Навигация:
Сотрудничество в космосе
Проблемы финансирования МКС
Взаимный интерес
Языковой барьер
Партнёрские отношения
Орбитальная точка зрения
Метафора «Юнити»
Программа «Мир» — «Шаттл» длилась до 1998 года. За это время семь американских астронавтов побывали на станции и провели там в общей сложности около тысячи дней. В некоторые моменты ситуация становилась напряженной из-за различных аварий и кризисов. Например, в 1997 году на борту возник пожар, поставивший под угрозу жизни членов команды, в числе которых был и американский астронавт Джерри Линенджер. Позднее в том же году со станцией столкнулся русский беспилотный грузовой корабль «Прогресс». При этом была пробита обшивка станции, что вынудило членов команды, включая американского астронавта Майкла Фоула, отсечь поврежденную часть станции и устранить разгерметизацию, возникшую из-за утечки воздуха в космический вакуум. Несмотря на всю серьезность ситуации, экипажу удалось изолировать пробитый модуль, однако из-за столкновения станция на много часов оставалась без электроэнергии, беспомощно кувыркаясь в космосе.
Подобные опасные происшествия серьезно обострили отношения США и России, но также помогли нащупать нужную степень доверия. Например, после инцидента с грузовым кораблем у команды не оставалось иного выбора, кроме сотрудничества во имя спасения своих жизней, а после того, как ситуация перестала быть аварийной, США и России пришлось уладить международные отношения ради спасения программы «Мир» — «Шаттл». Русские стали с большей охотой делиться технической информацией о своей деятельности в космосе, а американцы подтвердили, что настроены на длительное сотрудничество, и показали, что партнерство достаточно ценно для них, чтобы и далее посылать своих астронавтов на станцию «Мир», хотя присутствие там американцев и являлось спорным, отягощенным политическими конфликтами вопросом.
Первый элемент МКС был выведен в космос в 1998 году, а с 2000 года станция была постоянно обитаема и побила предыдущий рекорд приблизительно десятилетнего непрерывного пребывания людей на низкой околоземной орбите, который, разумеется, числился за станцией «Мир». Однако программа МКС столкнулась и с рядом проблем, которые требовалось преодолеть для сохранения партнерства; некоторые из них описаны в следующей главе. Однако самое страшное, критичное для программы происшествие состоялось 1 февраля 2003 года, когда челнок «Колумбия» потерпел крушение во время возвращения на Землю, что привело к гибели его экипажа: Рика Хасбанда, Уильяма Маккула, Дэвида Брауна, Калпаны Чавла, Майкла Андерсона, Лорел Кларк и Илана Рамона. После этой катастрофы новые полеты американских челноков были отменены более чем на два года, в течение которых конструкцию аппаратов дорабатывали, внедряя дополнительные средства безопасности. В это время доставкой членов экипажа на станцию и обратно занималась русская сторона. Но пока американские челноки простаивали, среди партнеров МКС нарастало беспокойство, что США не сможет выполнить свою часть обязательств по постройке космической станции.
В июне 2005 года вновь назначенный глава НАСА Майкл Гриффин столкнулся с этой проблемой на встрече стран — партнеров программы МКС в Париже. По сути, коллеги Гриффина из космических агентств стран-партнеров дали понять: если вы не завершите сооружение МКС, мы никогда больше не сможем с вами сотрудничать, поскольку все лишимся работы. Международные партнеры были очень озабочены, понимая, что решение о завершении МКС действительно находится под вопросом. Гриффин понимал, что США необходимо выполнить обязательства в отношении станции, что включало запуск японского и европейского модулей. Отказ от этих обязательств имел бы катастрофические последствия для международного партнерства, которое он считал важнейшим аспектом программы МКС. Однако решить эту проблему было непросто.
Гриффин вспоминает: «Когда я встал во главе НАСА, дирекция управления и бюджета сообщила мне, что средств хватит не более чем на пятнадцать полетов челноков после “Колумбии”. Мне было совершенно очевидно, что нам необходимо выполнить обязательства и запустить эти модули в космос. Но также было очевидно, что пятнадцати полетов недостаточно, чтобы завершить все нужные работы, и тут я ничего не мог изменить». На тот момент в целях завершения постройки станции было запланировано около тридцати полетов. В конце концов станцию достроили, на что потребовалось двадцать два полета челноков. Чтобы добиться этого, Гриффину пришлось проявить творческую смекалку в использовании бюджета, которым располагало НАСА: «Я взял деньги, выделенные на научные исследования и другие проекты. Многие были недовольны, но я это сделал». Такой подход принес свои плоды: «Поскольку я принял решение быстро и мы не меняли нашей позиции, а предпринимали дальнейшие действия в поддержку этого решения, это вызвало значительное увеличение доверия к США и НАСА со стороны наших партнеров». Однако до тех пор, пока это решение не приняли, вклад США в завершение строительства МКС оставался под вопросом. Летом 2011 года строительство МКС было завершено, а полеты американских космических челноков прекращены.
Отношение каждой из сторон к другой стороне, порой доходившее до неуважения, также представляло трудность. Некоторые американцы, попавшие в те времена в Россию, считали, что США превосходят Россию буквально во всем. По их мнению, США выиграли холодную войну, как выиграли и космическую гонку, первыми высадившись на Луну; кроме того, у США были прекрасные, мощные космические челноки. Эти люди считали, что США удерживают русскую космическую программу от краха, чтобы русские ученые не продали свои технологии враждебным странам. В целом русские люди и русская космическая программа были, на их взгляд, довольно примитивными. Действительно, чему могут американцы научиться у русских? Состояние Звездного городка, как и всей страны, в те времена говорило в пользу такого мнения. К сожалению, люди, пытавшиеся «исправить» русскую космическую программу, перепутали непривычный для них подход с неподходящим подходом. Кроме того, они недооценивали потрясающие достижения предыдущих пятидесяти лет русской космической программы. Такая позиция порой приводила к крайне снисходительному отношению некоторых американцев к русским, что, разумеется, не способствовало сотрудничеству. Как сказал об этом Барратт: «Некоторые наши коллеги лишь ухудшили ситуацию, приехав в Россию, чтобы помочь русским осознать отсталость их методов и реформировать их программу. И на высших уровнях это просто не сработало».
С другой стороны, многие русские обоснованно гордились космическими достижениями России. В конце концов, Россия впервые отправила человека на орбиту, не говоря уже об опыте долгосрочных полетов на русских космических станциях, тогда как у США аналогичный опыт был куда скромнее. Более того, некоторые русские считали этот завоеванный кровью, потом и слезами опыт частью русских национальных ценностей, которые нельзя так просто взять и продать американцам. В результате русские тоже нередко относились к американцам снисходительно. Фоул, например, вспоминает: «В течение первых технических лекций некоторые инструкторы просто источали снисхождение — я был совершенно ошарашен. Они заявляли: “Вы, американцы, вообще не умеете правильно строить космические корабли”».
В целом, хотя многие американцы и видели в партнерстве политический жест Белого дома или считали, что США спасают русскую космическую программу, у многих русских сложилось мнение, что обе страны спасают друг друга. Практически это означало, что русские готовы помогать американцам в областях, где у России больше опыта или совершеннее технологии. Аналогичное отношение наблюдалось и среди американцев, однако временами обе стороны не желали принимать помощь или даже слышать о ней. Джеффри Манбер, который в те времена был главой РКК «Энергия-США», вспоминает встречу с одним из конструкторов станции «Мир» Леонидом Горшковым, на которой наметился переломный момент в разрешении тупиковых ситуаций. Русские, как я уже говорил, обладали большим опытом в создании и использовании орбитальных станций. До «Мира» у них были и другие станции, и конструкция орбитальных комплексов с годами становилась все более сложной и совершенной. Русские в этом разбирались и многое знали о длительном пребывании космонавтов на орбите. У американцев же опыт был куда более скромным: они запустили станцию «Скайлэб» и лишь дважды — в 1973 и 1974 годах — посылали туда людей. Поэтому Горшков и его коллеги могли распознать критические недостатки в проекте станции Freedom.
На той встрече Горшков взял лист бумаги и нарисовал набросок Freedom. «Смотрите, друзья, — сказал он. — Вот в чем проблема». Горшков изобразил свои опасения на рисунке, а потом сделал еще один набросок и сказал: «Однако, друзья, это можно сделать иначе. Лучше сделать так и так, а балку передвинуть в это место. И мы можем помочь вам здесь, здесь и здесь, используя наш опыт постройки станции “Мир”». Затем он передал второй рисунок на противоположную сторону стола. «И американцы, — вспоминает Манбер, — посмотрели и сказали: “Да, это интересно”». По мнению Манбера, русские знали, что стоит на кону, насколько обе стороны с их космическими программами нужны друг другу. В этот поворотный момент американцы начали понимать, насколько ценен опыт постройки станций, накопленный русскими. Оказывается, без этого партнерства не было бы и МКС, да и продолжить программу МКС после катастрофы с челноком «Колумбия» американцы не смогли бы.
В некоторых случаях языковой барьер едва не оборачивался серьезными последствиями. Например, первая для Фоула лекция об управлении кораблем «Союз» и маневрировании на орбите читалась на русском языке, без перевода. Те, для кого русский язык не родной, часто путаются, когда речь заходит о наблюдении за органами управления корабля (я тоже этого не избежал). Русское слово «контроль», которое звучит как английское слово «управление» (control), означает «наблюдение», тогда как русское слово «управление» звучит совершенно иначе, чем его англоязычный аналог. Возникающая при этом путаница вполне объяснима, но инструктор, с которым работал Фоул, вышел из себя. В какой-то момент он обернулся к другому русскому в аудитории и воскликнул: «Что за дурак!» — добавив к этому еще несколько крепких словечек. Фоул, разозлившись, ответил: «Я не дурак!» — изрядно ошеломив этим инструктора. Один из русских коллег Фоула, обидевшись за него, закричал по-русски: «Как вы смеете так говорить? Он вполне способен понять вашу лекцию. Это вы не понимаете, что Майкл пытается вам объяснить».
Впоследствии Фоул оценивал эту ситуацию так: инструктор не мог взглянуть на свою лекцию глазами англоговорящего ученика. Это звучит разумно, однако тремя годами ранее американцы допустили в отношении русских похожий и даже более значительный недосмотр. Это случилось при подписании первого исторического договора между НАСА и «Энергией». Договор был соглашением, которое позволяло НАСА использовать разрабатываемый космический корабль «Союз» как «спасательную шлюпку» для аварийных ситуаций на станции Freedom. Документы к месту заключения договора доставил лично Джеффри Манбер. Манбер вошел в кабинет начальника «Энергии» Юрия Семенова и положил договор на тот самый стол, за которым принимались решения о выводе на орбиту первого спутника и запуске в космос первого человека.
По словам Манбера, в кабинете царила атмосфера «общей эйфории». Увы, когда русские изучили документ, эйфорию тут же сменило разочарование. Он был написан по-английски, перевод не прилагался. В том, что американская сторона не потрудилась перевести этот сверхважный и даже исторический документ на русский язык, русские увидели признак крайнего неуважения. Оглядываясь назад, я тоже считаю этот недосмотр вопиющим, однако впоследствии, когда США и Россия научились работать вместе, мы осознали важность двуязычных документов. Действительно, все аварийные инструкции (и многие другие документы), используемые на борту МКС, написаны по-английски, но с русским переводом на соседней странице.
Построение близких отношений, результатом которых явились доверие и дружба между партнерами по МКС, потребовало времени и постоянных усилий. В значительной мере этот фундамент доверия обязан тому, что партнеры были всегда рядом как в благополучные, так и в сложные времена, и поступали согласно своим обещаниям. Например, когда СССР распался и на смену ему пришла Россия, космическая программа страны оказалась под угрозой из-за глубочайших проблем с финансированием. Людям не выдавали зарплат, и даже основные продукты питания были в дефиците. По мнению Эла Холланда, русские тогда ожидали, что американцы воспользуются их бедственным положением, дабы получить преимущество. Но американцы поступили иначе. Вместо этого, рассказывает Холланд, «мы помогли нашим партнерам, снабдив их тем, что было необходимо, и тогда русские пересмотрели отношения с нами в лучшую сторону».
После трагической аварии челнока «Колумбия» и последующей заморозки полетов американских челноков многие были обеспокоены, что русские извлекут выгоду из этой ситуации, например взвинтив цены, по которым США вынуждены будут платить за полеты кораблей «Союз» к станции. Однако после аварии не было даже упоминания про «наших» и «ваших». Были только «мы» — единая международная космическая семья, вместе работающая над возрождением программы и продолжением космических исследований. И США, в свою очередь, приняли обязательство по реабилитации после трагедии — не только ради себя, но и ради своих партнеров.
Через несколько дней после краха «Колумбии» Майкл Фоул и заместитель начальника Управления пилотируемых программ Роскосмоса Александр Ботвинко прогуливались по саду на Байконуре. Фоул спросил Ботвинко, сколько времени, по его мнению, понадобится США для восстановления, и Ботвинко ответил: «Я не раз видел подобное при разных авариях на наших программах. Однако не волнуйтесь, у нас есть “Союз”, и мы сохраним партнерство». Фоул почувствовал, что русские — тот партнер, какого США только могли пожелать, и в этот момент две страны достигли по-настоящему прочного сотрудничества. Тогда, сразу после трагедии, я тоже ощутил солидарность как русских, так и других наших международных партнеров.
Однако, глядя на Землю из космоса, я не мог не ощущать свое движение относительно поверхности планеты со скоростью 28 100 км/ч. Освещение, цвета и динамика того, что я видел, постоянно менялись. Когда мой мозг фиксировал кривизну земной поверхности, меня наполняло понимание, что я вижу планету, висящую в черноте космоса. Это и есть эффект обзора, благодаря которому возникает орбитальная точка зрения. Усиленная эмпатия Помимо эффекта обзора есть еще одна составляющая орбитальной точки зрения. Я называю ее усиленной эмпатией. Эта концепция окончательно оформилась в моем сознании ночью в июле 2011 года, через четыре месяца после начала моей пятимесячной миссии на борту МКС. Прежде чем отойти ко сну после привычно насыщенного дня, я решил уделить время своей любимой космической забаве и пофотографировать Землю из купола — направленной в сторону Земли обсерватории в нижней части станции. Тем вечером я решил сделать серию кадров для видеопроекта в замедленной киносъемке, над которым работал.
Чтобы проверить настройки фотокамеры, сделал несколько пробных снимков, и, когда их изучал, один снимок привлек мое внимание. Я заметил на фотографии длинную светящуюся линию, которая змеилась по поверхности на протяжении сотен километров. Сначала я принял ее за лунный свет, отраженный поверхностью реки, но выяснилось, что это не природное явление. Эта линия в действительности была освещенной рукотворной границей между Индией и Пакистаном. Вид этой границы — настоящей преграды для сотрудничества — из космоса произвел на меня большое впечатление. В течение пятидесяти с лишним лет астронавты и космонавты описывали, какой прекрасной, безмятежной, мирной и хрупкой кажется наша планета из космоса. Но вид границы между Индией и Пакистаном, горькое противоречие между ошеломительной красотой нашей планеты и печальными реалиями жизни многих ее обитателей, вызывает эмпатию — сочувствие трудностям и бедам, что выпадают на долю всех людей. Такая усиленная эмпатия — важный аспект орбитальной точки зрения. Усиленная эмпатия помогает осознать, что все вместе мы летим через Вселенную на космическом корабле под названием Земля, что все мы взаимосвязаны, мы одна человеческая семья. Эта граница — шрам на прекрасном лике планеты — была мощным призывом сосредоточиться на глобальном сотрудничестве ради преодоления всемирных проблем, призывом признать, что, несмотря на все наши разногласия, мы должны действовать как семья, должны поддерживать друг друга, защищать и заботиться друг о друге.
Планы по созданию международной космической станции, начало которым положило сотрудничество США и России, были осуществлены 6 декабря 1998 года, когда астронавт НАСА Нэнси Карри направила захват-манипулятор, установленный на челноке «Индевор», к русскому модулю «Заря», который тремя неделями ранее был выведен на орбиту с космодрома Байконур в Казахстане. Модулю дали такое название в знак начала новой эры международного космического сотрудничества. Нэнси медленно подвела манипулятор к узлу захвата модуля, нажала кнопку и поймала 19-тонный аппарат. Затем в ходе этого орбитального танца модуль «Заря» был присоединен к 12-тонному модулю «Юнити», который доставили на орбиту в грузовом отсеке челнока, и это стало первым серьезным шагом двадцатилетнего проекта космического строительства. «Юнити», также известный как «Узел-1», был разработан, построен и выведен на орбиту в качестве центрального соединительного модуля МКС.
Через «Юнити» проходят линии связи, электроснабжения, жизнеобеспечения и прочих коммуникаций, необходимых для объединения набора модулей, солнечных батарей, излучателей, структурных компонентов и прочей аппаратуры в единое функциональное устройство, на борту которого могут жить люди. Для преодоления проблем, стоящих перед глобальным сообществом нашего космического корабля по имени Земля, требуется подобный узлу «Юнити» механизм для объединения различных организаций и инициатив. Он должен включать в себя магистрали ресурсов и коммуникаций на базе открытой, доступной платформы. Эффективный механизм сотрудничества будет связывать проблемы с решениями, поддерживать совместную работу международной команды, состоящей из людей и организаций, и унифицировать усилия в разных секторах для удовлетворения гуманитарных нужд, достигая результатов быстро и продуктивно.