Марк Лазаревич Галлай. «С человеком на борту»


Полный текст: Галлай М.Л., «С человеком на борту»
Навигация:
Космические собаки
Жетоны и повязки стартового расчета
Надпись СССР на шлеме Гагарина
Королев - руководитель
Работают ли в космосе часы?
Королев и чужие мнения

Космические собаки

Но о собаках на космодроме рассказывали не только анекдоты, но и новеллы, которые следовало с полным основанием отнести к любимому мной художественно-документальному жанру. Одну собаку, очень смирную и послушную, прокатили на ракете по вертикальной траектории в верхние слои атмосферы. Собака благополучно поднялась и столь же благополучно спустилась на парашюте. Физиологи, ставившие этот эксперимент, обследовали её, как говорится, с севера и с юга, после чего решили запуск повторить. Но в самый последний момент, уже по дороге к ракете, собака внесла в ход эксперимента (явно недопонимая степень его значения для науки) собственные коррективы — вырвалась, отбежала метров на пятьдесят и не давалась гонявшимся за ней людям, не поддаваясь ни на команду, ни на всякого рода соблазны, ни на лесть, ни на угрозы. Руководившие экспериментом медики, безуспешно погонявшись за неожиданно пресытившимся космической славой псом, плюнули и схватили случайно подвернувшегося под руку щенка. Щенка, вообще говоря, к эксперименту никак не подготовленного, не обклеенного датчиками, не испытанного на «фон». Но, вопреки ожиданию, все дальше прошло удачно. Щенок отлично слетал в ракете, за что и получил кличку Зип — так в технике принято сокращённо называть комплект запасных частей и принадлежностей. Относительно дальнейшей судьбы Зипа я слышал две версии. Согласно одной из них, он сразу после своего благополучного спуска попросту удрал, а согласно другой, против повторных полётов не возражал, но, к сожалению, очень скоро вырос и превратился в огромного пса, по каковой причине его космическая карьера и не получила дальнейшего развития.
Внесли свою лепту в собачью ветвь космодромного фольклора и Чернушка со Звёздочкой. Чернушка отличилась тем, что соблазнилась поролоном, которым была обита её персональная космическая кабина. Увидев, что она объела этот злосчастный поролон, представители молодой отрасли науки — космической физиологии и медицины — пришли в состояние полной паники. И их было нетрудно понять: заболеет собака от подобной пищи, а потом иди доказывай, что космос тут ни при чем… Я несколько подлил масла в огонь, напомнив расстроенным учёным, как накануне они с негодованием пресекли моё намерение угостить Чернушку кусочком сахара («Что вы, Марк Лазаревич! Она же на спецдиете!..»). Вряд ли такое количество именитых профессоров и докторов медицины когда-либо хлопотало вокруг самого что ни на есть высокопоставленного пациента при элементарном расстройстве желудка (вернее, при одном лишь подозрении о возможности такого расстройства), сколько их было вокруг бедной собачонки! Но, ко всеобщему удовлетворению, все обошлось благополучно: через сутки после нарушения Чернушкой диеты медики с полной уверенностью сообщили, что, по совершенно бесспорным научным данным, допущенная гастрономическая вольность отрицательного влияния на здоровье нарушительницы не оказала. И в космос Чернушка слетала вполне исправно.
А со Звёздочкой, когда дело дошло до её полёта, возникли проблемы другого характера: не желудочно-кишечные, а, так сказать, номенклатурные. Дело в том, что ранее она спокойно существовала, нося неофициальную кличку Удача. И это имя полностью устраивало как саму его владелицу, так и всех окружающих. Но так было лишь до тех пор, пока не подоспела очередь Удачи отправляться в космос. Когда же приблизился этот торжественный момент, кто-то высказал глубокую мысль, что, мол, слово «удача» в превратном свете отражает истинные корни наших успехов в области космических исследований, ибо в действительности означенные успехи зиждятся не на случайной удаче, а на факторах закономерного характера. Один из нас заметил, что если кличка подопытной собаки так уж обязательно должна отражать корни наших успехов в космосе, то давайте назовём её «Коллективный подвиг советских инженеров и учёных». Коротко и мило. Неуместной шутке был тут же дан достойный отпор («Потом поостришь!»), но сама идея — Удачу переименовать — получила одобрение. До этого я более или менее представлял себе причины, порой толкающие людей на перемену фамилий. Теперь выяснилось, что бывают на то свои причины и у собак…
Так или иначе, на новую кличку было объявлено что-то вроде неофициального блицконкурса. И через час Удача — по поддержанному всеми предложению космонавтов — уже фигурировала как в устной речи, так и в официальных документах под именем Звёздочка. Под этим же именем она упоминалась и в Сообщении ТАСС о полёте космического корабля-спутника 25 марта 1961 года. Сообщении, которое было воспринято читателями и слушателями со спокойной доброжелательностью, но отнюдь не как сенсационное.

Жетоны и повязки стартового расчета

Строгий контроль за каждым человеком, находящимся у ракеты в последние предпусковые часы и минуты, дело очень важное. Важное не только из тех соображений, чтобы никто лишний не путался под ногами у работающих, но и ради обеспечения безопасности людей: легко представить себе, что осталось бы от человека, который, зазевавшись, оказался бы на стартовой площадке в момент пуска! Поэтому на космодроме постепенно отработалась и неуклонно действовала строгая и чёткая система. Каждый, кто, согласно стартовому расписанию, должен был что-то делать у ракеты-носителя и космического корабля в день пуска, учитывался специальными жетонами, перевешиваемыми на контрольных щитах, а люди, которым полагалось присутствовать на площадке на самых последних этапах подготовки к старту, получали специальную нарукавную повязку. Повязки были разного цвета: красные, синие, белые. Каждому цвету соответствовало своё твёрдое время ухода с площадки. Например, после того как из репродукторов громкоговорящей командной сети раздавалось: «Объявляется часовая готовность!» (это означало, что до старта — один час) — носители повязок, скажем, белого цвета, оставаться на площадке больше не имели права. Любой замешкавшийся незамедлительно выводился, так сказать, под руки непреклонными контролёрами специально на сей предмет существующей команды.

Последняя, совсем небольшая группа людей — её отличали красные нарукавные повязки — ушла с площадки после команды «Объявляется готовность пятнадцать минут» и не уехала, как все остальные, в степь, а опустилась под землю, в бункер управления пуском. Свою красную повязку, на которой расписались на память Королев, Келдыш, Ивановский, а назавтра и Гагарин, я храню бережно по сей день.

Надпись СССР на шлеме Гагарина

…Когда до назначенного времени выезда космонавтов на стартовую площадку оставалось минут пятнадцать—двадцать, начальник ЦПК Е.А. Карпов, ткнув пальцем в гермошлем Гагарина, сказал: — Надо бы тут чего-то написать. А то будет приземляться, подумают люди, что это ещё один Пауэрс какой-нибудь спустился. Замечание было резонное. История с Пауэрсом — пилотом сбитого над нашей территорией разведывательного самолёта «Локхид U-2» — была свежа в памяти. Тут же были принесены кисточки и баночка с краской и на шлеме — не снимая его с головы Гагарина — были нарисованы красные буквы «СССР». Это был последний штрих! — Не успеет высохнуть. Через пять минут уж пора выезжать, — забеспокоился кто-то. — Ничего. По дороге высохнет, — сказал Карпов. — Давайте собираться.

Королев - руководитель

Королев отлично умел делать людей своими союзниками, увлечь их, привязать к общему делу. Любил давать своим инженерам поручения — особенно относящиеся к подготовке будущих значительных дел — вроде бы «по секрету». И хотя конечно же получающий такое поручение сотрудник прекрасно понимает, что к чему, а все-таки ему приятно: «Этим делом только мы с Главным занимаемся. Больше никто!» Чтобы воздействовать на сознание людей, привлечь внимание к тому, к чему считал нужным, Королев применял иногда приёмы довольно оригинальные, чтобы не сказать — экстравагантные, но всегда построенные на точном понимании человеческой психологии, а потому неизменно эффективные.
Вот рассказывает один из старейших сотрудников и сподвижников Королева: — Заседает комиссия, человек двадцать — все из другого ведомства. Спорят. И вдруг СП показывает на меня пальцем и грозным, злым тоном говорит: «Вот человек, который всегда нам мешает. Критикует наши решения. Предсказывает всякие неприятности: это, мол, не получится, это не сработает. Просто никаких сил нет с ним работать!» Я сижу, не знаю, куда деваться. Все вокруг смотрят на меня с осуждением: вот негодяй какой — мешает Королеву работать!.. А СП выдерживает паузу, потом снимает с лица гневное выражение и совсем другим, почти нежным голосом добавляет: «И, представьте, всегда оказывается прав. Если уж сказал, что работать не будет, — обязательно это устройство отказывает…» Ну а я на этом совещании как раз нечто в подобном роде и утверждал. Со мной поначалу не соглашались. В конце концов согласились, но, я думаю, не столько под действием моих аргументов, сколько под влиянием разыгранного Королёвым спектакля. На такие вещи он был мастер великий!

Работают ли в космосе часы?

Вопрос о том, будут или не будут работать часовые механизмы в невесомости, его, как говорится, прямо по службе ни в малейшей степени не касался. Но тем не менее, когда корабль-спутник облетел по космической орбите земной шар, благополучно приземлился и из его кабины была извлечена оказавшаяся в добром здравии Чернушка, на ней были обнаружены… часы. Обыкновенные наручные часы марки «Победа» с потёртым кожаным ремешком, на скорую руку примётанные к собачьей попонке. Установление личности хозяина этих контрабандных часов ни малейшей трудности не составило, привлекать к расследованию Шерлока Холмса оснований не было: на задней часовой крышке невооружённым глазом легко читалась чётко выгравированная дарственная надпись. Часы принадлежали Генину. Проехав незаконным образом 9 марта 1961 года вокруг нашей планеты и пробыв более часа в невесомости, они продолжали бодро тикать — ничуть не хуже, чем до своего экзотического путешествия. Для чего предпринял Генин такой самодеятельный эксперимент? Прогрессивная общественность космодрома усмотрела причину этого в том, что доктору очень уж набили оскомину бесконечные дискуссии на тему о работоспособности часов и вообще всякой техники в невесомости.
Через несколько лет, когда я напомнил Генину об этой истории, он сказал: «Я просто хотел от них избавиться. Они мне надоели…» Но по свежим следам на доктора крепко навалились за «самовольное внесение изменений в установленный комплект бортового оборудования», что считалось (и, в общем, считалось справедливо) криминалом достаточно серьёзным. Однако чувствовалось, что ругали его тогда в основном с позиций официальных, больше для порядка. А в частном разговоре Королев сказал: — Вот так и надо ставить эксперимент: прямо брать быка за рога. — Хотя, конечно, понимал, что особенно большого смысла в постановке такого эксперимента не было — уже по одному тому, что работа пружинных механизмов в невесомости сомнений у технических специалистов, как было сказано, не вызывала.
…Когда же со времени описываемых событий прошло более десятка лет, выяснилось — в порядке явки нарушителя закона с повинной, — что хотя владельцем знаменитых часов был действительно А.М. Генин, но отправила их в космическое путешествие, собственноручно подшив к попоне Чернушки, врач Адиля Ровгатовна Котовская — человек, тоже очень много сделавший для становления нашей космической биологии и медицины, участник подготовки первых космонавтов, доктор медицинских наук. Когда предпринятый подпольно эксперимент приобрёл незапланированно широкую огласку, пойманный с поличным Генин галантно взял грех на себя, тем более, что если не единоличным ответчиком, то уж соучастником преступления так или иначе в любом случае оставался — часы-то свои он для этого дела дал.

Королев и чужие мнения

Сотрудник КБ Королева, впоследствии один из заместителей Главного конструктора, А.П. Абрамов рассказывал на чтениях, посвящённых памяти Сергея Павловича, о том, как он трижды приходил к СП доказывать необходимость сооружения на космодроме станции автоматической заправки ракеты. В первый раз Королев его попросту выгнал («Не жалеешь народных денег!»). Во второй раз тоже выгнал, но тут уж Абрамов не удалился безропотно, а сам повысил голос («Я ухожу, но имейте в виду, Сергей Павлович, ухожу, хлопнув дверью») — оказывается, когда речь шла об интересах дела, можно было разговаривать с СП и так. В третий раз Абрамов попросил Королева выйти на минуту в «большой» кабинет. А там на столе был установлен действующий макет задуманной станции и разложены графики и расчёты. СП долго (какая уж там «минута») смотрел, придирчиво расспрашивал о деталях проекта, а потом обошёл всех участвовавших в этом действе сотрудников Абрамова, пожал каждому руку и сказал: «Вот так надо отстаивать своё мнение».