощай». Линь тянул меня выше самолета – я летел значительно выше горизонтали – а потом началось снижение.
В этот момент мне пришло в голову, что, возможно, мне следовало надеть парашют. Я имею ввиду то, что проходит через мозг обезьянки, вроде: «Хорошо, меня подкинули. Итак, я лежу на спине и двигаюсь со скоростью 120 узлов или около того. Но двигаюсь ли я потому, что меня тянут, или веревка оборвалась и я двигаюсь сам по себе – и вот вот шлепнусь?»
Единственным способом выяснить это – посмотреть самому. Поэтому я сделал «ножницы» и перевернулся на живот.
Потрясающе. Теперь, вытянув шею по ветру, я мог видеть самолет – и линь – и знал, что я в порядке. Я попытался вызвать экипаж, но рывок оборвал радиокабель и гарнитура стала бесполезна. Так что я решил немного поразвлечься.
Я сделал «горб» – перекатывая плечи вперед и волоча руки, как вы делаете в свободном падении с парашютом, чтобы переместиться в сторону, и поднял свое тело на уровень верхней части фюзеляжа. Затем, выставив руки по бокам, я обнаружил, что могу ворочать направо и налево.
Я начал кататься как на водных лыжах позади «Трекера», обрезая винт по левому и правому борту. Я попытался помахать пилотам, но обнаружил, как позднее написал в своем отчете, что слишком резкая активация любой из моих конечностей приводит к последствиям от турбулентности. Проще говоря, если я буду двигаться слишком сильно, я начну вращаться в штопоре. Не слишком приятное ощущение.
На борту корабля существует жесткая кастовая система. Офицеры живут в Офицерской Стране, где рядовая блевота не отсвечивает без уважительной причины.
У старшин обычно есть свой козлиный загон – собственный камбуз и кают компания, а остальной экипаж питается на общем камбузе. Таким образом, мы и морские пехотинцы оказывались на самом дне пирамиды. Мы были классифицированы как десант, не как члены экипажа, и поэтому нам все доставалось в последнюю очередь. Мы ели последними. Мы принимали душ последними. Мы срали последними. И в случае крайней необходимости, мы умрем первыми, но взводы UDT – это маленькие сплоченные группы. Мы спали вместе, делили обязанности, плавали в парах и нам хотелось принимать пищу своей группой, а не идти на камбуз и втискиваться поодиночке среди незнакомых матросов или (что еще хуже) морпехов.
А я тогда был известен как Чудик. Чудик, потому что я был достаточно чудиком, чтобы наводить лоск на подошвы своих ботинок, а не только на их верх. Мой кореш, Дэн Змуда, настоящее имя Змудаделински, псевдоним Грязь, и я разработали метод, с помощью которого можно было убрать достаточное количество матросов с камбуза, чтобы второй взвод мог есть вместе за одним столом.
Разработанная нами методика была проста и эффективна. Сначала мы заходили в столовую и наполняли наши подносы до отказа едой – всем, от супа до орешков, на одном подносе. Потом я садился среди группы чистых, опрятных, хорошо одетых матросов и здоровался с ними.
– Добрый день, джентльмены, – вежливо кивал я.
Потом Грязь с глухим стуком падал на соседний стул.
– Здорово, соседи по обжорке – добавлял он вежливо, как йомен.
Сердечные приветствия, должно быть, были связаны с внешним видом Грязи. Он был сложен как пожарный кран и так же прочен, и он как бы постоянно наклонялся, словно навстречу ветру.
Затем Грязь, который обычно ел десерт перед тем, как съесть первое блюдо, брал нож с чужого подноса, намазывал толстый слой мороженого – вкус не имел значения – поверх стейка Солсбери, добавлял полбутылки соуса и начинал есть. Грязь ел очень быстро – и без помощи столовых приборов, это было повторением Адской недели, за исключением того, что мы с Грязью были единственными за столом, кто прошел через Адскую неделю.
Я всегда начинал свою трапезу с гороха. Я его ел, засасывая через нос. После первых двух вшвыркиваний, я оглядывался и причмокивал губами.
– М м м м. Отлично!
Если в этот день не было гороха, то обычно были спагетти.
Я втягивал спагетти так же через нос, хотя обнаружил, что если соус маринара был слишком острым, у меня слезились глаза.
Если тонкие методы не срабатывали, мы переходили к грубым.
Мы обнаружили, что примерно через три дня таких выступлений слух о них распространился. К концу первой недели пребывания в море нам с Грязью было достаточно зайти на камбуз, загрузить подносы и направиться к столу. Он освобождался еще до того, как мы усаживались.
Когда Барретт услышал, что мы проделываем с Грязью, он просто взбесился.
– Дачерттепобери, Марсинко – прорычал он – Я не могу тебя на растудым тудыть пять минут оставить, чтобы ты на свою растудыть едремть тудыть жопу приключений растудыть затудыть не заполучил.
В дополнение к заболевшим ушам Грязь и я получили дополнительные наряды. Это был уникальный способ Барретта сказать «спасибо» за представления, которые позволили взводу есть вместе. Мы с Грязью страдали молча. Мы знали, почему он это сделал: если бы он этого не сделал, он бы огреб неприятностей в старшинском загоне для козлов и поэтому, чтобы сохранить мир, он нас вздрючил.
Офицеры регулярного флота – корабельные, авиаторы и подводники – не доверяют специалистам по специальным методам ведения войны. Это жизненный факт.
Даже когда я стал капитаном 2 го ранга, сопливые энсины, прямо из Академии, смотрели на эмблему «Будвайзера» – орел, якорь и трезубец, эмблему, которую носят все бойцы SEAL – на моей форменной тужурке и усмехались. Они знали, что в кастовой системе флота я был неприкасаемым; что мой вид считался непредсказуемыми амбалами. Они знали, что будут адмиралами, а мы, SEAL – нет.
Я получил уведомление, что меня приняли в школу кандидатов в офицеры сразу после того, как я отправился на шесть месяцев в Средиземное море, на борту «Рашмора», старинного десантного корабля дока времен Второй мировой. Это был настоящий прощальный тур. У меня была вся обычная работа в взводе: разведка пляжей перед десантными учениями, отработка подрывов при разминировании, участие в учениях Зулу пять Оскар, с уклонением и побегом, которые были частью продолжающейся подготовки UDT 22. А потом была черная работа: печатание для Барретта отчетов и служебных записок, обслуживание оборудования и поддержание своей квалификации в области водолазного дела и прыжков с парашютом.
Вдобавок ко всему, я стал все больше и больше времени проводить в Стране Офицеров, наблюдая за тем, как они действуют, как они выполняют свои обязанности, как они живут в своей кают компании. Время от времени я поднимался на мостик, где командир нашего десантного корабля дока, капитан 1 го ранга Б. Б. Уитэм, даже давал мне пару раз порулить, после того как Баррет сообщил ему о том, что меня приняли в Швалку Курячьих Отбросов, как ее ласково называют на флоте. Будучи закоренелым новоангличанином, шкипер Уитэм позаботился о том, чтобы я получил начатки офицерского мастерства. Он даже знал обо мне достаточно, чтобы правильно ко мне обращаться – как к старшему матросу Чудику.
Конечно, теперь, когда я собирался стать офицером и джентльменом, мы с мистером Грязью полностью отказались от наших представлений на камбузе.
Я «достал» Барретта за неделю до того, как отбыл в ШКО. У нас были запланированы прыжки с парашютом.
Последним моим прыжком был прыжок в воду по правому борту десантного корабля. Верхушка мачты корабля находилась на высоте 138 футов (прим. 42м) над палубой. Я сказал взводу, что я буду опускаться так низко, что окажусь вровень с верхушкой мачты, когда раскроется парашют. На самом деле, я сказал всем, кого смог найти, что собираюсь раскрываться на 138 футах, за двумя примечательными исключениями: Шкипера Уитэма и Эва Барретта. У меня даже был парень по имени Темный Боб, расположившийся на палубе с 16 мм звуковой кинокамерой.
Мы поднялись, набрали высоту, вошли в зону и прыгнули. Когда я позже смотрел фильм, это было замечательно. Все парашюты раскрылись очень высоко. А потом я падаю. Падаю. Падаю. Пока камера следила за мной все ближе к воде, вы отчетливо слышали голос Барретта на звуковой дорожке: ... ... ...
Я настроил парашют для низкого раскрытия. Он развернулся мгновенно. У меня было время на один рывок при открытии, когда я поравнялся с мачтой, а затем – всплеск – я вошел в воду.
Я нырнул, скинул обвязку и вынырнул смеясь.
Барретт и Б. Б. Уитэм не нашли забавным этот трюк.
Шкипер даже не стал дожидаться, пока я поднимусь на борт.
– Марсинко, читай по губам. Ты, мать твою, под домашним арестом – рявкнул он в мегафон.
Баррет решил, что мне понадобится новая дырка в заднице, и тут же набросился на меня.
Примерно через неделю я отбывал в Штаты.
За день до моего убытия шеф Барретт вызвал меня в козлиный загон и велел сесть. Он достал пару банок пива, открыл их и одну протянул мне.
– Дик, – сказал он, – Я думаю, у тебя все получится. Из тебя выйдет хороший офицер – если ты не слишком будешь валять дурака и будешь относиться к делу серьезно.
...
– Дик, не имеет значения, работаешь ты с парнем один раз или служишь с ним много лет – ты должен относиться к нему одинаково. Ты должен ему помочь сделать его работу. Как я помог тебе – теперь твоя очередь передать это дальше.
Он допил свое пиво.
– Мне нужно твое слово.
Я посмотрел на него. Мужик был абсолютно серьезен.
– Ты его получил, шеф.
Он кивнул и пошел трещиной полуулыбки.
– Думай об этом, как о первом морском законе Барретта, потому что это закон военно морского флота, Дик.
В те дни я был наивен и верил ему. Нет, не совсем так. Тогда закон Эва Барретта действительно был законом военно морского флота.
В декабре 1965 года я закончил Школу кандидатов в офицеры в Ньюпорте, Род Айленд, получив звание энсин (на всякий случай напомню – флотский аналог армейского младшего (второго) лейтенанта. Прим. перев.). Я преуспел не потому, что был умнее других, а потому, что служил в ВМС более семи лет, из них три – непосредственно во флоте, и я знал как работает система. Когда инструктора – старшины в основном – говорили во время своих лекций: «Вы с этим еще столкнетесь», я записывал то, что они говорили, потому что знал, это снова встретится на экзаменах. Я знал, что нужно это делать, потому что так работают старшины. Когда мы готовились к смотру, я заправлял свою койку настолько туго, что четвертак отскакивал от верхней простыни, а каюта была отполирована как подошвы моих ботинок (я не напрасно был Чудиком). Когда мы рубили строевую, я маршировал так, будто был членом показательного расчета. Когда мы стреляли, я выбивал бесконечную серию десяток.
Я очень рано понял, что ни один из офицеров или старшин, которые учили нас, тренировали нас, преследовали нас и проверяли нас, не мог и приблизиться к тому, чтобы запугать меня так же, как во время Адской недели в UDT. Так что я делал свою работу, брал все, что мне давали, выполнял ее без жалоб и двигался курсом через ШКО, как будто это был летний лагерь – ребята из флота были правы: ШКО действительно означало Швалку Курячьих Отбросов.
По окончании курса бывший старший матрос Чудик вместе со шпалой энсина получил награду за лидерство в классе. Моя жена, Кэти, беременная вторым ребенком, с гордостью смотрела на меня после того, как я был приписан к эскортному эсминцу «Джозеф К. Тауссиг» в качестве «чинарика», или офицера механика, чьими владениями было топочное отделение, где располагались корабельные котлы. Я, безусловно, был первым офицером в кочегарке на борту «Тауссига», который проводил собственные осмотры корпуса – я сам нырял – и который носил зеленую униформу, обшаривая под, внутри и снаружи весь котел и двигательную установку, прежде чем я подписывал бумаги, что какие то конкретные работы были сделаны.
Шесть месяцев на борту «Тауссига» были для меня важным переходным периодом. Так вот, я жил в Офицерской Стране и ел в кают компании, но единственное, что действительно отличало меня от остальных – это нашивки с одной шпалой на воротнике, моя бежевая униформа и тот факт, что многие из рядовых называли меня мистером Риком, что я считал предпочтительнее, чем когда меня звали мистером Диком. (Игра слов – Dick как сокращенная форма имени Ричард и dick – как мужской половой орган в разговорной речи, «хер». Прим. перев.)
энсин я был или нет, но я все еще думал как рядовой. И это помогло, когда дело дошло до выполнения моей работы. Я уже слышал все оправдания рядовых, потому что я их сам использовал. Я знал, как отличить хороших старшин от плохих. С того самого дня, как я получил назначение, я знал, что не смогу принять стиль руководства выпускника Академии, который часто бывает отстраненным, холодным и отчужденным по отношению к своим людям, потому что я не отстраненный, холодный или отчужденный парень. С другой стороны, я больше не был рядовым и у меня была команда, которую я должен был возглавить – даже если лидерство означало сделать трудный выбор.
На более приземленном уровне лидерство заключается в том, чтобы научиться принимать решение, а затем придерживаться его, несмотря на то, что вас упрекают, уговаривают и упрашивают изменить свое мнение. В первый раз, когда я отменил отпуск своей команды на берег, потому что еще предстояла работа над котлами, это стало одним из самых трудных решений, которые я принимал в своей жизни.
Почему? Потому что я был моряком и знал, как много означает для них ночь на берегу.
Тот факт, что я пришел из UDT, также помог мне установить хорошие рабочие отношения с моими коллегами офицерами. Большинство из них знало, на что способны боевые пловцы и уважало меня за это, даже если у них не было никакого желания идти по моим стопам. Я также хорошо ладил с Эрлом Номерсом, шкипером «Тауссига», и мои оценки были намного выше среднего.
Но у меня не было настоящего будущего в качестве корабельного офицера и я это знал. В очереди передо мной стояло слишком много выпускников Академии. Во флоте шестидесятых годов академическое братство было очень сильным. Перстень выпускника был талисманом успеха – а я был голый. На моем горизонте не было ни авианосца, ни фрегата УРО – ни даже «Тауссига».
Первые американские боевые части прибыли во Вьетнам 8 марта 1965 года. В тот день подразделения третьего полка морской пехоты третьей дивизии морской пехоты высадились на берег вблизи Дананга. «Кожаных загривков» встретила табличка с надписью: «Добро пожаловать морской пехоте США. 12-я команда подрывников подводников». Боевые пловцы были одними из первых американских военных, отправившихся во Вьетнам.
SEAL появились позже. Я находился на «Тауссиге», когда в феврале 1966 года узнал, что первая команда из Первого отряда SEAL в Сан Диего отправилась во Вьетнам. Я твердо чувствовал, что с западным побережьем в игре, Второй отряд SEAL не будет далеко отставать. Поэтому я дергал за каждую ниточку, чтобы меня туда перевели.
В мою пользу говорило то, что я был молод – в то время мне было двадцать пять – и был опытным боевым пловцом.
В то время было не так уж много офицеров, которые соответствовали таким требованиям. Это заняло три месяца долгих ухищрений, умасливаний, уговоров и угроз, но в мае я вернулся в Литтл Крик и был назначен командиром отделения во Втором отряде SEAL.
Я возвращался с тренировочного цикла в Пуэрто Рико со своим отделением – отделение «Браво» второго взвода – и мы только что прилетели на военно морскую базу Норфолка, когда я увидел на летном поле нового командира отряда, капитана третьего ранга Билла Эрли.
– Марсинко, причина, по которой я собираюсь отправить тебя во Вьетнам, не имеет ничего общего ни с логикой, ни с теми жалкими объяснениями, что ты тут начал мне излагать. Я хочу отправить тебя к этим несчастным вьетнамским ублюдкам по двум причинам. Во первых, это оставит тебя без твоей киски. Это сделает тебя особо злым, что приведет к большому количеству жертв среди вьетконговцев и я в результате буду хорошо выглядеть. Во вторых, ты самый младший парень из здесь присутствующих – так что, если ты наступишь на мину, или попадешься на снайперский выстрел, мы не потеряем много опыта и я все равно буду хорошо выглядеть. Так что пакуй свою сумку.
... мы обосновались в Тре Нок, примерно в миле от авиабазы Бинь Туй. Тре Нок находилась на реке Бассак, одной из пяти основных водных артерий, проходящих через дельту Меконга. (С юга на север это были реки Меконг, Бассак, Котьен, Хамлуонг и Метоу. Каждая из них следует в основном течении с запада на восток, из Камбоджи в Южно Китайское море). В Тре Нок у военно морского флота была штаб квартира патрульных речных катеров; 116-я оперативная группа.
Мы были назначены в 116-ю для поддержки в регионе операций на реках, которые получили соответствующе звучащее кодовое название «Гейм Уорден», наша задача заключалась в помощи ПРК в перехвате поставок Вьетконга, которые осуществлялись на курсирующих сампанах или носильщиками – перетаскиванием через отмели. Мы также должны были перехватывать курьеров ВК, убивать или захватывать их и передавать разведке флота всю информацию, которую они несли.
Офицеры редко слушают рядовых достаточно внимательно. Я это делал. У меня это вошло в привычку. И я многому научился. Например, от своего свежеобретенного морского папочки шефа на ПРК, я узнал, что Чарли имеют привычку увязывать свои операции с нашими патрулями ПРК. Офицеры в 116 м отформатировали войну. Операции проводились по учебнику: постоянно и последовательно. В результате, сказал шеф, Чарли точно знали, как мы действуем.
Все, что надо было сделать Чарли, это подождать, пока пройдет ПРК. Потом он пошлет приманку – может быть гражданского, может быть, добровольца – через реку на сампане или плоту. Если бедолагу подстрелят или захватят, ну что же, очень печально. Но Чарли также предполагали, что согласно нашим официальным методикам действий ВМС США, как только действие было начато, выполнено и прекращено, на этом было все – и ПРК двинется дальше. После того как он, пыхтя, исчезнет из виду, ВК отправят свои основные конвои снабжения или войска и двинутся через реку.
Лучше всего ложные цели работают, если вы способны установить свои часы по действиям противника, а ВК смогли установить их с помощью ВМС США. Я был полон решимости это изменить.
Патрульный речной катер – это замечательный катер. Он тридцать один фут (9,45м) в длину и в качестве двигателя имеет водометы, что означает небольшую осадку, и он быстр – примерно двадцать восемь или двадцать девять узлов – и очень маневренный. Они были вооружены спаркой пулеметов калибра .50 в носовой части, нарезными 81 мм минометами в корме и 40 мм гранатометами «Ханивел» Мк 18 с ручным приводом (перезарядки – прим. ред.) над люком двигателя. Экипажи также брали с собой в ассортименте М 16, пулеметы М60, автоматические .45 и иногда .38 е.
ШТЛ сделаны из стекловолокна, с двумя 110-сильным подвесными моторами «Меркурий». Они быстрые. В средней части судна установлена тренога для крупнокалиберного пулемета. Передние планшири имеют штыревые установки для пулеметов М60 по правому и левому борту. У нас были также 57 мм и 90 мм безоткатные пушки (безоткатные орудия М18 и М67 – прим. перев.), позволявшие стрелять с плеча, которые вели огонь как фугасными, так и картечными выстрелами, которые были наполнены круглыми пулями и причиняли много травм, если в кого то попадали.
Один из лейтенантов Второго отряда SEAL, Ларри Бейли, взял на себя командование одним из катеров «Майк» – то есть, бронированного среднего десантного катера, или СДКА, оснащенного 81 мм минометом, плюс парой М60 и крупнокалиберных пулеметов.
Шкипер Уитэм не был дураком, он понял, что я собираюсь убить Генри, или Хэнк Мастин собирается отправить меня в кандалах в Ливенворт. (Форт Ливенворт, штат Канзас, где располагается тюрьма строгого режима Министерства Обороны США. прим. перев.) Так что было решено, что «Веселая банда убийц мародеров Марсинко» отправится на сорок километров в северо восточном направлении, к Му Тхо.Там флот держал на реке флотилию патрульных речных катеров.
Му Тхо был попроще, чем Тре Нок. Причал для ПРК был построен из деревянных досок на плавающих 50 галлонных бочках из под топлива, прикрепленных к паре хлипких свай. Офисы, склады и мастерские были расположены прямо на берегу реки в сборных помещениях из бетонных плит и алюминиевого сайдинга – или в полукруглых металлических ангарах. Однако, мы жили хорошо. В паре кварталов от реки стояла старая гостиница в европейском стиле – возможно, ее перенесли из Парижа Хемингуэя – где спали американцы. Там были скрипучие вентиляторы, подвешенные к высоким потолкам, жалюзи на окнах и французская мебель
Мы без суеты начали свое патрулирование, катаясь по реке с ПРК, разговаривая со старшинами, узнавая, какими маршрутами двигались Чарли, когда они пересекали реку, где они устраивали свои переправы и почему они двигались. Затем последовали короткие патрули – ночные вылазки, вроде той, что мы делали из Тре Нок и статические засады. Я называл эти патрули «Мастинами», потому что именно так Хэнк представлял себе действия SEAL – в качестве поддержки всего спектра речных операций.
Мы еще были зелеными, все еще изучали законы джунглей. Поэтому, как и в первые дни обучения в UDT, я не делал ничего вопиющего. Вместо этого, не подвергая опасности «Браво», я укрепил уверенность отделения аккуратными ударами, патрулями, которые гарантированно включали убийства вьетконговцев. Но каждый раз, когда мы патрулировали, я уводил нас все дальше и дальше вверх по каналам. Когда «Браво» освоились с каналами, мы вышли на дамбы.
Мы начинали ярд за ярдом, пока нам не стало комфортно продвигаться на километр или два. Мы схватили нашего первого пленного – Патч Уотсон и Орел Галлахер вынырнули на него из зарослей тростника и чуть не довели беднягу до сердечного приступа – и допросили его, прежде чем передать АРВН, Армии республики Вьетнам, которую я обычно называл «Марвин Арвин».
Примерно через месяц я повел ребят еще дальше. Мы выходили ночью, скатывались с ШТЛ, переплывали канал, взбирались на дамбу или тропу и устраивали засаду на триста четыреста ярдов (прим. 270 365м) дальше от берега, чем ожидали Чарли. По мере того, как мы становились все более уверенными в себе, мы продвигались все дальше и дальше от реки, проходя по дамбам, по которым курьеры ВК доставляли разведданные, устраивали засады на конвои сампанов, когда они грузили барахло, которое везли через Камбоджу из Ханоя по тропе Хо Ши Мина.
Мы учились вести разведку и то, что нужно искать. Сначала мы оставляли кое что из личных вещей ВК. Потом я понял, что это был важный источник сведений, и мы собирали все, что могли достать.
Я рассматриваю свой первый тур во Вьетнаме как своего рода Бытие Специальных Методов Ведения Войны, в котором я был воссоздан из первобытной грязи дельты и очищающего жара огня нашего оружия.
Вначале был я зеленым энсином, который всю свою жизнь только и делал, что говорил о том, как надрать задницы и захватить пленных, но никогда этого не делал.
Затем наступил вечер и утро моего Первого Дня – остров свободного огня, куда отправился я, чтобы поднять шум и поиграть со своими игрушками.
Вечером и утром моего Второго Дня была засада на курьера, где узнал я, как использовать воду и землю в интересах своих и как убить врага моего.
Вечером и утром Третьего Дня научился я ценить плоды разведки, и начал я собирать каждый клочок бумаги, дабы узнать, где находится голова Чарли.
Вечером и утром Четвертого Дня научился я не действовать по установленному распорядку, и поэтому начал работать как днем, так и ночью, выбирая цели по возможности, вместо того, чтобы возвращаться в одни и те же места снова и снова.
Вечером и утром Пятого Дня начал я взывать к нашим системам поддержки – «Плодитесь и разможайтесь». И воистину, там были вертолеты и «Призраки», катера «Майк» и ПРК, и были они хороши и смертельно опасны, и помогли они мне убить врагов моих.
Вечером и утром Шестого Дня начал я создавать операции по своему образу и подобию – расширяя их дальность, свирепость и мощь, сплетая вместе десятки разрозненных нитей. Я начал прислушиваться к разведданным от «Марвин Арвин», а также к нашим собственным; начал я брать чухои – перебежчиков – в патрули, наблюдая, как они передвигаются по тропам и обращая пристальное внимание на то, как разговаривают они с местными жителями, или ищут мины ловушки и скрытые бункеры, чтобы мог я научить своих бойцов копировать их методы.
Фактически, вьетконговцы изменили мой взгляд на ведение войны.
Чарли воевали весьма неплохо – я должен был быть лучше. Поэтому я забрал то, что работало и выбросил то, что не работало, я переделал такие основы, как методы нашего патрулирования: от Чарли, к примеру, я научился путешествовать налегке. К началу весны 1967 года мы уже носили одну флягу вместо двух положенных, заменив вес воды пулями и гранатами. Мы не брали с собой еды – не было никакой причины оставлять мусор и, в любом случае, мы никогда не были в поле достаточно долго, чтобы потребовались пайки. Мы изменили наше полевое снаряжение, поменяв рюкзаки на разгрузочные жилеты, в карманах которых мы проделали отверстия, чтобы из них немедленно сливались грязь и вода, мы не брали запасную одежду или пончо. Мы спали под открытым небом, маскируясь тем, что нас окружало. Как и ВК, мы стали партизанами, живущими за счет земли, вместо того, чтобы действовать как захватчики.
Техника сработала. «Браво» не несло потерь, за исключением нескольких царапин, синяков и мелких ран. Не было ни серьезных ранений, ни убитых в бою.
И после того, как я объединил все эти вещи и овладел искусством выслеживания и убийства, наступил вечер и утро Седьмого Дня. Согласно Библии, на Седьмой день Господь отдыхал.
Но для SEAL вечер и утро Седьмого Дня – это время пойти и уничтожить своего противника. В конце концов, Господь SEAL – это Яхве, Господь Ветхого Завета, суровый, мстящий око за око Господь пустыни, Господь, который сказал: «Теперь иди и порази Амалика, и истреби все, что у него; и не давай пощады ему».
Позвольте мне сказать иначе: у каждого из нас есть свое видение Высшего Существа. В моем понимании Господь – это главстаршина UDT. И говорит он совсем как Эв Барретт. И он не дает отпусков за хорошее поведение.
Вечер и утро моего Седьмого Дня выпали на 18 е мая 1967 года на густо заросшем участке земли под названием остров Ило-ило, в дельте Меконга.
Ило-ило находился в устье дельты, где река Митхо впадала в Южно Китайское море. Остров в форме мускатного ореха лежал в трех восьмых мили от обоих берегов. Он был не так уж велик – около полумили в длину и тысячу футов (прим. 300м) в ширину.
Я слышал об Ило-ило уже несколько месяцев. При этом ничего от офицера связи разведки военно морского флота в Ми Тхо. Но разведке военно морского флота, которую некоторые люди считают оксюмороном, обычно требовалось девяносто дней, прежде чем они наконец сообщали что то на уровне отделений. (В оригинале игра слов: IIo-ilo, название острова и NILO – Naval Inteligence Liason Officer. Прим. перев.) Мне всегда казалось странным, что военно морской флот никогда не считал, что разведданные могут быть также полезны подразделениям в поле, как и адмиралам.
Так что, хотя разведывательные белки были великолепны в сборе своих фактоидных орешков, анализе того, что у них было, в написании пачек докладов и записок, они почти никогда не отправляли ничего обратно в нашу сторону. Это кое что говорит о том, как военно морской флот вел войны, даже тогда.
Проблема сбора разведывательной информации в те дни (и, в значительной степени, сегодня) заключается в том, что практически любой сбор военной разведывательной информации направлен на поддержку – и, следовательно, доводится до сведения – больших подразделений.
Мы обогнули юго западную оконечность острова, пару раз сделали финты, чтобы сбить с толку любого, кто мог за нами наблюдать, затем скатились из лодок с противоположной от берега стороны и заплыли в самый широкий из каналов. Грязь была серьезным фактором даже для пловца, потому что вода была заполнена илом. По мере того, как мы продвигались вперед, погружаясь в канал по грудь, становилось все хуже. Дно было липким, как горячая смола, что замедляло наше продвижение, и, что еще хуже, делало его шумным.
Грязь была везде: в карманах, ботинках, оружии, магазинах. Пройдя по каналу одну восьмую мили, мы выбрались на берег, установили оборонительный периметр и полчаса чистили оружие. Ил был настолько густым, что нам пришлось разобрать магазины к М 16 и промыть пружины и подаватели. На дне каждого был почти дюйм ила – более чем достаточно, чтобы сделать их совершенно непригодными.
Ило ило отличался от любого места, которое я видел во Вьетнаме. Растительность больше походила на прибрежные острова Вирджинии или Северной Каролины, чем на джунгли Юго Восточной Азии. На берегу не было пальм; вместо них мы нашли плотные, крепкие молодые побеги, колючий кустарник и густую лозу, резать которые приходилось мачете. По мере того, как мы продвигались вглубь острова, он становился все более тропическим, с пальмами, широколистными растениями джунглей и высокими болотными травами, к которым мы привыкли в дельте. Незадолго до двух часов дня пошел дождь. Прохлада была желанной – от нас шел пар, вода лилась потоком минут пятнадцать, а потом перешла в морось.
Не успели мы пройти и трехсот ярдов, как резко свернули влево. В ноздри ударил сильный запах дыма.Удивительно, как часто это случалось в дельте: мы ничего не слышали, не видели и не чуяли, пока не оказывались прямо над ними. Как будто джунгли были невидимыми стенами разделены на комнаты.
Перед хижинами, наблюдая за кипящим котелком и болтая как бойскауты, сидели на корточках пятеро вьетконговцев в шортах и свободных пижамных рубахах. Их АК 47 были прислонены к козлам напротив хижин, сандалии сняты. Трое из них курили.
Вдалеке я слышал рычание дизелей «Майка». Чарли тоже их слышали, но это их не касалось.
Наверное сотни катеров с пыхтением проплывали мимо Ило ило и ни одного непрошеного гостя. Так что Чарли не волновались. Никакого наблюдения они не вели. В этом не было необходимости: Чарли знали, что они могут читать американцев как книгу.
Я сполз вниз, с трудом удерживаясь от улыбки. Мы собирались написать им новую главу и, насколько я мог судить, с неожиданным финалом...
То, на что мы наткнулись, было именно тем, что я надеялся найти: крупная перевалочная база ВК, пит стоп для курьеров, когда они двигались на север и юг, идя в Сайгон или из Сайгона, или на запад, к камбоджийской границе. Это был самый большой лагерь ВК, который я когда либо видел.
За хижинами виднелась пара замаскированных бункеров. Мы взорвали их гранатами. Мы взяли матерчатые сумки, которые ВК носили вместо планшетов, и все бумаги, которые смогли захватить. Мы нашли канистру с керосином, облили все медикаменты и продукты, а потом подожгли.
Мы уложили ВК в аккуратный ряд, чтобы их приятели могли легко их найти. Потом мы заминировали трупы.
Поперек канала в пять ярдов шириной была натянута растяжка, почти такая же невидимая, как одиночная нить паутины. Мы отступили.
– Давай отследим ее.
Мы с Патчем направились к противоположным берегам. Я проследил за нитью, которая вела вверх по насыпи, через изгородь из колючего кустарника, к толстому стволу дерева, где была прикреплена к кумулятивному заряду.
Эти ублюдки – они были хороши. Я свистнул Орлу Галлахеру, эксперту «Браво» по разминированию. Орел осторожно снял заряд и мы снова двинулись вперед. В десяти ярдах вверх по каналу, мы обнаружили еще одну серию мин ловушек. На этот раз Чарли заложили заряды в самом канале и протянули растяжки и ручные детонаторы через густые заросли, которые спускались прямо к воде. Черт возьми, если бы мы вошли через парадную дверь, нас бы порубили на куски. Неудивительно, что ВК на перевалочной базе не волновались.
Экскурсию «Браво» на остров Ило ило ВМС США назвали «самой успешной операцией SEAL в дельте». За то, что я ее возглавлял, я получил первую из своих четырех Бронзовых звезд, а также вьетнамский Крест Доблести с Серебряной звездой от АРВН. Это был долгий вечер и утро моего Седьмого Дня.
Во Вьетнаме я был свидетелем большого количества примеров, когда старшие офицеры, сидевшие большую часть времени за столами, давали друг другу медали – и речь сейчас идет о Бронзовых Звездах или Серебряных Звездах – потому что они катались на «пибере» или «Майке» один два раза. Это были те же самые люди, которые прыгали на меня за то, что мои методы допроса могли быть немного грубыми – я не заходил дальше рукоприкладства с ВК или шлепков по ним, чтобы получить информацию. Или злились на меня, потому что я позволял своим мародерам сделать фарш из двух трех молодых, невинно выглядящих, ничего не подозревающих ВК. Ну, я не собирался беспокоиться о том, правильно ли я убиваю ВК (интересно, что такое неподобающее убийство), потому что, по крайней мере, я и мои ребята были в пустошах, убивая их, а не сидели за письменным столом, в уютном бункере, поглаживая своих мулов.
Я видел и лучшее, и худшее от своих товарищей офицеров во Вьетнаме. С одной стороны, были такие парни как Фред Кочи, который повел бы своих людей в ад и обратно, если бы у нас был шанс перехватить конвой ВК или потопить группу сампанов, но были и другие – трусы, которые посылали своих людей делать то, что не хотели, или не могли сделать сами. А бюрократы, которые занимались бумажной работой вместо того, чтобы вести своих людей на поле боя, потом представляли себя к Серебряным звездам только за то, что услышали звуки стрельбы. И воры – офицеры, которые попросту воровали свои награды.
Я помню одного скотомудилу в звании капитана (он звал себя Орлом, но он был настоящим индюком), который украл Серебряную звезду у рядового – он фактически присвоил себе эту проклятую медаль – потому что Линдон Джонсон приезжал в Камрань и он хотел, чтобы президент повесил ее ему.
Был ли этот капитан в бою? Скажем так – он катался на ПРК каждые шесть семь дней. Все остальное время он перебирал бумаги. Неужели в него стреляли? Может быть, раз или два. Не так, как в рядовых, старшину, который командовал катером, и которые были в самом замесе в течение нескольких месяцев. Но этого старшину бортанули. Конечно, он в конце концов получил свою медаль, но президент должен был повесить ее на грудь ему, а не приколоть на мундир какого то самодовольного говнюка.
Во Вьетнаме я приобрел репутацию негодяя, отщепенца, одиночки. Отчасти это было заслуженно – мне всегда было трудно подчиняться приказам людей, которых я не уважаю, и я давал им это понять. Мои характеристики с 1967 года отражают мое бунтарское отношение. Я был признан «Выдающимся – один из 100» в таких областях как воображение, трудолюбие, инициатива, отношение к делу («позитивная и восторженная манера, в которой он выполняет свои обязанности») и профессиональные знания.
Но меня оценивали только как «исключительного» в таких областях как надежность, личное поведение и сотрудничество.
Теперь «исключительный» может звучать хорошо, но – как мне сказали в то время – это не слишком помогает загладить прежние карьерные грехи. И области, где я был оценен ниже всего, были теми областями, которые выше всего ценило мое начальство. Мое личное поведение было агрессивным и резким. Я ругался как матрос. Я был не против рукоприкладства по отношению к людям, если они меня бесили.
Потом была кастовая система. В какой то момент мы с Патчем Уотсоном были в Сайгоне, гоняясь за каким то снаряжением и решили, что неплохо было бы перехватить себе настоящий американский стейк и пару прохладительных напитков. Так что мы направились к ближайшей жральне – это оказался офицерский клуб – и вошли в дверь.br> Там дежурил военный полицейский. Он посмотрел на мои «шпалы» энсина и кивнул. Но он положил руку на грудь Патча. Это был опасный поступок.br> – Извините, сэр – сказал он мне – Только для офицеров.br> Я сграбастал Патча прежде, чем он успел нанести телесные повреждения. Потом мы вышли за дверь и завернули за угол. Мы были одеты в зеленую униформу и фуражки морской пехоты, поэтому я взял свои «шпалы» энсина, закрепил одну в центре моей фуражки, а одну в центре фуражки Патча, как у лейтенантов морской пехоты. Потом мы вернулись обратно, отсалютовали военной полиции и заполучили наши стейки.br> К черту правила: я всегда чувствовал, что если человек достаточно хорош, чтобы умереть со мной, он достаточно хорош, чтобы со мной есть. Однако многие из моих коллег офицеров думают иначе.
По мне, «Пурпурное сердце» это не знак чести. Честно говоря, я всегда считал их медалями врагу за меткую стрельбу и счастлив, что никогда не «награждался» им.
Итак, моя философия в бою всегда заключалась в том, чтобы убить моего врага до того, как у него появится шанс убить меня, и использовал все, что для этого потребуется. Я никогда не давал Чарли передышки. Я стрелял из засады. Я использовал превосходящую огневую мощь. Я никогда не вступал в рукопашный бой, если не было абсолютно никакой альтернативы – для меня боевой нож был инструментом, а не оружием.
Все эти окрики, бои на ножах, карате дзюдо кунфу которые вы видите в фильмах про Рэмбо Джембо, это просто чушь собачья.
Реальные правила войны просты и эффективны: держитесь на расстоянии вытянутой руки, когда это возможно, и стреляйте без колебаний во врага, прежде чем он вас увидит. Так что тот факт, что семеро из нас только что сделали кровавый фарш из пяти недоедающих, ничего не подозревающих, невооруженных вьетнамцев, не показался мне безжалостным, аморальным или несправедливым. Все мои бойцы были еще живы, а противника стало на пять человек меньше.
Вернувшись в Литтл Крик, я убедил командира Второго отряда SEAL Скрутелли Эрли назначить меня на второй тур во Вьетнам. Будучи лейтенантом, я имел право командовать своим взводом. В первый раз я был салагой – салагой энсином, и, хотя Фред Кочи давал мне полную свободу действий, я не мог быть настолько низким и грязным, как мне хотелось. Более того, если бы мне дали полный взвод, я мог бы использовать более крупное подразделение из 14 человек, чтобы расширить параметры флотской войны специальными методами дальше, чем они были ранее когда либо продвинуты – хотя, конечно, я никому не говорил этого в командной структуре.
Это заняло у меня около двух недель постоянного лоббирования, но после некоторых необходимых телодвижений, шкипер Эрли, наконец, дал мне восьмой взвод.
Я попытался взять реванш с тренировками восьмого взвода. Я был полон решимости начать действовать, как только мы попадем во Вьетнам, и я хотел подготовить людей к тому, что их ждет.
Я довел их до предела. Я отвез их в Панаму, чтобы они привыкли работать в тропическом климате, позволив латиноамериканским инструкторам специальных подразделений Армии показать свой номер «Джунгли твой друг». Затем я вызвался со своим взводом добровольцем в качестве «агрессора» во время тренировок «зеленых беретов». Я был рад видеть, как мы выбили дерьмо из Армии. Мы играли с ними в разные головоломные игры: подкрадывались по ночам и привязывали их к гамакам. Украли у них еду и оружие. Вытаскивали из карманов бумажники и писали мерзкие письма их женам и подругам. Несколько офицеров специальных подразделений обвинили нас в нечестной игре.
– Скажите это ВК, когда будете сидеть по ту сторону камбоджийской границы – ответил я. – Просто идите в джунгли со скрещенными пальцами и кричите – «друзья». Они обратят внимание. Они просто обожают играть честно. Каждый ВК, которого я когда либо убил, носил переплетенный в кожу экземпляр правил маркиза Куинсберри рядом с портретом Хо Ши Мина.
Правила? Я их кучу поломал во время тренировок. Но я больше беспокоился о том, чтобы сделать ситуацию реалистичной для солдат, чем о том, как бы не задеть самолюбие какого нибудь офицера. Например, несмотря на правила, я делал упор на занятия с боевой стрельбой, которые имитировали ситуации во Вьетнаме, а не безопасные легкие упражнения, которые не готовят вас к тому, что в вас будут стрелять. Когда мы ходили по тропам в Кэмп Пикетт или Форт Эй Пи Хилл, мы делали это со взведенным и заряженным оружием – так же, как ходили по тропам. во Вьетнаме. Я помнил, как плохо второй взвод стрелял по буксируемым мишеням, поэтому мы неделями тренировались, пока не смогли поразить то, во что целились – днем или ночью. Мы снова и снова отрабатывали технику проникновения и эвакуации, пока не смогли быстро и бесшумно организовать засаду, потому что под огнем я обнаружил, что именно в это время подразделение наиболее уязвимо.
Я учил бойцов восьмого взвода оттачивать свои инстинкты и немедленно реагировать.
– Никогда ничего не предполагай – твердил я. – Даже когда ты чувствуешь себя в полной безопасности.
Я бесконечно проповедовал целостность подразделения. И мы практиковали то, что я проповедовал. Мы ели, пили и веселились всей компанией. Мы разоряли бары в Вирджиния Бич, а когда заканчивались все желающие, мы начинали крушить друг друга. Это был нетрадиционный способ инициации всех этих четырнадцати человек, которые обучались как воины, но – за несколькими исключениями – еще не побывали в битве.
Пьянка была важным элементом процессом слияния. Это было больше, чем просто бесцельные вечеринки с мачо дерьмом или состязание «выпей одним глотком» в доме студенческого братства. Я всегда верил во фразу «истина в вине». Пять или шесть часов буйной вечеринки после 12 часового дня жестких тренировок позволили мне увидеть, как мои ребята будут действовать, когда они будут разбиты, почти неуправляемы и чудачить – и как хороши они будут на следующее утро, когда будут поддерживать пульсирующие головы с налитыми кровью глазами – но все еще должны будут проплыть шесть или семь миль, бежать десять, или сдавать квалификацию по стрельбе.
Всего нас было четырнадцать человек, один лучше другого, и взводная статистика показывала это. Мы прибыли в Бинь Тху 17 декабря 1967 года и отбыли 20 июня 1968 года. За шесть месяцев мы провели 107 боевых патрулей. Мы убили 165 вьетконговцев, которых могли подтвердить, плюс еще 60 или около того вероятно. Мы захватили чуть меньше 100 вьетконговцев, уничтожили пять тонн их риса, одиннадцать тонн медикаментов, захватили кучу оружия, взрывчатки и других смертоносных вещей, потопили десятки сампанов и взорвали больше хижин, бункеров и заблокировали каналов больше, чем мне хотелось бы помнить.
Мы делали это не просиживая на задницах в статических засадах. Это была пассивная тактика, которую Хэнк Мастин изобрел во время моего первого тура. А серферы простаки с западного побережья из Первого отряда SEAL все еще покорно выходили и прятались каждую ночь в джунглях, ожидая появления ВК – и регулярно давали себя убивать в большом количестве, когда это делали.
Мы отправились в свой первый патруль 26 декабря – со смертельными вестями о беспокойстве и отсутствии каких либо приятных известий для ВК. Мои эльфы совершили ночную вылазку на остров Тань Бинь на реке Меконг в провинции Винь Лонг, отправились на охоту и убили пятерых мистеров Чарли. Плилятного, вашу мать, Лоздества.
Когда штаб обнаружил, что я никого не поддерживаю этой ночью, они попытались вызвать меня по радио, чтобы отозвать нас. Каким то образом, как я серьезно объяснил им позже, сигналы от Бинь Тху к «пиберу» были слишком слабыми, чтобы их можно было разобрать. И после того, как мы высадились, ну, мы перешли на режим радиомолчания, так что наши приемники были выключены. Кроме того – я сообщил им, что делаю. Я написал свой оперативный план, как мне и было приказано.
«Если не будет приказано иное» – написал я – «Восьмой взвод тайно высадится на острове Тань Динь, чтобы произвести разведку местности, и выяснить, где сосредоточены войска противника, курьерские сети, коммуникационные здания и основная инфраструктура ВК». Не имело значения, что Хэнк Мастин или командир 116 й тактической группы, недоумок капитан 1 го ранга, не провели операцию на реке в пятнадцати милях до Тань Дин. Я написал план, оставил его в центре связи и приказал радисту подождать два часа, прежде чем он доставит его Мастину. Никто не давал мне иных указаний, так что мы делали именно то, что хотели. К тому времени, как мы вернулись, Хэнк был вне себя от ярости. Но что он мог поделать? Мы получили пять подтвержденных убийств и еще три вероятных – хорошая ночная работа для опытного взвода, не то что для кучки зеленых новичков. Он только покачал головой, без особого энтузиазма выпроводил меня и остался в одиночестве.
К концу наших первых двадцати пяти дней мы выполнили чуть меньше дюжины патрулей, убили около двух дюжин вьетконговцев, захватили еще дюжину, разрушили сорок девять хижин, шестьдесят четыре бункера, уничтожили три тысячи фунтов (примерно 1,3 тн) риса, сожгли две рыбацкие базы и потопили кучу сампанов. Я слышал, как некоторые ворчали по поводу наших методов, но никто, начиная с Хэнка Мастина, не мог пожаловаться, потому что мы были чертовски эффективны. Мистер Чарли определенно знал, что кто то скверный только что вселился к нему в качестве соседа.
Одна из причин замешательства ВК была в том, что мы уже начали превращаться в туземцев. Я перестал носить американские армейские ботинки во время моего первого вьетнамского тура, взяв вместо них кроссовкоподобные ботинки, которые носили южновьетнамские войска. Нет смысла оставлять следы от подошвы 11 го гринго размера с клеймом правительства США, чтобы мистер Чарли следовал по ним. В течении первого месяца нашего пребывания в стране мы начали обменивать наши легкие «Марвин Арвин» ботинки на сделанные из покрышек сандалии, столь любимые вьетконговцами. Мы носили их не в каждом патруле, только тогда, когда на мили уходили по узеньким каналам и дамбам, разведывая деревню ВК, прежде чем пробраться внутрь и похитить тела. По мере того, как мы продвигались все дальше и дальше вверх по дамбам в джунгли, я даже начал ходить по тропинкам босиком. Было легче чувствовать мины ловушки без обуви – и отпечатки, которые я оставлял, действительно заставили ВК почесать головы.
Некоторые парни начали оставлять свои М16, беря вместо них трофейные АК 47. Патронов для АК всегда было много, потому что мы их забирали с трупов ВК – в округе было больше вьетконговцев, чем круглоглазых – и эти винтовки издавали свой собственный характерный звук, совсем не похожий на «кра а а ак» высокоскоростных патронов .223 калибра к М16.
Это было больше, чем просто смена обуви и оружия. Мы начали думать, как партизаны, становясь все более и более жуткими и грязными. Хосс Кучински всегда носил с собой два три одноразовых противотанковых гранатомета. Они были полезны при взрыве хижин или разрушении тоннелей. Мы оставляли трубы от них – заминированные. Мы также проверяли боеприпасы ВК. Если мы найдем большой тайник с ними, то прихватили бы пару ящиков, а потом поработали над ними так, чтобы они взорвались при выстреле. В следующий раз мы возьмем ящики с собой и оставим их в тайнике. На твою погибель, Чарли.
Я открывал для себя новые и удивительные способы, которыми можно морочить голову мистеру Чарли. Иногда мы носили ботинки гринго достаточно долго, чтобы оставить заметный след – след настолько широкий и глубокий, что он сиял, как неоновый. Но потом мы переходили на вьетнамские ботинки или сандалии, или ходили босиком, осторожно возвращаясь назад и – как раз там, где следы гринго становились наиболее заметными, прятали в траве нажимные коврики. Коврики были детонаторами, которые мы прикрепляли к минам «Клеймор» – смертоносным осколочным фугасным зарядам. Это был вполне респектабельный способ восьмого взвода сказать ВК: «Привет ребята, мы ту у у у т»
Некоторые люди из отрядов «Майк» начали носить черные пижамы ВК во время своих рейдов и эта идея мне показалась хорошей. Я спросил, не может ли он принести мне пару дюжин, большого размера. Они прибыли на следующий день. Из другого источника я нарыл несколько старых французских камуфляжных костюмов и ими мы тоже запаслись. Я хотел заставить ВК задуматься, кто же на самом деле эти люди в Масках. Это призраки в черных пижамах или остатки французского Иностранного легиона?
Итак, во второй неделе января, я реквизировал пару вертолетов ВМФ «Си Вульф», взял с собой на прогулку весь взвод и помчался вверх по реке, распевая на ходу «I Can’t Get No Satisfaction». Пилоты тоже прониклись настроением, жужжа над деревнями и и резко снижаясь, чтобы омыть свои полозья в реке, пока мы неслись вверх по Бассаку на северо запад в Тяу Док. Мы приземлились в пыльном комплексе сил специального назначения на окраине города возле старого французского отеля, укреплений из мешков с песком, полукруглых железных ангаров связистов, бункеров с боеприпасами, колючей проволоки и сторожевых вышек. Мы оделись, как подобает хорошим туристам: полностью закамуфлированные лица, на головы намотаны банданы, щеголяем в новеньких черных пижамах и вьетнамских ботинках. На наших шеях висели патронташи в стиле Панчо Вильи, мы несли хороший ассортимент специального оружия, чтобы помочь нам принять участие в любом шоу, где нас могли попросить о выступлении. Я таскал в плечевой кобуре 9 мм пистолет с глушителем и перекинул через руку шведский пистолет пулемет «Карл Густав». Горди Бойс взял свой короткоствольный помповый дробовик 12 го калибра из нержавеющей стали с насадкой «утконос». Он выплевывал смертоносный горизонтальный сноп картечи и был эффективен на рисовых чеках. Хосс Кучински взвалил на спину четыре одноразовых противотанковых гранатомета. Род Роджерс и Кларенс Ришер тащили свои «Стонеры» и обмотали патронными лентами торсы. Док Никсон и несколько других парней были с АК 47. Никто не имел ни «собачьих» жетонов, ни нашивок со званием или подразделением. Шестеро из нас выскочили из первого вертолета, помахали ему и затем привели на посадку второй. Он извергнул остатки взвода, поднялся в небо, развернулся и полетел на юг. Из штаба выскочил сержант майор спецназа с широко раскрытыми глазами, похожий на Утреннюю Королеву. Он смотрел на нас сквозь пыль и выражение его лица говорило мне, что ему не понравилось то, что он увидел. – Ты кто такой, черт побери? – Марсинко – сказал я с усмешкой – Лейтенант Джей Джей Марсинко, Второй отряд SEAL, сержант.
... нас с Горди проводили к командиру, полковнику, чей безупречно чистый кабинет мог похвастаться огромным американским флагом на шестифутовом древке, возвышающимся за его серо стальным письменным столом. Он был похож на призывной плакат: накрахмаленная униформа, полевой ремень и сделанный на заказ «Кольт» .45 калибра из нержавеющей стали. Сидит по стойке смирно, старательно закатанные рукава рубашки обнажают загорелые бицепсы, серо стальные волосы аккуратно и строго подстрижены. Все складки были безупречно отутюжены. Его салют посрамил бы строевую команду.
Но все это было лишь фасадом. Сидя за изготовленной вручную табличкой «Главный советник сектора», полковник Блеск и Треск плевался и от него пахло несвежим перегаром от виски. Его глаза за блестящими летными очками в золотой оправе предательски мерцали набрякшими красными прожилками вен алкоголика. Позади них помещалась перепуганная душа манекена, потерявшего всякую жажду боя. Я читал его как книгу – и мне не особенно нравилось ни одно из предложений.
Он приветствовал нас с Горди с той неприязнью и отвращением, какие матроны с Парк Авеню приберегают для пускающего слюни уличного люда, вторгающегося в их пространство. Он спросил, почему я не ношу никаких знаков отличия или жетонов и почему у меня неуставное оружие. Больше всего он хотел знать, кто, черт возьми, послал меня на его священную территорию без письменного разрешения.
Я придержал язык и объяснился. Я рассказал Его Возвышенности, что такое SEAL и как мы можем ему помочь, предоставив навыки, которых не было у его парней из сил специального назначения. Он смотрел прямо сквозь меня, когда я говорил, но кивал во всех соответствующих местах.
Будучи SEAL, мы направились в первую очередь к чему нибудь жидкому. Мы брели по набережной, останавливаясь на пару кружек пива и несколько спринг роллов, так как шли через старый французский колониальный город. Пройдя с четверть мили по набережной, мы наткнулись на большой белый дом, выходивший прямо на Бассак. Это была нехилая резиденция: колючая проволока снаружи, мощно вооруженные охранники в черных пижамах, похожих на наши, подозрительно рассматривающие нас, пока мы прогуливались по дороге.
Я пригляделся к охранникам. Это были не вьетнамцы, а китайские нунги, подлые наемники, способные мать убить. Они были самой горячей едой, что приходилось мне пробовать. Они могли убить тебя просто за то, что ты на них смотришь – и им нравилось убивать тебя медленно. Мой тип людей.
Они работали на моих собратьев по оружию, из организации, которую мы нежно называли «христиане в действии» – или ЦРУ (в оригинале «Christians In Action – the CIA.». Прим. перев.)
Мы покинули Тяу Док вечером тридцать первого – в канун Тет. Идея состояла в том, чтобы установить пост прослушивания над каналом Винь Те, примерно в полутора тысячах ярдов (прим. 1,3 км) к северу от города. Канал находился всего в двухстах ярдах (прим. 180м) к югу от камбоджийской границы и тянулся параллельно ей на многие мили. Сидя там, мы представляли собой заманчивую для ВК цель – и если бы они сделали шаг, чтобы захватить нас, мы вышибли бы из них дерьмо.
Полковник Треск и Блеск – я начал звать его Трус и Блеск – приказал мне, прежде чем мы вышли, написать план на открытие огня, чего я не никогда в жизни не делал.
... планы на открытие огня носят ограничительный характер. Во первых, они дают вам меньше выбора. Мы могли действовать только в трех небольших районах, потому что артиллерийские крючкотворы либо не могли, либо не хотели наносить на свои карты больше трех координат. Так что, если бы мы не столкнулись с проблемами на первой базе, второй базе или третьей базе, мы не получили бы огневой поддержки. Но меня это не беспокоило.
Что меня по настоящему выводило из себя, так это то, что мои люди и я были уязвимы для дружественного огня, если бы отклонились от тех областей, которые указали. Еще одна проблема с планами открытия огня – оперативная безопасность. Чем больше людей будет знать о том, где я буду, тем больше шансов, что кто то позволит узнать об этом мистеру Чарли.
Я подумывал, не послать ли к черту полковника Дерьмоглава, но Дрю и Уэсти предупредили меня, чтобы я не шутил. Так что я подал документы, взяв себе скромный, изящный, самоуничижительный позывной Человек Акула Один. Затем мы взяли наш «пибер» и двинулись вверх по реке.Нас было одиннадцать, ушедших в сумерки, нагруженных таким количеством смертоносных вкусняшек, сколько смогли унести.
Река к северу от Тянь Дока сужалась и делала много поворотов на девяносто градусов. Многие из этих поворотов заставляли вас пересечь красную линию – невидимую границу, разделяющую Вьетнам и Камбоджу. Сегодняшняя миссия, по сути, должна была начаться во Вьетнаме, хотя где она закончится, можно было только гадать. Идея состояла в том, чтобы зайти с севера от канала Винь Те – с той стороны, откуда американцев ожидали меньше всего – и устроить засаду, под видом поста прослушивания.
Примерно в восьми километрах от города, чуть ниже Красной Линии, Джек начал серию маневров, приведших «пибер» близко к береговой линии. После трех или четырех таких финтов мы незаметно высадились, оставив Джека и его экипаж продолжать игру. Если Чарли и наблюдали за ними, то не имели ни малейшего представления, что происходит, поскольку ни один «пибер» никогда не забирался так далеко вверх по Бассаку.
По карте я знал, что это уже в Камбодже. С другой стороны – и мы тоже. Важное дело. Мы взяли направление и начали двигаться на юго запад вдоль ряда дамб, проходящих через ряд осушенных рисовых чек, разделенных небольшими канавами.
– Что случилось?
– Тяу Док – его захватили. Вьетконг предпринял мощную атаку на город, полагая, что все расслабились во время перемирия Тет.
Моей главной задачей, как я теперь понимал, было вернуть моих людей домой живыми. Как я это сделаю, для меня не имело никакого значения. Если это означало, что во время допросов я становился более жестким, даже жестоким по отношению к подозреваемым, так тому и быть. Если это означало, что мы должны были стать более безумными в бою, то это то, что мы сделаем. В самом деле, если сохранить нам всем жизнь было моим первым приоритетом, то убийство ВК было вторым. И, в третьих, развитие тактики SEAL – использование войны для поиска наиболее эффективного способа применения SEAL во враждебной среде. Эти уроки остались со мной до конца моей карьеры.
Кроме того, после Тяу Док я понял, что мы, американцы, ничего для вьетнамцев не значим. Ни для наших предполагаемых союзников на Юге, ни для наших противников с Севера. Это была их война. Они боролись веками. Мы были просто еще одним препятствием для них, еще одним эфемерным вторжением круглоглазых белокожих злых духов. Поэтому они не будут связывать себя с нами – ни как с союзниками, ни как с противниками.
Посольские атташе – будь они направлены к союзникам или к противникам, обучаются как шпионы. Разница в том, что мы следим за союзниками более тонко, чем за противниками. И, в отличие от офицеров разведки из ЦРУ, которые работают тайно под дипломатическим прикрытием, среди стран существует общее понимание, что военные атташе – это, прежде всего, сборщики разведданных, сообщающие обо всем, что видят, в свою штаб квартиру.
Мы с коллегами изучали деликатное искусство шпионажа. Нас учили таким основам, как правильно сделать снимок и затем самим проявить пленку.
Мы научились превращаться в ходячие дихотомии – улыбка с одной стороны, ножи с другой, сохраняя при этом со всеми сердечные отношения. Действительно, инструктора потратили много времени на то, чтобы научить нас выживать в различных социальных ситуациях. Нас учили как напоить других и при этом оставаться трезвыми. Нас учили делать осторожные заметки (в виде записок огрызком карандаша на маленьком листке бумаги, спрятанном в кармане брюк. Мне всегда казалось, что это слегка напоминает почесывание своих яиц). Мы были обучены тонкостям подхалимажа и вытягивания информации из коллег атташе. Нас приучили к тайным радостям распространения дезинформации.
Мне дали ускоренный курс по ЭлРа – электронной разведке – чтобы я знал, какие антенны искать в полевых условиях. Я изучал расшифровку фотографий и научился определять, что перевозят корабли, анализируя контейнеры на палубе.
И, конечно, мы обучались искусству и ремеслу мемконского письма. Мемконы – это товарный запас дипломатического набора. Это слово акроним из MEMorandum of CONversation (записка о переговорах). И если вы когда либо беседовали с дипломатом или шпионом в официальной обстановке, ваши реплики, вероятно, были записаны на бумаге и лежат где то в справочной папке.
Чтобы отточить наши новоприобретенные таланты, мы занимались бесконечными упражнениями, пытаясь вытянуть друг у друга информацию, устраивали вечеринки в баре офицерского клуба ВМФ в Анакостии, чтобы посмотреть, кто может оставаться самым трезвым, выезжали в сельскую местность Вирджинии, чтобы тайно сфотографировать загородные поместья.
После школы шпионов я утрамбовал шесть месяцев изучения французского языка в шестнадцать недель; привел в порядок домашние дела; реквизировал вкусняшки SEAL из Второго отряда, чтобы отправить их в Пномпень; и улетел на славный Восток, не испытывая никаких угрызений совести, покинув Кэти Энн и детей. Во первых, это будет опасное задание. Пномпень был зоной боевых действий, так что военно морской флот не был заинтересован в том, чтобы иждивенцы сопровождали тех, кто там служил. Во вторых, в течении четырех последних лет я играл дома папу и мужа – и довольно успешно. Теперь настала очередь Кэти Энн взять инициативу в свои руки и позволить мне делать мою работу.
В резиденции посла не было, поэтому я связался с заместителем главы миссии, или ЗГМ, Томом Эндерсом. Эндерс, протеже Генри Киссинджера, представлял собой внушительную фигуру. Он был ростом около шести футов восьми дюймов (прим. 203см), с длинными серебристо серыми волосами, зачесанными назад за ушами и толстыми, как донышки у бутылок «Кока колы», линзами очков. Выходец из знатной семьи Коннектикута, получивший образование в Йеле, этот человек выглядел так, словно он был рожден для ношения костюмов в тонкую полоску.
Он мельком глянул на меня и объяснил ситуацию раскатистым аристократическим басом. Первое: сельскую местность, в основном, контролировали коммунистические отряды «красных кхмеров» – раз, так что все, что доставлялось правительству, от пуль до риса и мыла, они получали по реке – два, парень, которого я заменял, был то, что надо, но не слишком много сделал для улучшения ситуации – три. Ситуация была проста – кхмерский флот был в значительной степени неэффективен в предотвращении нападений «красных кхмеров» на конвои снабжения, которые шли вверх по реке из Южно-Китайского моря. Четвертое: число террористических атак в Понмпене за последние шесть месяцев увеличилось в два раза, что не слишком способствовало укреплению морального духа и общественного доверия.
– Что нибудь еще?
– Конечно, капитан 3 го ранга – исправьте это.
Если камбоджийцы проводили операцию – а это случалось почти каждую ночь – я следовал за ними по пятам, чтобы посмотреть, как они справляются. С 03.00 до 04.00 я дремал дома, а затем вставал, переодевался и снова возвращался в штаб кхмеров в 05.00. Я провел в Пномпене в общей сложности 396 дней.
В течении 291 из них я был в бою.
Несмотря на мое неудачное начало с главкомом, я хорошо ладил с начальником оперативного отдела, энергичным офицером кхмером по имени Ким Симанх, который хорошо говорил по английски и предоставил мне свободный доступ в его штаб квартиру.
Самым большим моим вкладом для главкома было создание отряда камбоджийской морской пехоты – хотя сами камбоджийцы звали их «пехота военно морского флота» – подразделения численностью 2000 человек, использовавших 105 мм гаубицы и базирующиеся вдоль реки Меконг для защиты конвоев и нанесения ударов по «красным кхмерам». Я рассказал Киму Симанху и главкому о своих двух турах в дельте Меконга; объяснил, как я наносил удары ВК на дамбах, прежде чем они успевали подготовиться, и как эта тактика может сработать и для них.
Ким Симанх загорелся этой идеей. И, как я и надеялся, пехота морского флота действительно сократила частоту и интенсивность засад «красных кхмеров». Том Эндерс был счастлив. И я чувствовал, что отрабатываю свое жалование.
Я устраивал коктейльные приемы по меньшей мере раз в неделю, обеды – два раза в месяц, смешиваясь и взбалтываясь с атташе из других посольств в лучших традициях шпионской школы. Моим излюбленным противником был советский военно морской атташе Василий.
Мы пили рюмку за рюмкой – я со своим джином, он со своей водкой – и врали друг другу.
– Сколько у тебя детей, Марсинко?
– Семь. Все мальчики. А у тебя?
– Никого. Я холостяк!
Верный шанс. У него, ходили слухи, была жена дома в Москве и трое детей, и он, вероятно, тоже знал всю мою историю. Но мы сидели, пили и лгали, и все хорошо проводили время, а налогоплательщики оплачивали счет.
Самым большим недостатком моего назначения было то, что я ходил на множество кхмерских похорон. Дело в том, что камбоджийцы теряли много людей.
Я достиг всех целей, которые поручил мне Том Эндерс, когда я приехал. За четырнадцать месяцев, проведенных в Пномпене, я сумел утроить численность личного состава старшинского корпуса, а также создать и ввести в строй отряд морской пехоты, который доказал свою мощь и эффективность в бою. И, кроме того, я добыл для главкома ВМФ новые катера – бронированные канонерки, которые мы называли мониторами – и три гаубичные батареи.
Вливания живой силы и вооружений, а также новая наступательная тактика сработали. Число конвоев, потерянных в результате действий «красных кхмеров» сократилось почти до нуля. Взрывы в Пномпене были взяты под контроль.
Я продлил свой тур почти на три месяца, чтобы остаться на сухой сезон, когда катера были наиболее уязвимы. Потом прибыла моя замена.
Я вернулся из Пномпеня, никому ничего не задолжав. Я был аутсайдером, который взял трехлетнюю штабную работу без повышения в звании или зарплате, закончил колледж, а затем отправился за границу в Камбоджу в качестве атташе. В сообществе сил специального назначения некоторые рассматривали эти назначения как дезертирство, а не как способ расширения возможностей.
Это была их проблема, не моя. Я чувствовал, что мои три года в штабе COMPHIBTRALANT и последующий тур в качестве атташе, дали мне возможность вращаться в кругах, в которых бойцы SEAL раньше не появлялись – что могло быть только к лучшему для сил специального назначения в целом и Второго отряда SEAL в частности.
Я побывал в Форт Эй Пи Хилл, где Второй проводил полевые учения и наблюдал, как тренируются взводы. Я бродил туда сюда по офисам, наблюдая, как обрабатываются бумаги и разрабатываются задания. То, что я увидел, мне тоже не очень понравилось.
В терминах отрядных подонков, все было отстойным. Бюджет – отстой. Стандарты внешнего вида – отстой. Состояние зданий – отстой. Снаряжение – отстой. Я не был счастливым туристом, когда бродил округ, заглядывая в укромные уголки и закоулки.
4 ноября 1979 года иранские боевики захватили посольство США в Тегеране и взяли в заложники весь его дипломатический персонал. Восемь дней спустя Объединенный комитет начальников штабов поручил генерал майору Джеймсу Воту сформировать оперативную группу – она называлась ГАТ – группа антитерроризма – которая должна была разработать военный вариант спасения заложников. Я был назначен в ГАТ как один из двух представителей флота.
Мне инстинктивно нравился Вот. Это был медленно говорящий, хладнокровный южнокаролинец, костлявый, с подвывающим акцентом десантник, бывший стрелок, служивший во Второй мировой войне, Корее и Вьетнаме. Он никогда не чувствовал себя комфортно в костюме или парадной униформе, но носил полевую форму, будто она была специально для него сшита. Вог выглядел и говорил, как мои старые парни из восьмого взвода во Вьетнаме – Фрэнк Сколлиз или Хосс Кучински – люди, которые, казалось, всегда испытывали боль, но просто продолжали идти и идти.
Чтобы возглавить спасательную операцию был выбран полковник Чарли Беквит, которого я впервые встретил во Вьетнаме. «Заряженный Чарли», как его часто называли, был одним из лучших воинов Армии в нетрадиционных боевых действиях. Матерщинник, растягивающий слова ветеран сотен операций сил специального назначения, Чарли понял, что существует потребность в элитном, мобильном, хорошо обученном подразделении для борьбы с терроризмом, проведения хирургически точных операций в тылу врага, сбора разведданных и предоставления нетрадиционных сценариев конфликтов с низкой интенсивностью. Подразделение, которое он задумал и создал для выполнения этой работы, называлось SFOD D – оперативный отряд «D» сил специального назначения или, чаще, отряд «Дельта».
Председатель ОКНШ, генерал ВВС Дэвид Джонс был совершенно неподходящим человеком, чтобы отвечать за любую миссию, требующих использование возможностей спецназа. Он обладал личность, которая гарантировала бы ему успех в любой крупной корпорации. Он был высок, хорошо сложен, ярок – даже ученый, и по слухам талантливый, хотя и холодный, менеджер. Однако никто и никогда не называл его харизматичным лидером.
Генерал Джонс любил обсуждать варианты. Бесконечно. В какой то момент он приказал нам написать и кратко изложить ему сорок два отдельных варианта спасательной операции, каждый из которых был более неправдоподобен, чем предыдущий. Один из его вундеркиндов придумал вариант с вертолетом, в котором заложников освобождал отряд, совершивший аварийную посадку на крышу посольства. А как они смогут эвакуироваться? Ага – ты только что нашел один маленький изъян в плане!
Как и большинство военных аппаратчиков, Дэйви Джонс брезгливо относился к мысли о потерях. Я обнаружил это, когда мы планировали операцию по проникновению, чтобы проверить пористость песка на посадочной площадке, которую мы называли «Пустыня Один». Это испытание было необходимо, чтобы проверить, выдержит ли грунт вес полностью загруженного С-130.
Джонс отменил мою диверсионную схему, потому что он считал, что это вызовет слишком много жертв среди иранцев. Одной из потенциальных проблем, с которыми столкнется «Дельта», будут иранские ВВС.
План спасения предусматривал доставку заложников вертолетом из Тегерана на неиспользуемый иранский аэродром Манзария, расположенный примерно в получасе лета от Тегерана. «Дельта» и заложники были уязвимы – во время посадки, полета вертолета и пересадки – для ударов ВВС. Моя идея состояла в том, чтобы разбомбить тегеранский аэропорт – который использовался для военных вылетов, чтобы «Дельту» и заложников нельзя было преследовать. Я разработал удар с воздуха одним самолетом, который назвал «Атака деревянных солдат».
Это была настоящая операция БПД (Будь Проще, Дурачок): С 130, с которого я и двое других бойцов SEAL сбрасывали десятки снаряженных взрывчаткой железнодорожных шпал, прикрепленных к парашютам. Деревянные солдатики должны были взорваться при ударе. Десятифутовые воронки, которые они оставят на взлетно посадочных полосах, выведут объект из строя.
Будут сброшены и другие, более мелкие заряды – трубы, набитые пластиковой взрывчаткой, которые могут уничтожить любой наземный личный состав. Трубы будут обмотаны цепями, которые разорвутся и разлетятся, когда взорвется С 4, как великанская картечь, совсем как огромные мины «Клеймор». Раскаленные звенья цепей могли повредить вспомогательное оборудование, пробить и поджечь топливные баки, а также вызвать всеобщий хаос. У другой группы деревянных солдат будут прикреплены связки петард, так что когда они будут спускаться, они будут это делать со звуком бр р р р р р, как будто высаживаются десантники с автоматами «Томпсон».
Доставленная должным образом посылка выведет Тегеранский аэропорт из строя. Не менее важно было и то, что это послужит отвлекающим маневром, пока Чарли и его парни из «Дельты» будут врываться в посольский комплекс в центре города.
А если иранцы нас собьют, ну что же, тогда мы потеряли бы один С 130, пятерых пилотов и трех бойцов SEAL – не о чем говорить.
Чарли Беквиту понравилась идея деревянных солдатиков. Девиду Джонсу – нет. Чтобы покончить с этим – и с чем нибудь подобным – председатель издал нелепое постановление: «Вы не должны убивать», сказал он своим солдатам. Второй – и более значительный – провал был в части агентурной разведки. Короче говоря, ее просто не было. Насколько я могу судить, в Иране у ЦРУ не было ни одного оперативника на месте. Мы смогли получить фрагменты информации через иностранные посольства, и в Иране еще оставался большой контингент иностранных граждан – турки, немцы, французы, ирландцы, канадцы – но не было организованной сети, и никто не поставлял «горячую» информацию, необходимую команде оперативников спецназа для проведения спасательной операции. Поэтому одна из целей ГАТ состояла в том, чтобы внедрить в Иран как можно больше операторов, чтобы иметь по крайней мере несколько активных на местах. Каждый вид вооруженных сил был проинструктирован искать говорящих на фарси и, учитывая требования безопасности спасательной операции, я был выбран в качестве «выключателя» от ВМФ для всех потенциальных лазутчиков. Моряков, говоривших на фарси, отбирали с помощью компьютерного поиска. Им было приказано оставить свои подразделения – без объяснения причин – и лететь в Вашингтон. Более десятка моряков появились на различных столичных аэродромах. Я встречался с ними, приводил их к себе домой, приводил к клятве – и подписи под обязательством хранить тайну, а затем передавал их раздельщикам мяса из штаба Вога.
Два бойца SEAL также были отобраны в качестве лазутчиков. Оба работали на меня, когда я командовал Вторым отрядом SEAL. Один – я назову его Клейн – был американцем в первом поколении, выросшим в немецко говорящей семье. Он был тайно переправлен в Иран как немецкий бизнесмен и его информация о комплексе посольства оказалась бесценной. (Он был «благодарен» за то, что был брошен после разгрома в «Пустыне Один» – без намека на то, что произошло. Будучи бойцом SEAL, а потому уверенным в себе, он прошел пешком шестьсот миль от Тегерана до турецкой границы, перебрался в безопасное место и отправился на поиски тех придурков вундеркиндов, бросивших его на произвол судьбы с жаждой убийства в глазах. Невероятно, но Клейн, чья разведывательная информация в реальном времени была критична для миссии, никогда не был вознагражден за то, что он сделал. Ни медалей, ни благодарностей, ни повышения по службе, ни даже «молодец». Я не могу винить его за то, что он ожесточился.) Вторым бойцом SEAL был маленький парень по имени Джоуи, которого переодели монахом. Его следовало бы назвать Братом Диком, потому что он был дамским угодником. Джоуи пробыл на земле недолго – всего несколько дней. Но он сделал свое дело и ушел чисто.
Ночь на 24 апреля 1980 года, была вероятно самой длинной в моей жизни. Нас было около сорока человек, набившихся в СЗПР – специальное защищенное помещение разведки – на втором этаже Пентагона, сразу через коридор от большой ситуационной комнаты ОКНШ с ее экранами, размерами в стену, современными коммуникациями, техно свистелками и электронно перделками.
Там, на другой стороне коридора, была обитая толстым войлоком дверь.
Председатель ОКНШ Джонс и остальные члены Объединенного комитета начальников штабов сидели в своих мягких вращающихся креслах, что то чертили в своих личных блокнотах или делали то, что обычно делают четырехзведные.
Мы слышали каждое движение «Дельты» через динамики. Наша защищенная спутниковая связь – SATCOM – транслировала американский треп. Иранские сообщения отслеживались и передавались в режиме реального времени большими ушами АНБ в Форт Миде. Это было похоже на живое международное радиошоу, без дикторов и сценария. Мы слышали, как Чарли покинул Египет и прибыл в Масиру; мы слышали, как восемь вертолетов RH 53D покинули палубу авианосца «Нимиц» в Оманском заливе, по пути к месту встречи в «Пустыне Один», где они должны были забрать спасательную команду, которая сейчас летела из Масиры на транспортных самолетах МС 130. Мы услышали, как первый вертолет доложил «ноги сухие», когда он пересек иранское побережье к западу от Чах Бахара.
Остальные вертолеты выкрикнули «ноги сухие», они были над сушей. «Дельта» уже преодолела половину расстояния до «Пустыни Один» на борту своих МС 130.
Пока они еще были в воздухе, у нас появились первые признаки опасности. Перехват АНБ сообщил нам, что у одного из вертолетов возникли механические проблемы. Мы слушали, как поврежденный вертолет на авторотации приземлился в пустыне и его экипаж был подобран другим RH 53D. Два других вертолета попали в песчаную бурю и сбились с курса. Что же, потеря одного двух вертолетов была предвидена. Мы все еще находились в режиме SNAFU – все нормально, все хреново.
Первый этап высадки «Дельты» в «Пустыне Один» прошел гладко. И тут заработал закон мистера Мерфи. Мимо посадочной площадки проехал иранский автобус. Он был остановлен и его сорок пять или около того пассажиров были задержаны под охраной. Через несколько мгновений с другой стороны, показался бензовоз. Он был остановлен выстрелом, но водитель прыгнул в другую машину, которая ехала по дороге и скрылся. Тем временем пламя от горящего бензовоза поднялось в пустынное небо более чем на сотню футов.
Все шло не по плану. Там было слишком много элементов. Там было несколько самолетов. Были пилоты вертолетов, которые, несмотря на свою подготовку, все еще испытывали дискомфорт, выполняя дальние полеты над пустынной местностью.
На месте в составе командной цепочки был Руби Голдбер, наземный командир от ВВС на «Пустыне Один», отвечавший двухзвездному армейскому генералу в Египте, который был осаждаем полчищами трех и четырехзвездочников из Вашингтона. Это нарушало самое важное правило, которое я знал о специальных операциях – делайте их как можно более простыми, дурачки, и они, вероятно, сработают.
Только шесть из восьми вертолетов прибыли в «Пустыню Один»; только пять были в состоянии лететь. План всегда предусматривал, что как минимум шестеро из них доставят «Дельту» к месту укрытия, а затем прибудут в Тегеран и подберут заложников и их спасателей. Чарли решил дать отмену. Это было его решение. Генерал Вог в Египте хотел, чтобы он продолжал. Как и другие, включая меня. Но вы не сомневаетесь в человеке на земле. Это было решение Чарли, и он решил все отменить. Он говорил как человек, только что потерявший лучшего друга, когда объявил, что возвращается домой.
А потом случилось настоящее дерьмо. Один из вертолетов, маневрируя, чтобы пополнить свои топливные баки для долгого обратного полета к «Нимицу», врезался в самолет заправщик ЕС 130, в который только что загрузилось «синее» подразделение «Дельты». Вертолет и самолет взорвались огромным огненным шаром. Миссия прошла весь путь до FUBAR.
Сжав кулаки, онемев от ужаса, некоторые из нас глотали слезы, мы слышали крики и хаос – звуки храбрецов, горящих заживо. Затем, после того, что казалось вечностью криков, беспорядка, взрывов и опустошения, мы услышали, как оставшиеся С 130 оторвались от земли и то, что осталось от «Дельты», полетело обратно в Масиру.
Сказать, что мы все были в печали в этой прокуренной комнате с спертым воздухом, было бы грубым преуменьшением. Это было немыслимо.
Мы только что провалили операцию, на планирование которой ушло полгода, а финансирования – миллиарды. И не было никакого способа спасти ее. Фингал под глазом, который Соединенные Штаты вот вот получат в мировом мнении, будет лечиться долго долго.
И никто не пел «Несбыточную мечту» (или что еще, если уж на то пошло), при работе над операциями «Снежная птица» и «Медоед», вторым комплексом планов по спасению американских заложников в Иране, начавшейся 26 апреля 1980 года, всего через два дня после «Пустыни Один».
Я собирался сыграть в покер с очень высокими ставками, и хотел казаться спокойным. Кроу был тогда заместителем начальника военно морских операций по планам и политике. Несмотря на то, что он был подчинен заместителю начальника военно морских операций, адмиралу Джеймсу Уоткинсу, Кроу вытеснил Уоткинса как ближайший и наиболее доверенный советник командующего ВМФ Томаса Хейворда. Это было естественно: Кроу руководил операциями, а Уоткинс был главным администратором. Таким образом, отношения Билла Кроу с главкомом больше напоминали отношения старпома, чем помощника администратора – менее формальными и более разговорными. Как бы то ни было, по слухам из Пентагона, Кроу фактически заменил Уоткинса в качестве главного орудия главкома ВМФ. Если бы я хотел получить благословение главкома для своего плана, мне сначала надо было получить согласование Билла Кроу.
Адмирал Кроу опустил очки на переносицу, закинул ноги на стол, подвинул записку к животу и медленно прочитал ее, хмуро глядя на страницы.
Он поднял голову.
– Кто нибудь знает об этом?
– Нет, сэр, я работаю над этим сам.
Он хмыкнул и вернулся к чтению. Я в это время изучал огромную коллекцию шляп, которые стояли на полудюжине полок позади стола Кроу.
Наконец, он закончил. Очки для чтения были сдвинуты вверх, пока не оказались на лбу, прямо над бровями. Он внимательно посмотрел на меня, его лицо мне ничего не говорило, а затем расплылся в широкой улыбке.
– Мне это нравится. Это доведет Армию до сердечного приступа. Я могу гарантировать, что главкому это тоже понравится.
Он посмотрел на меня и для убедительности хлопнул ладонью по столу.
– Сделай это, Дик, поторопись с этим.
То, что я создал, было новым подразделением SEAL, посвященным исключительно борьбе с терроризмом – оно станет равноправной частью СОГ, наряду с «Дельтой» и спецназом ВВС, с международными морскими обязанностями. Не то, чтобы я подразумевал, что наша работа остановится на отметке прилива. Пока мы носим воду в наших флягах, мы будем находиться в морской среде – или достаточно близко, для меня.
Я назвал подразделение Шестым отрядом SEAL. Шесть, потому что там уже было шесть взводов, прошедших контртеррористическую подготовку. И шесть, потому что это число заставило бы Советы поверить, что где то есть еще пять отрядов SEAL. Погибель вам, русские.
Шестой отряд SEAL будет тощим и злым – семьдесят пять рядовых и пятнадцать офицеров. Они будут выглядеть как гражданские. Измененные стандарты внешнего вида: длинные волосы, серьги, бороды и усы – будут поддерживаться, так что они сойдут за работяг в любой точке мира. Языковые навыки будут поощряться. В отличии от Первого или Второго отрядов SEAL, деятельность которых была ограничена географически, Шестой отряд SEAL будет готов к развертыванию в любой точке мира с базы в Вирджинии за четыре часа.
Первоначальная миссия Шестого отряда состояла в том, чтобы присоединиться ко второй операции по освобождению заложников, которая планировалась, хотя и не была запланирована. Цель Шестого отряда – скрытно проникнуть в Иран, где мы уничтожим ряд иранских военных объектов непосредственно перед второй попыткой спасательной операции «Дельты». Но конечная контртеррористическая миссия Шестого отряда будет гораздо более масштабной. Как я уже писал в своей записке, для команды было крайне важно подготовиться практически к любому сценарию на море.
В моем предложении уверенно говорилось, что Шестой отряд SEAL будет действовать через шесть месяцев после того, как мы получим разрешение начать процесс отбора – шесть месяцев для девяноста человек, чтобы перейти от старта к преодолению звукового барьера.
Я верил, что это возможно. Я даже составил календарный план на первый год подготовки Шестого отряда SEAL. На бумаге было 12 месяцев и 365 дней, и я потратил неделю, пытаясь уложить 408 дней обучения в эту 365 дневную коробку. Я решил, что люди будут спать в самолетах.
Конец весны и начало лета 1980 года были потрачены на то, чтобы сгладить логистические детали, продумать бюджет и списки снаряжения, и проработать как можно больше мелочей. Проект «Шестой отряд» держался в строжайшем секрете и я работал в бюрократическом вакууме, но даже в этом случае в сообществе специальных методов ведения войны флота ходили слухи, что что то затевается.
Я провел четыре дня, оценивая моряков из Второго отряда SEAL и команд UDT в Литтл Крик. Для многих из тех, кто служил под моим началом шесть лет назад, это был шок. Они помнили командира, который носил коротко подстриженные виски – «белые стены», требовал, чтобы бойцы отряда сбривали все волосы на лице и приказывал своим офицерам носить визитные карточки. Теперь их опрашивал парень, больше похожий на Лобо, человека волка, который настоятельно советовал им держать свои волосы нечесаными и прокалывать уши.
Что я там искал? Стрелков, конечно. Если вы не можете убить плохого парня, все остальное – FUBAR. Второй вопрос – как лучше добраться туда, где находятся плохие парни?
Остров Ило ило научил меня этому: кто собирается стучать в переднюю дверь и глотать пули, когда можно вломиться через заднюю дверь и накормить всех свинцом. И пакет опций включает в себя все виды забавных способов добраться до задней двери: вы можете приплыть под водой или на лодке или прилететь на вертолете, вы можете вскарабкаться или прыгнуть с парашютом.
Третий вопрос: какие люди смогут войти в заднюю дверь легче всего? Подонки. Подонки с профсоюзными навыками – водители грузовиков, крановщики, каменщики, электрики, грузчики. Но я искал не просто каких то подонков. Мне нужны были мотивированные подонки, парни, которые стараются изо всех сил. Я просмотрел записи каждого кандидата в BUD/S, чтобы увидеть, какое они заняли место в своих классах. В то время, как номеру первому, возможно, все удавалось легко, парень, который был семьдесят седьмым, вероятно, скулил как сучка все время, проведенное в воде, не любил ползать по грязи и ненавидел подрывное дело – но он никогда не сдавался. Опыт научил меня, что бородавочники, которые все это выдерживают, в бою лучше, чем эти ваши естественные газели.
Я сделал свой отбор – чуть меньше половины отряда. Остальные приедут в Шестой из Калифорнии.
Я взял барную салфетку, ручку и нарисовал глобус, обрамленный старомодным унитазным сиденьем в виде подковы. Над рисунком я написал «PHOC 6» а снизу М. В. Б. З. У. С.
– Это эмблема подразделения, – сказал я, когда салфетка пошла от человека к человеку.
Кто то спросил меня, что все это означает.
– Phoc – означает «тюлень» на французском. Глобус означает, что наша миссия охватывает весь мир, а буквы снизу означают: «Мы видели больше задниц, чем унитазное сиденье».
В ту ночь нас было около тридцати человек – «основное ядро» Шестого отряда SEAL, офицеров, старшин и рядовых.
Это была одна из лучших вещей в Шестом отряде – никакой кастовой системы в моем подразделении. Если человек был достаточно хорош, чтобы вместе с ним умереть, он был достаточно хорош, чтобы вместе с ним есть, пить и трахаться.
Шестой отряд SEAL будет управляться в соответствии с Первым морским законом Эва Барретта и Первым законом целостности подразделения Марсинко: к черту всех, кроме нас.
Шестой отряд SEAL должен был постоянно базироваться примерно в тридцати милях от Норфолка. Однако наши здания не будут достроены еще почти год. А пока нам нужно было где то повесить шляпы, сложить наше снаряжение, принять телефонные звонки и потерпеть. Литлл Крик был удобным и привычным для большинства из нас местом, поэтому мы устроились в двух курятниках в пятнадцати ярдах позади штаб квартиры Второго отряда SEAL. По крайней мере, они мне показались похожими на курятники – деревянные строения времен Второй мировой войны, шириной в сорок и длиной в восемьдесят футов (прим. 12х24м), построенные на бетонных плитах. Один из них использовался для собраний Клуба Жен; в другом было логово волчат скаутов с базы.
Наше расположение не было идеальным – и не только потому, что наши каюты были тесными и плохо подходящими для наших нужд. Расположение было слишком заметным. В конце концов, мы якобы были сверхсекретным подразделением. Мы были одеты в гражданскую одежду; я приказал своим людям снять пропуска базы с их автомобилей, выдав им вместо этого пропуска на магнитных полосах, которые они прикрепят, как только въедут в ворота. Мы приходили и уходили во внеурочное время – в Шестом отряде SEAL не было ничего военного – и я хотел именно этого. Но менее чем в ста футах (прим. 30м) от нас бойцы SEAL из Второго отряда, одетые в зеленую униформу, смотрели, разинув рты, как колонны грузовиков подкатывают к нашим сараям, выгружая вкусняшки ящик за ящиком. Я смотрел через сетчатый забор, отделявший мальчиков от мужчин и цыкал на них.
– Не возжелай – говорил я им укоризненно.
А возжелать было чего. Имущество, скапливающееся в наших сараях выглядело как смертоносная высокобюджетная версия «Заграничного плавания». Парки и ботинки из гортекса. Парашюты. Альпинистское снаряжение. Шлемы и защитные очки. Рюкзаки и багажные мешки из баллистического нейлона (В оригинале использован именно такой термин – прим. редактора). Лыжи. Акваланги. Гидрокостюмы. Камуфляж для любой окружающей среды, от Арктики до пустыни. Револьверы «Смит энд Вессон» .357 калибра из нержавеющей стали, чтобы они не заржавели, когда мы с ними будем плавать. Автоматические 9 мм пистолеты «Беретта». Пистолеты пулеметы ХК, с глушителями и без них. Автоматические карабины с глушителями «Мини 14» Рюгера .223 калибра из нержавеющей стали. Снайперские винтовки. Оглушающие гранаты. Взрывчатка C 4. Мины «Клеймор». Радиоуправляемые дистанционные детонаторы. И сотни тысяч патронов.
Мы установили на крышах антенны и развернули собственную сеть защищенной связи. Мы использовали «уоки токи», влагозащищенные портативные рации, спутниковую связь и спутниковые мини тарелки. Каждому человеку был выдан защищенный пейджер. Когда тот сработает, он должен появиться, готовый к развертыванию и полностью экипированный, в течение четырех часов. Если бы была мобилизована вторая миссия по спасению заложников, мы были готовы выдвигаться – даже если бы еще не закончили нашу подготовку. На обустройство ушло две недели.
Официально Шестого отряда SEAL даже не существовало. Может, я и был командиром, но без команды. Я числился директором гражданского исследовательского центра в районе Тайдуотера, примерно в тридцати милях от Норфолка. Во вторых – Шестой отряд путешествовал почти 100 процентов времени. Ни одно военно морское подразделение никогда не проводило так много времени в дороге – оставаясь, по большей части, на гражданских объектах. Мы пользовались – и злоупотребляли – арендованными машинами, летали коммерческими рейсами (с контрабандой оружия на борту) и бронировали себе номера в отелях и мотелях без военных удостоверений. Может, мы и тренировались в Эглине, но останавливались в полудюжине мотелей в этом районе, а не на самой базе. Канцелярские придурки заскулили. Я сказал им, чтобы они засунули свои жалобы подальше.
Логистика Шестого отряда SEAL превратилась в административный и бухгалтерский кошмар. Представьте себе, что вы пытаетесь следить примерно за восемьюдесятью парнями, путешествующими двадцать девять дней в месяц под вымышленными именами. Там было огромное количество квитанций, стопки ваучеров и пачки заявлений, подлежащих проверке. Путаница усугублялась тем, что мы имели дело, в основном, с наличными деньгами, чтобы не оставлять бумажного следа (мы, в конце концов, были якобы секретным подразделением). И когда мы путешествовали по военным приказам, мы использовали поддельные удостоверения, несуществующие знаки различия подразделений и подписывали квитанции всевозможными именами – ни одно из них не было нашим.
Такие вещи, вероятно, создавали флотским бухгалтерам постоянную крапивницу.
Стрелки Шестого отряда SEAL должны быть в состоянии сбить свои цели одним двумя выстрелами из любого положения. Это означало, что наша стрельба должна быть инстинктивной и точной. Чтобы достичь этой цели, я разработал программу, в ходе которой каждый боец Шестого отряда должен был отстрелять минимум 2500 патронов в неделю, каждую неделю. Это было больше, чем большинство бойцов SEAL отстреливает за год.
Были затруднения, но, по моему настоянию, мы начали с самых основ. Каждый вечер, когда закрывался пистолетный тир в Штабном колледже вооруженных сил, мы собирали группы и работали с 17.00 до 23.00. В течение первых двух дней мы даже не использовали боеприпасы. Люди развешивали силуэтные мишени на каждой дорожке, а затем практиковались в прицеливании и спуске своих «Смит энд Вессонов» 66 й модели калибра .357 из нержавеющей стали. Мы начали «в сухую» на трех ярдах, затем продвинулись на пять ярдов, семь, десять, пятнадцать, и наконец, двадцать ярдов. Упражнение было примитивным, начиналось медленно, становясь быстрым: глядишь в прицел, прицеливаешься, потом стреляешь. Прицеливаешься, потом стреляешь. Прицеливаешься, стреляешь. Прицеливаешься/стреляешь.
На третий день мы снова попробовали эти упражнения, затем повторили их с боевыми патронами. Мы тщательно осматривали каждую мишень, чтобы определить, кто сильно кренится, стреляя высоко «в час»; кто сжимал слишком сильно, что сгруппировывало выстрелы ниже влево или ниже вправо; кто ожидал отдачи, дергая пистолет или ломал запястье слишком высоко или слишком низко. Были отмечены проблемы и внесены исправления. Не прошло и недели, как ребята уже стреляли метко. Теперь им оставалось только научиться стрелять на поражение.
Мы сделали дверные проемы из деревянных брусков два на четыре дюйма и брезента. И мы снова начали без патронов, обучая людей входить в дверь поодиночке, затем парами, затем группами по четверо, и наконец, группами по шесть человек. Они сплетались в смертельной, сложной хореографии, пока все не овладели искусством танцевать через дверь и входить в комнату, не будучи убитыми или попадая в напарника перед собой. Мы начали обсуждать тактику зачистки комнаты, определения друга или врага.
И пока одна группа SEAL работала над входом, другая группа, двумя дорожками дальше по стрельбищу, работала над основами стрельбы, выпуская патрон за патроном по силуэтным мишеням.
Но теперь я добавил новый элемент. Мы приклеивали по карточке три на пять дюймов на каждый силуэт, иногда на голову, иногда на туловище, плечо, пах или шею.
Очки начислялись только в том случае, если они попадали в карточку – любые другие отверстия в мишени означали, что им придется начинать все сначала. Я также поощрял людей разбиваться на пары и соревноваться в стрельбе на пиво. Золотопыльные близнецы, Фрэнк и Ларри, были естественными и голосистыми соперниками. Мак и Пальцы встали в пару, поддевая друг друга, когда они дырявили бумагу. Старпом Пол, чья короткая стрижка в стиле морпеха красиво обрастала кудрявыми локонами принца Вэлианта, перестреливался с Евреем. А Змей соревновался против Рыжика Пыжика – я сквозь перестрелку слышал, как они поносили друг друга– и помоги Господи бедному балбесу, промахнувшемуся по карточке.
На второй неделе мы начали, очень осторожно, посылая по одному парню за раз, двигаться по стрельбищу, используя боевые патроны. Это было нечто новое для всех. Одно дело – прицелиться и выстрелить, когда смотришь на силуэт. Совсем другое дело, когда вы к нему двигаетесь, пригибаясь или бегом. К концу недели я смог добавить в сценарий дверные косяки и наблюдать, как четыре бойца SEAL одновременно «входили» в зону и зачищали ее боевыми патронами.
Работа не обходилась без проблем и опасностей. В помещении не было надлежащей вентиляции, поэтом нам приходилось регулярно прерываться, чтобы его проветрить. А бетонные стены и пол делали это место подверженным рикошетам. Было несколько близких звонков и мои ребята получали небольшой ушиб или два, когда мы стреляли боевыми патронами под углами, для которых объект не был спроектирован. Тем не менее, это все, что у нас было, поэтому мы его использовали.
Каждый вечер, после того, как заканчивали, мы колонной выезжали из ворот номер пять, подъезжали к бульвару Вирджиния Бич, сворачивали налево и через три квартала останавливались перед ветхим одноэтажным складом, выкрашенный в неопределенный и неопределяемый темный цвет. Это было наше постоянное пристанище, бар, который мы посетили в первую ночь, когда я прибыл в качестве командира Шестого отряда, бар БО. Это было послеобеденное совместное заведение, управляемое братским орденом UDT/SEAL. В двух скудно обставленных, тускло освещенных комнатах пребывали автоматы для игры в пинбол, карточные столики, пара баров и микроволновка для разогрева сэндвичей и пиццы; вместе с дружелюбной группой действующих и отставных боевых пловцов, поклонниц SEAL, подружек и даже, по случаю, жены или двух. Заведение было открыто всю ночь. Если и было какое то одно место, где была выстроена целостность подразделения Шестого отряда SEAL, то в течении первых трех недель сентября 1980 года это был бар БО.
Тед не говорил ни на языке SEAL, ни на флотском. Но он бегло говорил на канцелярской тарабарщине. Чтобы сделать ситуацию еще более приятной, Тед убедил себя, что он был важным компонентом в моей линии субординации.
Мы дрались. Он видел во мне упрямого помоечного пса, которого нужно было заставить подчиняться, поэтому он дергал меня за цепь при каждом удобном случае. Я видел в нем недалекого бумагомараку, и, когда он пытался дернуть, выгрызал из него куски. Он подвергал сомнению практически все специальное снаряжение, которое я покупал, напоминая Вашингтону, что оно было не принятым на снабжение и не нужным. Я заказал немецкие беспузырьковые дыхательные аппараты «Драегер» для Шестого отряда, Тед заявил, что мы не можем их приобрести, потому что, во первых, они были зарубежными закупками, а во вторых, у нас были уже принятые на снабжение в подразделениях аппараты «Эмерсон». Я перепрыгнул через него и заполучил «Драегеры».
Затем я закупил немецкие пистолеты пулеметы Хеклер Кох MP5 калибром 9 мм. Он снова пожаловался.
– Почему иностранное оружие? Мы же можем взять MAC 10, за треть цены.
– Потому что Хеклер Кох лучше, Тед. Они точнее. Они устойчивее. Они хорошо подходят для нашей миссии.
– Я категорически против этого.
Он позвал своих раввинов, а я своих. Шестой отряд SEAL получил МР5.
Военно морской флот выделил нам четыре джипа «Игл», как тактические оперативные машины.
Мы использовали их, но честно говоря, они нам не слишком помогали. Для учений в Штатах они были хороши.
Но за границей было трудно найти запасные части для «Иглов». Кроме того, в тех регионах мира, где мы будем играть, даже просто вождение американской машины привлекает к вам чрезмерное внимание. Итак, используя пару контактов в Бонне, я закупил два сделанных на заказ бронированных седана «Мердседес» 500 й серии и четыре джипа «Мердседес», за 160 000 долларов, со скидкой более 60 процентов. Снаружи седаны выглядели как большие автомобили, распространенные в Европе, на Ближнем Востоке и во всех Америках. Но внутри они были приспособлены для немецкого антитеррористического подразделения GSG9, со скрытыми амбразурами, таранными бамперами, скрытыми полицейскими огнями, сиренами и системами связи. У джипов были турельные башенки на крышах и другие прелести.
Тед пришел в ярость. Но я запихнул «Мердседесы» ему в глотку, закрыл рот, зажал челюсти и заставил проглотить.
В перерывах между схватками с Тедом, я заглядывал к своим людям, когда они проходили тренировочный цикл. К середине октября все они получили квалификацию по прыжкам HALO – прыжкам с большой высоты с низким раскрытием (даже главстаршина отряда Мак, которого пришлось выпихивать с трапа С 130 во время его первого прыжка).
Мы также начали работать над быстрым спуском по канату, который был способом доставить шесть человек на палубу с высоты шестидесяти футов (прим. 18м) менее чем за четыре секунды.
Концы, которые мы использовали, были британскими – мягкие скрученные нейлоновые лини обратного плетения, которые позволяли тормозить себя руками. В отличие от спуска по канату, когда используется линь, пропущенный через обвязку, быстрый спуск был просто контролируемым падением. К примеру, если бы мы захотели выполнить быстрый спуск по линю на подзор кормы движущегося корабля, наш вертолет подошел бы на уровне гребней волны с кормы, чтобы избежать обнаружения. Его звук будет заглушен кораблем. Затем, в последний момент, вертолет быстро поднимался или делал «свечку» над кормой, зависал, пока выбрасывались два троса и шесть человек спускались по ним, затем делал быстрый разворот и исчезал.
С прыжками HAHO и HALO в загашнике, я начал спрашивать себя, как еще мы могли бы зайти к плохим парням через заднюю дверь. Мне пришло в голову, что скрытое проникновение можно эффективно осуществить, выпрыгнув из коммерческого самолета. Все, что вам нужно сделать, это отклонить самолет от намеченного курса на несколько минут из за «неисправности двигателя» или «падения давления в кабине».
Никто из военных не делал ничего подобного. Поэтому я арендовал у «Брениф Айрлайнс» 727-й и пару пилотов, и, со Скачками на месте второго пилота, мы пролетели над сельской Аризоной и попрактиковались в прыжках из самолета. Для Дикки эти упражнения тоже не были развлечением, но я дал слово своим людям, что никогда их не попросят сделать то, что я не сделаю первым.
Конкуренция была естественной: «Дельта» была более чем в два раза больше Шестого отряда SEAL, и мы с Чарли бесконечно спорили обо всем, начиная от численности моего подразделения и заканчивая выбором оружия («Дельта» использовали в качестве своего основного пистолета .45-е, в то время как Шестой отряд использовал 9 мм и .357), управлением и тактикой. Я полагал, что «Дельта» находилась под чрезмерным влиянием официальных административных и учебных структур британской SAS; Чарли считал, что Шестой отряд SEAL находился под чрезмерным влиянием братьев Маркс. Мы согласились не соглашаться и соревнования по стрельбе не доказали ничего, кроме того, что мой лихорадочный и хаотичный график тренировок был столь же эффективен, как и его более контролируемый и жесткий.
Однако в одной области между «Дельтой» и Шестым отрядом существовало полное сотрудничество и полное согласие: подразделения обменивались важнейшей информацией об оружии. Пули, специальные боеприпасы, подрывные заряды, светошумовые и оглушающие гранаты – как только кто нибудь из Шестого услышит о чем то новом, они позвонят в «Дельту», чтобы узнать, не испытывалось ли это в Форт Брегг. И люди из «Дельты» сделают то же самое для нас.
Хотя мы практиковались в высадке на движущиеся корабли, Шестой отряд никогда не проводил полномасштабных штурмовых учений на гражданском пассажирском лайнере, захваченном террористами. Этот сценарий казался нам логичным (а также Фронту Освобождения Палестины. ФОП – террористическая группировка, связанная с Ираком, Сирией и Ливией, захватит круизный лайнер «Акилле Лауро» пять лет спустя).
... норвежская круизная компания была готова одолжить нам Корабль Любви, шедший пустым между Джексонвиллем и Майами. Жеребчик сказал, что команда корабля, свободная от вахт, сыграет роль «пассажиров», его агенты ФБР будут изображать плохих парней – ценный урок для них – и Шестой отряд сыграет роль кавалерии.
Мы организовали полномасштабную операцию, отслеживая лайнер, когда он вышел из Джексонвилля и пошел в сторону южных морских путей, слушая как ударили «террористы» – экипаж передавал ложный сигнал бедствия, а террористы захватили радио, чтобы передать свои требования. Мы установили командно диспетчерский пункт, окружили район незаметными судами наблюдателями (мы знаем, что они были осторожны, потому что парни Жеребчика из ФБР искали нас, но так и не увидели), и когда мы были готовы, пошли на перехват.
Я находился в командном вертолете, руководя экипажем катера, который должен был закрепить вытяжной линь на корме Корабля Любви, наблюдая за происходящим из кормового люка. У меня была связь, позволявшая мне вещать, подобно голосу Господа в наушниках всех игроков одновременно. Пол, у которого была новая радиогарнитура, подчеркивающая его прическу Доблестного Принца, отвечал за шесть моторных катеров. Пулеметчики на одном из вельботов и снайперы на двух маленьких вертолетах могли подстрелить любого из «танго» ФБР, который бы нас заметил. Мы убьем их прежде, чем они успеют предупредить своих приятелей или расстрелять заложников.
Мы ударили по кораблю в 22.00, когда видимость была лучшей для нас (у нас были приборы ночного видения) и худшей для террористов (у них таких не было). Все было спланировано до секунды. Каждый человек знал, что ему делать. Но никто не помнил, что мы были не одни в нашей миссии: мистер Мерфи и его коварный закон тоже отправились на эту прогулку. Если мы не будем одновременно осторожны и удачливы, то скоро попадем в зону TARFU.
Ладно, класс, давайте посмотрим, как «тюленей» оттюленили. Я с ужасом наблюдал, как мои маленькие вертолеты со снайперами едва не устроили столкновение, потому что пилоты не общались должным образом друг с другом. Я увидел, что катера приближаются не под тем углом – проклятые «танго» их сразу засекли. Затем «Блэкхок», на котором был я, слишком быстро «вспыхнул» над кормой Корабля Любви и мои «Похмельные детишки» перелетели через поручни раньше, чем снайперы успели их прикрыть.
– К черту это.
Я сбросил наушники, ухватился за толстый нейлоновый трос и сам прыгнул за борт – как раз в тот момент, когда я ухватился за канат, «Блэкхок» задрал нос и начал отваливать от корабля. Дерьмо.
Мы потеряли элемент внезапности, так что «террористы» были готовы нас встретить, и устроили большую перестрелку. Вопрос о том, кто кого убил, не был проблемой, поскольку мы использовали специальные канадские тренировочные патроны – Simmunition FX, наполненные флоуресцентным красным маркировочным составом, поэтому, когда в кого то попадали, мы знали, что он был подстрелен. Красная краска также помогла нам понять, чего стоила вся эта наша целевая работа с карточками три на пять дюйма.
Как только мы вступили в бой, ситуация улучшилась. Бойцы SEAL двигались в своих заранее отрепетированных «танцах», зачищая каюты и салоны, спасая заложников и «убивая» плохих парней.
Они выглядели как смертоносные демоны, когда с затемненными гримом лицами роились на корабле, в своих камуфляжных униформах, капюшонах балаклав и перчатках. Наши системы связи работали, так что мы знали, где все находятся, и что делает каждая команда. Наша стрельба стоила своих денег – она была намного лучше, чем у «террористов» ФБР. Итак, несмотря на то, что мы потеряли трех бойцов SEAL, мы уничтожили меткими выстрелами всех плохих парней. На мой взгляд, три потери – вполне приемлемый показатель для первых учений.
Мы многому научились во время нашего круиза на Корабле Любви. Например, хотя мы убили всех плохих парней, которые в нас стреляли, у нас не было достаточно людей на борту, чтобы допросить всех пассажиров и убедиться, что вокруг нет «спящих» террористов. Бойцов SEAL не хватало даже на то, чтобы взять корабль под охрану, не говоря уже о том, чтобы иметь дело с ранеными заложниками и одновременно допрашивать истерящих пассажиров. Я понял, что если мы когда нибудь сделаем это по настоящему, то Шестому отряду понадобится поддержка «Дельты» или ФБР.
Мы не могли пойти и убить кого нибудь в Иране. Была заключена тайная сделка и, когда в день инаугурации 1981 года Джимми Картер летел обратно в Плейнс, штат Джорджия, пятьдесят три американских заложника были освобождены захватившими их террористами шиитами. Вот и вся наша первоначальная миссия в рамках второй попытки по освобождению заложников. Это оставляло нам нашу роль в борьбе с терроризмом.
Я думал, что наше время наконец пришло позже, в январе 1981 года, когда «Мачетерос», пуэрториканская террористическая организация, взорвала кучу самолетов рядом с Сан Хуаном. Я получил сообщение от ОКСО о похищенном ядерном устройстве и морской среде – острове Вьекес, где я обучался как подводник. Ситуация выглядела неплохо. Все признаки были налицо: свежие разведданные от АНБ; сбор и переброска в реальном времени – и массовый ночной прыжок HAHO 56 человек и десятимильное планирование к нашей цели, чего раньше не делало ни одно подразделение.
Мы собрались. Мы пошли. Но Вьекес тоже оказался выстрелом вхолостую. Учение – то, что они называли миссией полного профиля.
Несмотря на повторяющуюся президентскую риторику о том, что террористы могут бежать, но не скроются, между октябрем 1980 года, когда был сформирован Шестой отряд SEAL и июлем 1983 года, когда я сдал свое командование, были сотни террористических инцидентов – и США мало что сделали, чтобы воспрепятствовать любому из них. Дело было не в том, что у нас не было людей или возможностей для этой работы.
Тот факт, что было так много атак и не было никаких действий со стороны Шестого отряда, говорил мне о том, что либо наш разведывательный аппарат был испорчен без возможности восстановления и не способен добывать свежую информацию, необходимую для нанесения удара первыми, либо у администрации не было ни мужества, ни воли, чтобы действовать.
Рональд Рейган рассматривал терроризм через свою собственную идеологическую призму, вместо того, чтобы рассматривать его через чистое стекло воина. Он рассматривал террор как побочный продукт борьбы Востока и Запада, еще одну форму суррогатной войны, которую Советы вели против Запада, а не как более зловещую борьбу анархии против порядка, культуры против культуры, воинов против разбойников, социопатов против общества – которая переживет Холодную войну. Но он ошибся.
... мы не вели никаких настоящих действий против терроризма. Мы играли в поездах, самолетах и автомобилях. Мы поехали в Вашингтон, округ Колумбия и попрактиковались в спасении заложников из поезда метро – национальная столица позволила «Дельте» и Шестому отряду играть в новой системе городского метро, после того, как она закрывалась на ночь. Мы посетили Атланту и атаковали различные типы самолетов на узловых объектах «Истерн Айрлайнс». Мы реквизировали гоночную трассу в Калифорнии и потратили недели, совершенствуя технику каскадеров – каждый трюк, от бутлегерских разворотов до контролируемых лобовых столкновений.
Мы ходили в школу альпинизма– люди были настолько хороши в скалолазании, что когда мы заселялись в отель и я отправлял их по комнатам, они зачастую взбирались туда по наружным стенам зданий. Отряд отправился в Германию для совместных учений с коммандос GSG 9 генерала Рики Вегенера. Мы играли в военные игры с британцами, французами и итальянцами. Но мы ничего не сделали по настоящему.
Из за нашей международной роли мы тренировались с антитеррористическими подразделениями по всему миру. Вполне вероятно, что если нас призовут по настоящему, мы будем координировать наши действия с иностранными войсками, и чем больше мы работали в прошлом, тем легче будет, если на кону будут стоять жизни заложников. Я уважал их всех – британскую SAS, французскую GIGN, итальянскую GIS, норвежских боевых пловцов специальных операций; все они были первоклассными. Но часть, с которой мы, вероятно, наиболее сблизились, была немецкая Grenzschutzgruppe 9, GSG 9. Ей командовал тощий, хитрый бригадный генерал Ульрих Вегенер. GSG 9 участвовала в боевых действиях в Могадишо, Сомали, где в октябре 1977 года они спасли девяносто одного пассажира и экипаж угнанного самолета «Люфтганза» 737. В 1979 году группы подразделения вылетели в Саудовскую Аравию, где фундаменталисты шииты захватили заложников в Большой мечети в Мекке. Вегенер, тогда еще полковник, консультировал саудовцев по тактике, хотя в конце концов GIGN, а не GSG 9 атаковала объект.
Вот так, в ноябре 1982 года, я очутился посреди ледяного, как ведьмины сиськи, Северного моря. Вцепившись в поручень наполненной выхлопными газами рубки морского буксира немецкого военно морского флота в глаз выколи темноте, более чем в тридцати милях от ближайшей суши, я наблюдал, как 20 футовые волны (прим. 6м) похлопывают моих бойцов SEAL и коммандос Рики, когда они пытались убедиться, что шесть бостонских вельботов, которые мы принайтовали на палубе, не смыло за борт вместе с сорока двумя воинами счастливчиками – объединенной ударной группой SEAL и GSG 9, направляющейся на нефтяную платформу B/44, расположенную у берегов Дании в пятидесяти восьми милях к северо западу от острова Зюльт.
Шестой отряд SEAL и раньше штурмовал нефтяные платформы. Мы тренировались в Мексиканском заливе и у юго восточного побережья Тасмании, где мы разработали эффективные методы восхождения и лучшие способы, чтобы занять огромные скелетоподобные структуры. Просто как кусок пирога. Сегодня ночью не было благоухающих вод Мексиканского залива.
Мы столкнулись не только с ледяной погодой, но и самой грубой комбинацией моря и ветра, которую я когда либо встречал.
Боже, как я ненавидел океан в такие моменты. 40 метровый буксир продолжал вздыматься из воды и с грохотом погружаться обратно с серией дребезжащих, сотрясающих кости, килевых толчков. Каждый раз, когда мы поднимались в воздух, я хватался за поручень.
Снаружи воздух был ниже нуля, с холодным ветром, который опускал его ниже минус двенадцати по Цельсию. Весь буксир был покрыт льдом. Эта была самая холодная вода, которую я когда либо видел и самая коварная. Атлантика имеет свои длинные волны – поднимающие вас из воды достаточно высоко, чтобы увидеть горизонт, а затем бросающие вниз глубоко и быстро, заставляя хвататься за планшир в мгновенной панике, когда вы летите как на американских горках вниз, вниз, вниз. Тихий океан с его 60 футовыми (прим. 18м) стенами воды и впадинами, глубиной в мили, вызывал уважение у поколений моряков, включая меня. Но нет вод, которые были бы столь противны, столь скверны, столь жестко сжимающими ваше очко в заднице, как в Северном море. Это был восторг мазохиста: страдание во всей его красе.
Вам нужны доказательства? Производители бостонских вельботов категорически заявляют, что их катера невозможно перевернуть. Чушь собачья. Грош цена. В течении первого дня испытаний у берегов Германии мощные волны Северного моря, коварные течения и сильные ветры трижды переворачивали и/или опрокидывали наши вельботы, делая бойцов SEAL и GSG 9 мокрыми и замерзшими, пока они выравнивали свои катера и вызывали буксир. Волны полностью поднимали катера над водой, а, затем, их подхватывали штормовые ветры и взбитая ветром вода и переворачивали, как блинчики.
Наши замерзшие, промокшие и переохлажденные братишки фрицы думали, что мы специально переворачиваем катера – какой то сумасшедший обряд инициации американцев – пока мы не объяснили, что это не было частью сценария.
Почти через час мы, наконец, загрузили всех – сорок два озлобленных и недоброжелательных стрелка – в маленькие катера. Может быть и не те, что были расписаны на бумаге, но, по крайне мере, они сошли с проклятого буксира и направились к цели. Которая, будучи нейтрализована, обещала, что они получат теплую одежду и холодное пиво – если проживут так долго.
В последнюю минуту на борту буксира было решено, что на каждом вельботе пойдет по три человека: рулевой, радист и стрелок, способные открыть ответный огонь, подобрать пловцов для спасения и закрепить тросы, чтобы удержать маленькие лодки рядом с буровой установкой и буксиром. Таким образом, оставшиеся двадцать четыре стрелка оказались в ласковом Северном море – двенадцать пар пловцов, по две на каждую из опор буровой установки.
Море было настолько скверным, что мы часто теряли платформу из виду даже на расстоянии в тысячу метров и должны были полагаться на наших оперативников на борту буксира, работающих с транспондерами, которые мы несли, и экраном радара, чтобы нас направить. Обычно, в нормальных условиях, мы подходили к нефтяным вышкам под разными углами, чтобы обеспечить успешное скрытное нападение. Однако, в этом море мы старались держаться в пределах видимость друг от друга, чтобы ни одна лодка не потерялась.
По крайней мере, в воде тебя не хлестал ветер. Я поправил маску и перелез через планшир с концом в руках. Каждая пара пловцов держала по одному. Идея была в том, чтобы обернуть концы вокруг опор платформы, чтобы мы не дрейфовали. Я хмуро смотрел на возможность пропавших без вести.
Я поплыл к одной из громадных опор платформы – от нее можно было дотянуться до укосин, позволяющих подняться на палубу и к жилым отсекам. Платформа над моей головой напоминала футуристическую космическую станцию – десятиэтажный скелет из бетона и стали. Я потянулся к одной из массивных колонн, но волна пронесла меня мимо нее. Черт. Я поплыл против течения. Теперь меня подхватила быстрина, утащила под воду и швырнула на покрытую ракушками стальную сваю. Я вынырнул на поверхность, сплевывая воду. После двух попыток мне удалось обмотать конец вокруг скобы. Сделав это, я понял, что мистер Мерфи приехал с нами на платформу: вся металлическая поверхность буровой платформы была покрыта слоем льда толщиной примерно в одну восьмую дюйма.
Я быстро собрал своих лучших скалолазов – Трейлера, Змея, Пыжика и Скачки и объяснил ситуацию. Они должны найти путь наверх, а затем сбросят спелеологические лестницы, с титановыми крюками, которые позволят подняться остальным. Пыжик пошел первым, извиваясь на гладкой цилиндрической поверхности опоры, ругаясь так, что мог бы гордиться даже Эв Барретт. Шум не имел значения – при 50 узловом ветре никто ничего не мог услышать, и мы были уверены, что никто из террористов нас так скоро не ждал.
План был воплощением операции «Будь проще, дурачок». Мы взбирались по спелеологическим лестницам, чтобы преодолеть вертикальные опоры. Затем, как только мы доберемся до самого каркаса надстройки, мы поднимемся наверх, перелезем через поручни и уничтожим плохих парней. Двадцати четырех из нас было достаточно, чтобы ударить по всем основным зонам платформы одновременно.
Мы закончили учения в 07.30. Посредники (трое немцев и трое американцев) подсчитали: двое плохих парней убиты, трое ранены, восемь захвачены. Два хороших парня ранены. Двенадцать заложников освобождены, никто не пострадал. В общем, неплохое рабочее утро.
Конспиративные дома – вернее, конспиративные квартиры – не могли бы быть расположены лучше. Один из них стоял на набережной, не далее чем в шестистах ярдах от американского посольства; четырехкомнатная квартира на третьем этаже выходила окнами на Средиземное море, на север, с видом на Джунию, опорный пункт христиан маронитов. Вторая квартира находилась рядом со штаб квартирой Детского фонда ООН.
Она была меньше, но уютнее. И давала нам хороший доступ к заднему входу в посольство.
Связь была важна. Группа Дюка привезла с собой несколько защищенных раций и мы организовали три отдельные сети. Одна из них обеспечивала связь между квартирами; другая, использующая миниатюрные передатчики, предназначалась для использования на улице. У нас была даже спутниковая тарелка и спутниковые телефоны, так что мы в случае необходимости могли связаться с ОКСО. Всегда настороже, Дюк принес новую игрушку – ручной шифратор. Чтобы использовать его, вы набирали шифрующий код, а затем записывали сообщение на пленку. Вы звонили по открытой линии – можно пользоваться телефонами автоматами, гостиничными линиями, чем угодно – а потом проигрывали пленку. Принимающая сторона записывала сообщение на пленку и использовала тот же цифровой код для расшифровки сообщения.
Комбинации можно было менять ежедневно или даже ежечасно, если это необходимо.
Условия нашей работы были жесткими. Посольство знало, что сюда прибывает группа из ОКСО для оценки ситуации, но диплодинки из посольства не хотели иметь с нами ничего общего. С их точки зрения, охрана посольства была в полнейшем порядке и беспокоиться было не о чем; это был веселый сезон, и фа ла ла, ла ла ла ла.
К концу первой недели мы уже знали, что «они» следят за посольством. Но мы не знали, кто такие «они».
Было слишком много тревожных шаблонов – одни и те же легковые машины, проезжающие мимо в неурочное время; одни и те же бородатые лица, останавливающиеся, как будто подсчитывая сколько охранников на посту; одни и те же грузовики и такси, прощупывающие боковые ворота и парадный вход, чтобы проверить, остановят ли их.
Я установил несколько собственных шаблонов. Мы наблюдали за посольством двадцать четыре часа в сутки, используя камеры, бинокли и пассивные очки ночного видения. Змей и Пыжик, которым выпадала ночная смена, стали приходить и уходить, карабкаясь вверх и вниз по внешней стороне жилого дома. Таким образом, они не тревожили бандитов, которые часто спали на лестничной клетке и никто не услышит лифт, когда они выйдут или зайдут.
Из того, что мы могли сказать, в Западном Бейруте было примерно две дюжины отдельных вооруженных группировок, не считая многонациональных сил ООН, израильтян, сирийцев или нас. Сюда входили ополченцы, частные армии, уличные банды, просто головорезы и закоренелые террористы, так что у нас был полный спектр возможностей для выбора плохих парней.
К началу второй недели нашего пребывания в Бейруте мы слышали, как взорвалось с полдюжины заминированных автомобилей. Пару раз мы спешили на место происшествия, чтобы посмотреть, насколько велик ущерб. Он был значительным.
... морские пехотинцы столкнулись с шиитскими и друзскими партизанами. С юга, по его словам, израильтяне вели разведку огнем, обстреливая шиитские трущобы в Хай эль Селлуме. Морские пехотинцы стояли в низменности, рядом с аэропортом, в то время как ополченцы удерживали возвышенности на холмах к востоку. Это само по себе было безумием. Но, по заключению Пола, правила открытия огня из десяти пунктов, которыми руководствовались морские пехотинцы, были безумием абсолютным ...
– Заминированная машина – это то, что они используют. Так что, давайте займемся обратным проектированием: они хотят зайти в заднюю дверь Дяди Сэма, а мы не хотим их туда пустить. Как это сделать?
Через пять дней мы получили ответ. Я перезвонил техномагам по своему спутниковому телефону и объяснил проблему.
Они прислали нам два черных ящика и одну страницу с инструкцией.
Концепция была достаточно проста: бомбы с радиоподрывом получают сигнал на определенной частоте.
Если вы будете вести передачу в диапазоне частот, используемых в устройствах радиоуправления и попадете на активную, детонатор активируется и бомба взорвется.
Черные ящики имели радиус действия в 1000 футов (прим. 300м). Вопрос был в том, сработают ли они.
Был только один способ проверить. Мы с Полом взяли по одному, упаковали их в нейлоновые рюкзаки, а потом он, Пальцы, Ларри и я отправились на неспешную прогулку по Западному Бейруту.
Мы объехали квартал, пока Абу Саид указывал на другие бывшие объекты ООП. Затем он снова повернул на юг, и мы двинулись к старому лагерю «Сабра».
В двух кварталах впереди трехэтажное здание внезапно взорвалось, как вулкан. Большой красный огненный шар поглотил дом; грохот взрыва был оглушительным; ударная волна подбросила наше такси на фут в воздух.
– Иисусе – Ларри нырнул на пол, когда в крышу машины врезался бетонный осколок.
– Разворачивай машину и жди меня здесь.
Я выскочил из машины и побежал в сторону взрыва. Ларри последовал за мной, с дипломатом наизготовку. Чем ближе я подходил, тем жарче становилось.
Моя просьба о встрече со старшим из американским консулов была удовлетворена, но неохотно. Чтобы обеспечить оперативную безопасность, пришли только мы с Полом, и мы попытались изменить нашу внешность на случай, если наблюдатели снимали на фото или видео приходящих и уходящих.
– Наша оценка ситуации указывает на высокую вероятность того, что посольство в ближайшем будущем окажется в эпицентре взрыва заминированной машины. Поэтому, я настоятельно рекомендую Вам, сэр, изменить схему подъезда к посольству, усилить вооруженное присутствие по периметру и использовать устройства, подобные этому.
Я указал на ящик.
– Что это такое?
– Это широковещательный радиопередатчик, который передает сигнал на частотах, обычно используемых для подрыва заминированных машин. Его радиус действия составляет около тысячи футов. Мы предлагаем Вам установить пару таких на крыше. Таким образом, любая заминированная машина с радиоподрывом в окрестностях взорвется раньше, чем они подойдут достаточно близко, чтобы нанести какой либо ущерб посольству.
Старший консул посмотрел на черный ящик с отвращением.
– Такие вещи… неправильны. Это неподходящий способ вести дело, кавторанг. Такие устройства были бы несправедливы по отношению к ливанскому населению, и я отказываюсь иметь с ними что либо общее.
Он встал.
– А теперь прошу меня извинить. Спасибо что зашли, капитан второго ранга. Надеюсь, Вы и ваши люди благополучно доберетесь домой.
... 18 апреля, примерно через девяносто дней после того, как мы покинули Бейрут, террорист-смертник за рулем грузовика, нагруженного взрывчаткой, превратил его семиэтажную дипломатическую сказку в руины. Он отделался едва ли не царапиной, что говорит кое-что о везении, которое иногда сопутствует дуракам. У заминированных машин есть резервные радиодетонаторы, на случай, если водители-самоубийцы струсят в момент истины. Если бы наши черные ящики находились на его крыше, бомба, по всей вероятности, была бы взорвана до того, как ее протащили через пару хлипких баррикад прямо к парадной двери посольства.
Но, как он сказал, во время нашего доклада, наши черные ящики могли привести к жертвам среди гражданского населения Ливана. И не дай Бог, если погибнут ливанцы, когда вместо них могут умереть американцы.
Я сдал командование Шестым отрядом SEAL капитану первого ранга Бобу Гормли в июле 1983 года. Я не собирался уходить, но я занимал этот пост уже три года (большинство командований длится два года), и я начал улавливать серию тонких намеков, что военно морской флот хотел видеть меня где нибудь еще. Насколько тонкими были эти намеки? Один пример. Буквенные оценки на характеристиках похожи на школьные. «А» отлично, «F» неудовлетворительно.
Я получил свои «H» и «I» за то, что к 1983 году я сделал больше, чем просто грубо обошел Теда Лайона. Что я сделал с Тедом, я повторил с коммодором ФЛОТСПЕЦВОГРУ Один в Коронадо, Дейвом Шабли, и его преемником, Каталом «Ирландцем» Флинном. К 1983 году я разосрался, угрожая, отталкивая, провоцируя, оскорбляя и портя отношения с коммодорами сил специальных методов войны флота на обоих побережьях. Что касается меня, то я действовал вполне оправдано – у меня была миссия, которую я должен был выполнить. По их мнению, я перешел все границы. Я забрал их лучших людей. Пока они выкраивали каждый пенни, я – в их глазах – раскуривал сигары от подожженных стодолларовых купюр. У меня были все самые красивые игрушки.
Хуже всего было то, что я разрушил их систему. Я относился к своему самому младшему по званию матросу с большим уважением, чем к большинству капитанов первого ранга и коммодоров сил специальных методов войны. Я ел и пил со своими рядовыми и старшинами; я устраивал шумные вечеринки; я говорил «на хер» флагманским офицерам.
Были телефонные звонки, служебные записки и совещания. Решение было принято – и в июне 1983 года мне сообщили, что меня собираются заменить и сказали, кто меня заменит.
Да, я часто бываю резким и несносным. Но даже мои враги признают, что Шестой отряд SEAL был самым хорошо обученным, смертоносным и боеспособным из всех когда либо созданных антитеррористических подразделений.
Да, мы нарушили правила. Черт – да мы просто скомкали правила и выбросили их в окно. Но правила, которые мы выбросили, были написаны для авианосных боевых групп и атомных подводных лодок, а не для отделений из семи человек. Как SEAL мы должны были написать свою собственную книгу правил – импровизированную Библию доктрины неконвенциональной войны. Это было достаточно сложно в системе, которую исторически было сложнее развернуть, чем линкор на полной скорости. Проблема усугублялась еще и тем, что Шестой отряд SEAL не только переписал устав обычного военно морского флота, но также послал к черту устав SEAL. Шестой отряд SEAL никак не вписывался в систему военно морского флота. Мы были сиротами, изгоями, париями – и я был главным парией. Когда меня отодвинули в сторону, в Шестом отряде все начало меняться.
К осени 1983 года Эйс позаботился о том, чтобы я был надежно упрятан в переполненном углу командного центра военно морского флота Пентагона – шумной, переполненной серии кают на четвертом этаже кольца «D», где я работал одним из потных кабанчиков, которые постоянно отслеживали морские перемещения и кризисы по всему миру. Однажды в сентябре я поднял глаза и увидел стайку белок разведчиков, которые вылезли из своих защищенных норок с секретными данными и принялись изучать морские карты, висевшие на стене. У меня в голове зажегся маленький красный огонек. Обычно эти парни не покидали своих рабочих мест, если только они не выиграли Суперкубок, или какая нибудь международная катастрофа четвертого класса не была неизбежна. В сентябре было еще слишком рано для Суперкубка.
Я прокрался по комнате и с трудом протиснулся в группу.
– Эй, парни! Какую страну мы сегодня теряем?
Мой юмор не был оценен по достоинству. Но, прежде чем меня прогнали, один из бельчат обернулся, и я услышал слово, которое не должен был слышать: «Гренада».
Они никогда не должны были меня помещать в командный центр с защищенной линией и компьютерным справочником, который содержал приоритет вызова. Это делало кражу информации слишком легкой. Через три часа, семь старшин и кучку младших офицеров у меня было довольно хорошее представление о том, что должно было произойти. Мы собирались вторгнуться на Гренаду, и Шестой отряд SEAL должен был участвовать в операции.
Черт! Я сдал командование меньше чем за девяносто дней до этого. Я все еще считал Шестой отряд своим подразделением.
Как это было спланировано? Плохо. Насколько я мог восстановить – и как я докладывал министру по делам военно морского флота Джону Леману – вот что произошло:
– Кстати, а где находится Гренада, адмирал?
– Будь я проклят, если знаю. Возьмите карту, каперанг, я как то слышал это название – может быть, оно есть в одном из наших планов операций на островах.
– Да, вот оно в атласе, сэр, но, черт возьми – у нас нет ни одной тактической карты, ни даже навигационной карты.
– Отлично, дуй в центр города, в туристическое агентство и найди какие нибудь чертовы туристические карты. Им то точно пришлось их сделать.
И именно это они, черт бы их побрал, и сделали.
– Вот разведсводки, адмирал, командующий вооруженными силами США в Атлантике, командующий Атлантическим флотом США.
– Черт. Какого дьявола граждане США учатся там в медицинской школе? Чему, черт бы их побрал, они учатся? Колдовству? Вуду? Эй, какого хрена там делают все эти кубинцы? Почему мы не знали о них раньше? Как же мы это пропустили? Что за способ испортить мне выходные! Черт возьми, каперанг, мы же с женой должны были участвовать в парном турнире по гольфу, и это придется отменить. Я буду дома по уши в дерьме.
– Ну, сэр, есть еще одна маленькая проблемка, только что появившаяся. Кажется, мы полагаем, что эти вот кубинцы держат этих вот студентов в заложниках на этом самом острове.
– Ну и кто, черт возьми, занимается заложниками, каперанг?
– ОКСО занимается, сэр. Отряд «Дельта». Шестой отряд SEAL.
– Ну, тогда садись на гребаный телефон и вызывай их. И вот еще что, каперанг, вызывай морпехов. Они занимаются островами. Иводзима, Гуадалканал, Окинава – ну, ты помнишь. Насколько я помню, у нас есть амфибийная группа морской пехоты быстрого реагирования, которая как раз собирается отправиться через лужу в Бейрут. У меня есть отличная идея. Давайте отправим их на Гренаду и дадим по дороге поучаствовать в боях. Пусть запачкают свои ботинки. Пусть поссут в кусты. Тогда они будут готовы к встрече с этими тряпкоголовыми в Средиземке.
За одни славные безумные выходные план был вычищен, надраен, причесан и изменен, чтобы задействовать ОКСО – и, вуаля, – дело пошло!
Но на каждом С 141 «Старлифтер», летящем на юг с армейскими рейнджерами, на каждом самолете связи и управления EC 135, на каждом танкодесантном корабле и каждом корабле доке амфибийной группы морской пехоты, на каждом военном самолете, вертолете или корабле США злонамеренный безбилетник умудрялся прокрасться на борт незамеченным. Его звали Мерфи, и его слово было законом.
– ОКСО было хорошо организовано и подготовлено для проведения операций по освобождению заложников. Подразделения ОКСО имели специальное снаряжение, вспомогательные средства и, самое главное, собственную защищенную сеть связи.
Мерфи: Подразделения ОКСО не могли связаться с командиром конвенциональных сил оперативной группы (на море) или морской пехоты.
– Шестой отряд SEAL должен был быть переброшен способом воздух море на военный корабль ВМС США у берегов Гренады.
Мерфи: Никто не сказал пилоту, что он не был над целью, когда тот сигнализировал о снижении. Никто не предупредил бойцов SEAL о сильном ветре над поверхностью и сильном волнении. Никто не проверил, находится ли корабль в нужном месте.
В результате четверо хорошо подготовленных членов моего Шестого отряда SEAL утонули в море. Они не были убиты в бою. На самом деле, что делало их смерть преступной, так это то, что у них вообще не было шанса кого либо убить. Они прыгнули с более чем ста фунтами (прим. 45кг) снаряжения в море с волнами высотой 12 футов (прим. 3,7м) и утонули. В этом мире нет ни малейшей справедливости.
– У ЦРУ не было постоянных агентов или оперативников на Гренаде. Но «Христиане в действии» знали, что делать. Мерфи позаботился о том, чтобы планирование скрытых операций взяли на себя два ветерана превратившейся в бойню операции «Пустыня один», подполковник Дик Гадд, к тому времени в отставке, и действующий полковник ВВС Боб Даттон (оба позже прославятся в рамках скандала «Иран контрас».)
– Первый самолет «Старлифтер» с штурмовой группой десантников, с вооруженной до зубов ударно штурмовой группой рейнджеров, промахнулся с заходом, потому что компьютеризированная бортовая система сброса вышла из строя. Так что самолет №1 ушел на второй круг и рейнджеры на втором С 141 выпрыгнули первыми.
Мерфи: Второй самолет был заполнен клерками и поварами – ротой тылового обеспечения рейнджеров, чье оружие, вероятно, даже не было заряжено.
– Генерал ВВС, отвечавший за доставку одного из вертолетных подразделений для «Дельты» и бойцов SEAL, решил, что не следует нарушать ограничения по снижению шума на соседнем острове и вылетать до рассвета. Он не хотел никого будить. Кроме того, генерал, вероятно, полагал, что таким образом спецназовцы смогут атаковать свои цели средь бела дня и будут лучше их видеть. Результаты, которые очень понравились Мерфи, включали в себя большое количество раненых в бою и подбитых вертолетов.
– Бойцы SEAL атаковали и успешно захватили радиостанцию острова. После нейтрализации захваченного противником объекта, они сообщили по рации, что их миссия закончена и где части, которым они должны передать объект?
– Войска? Вы хотите, чтобы кто то пришел и действительно взял под свою ответственность вашу цель? Извините, капитан лейтенант, это не входит в наши планы. Почему бы Вам и вашим людям не выйти из боя и не вернуться на ваши корабли.
– И как это сделать, сэр?
– Почему бы не вплавь, капитан лейтенант?
Именно так, черт возьми, они это и сделали.
Даже после того, как остров был занят, мистер Мерфи не сдавался. Каким то образом он обманом заставил вице адмирала Джо Меткалфа, командующего оперативной группой, отправить домой слишком много сувениров в виде автоматов АК 47. Разоблачение оплошности Меткалфа в прессе стоило ему четвертой звезды и вынудило преждевременно уйти в отставку.
Как я выяснил для министра военно морского флота Лемана, главным победителем в операции «Правое дело» был сеньор Мерфи. Несмотря на то, что студенты медики были освобождены без потерь, четверо бойцов SEAL погибли без всякой причины, командование и управление потерпели полное фиаско, стрелки «Дельты» и Шестого отряда SEAL использовались вместо хирургически точных действий в стиле специальных методов боевых действий как ударные части, потери из за небрежности и глупости исчислялись десятками, а военно воздушные силы функционировали, скорее, как профсоюз лифтеров, чем как боевой отряд пилотов.
– Послушай, – продолжал Эйс, начав похлопывать ладонями по столу в такт словам, – кто отвечает за безопасность военно морского флота? Бюрократы. Идиоты из канцеляристов. Они думают обо всем пассивно. Сколько у нас замков? Сколько футов цепи вы используете, чтобы запирать ворота каждую ночь? Сколько контрольных списков? Так, черт побери, нельзя вести охрану, Дик.
Он стукнул кулаком по столу
– Вы не можете заставить людей изменить свое отношению к терроризму – вы должны подтолкнуть их. Вот почему я хочу встряхнуть всю систему. Вот почему я хочу встряхнуть вольер военно морского флота так, как его никогда раньше не трясли. Я хочу, чтобы командиры наших баз увидели, насколько они на самом деле уязвимы. Я хочу засунуть это к ним – и пусть они учатся на своем опыте, учатся чему то, что они положат в ящик стола и не забудут. Я хочу покончить со всем этим чертовым самодовольством. Эта угроза реальна. Я это знаю. Ты это знаешь – и им пора тоже это знать.
Он посмотрел на меня с тем же восторженным и зловещим выражением лица, какое бывает у больших начальников, когда они замышляют новый и злобно коварный способ поиграть в игры разума с ничего не подозревающими офицерами.
– Иди и напиши мне чертову служебную записку. Разработай мне подразделение для проверки уязвимости флота против террористов. Приходи с ней в следующем месяце. А теперь убирайся отсюда к чертовой матери и принимайся за работу.
Я назвал его «Красная ячейка», хотя официально оно числилось в книгах как OП 06 «Дельта». В отряде было четырнадцать планконосцев, трое офицеров и одиннадцать рядовых – один взвод, два лодочных экипажа, семь пар пловцов. Это была классическая структура SEAL.
... у меня была идеальная работа для моих любимых подонков. После почти года подготовки, штатных расписаний и бюрократической борьбы, я смог собрать своих бойцов и произнести тайное слово: «Мы будем террористами». Для этих воинов нонконформистов это было идеальное задание: за исключением поддержания их квалификации SEAL в подводном плавании, прыжках с парашютом и подрывных работах, мы были сами по себе. Не было ни формального цикла обучения, ни организованной программы. Каждый человек отвечал за то, чтобы поддержать в форме себя и свои способности.
Моя личная ситуация тоже была приятной. Несмотря на «H» и «I» в моих характеристиках, в феврале 1985 года я, наконец то, надел мундир капитана 1 го ранга.
Миссия «Красной ячейки», как мы и предполагали с Эйсом, состояла в том, чтобы проверить уязвимость баз, узлов связи и управления, оперативных центров и военно морских сил. Они действительно собирались заплатить нам за то, чтобы мы вынесли мозг людям – это было слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Несмотря на мои надменные речи перед людьми, Эйс составил толстую книгу рекомендаций, чтобы быть уверенным, что «Красная ячейка» действует в соответствии с правилами. Флотский юрист путешествовал с подразделением, чтобы убедиться, действуем ли мы в рамках закона. Каждый сценарий тщательно разрабатывался, чтобы выявить слабые места базы, затем одобрялся – сначала Эйсом, потом заместителем главкома ВМФ Хейсом и его штабом, и, наконец, командующим военно морскими силами того театра, где мы будем действовать. Эйс слишком хорошо знал мою склонность к импровизациям: «Отклонитесь от того, о чем мы договорились, и ты со своими парнями станешь историей» – предупредил он меня. Я ему поверил. И – по большей части – я выполнял его приказы.
Каждый из командующих базой также будет заранее проинформирован о том, по каким целям и когда мы будем наносить удар, чтобы они могли усилить безопасность. Если бы это было необходимо, посредники использовали бы правила о количестве жертв на учениях, где мы использовали бомбы, направленные против личного состава. И чтобы помочь каждой базе исправить все, что было не так, каждое учение будет записываться на видео. Используя оборудование для условий низкой освещенности и бывших оперативников SEAL в качестве операторов, мы давали телевизионные наглядные уроки о том, как не надо иметь дело с террористами. Видеозапись также служила неопровержимым доказательством того, что ячейка сделала то, о чем мы говорили – ни один командующий базы не сможет оспорить, где мы были, а где – нет.
– Идея – прорычал Эйс, – не в том, чтобы вы, придурки, палили и хватали как кучка безумцев. Идея состоит в том, что мы учим военно морской флот как усложнить жизнь террористам. Они как проклятые домушники. Если террористическая группа проводит оценку целей на двух базах и одна из них выглядит подготовленной, они ударят по менее подготовленной базе. Это то, что мы хотим донести до понимания командующих базами.
Ранней весной 1985 года «Красная ячейка» провела генеральную репетицию в Норфолке. Местность была знакомой, так что операция не требовала большой предварительной работы со стороны «Красной ячейки». Настоящая работа заключалась в том, чтобы найти способы включения съемочных групп в наши террористические «атаки». В конце концов, мои люди не только должны были пройти через кордоны безопасности – каждая операция также должна была быть записана на пленку. К счастью, в качестве операторов были наняты три бывших моряка из Шестого отряда SEAL, и они могли красться и подглядывать почти так же хорошо, как «Красная ячейка». Всего за несколько дней нам удалось обрушить опустошение на Второй флот и штаб-квартиру Атлантического флота бомбами, минами-ловушками и дымовыми гранатами – и записать большую часть этого на пленку.
Главком ВМФ Уоткинс был подводником на атомоходах. Так где же начать нашу серию хлопков с притопом, как не в Нью-Лондоне, штат Коннектикут, родном доме для атомных подводных лодок класса «Трайдент» и «Огайо». Я посетил Нью-Лондон и проинформировал соответствующих командующих, которые не были в восторге от нашего предстоящего прибытия. Несмотря на их прохладный прием, мы разработали ряд сценариев, которые были согласованы вверх и вниз по командной цепочке. Наконец, в начале июня, мы отправились на север, чтобы их навестить.
База – точнее две базы – располагались на берегу Темз-ривер, примерно в шести милях к северу от пролива Лонг Айленд.
Верхний объект содержал обычные флотские вещи, необходимые для существования – офицерское общежитие, тыловые службы, кинотеатр, военторг и казармы, а, также, узлы связи и управления для обеих баз. Что более важно, там же был арсенал с боеприпасами – где хранилось тактическое оружие такое, как торпеды, и более тайное – ядерное оружие. Ниже по реке был укрытия, где стояли подводные лодки класса «Огайо» («Трайденты» были слишком велики, чтобы проходить под мостом федерального шоссе 1-95, и швартовались в другом месте).
Мы открыли лавочку в Гротоне, штат Коннектикут, чуть дальше по дороге и приступили к сбору информации. База, как вскоре выяснилось, была открыта настежь. Насколько широко? У нее не было настоящих ворот, только въезд. По оси север юг между верней и нижней базой шли железнодорожные пути. Заборы из проволочной сетки, чтобы люди не забредали с правой стороны дороги на базу, сгнили и проржавели. Вдоль самого восточного периметра верхней базы никакого забора не было вообще – только 100 футовый (прим. 30м) сланцевый утес, усеяный кустарником, гвоздичным перцем и чертополохом. У его подножия было здание арсенала, окруженное в один ряд сетчатым забором высотой восемь футов (прим. 2,5 м).
Мы придержали три дня. Щекастик пошел в магазин скобяных изделий и купил три пакета вкусняшек, которые он превратил в зажигательные устройства, бомбы и мины ловушки. От «бомб» тянулись растяжки к фотовспышкам; мины ловушки и зажигалки в качестве «взрывчатки» тоже имели фотовспышки.
Я взял напрокат небольшой самолет, и Скачки провел нас под мостом 1 95, замочив колеса в Темз-ривер, когда мы низко спикировали. Мы прожужжали над стоянками подводных лодок. Никто нам даже не помахал. Мы арендовали катер и подняли советский флаг на его носу, затем проплыли мимо базы, в то время как открыто записывали на видео подводные лодки в их сухих доках, фиксируя секретные детали их конструкции. Сухие доки были открыты и незащищены – если бы мы решили протаранить одну из подводных лодок, ничего бы нам не помешало.
Затем Минкстер – у которого был лучший арабский акцент – позвонил с первой угрозой. Он набрал центральный коммутатор Нью Лондона.
– Военно морская база подводных лодок, чем я могу вам помочь?
– Ага – сказал Минкстер – это «Движение за свободную эякуляцию Палестины. Освободите всех наши пленных, или вы, сионистские неверные, пострадаете.
Затем он повесил трубку, как раз когда бедный оператор собирался сказать «Что о о о о?».
В ту ночь база была в полной боевой готовности. Морские пехотинцы патрулировали линию ограждения у главного въезда. У боковых ворот, где единственная дорога вела к госпиталю базы, стояли пикеты военно морской охраны. Датчики движения вокруг здания арсенала были включены. Но датчики защищали только две стороны здания. В конце концов, кто будет так невоспитан, чтобы выдать два притопа три прихлопа сзади?
Рейдеры Рики – вот кто. Пока мы с Щекастиком наблюдали с вершины, Фрэнк, Ларри, Змей и Пыжик быстро спустились вниз по склону, бесшумно пробираясь через широко раскрытую «заднюю дверь».
Я подтолкнул Щекастика локтем.
– Это как будто снова остров Ило ило. Все следят за входной дверью, а мы стреляем и хватаем на заднем дворе.
После того, как квартет бойцов SEAL осуществил проникновение в защищенную зону, мы спустили съемочную группу, которая расположилась, чтобы заснять действие.
Вставляйте кассету. Ларри и Фрэнк нырнули под сетчатый забор и прокрались с одной стороны здания арсенала; Пыжик и Змей пошли в другую сторону. Часовой с дробовиком, в патронник которого не был дослан патрон, велел им остановиться. Прежде чем он среагировал, Змей «застрелил» его из пистолета с глушителем и тот упал. Посредник признал его убитым. А потом началось самое интересное. Пыжик заминировал пару баллонов с пропаном. Затем они со Змеем вскрыли замок боковой двери и установили взрывчатку с таймером рядом с зоной подготовки ядерного оружия. Среди торпед были спрятаны еще СВУ – самодельные взрывные устройства.
В довершении всего Ларри и Фрэнк повесили на здании арсенала огромный плакат, сделанный из простыни. Надпись гласила: «БА-БАХ! Любим целуем, Движение за свободное семяизвержение Палестины». Потом все взобрались на скалу, мы запрыгнули в машины, припаркованные на самом видном месте у обочины, и уехали.
После успешно проделанной ночью работы, мы отправились на более серьезную террористическую вечеринку. В одном из баров, которые мы осмотрели, мы подобрали пару наиболее симпатичных сотрудниц «Дженерал Дайнемикс». Пока они танцевали грязные танцы с Пыжиком и Золотопыльным Фрэнком, я стащил их удостоверения.
Гибель вам, дамочки.
Мы без проблем добрались до верхней базы. На второй день мы нанесли удары по госпиталю, коммуникационному узлу и зданию штаба, и все это без сопротивления. Причина была очевидна с самого начала: подводники – очень организованные люди.
Они работают по контрольным спискам. Как только что то было проверено, оно вычеркивается из списка и больше не проверяется. Террористы не работают по контрольным спискам, они поражают цели по возможности. Так что мы подождем, пока это место не проверит охрана, а затем ударим по нему, уверенные, что нас никто не будет поджидать.
То же самое оказалось верным и для стоянок подводных лодок. Так что на День Второй я отправил Минкстера, Малыша Рича, Скачки и Умника Арти примерно на четверть мили вверх по реке, к затону для яхт. Там они переоделись в гидрокостюмы, сложили одежду в непромокаемые мешки и поплыли к стоянкам подводных лодок. Они взобрались на сваи, снова переоделись, повесили сумки на пирсе и принялись за работу.
Во-первых, они нашли часовых, которые спокойно пили кофе в своих будках и заставили их замолчать. Затем они спрятали взрывчатку за рулями одной атомной подводной лодки. Они поднялись на борт еще одной подводной лодки класса «Огайо» и разместили подрывные заряды в рубке управления, в ядерно-реакторном отсеке и торпедном отсеке. Когда их останавливали, они выходили из положения, называя себя обслуживающим персоналом из «Дженерал Дайнемикс». Никто не спрашивал у них удостоверения личности, а если бы и спросил, они бы показали удостоверения, украденные мною прошлой ночью. Они бы помахали ими – большие пальцы удобно прикрывают фотографию – и никто бы ничего не заподозрил.
Бойцы SEAL закончили свою работу, снова надели гидрокостюмы и поплыли по реке вверх к яхт клубу, где мы их подобрали.
Командующий базы, капитан первого ранга, был недоволен, когда мы показали ему записи. Его босс, двухзведный командующий эскадрой, которого я назову адмирал Самоуверенность, был еще менее очарован.
– Каперанг, – заявил он, – это учение было нечестным и не должно засчитываться. Ваши люди играли не по правилам.
– По каким правилам, сэр?
– Ну, вы спустились со скалы, чтобы напасть на мой арсенал. Вы никогда не говорили мне, что вы это сделаете – только сказали, что нападете на него. Вы плыли вниз по реке и поднялись в доки, когда атаковали подводные лодки. Если бы мы знали, что вы придете с той стороны, мы бы уже ждали. Мы не можем поставить людей следить за всем.
– Я уверен, что Абу Нидаль или Народный фронт освобождения Палестины примут во внимание Ваши взгляды, если решат нанести удар по Вашей базе, сэр.
– Не умничайте тут передо мной, каперанг.
Я? Дикки?
– Нет, сэр. Даже не смею думать об этом, сэр.
Командующий базы пристально на меня посмотрел.
– Ваши так называемые террористы позвонили и сказали, что они собираются ударить по военторгу. Мы были готовы, но они этого не сделали.
– Нет, капитан первого ранга, вместо этого мы атаковали центр связи.
– Это неправильно.
– Послушайте, джентльмены, давайте я вам все объясню. Террористы не действуют по каким либо правилам. У вас здесь хорошая миленькая база, и она, вероятно, работает очень эффективно. Но в том, что касается безопасности, вы чрезвычайно уязвимы. Вы не проявляете никакой инициативы – на пленках, которые главком с удовольствием посмотрит, потому что, как вы знаете, он из подводников атомоходчиков, показано, как я подорвал две ваши атомные подводные лодки и если бы я захотел, я мог бы подорвать их все.
Адмирал Самоуверенность ощетинился.
– Это совсем другое дело. Каперанг, ваши люди не имели права подниматься на борт атомных подводных лодок. У них нет допуска.
– Тогда почему вы нас не остановили?
– Это нечестный вопрос.
– Адмирал, нечестность не имеет с этим ничего общего. Мы согласились, что подводные лодки были честной добычей. Лучшая защита от вражеских подводных лодок – держать их в порту. Таким образом, все, что нужно плохим парням – это вывести из строя один руль управления или один винт – и ваш многомиллиардный ядерный флот закупорен.
Я бросил украденные удостоверения на стол Самоуверенности.
– Возможно, вы захотите их вернуть.
– Господи, – выдохнул он, – вот это…
– Адмирал, – перебил я, – у морских пехотинцев, которые охраняют ваш главный въезд, не используются те же радиочастоты, что и у охранников, патрулирующих периметр базы. Охранники могут связаться с вашей службой безопасности, но не со службой следственного управления военно морского флота на пирсе. Никто не носит заряженного оружия. Никто не останавливает незваных гостей. Ваши заграждения по периметру всего шесть футов высотой. И любой может приплыть по реке на стоянку подводных лодок. Безопасность здесь отстойная.
Самоуверенность стал раздражительным.
– Не нарушайте субординацию, каперанг.
Он уже начал выводить меня из себя, но я придержал язык.
Мы с ребятами собирались провести выходные в День труда 1985 года с Рональдом Рейганом. Ну, на самом деле, мы были не с президентом, а с его самолетом. Борт ВВС №1 размещался на военно-морской базе Пойнт-Мугу, примерно в 125 милях от президентского ранчо в Санта Барбаре, когда там отдыхали Рейганы. Со всей дополнительной охраной вокруг, это казалось прекрасной возможностью поиграть в наши фирменные развлечения и игры.
Командиром базы в Мугу был военно морской летчик по имени Горди Накагава. Горди дважды был военнопленным: сначала как интернированный во время Второй мировой войны, а затем как военно морской летчик, когда его захватили вьетконговцы. Я любил и восхищался Горди. В отличии от большинства командиров баз он серьезно относился к безопасности. Он даже сформировал команду специального вооружения и тактики на Пойнт Мугу – она была необычна тем, что в ней были и мужчины, и женщины – которых он любовно называл своими Рэмбо и Рэмбеттами.
Горди Накагава был стрелком мирового класса и игроком, и ему нравилась перспектива того, что его люди получат возможность сыграть рок н ролл с «Красной ячейкой», когда борт №1 будет на земле. У Секретной службы была иная точка зрения.
– Мы не играем в игры, – сказали они. – Точка.
Я пожал плечами. Как угодно. Просто потому, что они не хотели играть с нами, не означало, что мы не могли играть с ними.
Мы с Горди остановились именно на этих выходных, потому что даже с бортом №1 на взлетной полосе база будет напоминать Сонную Лощину. Работа не присутствует в лексиконе военно морского флота по выходным – особенно в длинные праздничные выходные. Тревога никогда не была профилактическим словом на флоте по воскресеньям, когда все отсыпаются. Это исторический факт: помните Перл Харбор?
«Ячейка» прибыла за десять дней до начала народных гуляний, просочившись коммерческими авиарейсами в Лос Анджелес и Санта Барбару. Парни арендовали с полдюжины машин, от «каддилаков» до пикапов. Мы поехали в Мугу и остановились в том же мотеле, которым пользовались Секретная служба борта №1 и служба безопасности ВВС. Это позволяло нам следить за оппонентами – тем временем, тяжелое снаряжение и съемочная группа прибыла на борту самолета ВМФ, который летел на военно морскую авиабазу Аламеда.
Рыжик Пыжик (я всегда думал, что пора его переименовать в Пыжика Бомбежика) «одолжил» десятискоростной велосипед и объехал каждый участок дороги рядом с Пойнт Мугу. Блуждания привели его к редко используемым задним воротам позади взлетно посадочной полосы. К своему великому удовольствию, он обнаружил, что широкие ворота заперты простым замком и цепью. Он купил болторез, перерезал цепь, поглубже спрятал замок и заменил его своими цепью и замком.
Дюк тем временем арендовал лодку на местной пристани. Он и Ларри катались вдоль берега, разглядывая женщин, загоравших топлесс. Они также сделали съемку береговой линии Пойнт Мугу с точки зрения вероятных позиций наземных датчиков. Через полевой бинокль они, также, следили за командой быстрого реагирования базы и патрулями охранников. Служба безопасности военно морского флота и морская пехота выполняли свои предсказуемые, словно по часам, дежурные обходы. «Террористы», как и настоящие плохие парни, делали подробные записи.
Чтобы обеспечивать целостность своего подразделения, «Красная ячейка» массово проверяла местные бары и салуны. И мы снова получили ценную информацию. Кто и где пил? О чем сплетничали? Какие нашивки носят люди? Часто, когда передовой дозор находился внутри, смешиваясь с толпой и поглощая холодное пиво, джин «Бомбей» или другие разнообразные высококачественные напитки, двое или трое замыкающих оставались на парковке, снимая наклейки с ветровых щитков и бамперов, чтобы «Ячейка» могла использовать их на наших собственных арендованных машинах.
К вечеру пятницы мы были готовы. Ячейка прощупала базу в поисках слабых мест. Многие из них были найдены.
Это была детская забава – перелезть через забор посреди бела дня, да еще рядом с главными воротами. Как?
Скачки проехал мимо ворот, сигналя и ругаясь на охранников, бросив пару пакетов с молоком в их направлении, когда проезжал мимо. Йа ху у – все смотрят на Скачки.
Тем временем, в десяти футах (прим. 3м) от них, Хо-хо-хо и Док Трембли перепрыгнули через восьмифутовый забор и побежали прочь. Гибель вам, привратники.
Это были основы. Мы также взломали клеммные коробки и прослушивали телефоны. Мы отслеживали полицейские радиочастоты с помощью сканеров «Биркэт». Мы составили свои собственные тактические карты с кратчайшими путями, задними дверями и маршрутами отхода. Цели были оценены, отобраны и расставлены по приоритету.
Борт ВВС №1 уже приземлился и встал на стоянку в отдаленном углу поля, окруженный пиджаками из Секретной службы и «синими одеялами» из ВВС – личным составом подразделения охраны в голубых беретах. Нам было все равно – двадцать человек охраняют самолет или двести.
Затем мы приступили к работе. Для базы, которая якобы находилась в состоянии боевой готовности, это место, казалось, едва дышало. Часовые смотрели телевизор под своими навесами. Взлетно посадочная полоса с ее F 18 “Хорнет” была пуста. Охранники приходили и уходили по расписанию.
Никто не занимался делом. Даже телефонистка, принявшая угрозу Минкстера от имени «Движения за семяизвержение Палестины», не работала на всех оборотах.
– Это «Движение за семяизвержение Палестины». Если израильтяне не освободят сто семьдесят три наших политических заключенных в течение двух часов, ваш объект будет залит американской кровью. Мать всех войн начнется на вашей проклятой сионистской территории.
– Не могли бы вы повторить это название по буквам, звонящий?
– Это С как в семяизвержении, Е как в семяизвержении, М как в семяизврежении, Я как в семяизвержении…
Минкстер бубнил в трубку со своим лучшим акцентом Ясира Арафата.
капитан лейтенант Трейлер Корт, одетый в украденную униформу капитана второго ранга вместо черной пижамы и куфии, зарегистрировался в пятницу вечером в 19.00. Он подъехал к воротам и объяснил охранникам, что должен явиться на службу во вторник, но приехал пораньше, чтобы провести выходные в офицерском общежитии и не платить по счету в мотеле. У Трейлера было удостоверение, украденное нами в баре пару дней назад, но в этом не было необходимости: косячники из службы безопасности военно морского флота пропустили его, ничего не проверив.
Он направился прямиком в офицерское общежитие для холостяков, пробрался в неиспользуемую комнату и распаковал оружие, приборы ночного видения, радиооборудование и взрывные устройства, которые мы тайком пронесли на базу. Затем он воспользовался своим карманным шифратором, чтобы позвонить нам по телефону из своей комнаты и сообщить, что берег чист. Отлично. Я отправил Хо хо хо, Скачки и Малыша Рича, одетых в модные черные шмотки через забор. Никто их не видел и не останавливал. Они зашли в комнату Трейлера, переоделись в рабочую одежду, взяли взрывное оборудование и вышли, чтобы украсть снарядный погрузчик, который мы, сидя у автопарка, приметили накануне.
Троица подъехала на снарядном погрузчике к складу боеприпасов и ворвалась внутрь. Они загрузили его с помощью вилочного погрузчика паллетами с ярко синими муляжами 500 фунтовых бомб, которые там нашли. Бомбы они оснастили дистанционно управляемыми детонаторами и минами ловушками, накрыли громоздкий груз маскировочным брезентом и отвезли весь груз обратно на стоянку офицерского общежития, где за ним мог приглядывать Тейлор.
Фрэнк и Змей переоделись в гидрокостюмы для своего собственного варианта тихого вечернего проникновения. Пыжик отвез их к месту по шоссе тихоокеанского побережья, прямо над природным заповедником, который располагался на северной оконечности базы. В сопровождении бывшего товарища по Шестому отряду, нашего оператора по имени Нейл, они проплыли немного вниз по небольшой реке, пока не достигли болотистого заповедника. Мужики попытались проникнуть прямо через него, но их остановила грязь глубиной в четыре фута (прим. 1,2м). Поэтому они изменили курс и пошли по сухопутному маршруту, огибая периметр заповедника, двигаясь по пластунски на юго восток методичным, болезненным переползанием.
Примерно через восемьсот ярдов (прим. 700м) медленного движения ползком, когда они пробрались через дренажную трубу, которую служба безопасности забыла заблокировать решеткой или экранами, террористы столкнулись с патрулем Рэмбо/Рэмбетт. Четверка из отряда SWAT в черной форме патрулировала периметр базы. Бойцы SEAL молча лежали в футовой болотной траве, а ботинки полицейских проходили в нескольких дюймах от их носов.
...
Оставшись одни, они продолжили свою миссию. Медленно двигаясь, Змей, Фрэнк и Нейл прокрались по дренажной канаве вдоль рулежной дорожки.
Змей и Фрэнк вломились в ангар, переоделись в найденные там комбинезоны, вышли на взлетную полосу и засунули взрывчатку в воздухозаборники полудюжины истребителей F-18. Нейл записал все это на пленку, используя ночной объектив. Выполнив задание, они направились прямо к задним воротам, отперли их, выскользнули наружу и снова заперли ворота. Пыжик поджидал их – в конце концов, это было время «Миллера».
Минкстеру и Щекастику не нашлось времени для «Миллера». Они были в первый день моим пушечным мясом. Мне нужна была диверсия, чтобы убедиться, что Фрэнк и Змей смогут пробраться на взлетную полосу. Поэтому я отправил их на склад топлива, на другом конце базы, где они произвели достаточно шума, чтобы вызвать ответную реакцию.
Мы следили за передвижениями властей по нашим сканерам полицейского диапазона. Трейлер, сидевший с прибором ночного видения на крыше офицерского общежития, мог дать нам беглый комментарий о том, кто двигался и куда направлялся. Это было похоже на фильм о путешествиях.
Полиция Министерства обороны догнала Щекастика и Минкстера как раз в тот момент, когда они «закладывали» взрывчатку. Они выдали себя, намеренно пройдя через область, богатую на датчики. Копы окружили моих ребят и схватили их. Затем наскоро обыскали, надели наручники, кинули на заднее сиденье автомобиля и отвезли в полицейский участок Министерства обороны, расположенный за пределами базы Пойнт Мугу.
Вот только обыскали их не очень тщательно. У Щекастика в кармане был ключ от наручников и пистолет в паховой кобуре.
Его обыскивала женщина, которая, по понятным причинам, была сдержана в том, чтобы по деловому ощупать его пах, тем более, что Щекастик подначивал ее на этот счет: «Эй, детка, как насчет смазки – давай, просто положи свою руку туда, где горячо и твердо».
Большая ошибка номер один. Щекастик был вооружен и очень опасен.
Оказавшись внутри участка, он с пользой использовал и ключ, и пистолет.
Во первых, он освободил Минкстера. Затем, они вдвоем захватили всех полицейских, а также их участок. Теперь полицейским пришлось вызывать группу быстрого реагирования на помощь.
Тем временем, Дюк и Змей «взорвали» главную антенну Пойнт Мугу. Все коммуникации между штабом Рэмбо/Рэмбетт и остальными службами быстрого реагирования прекратились, поскольку посредник решил, что взрыв «Красной ячейки» нанес достаточный ущерб, чтобы прекратить работу полицейского узла связи и управления.
«Взрыв» также вывел из строя пожарную часть базы, которая уже была издергана ложными тревогами, генерируемыми «Красной ячейкой», предусмотрительно обеспеченные Пыжиком. Вот тебе и ночка началась.
С первыми лучами солнца обнаружился еще один сбой системы безопасности. Мы, террористы, были свежими – мы все немного отдохнули. Силы безопасности, напротив, начали уставать – они не планировали отдыхать посменно. Горди создал команду, но у него не было скамейки запасных. Все были подняты сразу и все еще находились на дежурстве.
Это была большая ошибка номер два. Уставший полицейский – это беспечный полицейский. Сразу после рассвета, Хо хо хо, Рич и Скачки захватили полдюжины ранних завтракающих – включая женщин и детей – в кафетерии Мугу, который находился за пределами базы, чуть дальше по дороге от главных ворот. Они завязали пленникам глаза и передали их Золотопыльным близнецам в качестве человеческой валюты. Теперь полицейские оказались между пресловутым молотом и наковальней: было обычной практикой не обменивать захваченных копов, но женщины и дети были совсем другим делом. С измученными полицейскими переговорщиками была заключена сделка и сразу после 9.00 Минкстер и Щекастик были освобождены из полицейского участка.
Мы знали, что полицейские планируют поставить блок пост в полумиле от него, потому что подслушивали их переговоры и телефонные звонки. Так что мы сделали неожиданное. Золотопыльные близнецы обменяли заложников на наших людей. Затем Фрэнк помчался в том направлении, которого никто не ожидал – прямо через главные ворота на базу.
Мы слушали крики отчаяния по полицейским рациям, затем – после первоначального замешательства – тон сменился на торжественно восторженный. Теперь они верили, что «Красная ячейка» облажалась по королевски – потому что машина для побега направлялась прямо к взлетно посадочной полосе, с которой, как они знали, не было выхода.
Фрэнк и его арендованная машина, сопровождаемая тремя джипами, нагруженными Рэмбо и Рэмбеттами, повели веселую погоню по всей базе. Он промчался по глухим переулкам, славировал «против шерсти» по улицам с односторонним движением и развернулся назад, чтобы поиграть в «цыплячьи бега» с преследователями.
Щекастик взглянул через лобовое стекло. Кто стоял у задних ворот? Миста Рыжик-Пыжик, со своим десятискоростным велосипедом, цепью из закаленной стали и замком «Медеко» с ключом.
Пыжик отвесил поклон. Фрэнк проехал мимо. Пыжик закрыл ворота. Все разъехались. Мы получили замечательное видео Рэмбо и Рэмбетт, пытающихся сломать замок и цепь.
Что, конечно, было невозможно. Спецназу не выдали болторезов, и они не хотели таранить ворота и портить свои джипы, не говоря уже о порче государственного имущества. И снова настало время «Миллера».
В воскресенье мы играли в «Честер, Честер, хулиган» с местной полицией. Скачки, Док Трембли и Хо хо хо протолкались через вестибюль жилого комплекса семей рядового состава, расположенного в полумиле от главных ворот. Появление трех зловещего вида парней в черных футболках, джинсах и балаклавах, вооруженных автоматами, вызвало настоящие вопли у папочек и мамочек. Десятки людей позвонили в службу 911, чтобы сообщить об инциденте. Мы использовали жалобы, чтобы связать местную полицию, команду агентов ФБР, которые пришли поиграть, полицию Министерства обороны и два джипа с Рэмбо и Рэмбеттами Боба Лазера. Это выглядело как съезд полицейских за пределами жилого комплекса: дюжина автомобилей с мигалками и четыре правоохранительные организации, долго и громко спорящие о том, кто здесь, черт возьми, главный.
Нам, конечно, было без разницы, кто, по их мнению, здесь главный. Мы знали, кто здесь главный – мы сами. Итак, пока копы спорили, мы взорвали дымовые шашки в главном здании штаб квартиры, на электростанции, в ценном оружейном складе Горди Накагавы и на складе горючего.
Погибель вам, копы.
Между тем, медицинские учреждения в Пойнт Мугу теперь были перегружены до предела. Госпиталь базы был предназначен для ежедневных болячек – они специализируются на ушных болях, носовых кровотечениях и вывихнутых лодыжках. Теперь они имели дело с десятками жертв «шоковых травм», «тяжелораненых» и «умирающих пациентов» и врачи начали говорить – «Ого, на это я не подписывался».
Горди Накагава наблюдал за хаосом из своего кабинета с кривой усмешкой.
К утру понедельника мы закончили. Военно морская авиабаза Пойнт Мугу погрузилась в хаос, вплоть до анархии. Мы взорвали большинство наших целей без сопротивления. Местные копы настолько устали, что промахивались мимо дверей. Пожарные лезли на стены. Врачи были на грани того, чтобы устроить сидячую забастовку. ФБР собрало свои игрушки и отправилось домой, потому что никто не играл честно. Только Береговая охрана продолжала беззаботно ходить вдоль берега, даже не дрогнув.
Горди был в восторге от этих учений, потому что смог увидеть, где находятся его уязвимые места.
Пора было уже возвращаться домой. Но оставалась еще одна, сочная, неотразимая цель – Борт ВВС №1, который должен был вылететь около полудня, и она была слишком заманчива, чтобы ее можно было проигнорировать. Одетые в комбинезоны механиков Фрэнк и Щекастик забрались в снарядный погрузчик, который все выходные оставался припаркованным у офицерского общежития, и поехали в дальний угол поля, где заправлялся и обслуживался президентский 707-й. Они выбрались наружу и активировали взрывчатку, прикрепленную к поддонам с 500-фунтовыми бомбами. Просто для повышения внимательности, Щекастик установил еще один заряд: он заминировал водительское сиденье снарядного погрузчика.
Закончив свою работу, Фрэнк и Щекастик неторопливо вернулись в офицерское общежитие и переоделись в комнате Трейлера. Все трое собрали вещи в машину и подготовились к отъезду. Затем они поднялись на крышу общежития, чтобы посмотреть на результаты своей работы.
В качестве прощального дружеского жеста, мы также заложили взрывчатку в грузовике группы быстрого реагирования. Когда Минкстер по телефону сообщил Бобу Лазеру о нашей угрозе борту ВВС №1, практически все Рэмбо и Рэмбетты бросились к грузовику, который «взорвался» в облаке дыма. Посредники вынесли вердикт: десять убитых, десять раненых. Погибель вам, Рэмбо и Рэмбетты.
Когда выжившие бойцы группы специального вооружения и тактики, наконец, обнаружили снарядный погрузчик (им понадобилось больше часа, чтобы добраться до стоянки, примыкающей к борту ВВС №1), они подошли к нему с большой осторожностью. Вы бы могли увидеть тревожные взгляды в наших видеосъемках камерой с длиннофокусным объективом. Они собирались сделать все по учебнику.
Они оцепили территорию. Они вызвали команду разминирования. Они прибыли, и у них ушло пятнадцать минут на консультации. Затем взрывчатка в кузове была осторожно обезврежена, провод за проводом. Когда бомбы были благополучно обезврежены, один из Рэмбо забрался в кабину, чтобы отогнать машину.
Ба бах – наша мина-ловушка из дымовой гранаты взорвалась и «взорвала» весь поддон с 500 фунтовыми бомбами. Это была мечта боевого пловца, ставшая явью – живая иллюстрация из учебника по подрывному делу. Трейлер сообщил мне по рации, что вид с крыши общежития был впечатляющий.
– Шкипер, не хватало только титров: «Конец – производство Дика Марсинко, сценаристы «Красная ячейка».
В Италии существовала реальная террористическая угроза. В 1981 году «Красные бригады» похитили бригадного генерала Джеймса Дозье в Вероне. Его продержали сорок два дня, а потом он был освобожден итальянскими антитеррористическими подразделениями. В 1984 году «Красные бригады» убили Лемона Ханта, американского начальника многонациональных сил, контролировавших мирное соглашение между Израилем и Египтом. Эти и другие действия вызвали у Эйса Лайонса большую озабоченность по поводу уязвимости трехзведочного адмирала военно морского флота США в Неаполе, которого я буду звать Мотт.
Несмотря на то, что Эйс стал главнокомандующим Тихоокеанским флотом, и больше не курировал «Красную ячейку», он хотел, чтобы я со своим подразделением занялся Неаполем – и я согласился.
– Со всей этой активностью «Красных бригад» и похищениями мафии, я немного нервничаю. А теперь, когда захватили корабль – «Ахилл Лауро», кто знает, что будет дальше. Но Следственное Управление ВМФ говорит, что мы здесь в полной безопасности. Дом обнесен высокой стеной, у нас есть два огромных сторожевых пса и нас повсюду возит вооруженный водитель.
Я подошел к серой коробке, прикрепленной к стене, и открыл ее. Там был рубильник питания. Я повернул ручку вниз. Из глубины дома до меня донесся крик миссис Адмирал:
– Что случилось со светом?
Я снова включил рубильник.
– Вот тебе и электричество.
– NIS никогда этого не замечал, – сказал адмирал.
– Сценарий первый: они выключают Вам электроэнергию. Вы выходите, чтобы ее включить. Они хватают Вас, запихивают в багажник своей машины, до автострады пять минут езды – и та да а а – Вы еще один генерал Дозье.
Лицо адмирала Мотта явно омрачилось.
Хо хо хо вскрыл крышку люка прямо перед воротами адмирала Мотта. Он поддел один край и приподнял стальной диск, так, как будто это было папье маше.
Ларри и Фрэнк посветили фонариками в темноту.
– Сценарий второй: десять килограмм пластита, чтобы удивить Вас, когда Вы войдете в свои ворота.
Лицо адмирала вытянулось еще на дюйм.
– Ваши водопроводные трубы тоже там. К ним легко получить доступ. Может быть, немного капнуть бактерий в водопроводную воду.
... база НАТО, и база ВМС в Неаполе уже были приведены в полную боевую готовность из за инцидента с «Ахиллом Лауро», который произошел во время нашего пребывания в Неаполе. Но безопасность все равно была шуткой. В первую же ночь мы похитили адмирала Мотта. Он выступил с хорошо принятой речью в офицерском клубе на базе НАТО – событие освещалось по телевидению, не меньше. Его жена с гордостью наблюдала за происходящим. Мы следили за ним настолько пристально, что даже египтяне бы почувствовали неладное. NIS щелкали клювом. Мы фотографировали; мы задавали вопросы; мы просто вредили сами себе. Ничего. Ни единого укуса.
Вооруженный и опасный водитель адмирала Мотта тоже нас не видел. Мы прошли в офицерский клуб не предъявив удостоверений личности, говоря жестко и действуя так, будто владеем этим местом. Охрана нас пропустила.
Мы последовали за машиной Мотта на базу и, как только она свернула в холмы, столкнули ее с дороги, прижав к деревьям.
Ларри и Фрэнк выскочили из машины, натянув балаклавы на лица. Они усмирили вооруженного водителя, вытащили адмирала через дверь, связали и завязали ему глаза, а затем бесцеремонно швырнули в багажник своей машины.
Миссис Мотт совершенно обезумела. Это не было развлечением, на которое она подписывалась.
Они отвезли адмирала к его дому – он на самом деле, приехал раньше, чем его жена – и высадили его. Ларри сказал мне, что он был ошарашен, но храбро улыбался и бормотал злые слова о NIS, когда, шатаясь, зашел в ворота.
В ту ночь Ларри и Фрэнк устроили засаду в саду Мотта, спрятавшись среди деревьев за высокими стенами. Ларри даже заглянул во двор и подружился с двумя огромными сторожевыми бульмастифами. Он привязал им на шеи записки в качестве доказательства того, что играл с ними. Затем, точно в 07.30 подъехала машина адмирала, чтобы отвезти его в офис. Водитель посигналил. Адмирал Мотт вышел из своей парадной двери и направился к воротам.
Ларри спрыгнул с дерева.
– Bon giorno, Ammiragho. (Доброе утро, адмирал – итал. прим. перев.)
– О нет, только не это.
– Si, Ammiraglio, ripetutamente. (Да, адмирал, опять – итал. прим. перев.)
Он ткнул адмирала пистолетом под ребра, и они двинулись к машине, не отставая друг от друга. Водитель и человек из военно морской службы безопасности сидели на переднем сиденье. Ларри был вежлив. Они с адмиралом немного поболтали. Никто даже косо не взглянул.
Они вместе приехали на военно морскую базу, миновали ворота, морских пехотинцев и поднялись на лифте в командный центр.
– А теперь откроем Ваш сейф и я посмотрю все оперативные коды, – предложил Ларри.
Позже, в тот же день, Ларри и Фрэнк «отстреливали» офицеров.
Личный состав военно морского флота постоянно предупреждали о тяжелых последствиях ношения униформы на работе и использования номерных знаков НАТО на своих автомобилях. Но униформа была дешевле, чем цивильная одежда, а номера НАТО означали легкую парковку в запретных зонах.
Итак, Ларри и Фрэнк взяли свои мотороллеры и стали ждать у ворот военно морской базы. Они следовали за автомобилями с номерами НАТО, управляемыми мужчинами в бежевых тужурках военно морского флота – со знаками различия и всем остальным, поверх их гражданских рубашек. Они останавливались рядом на светофоре и приклеивали наклейку на стекло водителя. А потом с ревом выруливали на проезжую часть. На наклейках были дырки от пуль и надпись: «Вы еще один мертвый военно-морской придурок. Любим целуем, Красные бригады». Кстати, эти наклейки было чертовски сложно отодрать.
Мы провели пять плодотворных дней. Но поговорим о взволнованных адмиралах. К тому времени, как мы вылетели из Неаполя в Лондон и вернулись домой, адмирал Мотт проделал своим людям из службы безопасности новые дырки в заднице и послал шквал «молний» в штаб квартиру Следственного управления ВМФ по поводу идиотов, якобы отправленых для обеспечения его безопасности. Возможно, он был доволен нашей работой, но офицер, отвечающий за этих «идиотов» в NIS, с другой стороны, был решительно не в восторге от нашего выступления.
в то время, как «Красная ячейка» беспечно играла в Плохих Мальчишек Пеков (известный отрицательный персонаж детских книжек – прим. перев.) по всему миру, Следственное управление ВМФ, NIS, под руководством «Ирландца» Флинна тайно организовывала свою собственную партизанскую атаку – на меня и на Шестой отряд SEAL.
Операция NIS получила кодовое название «Железный орел». Расследование стало достоянием общественности, когда Джон Б. Мейсон, один из планконосцев Шестого отряда, был обвинен по тридцати семи пунктам в подаче ложных финансовых отчетов о поездках и даче ложных показаний. (В сентябре 1987 года Мейсон, наконец, признал себя виновным по четырем пунктам обвинения в подделке квитанций и краже снаряжения для подводного плавания в 1983 и 1984 годах на сумму 3800 долларов).
Кроме того, двое рядовых, которые пришли в Шестой отряд уже после моего ухода, были отданы под трибунал за подачу ложных финансовых отчетов и квитанций.
Боб Гормли, который был командиром Шестого отряда, в то время как двое матросов совершали свои преступления, был повышен в должности. Я попал под расследование NIS.
3 го апреля 1986 года меня уволили из «Красной ячейки». Новый ОП 06 «Браво» (это на флотском языке так называется титул начальника отдела военно политической политики и текущих планов канцелярии заместителя главнокомандующего ВМФ по планам, политике и операциям), контр адмирал Роджер Бекон, приказал мне «явиться к коменданту военно морского округа Вашингтона к 16.00. Вы находитесь под следствием».
Как и было приказано, я явился на вашингтонскую военно морскую верфь. Начальник штаба «приветствовал» меня на борту, а затем резко уволил «до дальнейшего уведомления». Следующие полгода я провел, сидя в своей однокомнатной квартире в Старом городе, ожидая дальнейших указаний. Время не было потрачено впустую: я занялся чтением. Я также вернулся к привычке начищать и верх, и подошвы своих ботинок. Один раз чудик – навсегда чудик.
22 июля 1986 года, после всего лишь двадцати пяти дней пребывания в должности, вновь назначенный министр военно морского флота Джеймс Уэбб каким то образом нашел время прочесть все мое досье, после чего он административно исключил меня из списка на повышение в звание капитана первого ранга.
20 мая 1986 года года я подвергся 17 часовому допросу в NIS. Стенограмма была немедленно засекречена, и мне было отказано в доступе к ней. Это был не единственный документ, который мне не разрешили увидеть. В конце концов NIS вытащило шестьдесят четыре коробки с записями из Шестого отряда SEAL, которые заполнили три сейфа засекреченными материалами: картотечные шкафы были забиты тысячами квитанций, ваучеров, записок, служебных заметок и меморандумов.
Я уволился из военно морского флота в звании капитана второго ранга 1 февраля 1989 года, после тридцати лет, трех месяцев и семнадцати дней действительной службы. Несмотря на то, что я находился под следствием более двух лет, Следственное Управление ВМФ не выдвинуло против меня никаких обвинений в каких либо нарушениях.
В июле 1989 меня «пригласили» принять участие в слушаниях большого жюри по поводу предполагаемого завышения цен на специальные гранаты, используемые Шестым отрядом SEAL, “Дельтой” и другими элитными подразделениями, аризонской компанией, в которой бывший боец SEAL, Джон Мейсон, имел финансовый интерес. Мейсон отбывал пятилетний испытательный срок после того, как в сентябре 1987 года признал себя виновным в подделке дорожных чеков и краже снаряжения для подводного плавания на 3800 долларов в 1983 и 1984 годах, когда он служил в Шестом отряде SEAL. Мейсону дали условный срок вместо тюремного заключения при условии, что он будет сотрудничать в других расследованиях – в частности, против меня. После слушания дела, прокурор США в Александрии, штат Вирджиния, решил выдвинуть против меня обвинение в сговоре.
Для моей защиты было крайне важно, чтобы я смог объяснить, что я делал как сотрудник ОП 06 и командир Шестого отряда SEAL. Но военно морской флот постановил, что большая часть моей деятельности между 1977 и 1985 годами не может быть раскрыта.
После того, как военно морской флот надел на меня намордник, мое дело дошло до суда. В ноябре 1989 года по трем пунктам я был обвинен в сговоре.
Джон Мейсон, который был уже осужденным преступником, очень хотевшим заключить сделку с правительством, стал главным свидетелем обвинения против меня. По одному пункту меня оправдали, по двум другим мнения присяжных разделились.
Второй судебный процесс состоялся с 16 по 24 января 1990 года. Я был оправдан по одному из двух оставшихся пунктов обвинения в сговоре и осужден по последнему пункту– но не раньше, чем судья сломил колебания присяжных, дав им новые и конкретные инструкции, которые привели к признанию меня виновным.
9 марта 1990 года я был приговорен к двадцати одному месяцу тюрьмы и штрафу в 10000 долларов.
Утром, 16 апреля 1990 года, в понедельник после Пасхи, я сдался в федеральном исправительном учреждении Питерсберга, штат Вирджиния. Это было самое трудное, что мне когда либо приходилось делать. Не потому, что я боялся тюрьмы – видит Бог, я могу сам о себе позаботиться, и да поможет Господь тому человеку, который поднимет на меня руку – а потому, что я знал, что меня пустили по накатанной дорожке. Я злился на систему за то, что она сделала со мной, и на себя самого за то, что не смог все сделать лучше.
Когда я пересек улицу и оказался в исправительно трудовом лагере «Болотный» с его пятиэтажным общежитием, спортзалом и шестью десятыми мили шлаковой дорожки, ситуация улучшилась. Я бывал в местах и похуже. Жратва была того же сорта, что и в офицерском клубе в Литтл Крик. Мои товарищи по лагерю, смесь белых воротничков, наркодилеров и стукачей, большинство из которых понятия не имели, кто я и что сделал, напоминали мне некоторых из Пентагона.
Никто не беспокоил меня – включая охранников (которые известны, как хаски – хари с ключами), и я держался в основном сам по себе.
Жизнь, безусловно, сносная. По кабельному телевидению идут Си-эн-эн и канал HBO. Я прочитал более шестидесяти книг с тех пор, как приехал сюда. Я тренируюсь два-три раза в день. Мой весь упал с 235 фунтов до 195 (прим. со 106 до 89кг), талия – с 36 до 31 дюйма (прим. с 91 до 79см), я жму 500 фунтов (прим. 226кг) жимом лежа и тягаю 190 фунтов (прим. 86кг) на тренажере для пресса. Я зарабатываю колоссальные шестьдесят пять пенсов в час на своей работе в тюрьме – садоводстве, ландшафтном дизайне и выполнении работ по техническому обслуживанию на тюремной фабрике «UNICOR», которая делает все, от электрических кабелей для правительства до столов для правительственных офисов.
Половина моей зарплаты идет на выплату штрафа. Я сижу в своей камере на третьем этаже, которую делю с байкером наркодилером по имени Джесси, и сочиняю эти слова.