Филоник Александр Оскарович (редактор) «Тогда в Египте... (книга о помощи СССР Египту в военном противостоянии с Израилем)»

Г.В. Горячкин: судьба военного переводчика в Египте

Призванный в ряды Советской армии после окончания Института восточных языков (ныне Институт стран Азии и Африки) при Московском университете им. М.В.Ломоносова в качестве военного переводчика, я прибыл в Каир 26 августа 1969 года.

Через две-три недели старший референт штаба Главного военного советника сообщил мне, что я буду работать старшим переводчиком 3-ей механизированной дивизии Центрального военного округа, дислоцировавшейся приблизительно в 20 км от Каира по дороге Каир-Исмаилия.

В квартире, рассчитанной на среднюю семью и состоящей из двух спален, столовой и залы, нас проживало восемь человек, по двое в комнате. Интересно, что, стажируясь в 1967/68 учебном году в Каирском университете, мы, четверо студентов, снимали точно такую же квартиру в районе Ату за, сразу за столичным цирком и театром Баллон.

По словам генерала Щукина, заместителя Главного советника по политической части, сказанным на одном из «всеегипетских» собраний советских военных переводчиков, число последних составляло около 500 человек. Переводчиков с английским языком было больше, чем арабистов. Среди последних преобладали ребята, прибывшие на стажировку после окончания 2-го курса Военного института иностранных языков. Коллегами по переводу были узбеки, азербайджанцы, украинцы, армяне, парни из Москвы, Ленинграда, с Волги, Северного Кавказа и т. д. Огромная нагрузка падала на арабистов, особенно на тех, кто ранее был знаком с египетским диалектом. Вспоминаются продолжительные устные переводы на армейских и дивизионных штабных учениях и различных совещаниях. Вот это был синхрон! Большинство советников и специалистов понимали, что переводчик это тот же новоиспеченный инженер, которому нужна производственная адаптация, определенный испытательный срок. Однако времени для этого не было. Обстановка требовала немедленного включения в работу, несмотря на сложную языковую ситуацию для арабистов, которые изучали в основном, арабский литературный язык, а столкнулись с местным разговорным диалектом, существенным образом отличавшимся от нормативного языка. Несмотря на некоторые издержки при переводе, советники и «подсоветные» неплохо относились к нам. Перевод осуществлялся и днем, и ночью, в помещении (палатке) и в пустыне, в машине (газике) во время учений в жуткой пыли. Приходилось работать в танковом батальоне, в артбригаде, автобатальоне. В любых условиях.

Самым трудным был перевод на командно-штабных учениях и на разборе армейских и дивизионных учений. К ним привлекались, преимущественно, только опытные арабисты с хорошим знанием и пониманием египетского диалекта. Это были не прямые переговоры, когда советник или подсоветный скажет фразу или несколько, сделает паузу, и ты спокойно переводишь. В таком духе протекает также любая беседа. Разбор учений происходит обычно в большом помещении, присутствуют, как минимум, несколько десятков человек. Начинает комдив или командующий армией, а то и кто-нибудь из вышестоящих начальников. Затем пошло-поехало, вскакивает то один, то другой, перебивают друг друга, включаются иногда наши в разговор. Но понимать разговор советники хотят постоянно, поэтому локоть В.Г.Ступина также постоянно ощущаю у своего бока. Стоит сделать мне небольшую паузу, как я чувствую его еще явственнее: «О чем речь?» Разговор египетских генералов и офицеров продолжаю переводить, хотя, может быть, он уже проходит час, полтора, два, три часа. Бывали эти-учения и по четыре, и по пять часов кряду, разумеется, с чаем, кофе, кока-колой. Обстановка иногда бывала очень серьезной, подчас боевой. Я уже не говорю о тех дополнительных осложнениях, которые принесла вспыхнувшая в марте 1969 года «война на истощение». Поэтому стараешься, не дожидаясь «локтя». Это был самый настоящий, изнурительный синхрон. Не тот, о котором приходилось слышать в Москве.

Но разбор учения продолжается третий и четвертый час, страсти усиливаются, накапливается усталость. Весь во внимании, хотя перевод дается уже с большим трудом. Помимо этого, такого рода перевод осложняется разными другими обстоятельствами: многие сидят на удалении, за колоннами, спиной; у других речевые недостатки или вообще негромкая речь и т. д.; третьи не хотят, чтобы их услышали русские, поэтому произносят слова невнятно. Бывали случаи, когда египтяне вообще не хотели, чтобы до русских дошел смысл того, о чем они говорят. Поэтому прибегали к разным методам. У комдива Хигази, например, в этих случаях гортанные арабские звуки зарождались в гортани и там же умирали, не вырвавшись наружу. В горле слышалась «каша звуков», или бульканье, как в электронной аппаратуре.

... сказывалось и отсутствие большого опыта контактов с иностранцами из-за «железного занавеса», существовавшего во время нескольких поколений советских людей. Отсутствие этого опыта вылилось в неумении общаться с иностранцами, этакую робость. Отсюда — отсутствие у значительного числа советников смелости ставить принципиальные вопросы и добиваться на них ответа, стремление оставаться в тени. Это, кстати, подмечали сами советники. Так, Ступин делал внушения кое-кому из своих подчиненных, которые превращались в чертежников, рисуя различные графики, схемы, таблицы, плакаты с планами боевой и прочей подготовки. У них это получалось очень красиво и профессионально. Подсоветным такая деятельность очень нравилась: и наглядная агитация на высоком уровне, и советник при деле — не вмешивается, не ставит сложных вопросов, мало беспокоит.
Прав был редактор «Аль-Ахрам» Мухаммад Хасанейн Хей-каль, когда, объясняя примерно в 1972 году «несработанность», промахи работы советников как важный показатель несложившихся отношений между СССР и Египтом после выдворения советских военных в 1972 г., писал, что это непонимание в значительной мере сложились из-за «сюсюканья» русских, часто поддакивавших подсоветным вместо спора и дискуссий с ними по тому или иному вопросу. А такие вопросы были: хотя бы поставки так называемого наступательного оружия и целый ряд других.

... египетское политическое и военное руководство не приняло предложения советской стороны придать советников командирам рот, должности которых занимали старшие лейтенанты и капитаны. Их социальное происхождение из средних и низших слоев города и деревни, воспитание, образование и т. д. и т. п. — все это делало их открытыми, «уязвимыми» для непосредственных контактов с советскими специалистами, инструкторами, переводчиками и советниками. Они не бывали и не учились в Союзе. Это было доступно только для старших офицеров, которые, проучившись некоторое время в СССР, в большинстве своем, как ни парадоксально, резко отрицательно отнеслись к советскому социализму, негативно отзываясь о столовых, о колхозах и совхозах, о других обобществленных формах советского строя. На них, уже сформировавшихся, не оказывали воздействие ни общественная система, ни характер людей, проживавших в Советском Союзе.

Г.В. Горячкин: совещание с участием Саад ад-Дин аш-Шазли

Помню еще одно совещание, на берегу Красного моря, в штабе Красно-морского округа, в Саффаге (рядом с Гардакой). Там я моментально среагировал, без перевода Ступину, на какие-то слова, может быть, опять несправедливые, командующего Красноморским военным округом генерала Саад ад-Дина аш-Шазли, очень эмоционального, экспрессивного, обучавшегося в СССР. Он хорошо говорил по-русски, написал хорошую книгу воспоминаний об Октябрьской войне 1973 г., эмигрировал из Египта и возглавил какой-то оппозиционный Анвару Садату фронт, долго, впрочем, не просуществовавший. Саад ад-Дин аш-Шазли (я его еще раз наблюдал в действии на одном из совещаний в оперативном управлении Генштаба) нравился советникам прежде всего прямотой и решительностью. На совещаниях различного рода, также как на учениях, он буквально рвался в бой, невзирая на личности, должности, звания.
Обычно египетские офицеры, участвуя в разборах командно-штабных учений и другого рода заседаниях, не вступали в острую полемику, прямо не возражали, хотя, возможно, и не соглашались с мнением предыдущих выступавших, не обязательно начальников, а ограничивались лишь высказыванием «нуты» («нута» — это замечание). Это как раз и бросалось в глаза советникам, которые воспринимали «нуту» как уход от обстоятельного, делового разговора, проявление слабости, нерешительности и боязни начальства, нежелания портить с ним отношения.

Г.В. Горячкин: грустный каламбур о «войне на истощение»

«Война на истощение», начавшаяся с целью изнурения Израиля, принесла прямо противоположные результаты. Египет понес большие потери. Материальный и моральный ущерб, нанесенный израильскими «Фантомами», был огромным, существенными — человеческие жертвы среди гражданского населения и военнослужащих. Вспоминается грустный каламбур египтян, любящих шутку и анекдот и достаточно самокритичных: «Хадыр, я Фантом!» вместо «Хадыр, я эфенди!» («Слушаюсь, Фантом!» вместо «Слушаюсь, господин!»).

Г.В. Горячкин: советник командира 3-ей механизированной дивизии Центрального военного округа Ступин Виктор Гаврилович

Ступин Виктор Гаврилович был очень беспокойным и энергичным советником, не давал передышки ни комдиву, ни офицерам дивизии, ни советникам, ни мне. Вникал во все, старался работать на совесть, требовал того же от египтян и советников, постоянно ездил по дивизии, бывал в бригадах и батальонах, помогал, советовал, используя свой богатый жизненный опыт, знал всех комбатов и командиров отдельных рот. Недаром комдив Хигязи говорил о нем: «Товарищ Виктор относится к дивизии как к своей собственной». Так, впрочем, можно отметить работу почти всех советников. Приведу один случай его добросовестного отношения к делу.
Во время учений, когда шла стрельба по мишеням, он заметил, что в цепи стреляющих только один пехотинец ведет огонь. «Гена, вперед», — сказал он и ползком стал приближаться к линии огня. Оказавшись рядом с этим непрерывно стреляющим солдатом, окликнули его. Он повернул к нам свое сердитое в белой пыли лицо, и мы узнали в нем капитана, командира механизированной роты. Выяснилось, что, собрав выданные на личный состав роты боеприпасы, он бил по мишеням только один, показывая хороший результат для всей роты. Полагаю, вряд ли египетскому офицеру или какому-нибудь другому советнику пришла бы в голову подобная идея ползти к стрелкам на линию огня. Но Ступин есть Ступин.
Очень показательно для Ступина, как он «достал» командира артиллерийской бригады полковника Сидки, который учился в Союзе не то в Пензе, не то в Перми. Комбриг сказал ему, поскольку он, Ступин, советник командира дивизии, то пусть советует комдиву, а не ему или кому-нибудь другому. Ступин ответил, что он будет делать так, как делал ранее, то есть, бывать во всех подразделениях дивизии и давать советы всем, кому он считает нужным

Г.В. Горячкин: советские перебежчики из Египта на Запад

Тогда бежать за границу было модно. Во время нашей стажировки в Каирском университете после 4-го курса драпанули за рубеж два наших однокурсника — один в Пакистан, другой во Францию (последний прислал письмо ныне покойному директору ИВЯ Сан Санычу Ковалеву из Парижа с просьбой прислать ему справку об окончании 4-х курсов!). Когда мы получили в Каире известие об их побеге, жутко заволновались, считая, что нас непременно вышлют из Египта в Москву.

В.Б. Ельчанинов: «Дан приказ ему…в Египет!»

Молниеносная война Израиля с Сирией и АРЕ в 1967 году закончилась победой противника последних… Однако, благодаря поддержке, оказанной арабским государствам СССР и другими странами, израильская армия до конца намеченных целей не достигла, и военный потенциал арабов не был сокрушен. Несмотря на заключенные мирные соглашения, в небе Сирии и, особенно, Египта все чаще и чаще вспыхивают схватки. Воздушная война стала реальностью в 1968–1969 годах. Израильская авиация систематически наносила удары по средствам ПВО и другим объектам АРЕ. Получив на вооружение современные тактические истребители «Фантом» и «Мираж», штурмовики «Скайхок», израильская авиация могла подвергать бомбардировкам практически любые точки на территории сопредельной страны вплоть до Асуанской плотины. Ударам подвергались, в первую очередь, города — Порт-Саид и Суэц, промышленные предприятия и войска. Тяжелые потери понесли зенитно-ракетные дивизионы, прикрывавшие наиболее привлекательные цели для противника. В воздухе разгорались жестокие схватки. В 1969 году ВВС АРЕ потеряли в воздушных боях 68 самолетов, ВВС Израиля — 34. Если воздушные одиночные бои и бои мелкими группами заканчивались примерно с равными результатами, то в воздушных групповых боях, благодаря лучшей организации и управлению, израильская авиация имела явное превосходство, что привело к ее господству в воздухе.
В сложившейся обстановке Президент АРЕ Гамаль Абдель Насер тайно посетил Советский Союз и убедил советское руководство в необходимости прикрытия объектов АРЕ силами советских войск. Несмотря на то, что эти действия могли значительно обострить советско-американские отношения, Советское правительство приняло решение осуществить операцию «Кавказ», в ходе которой 30 лет назад были скрытно сформированы 18-я дивизия зенитно-ракетных войск особого назначения, 135-й истребительный авиационный полк и 35-я отдельная истребительная авиационная эскадрилья. Их переброска в Египет была осуществлена в феврале и начале марта 1970 года. С 1 апреля авиационные части приступили к боевому дежурству и боевым действиям по защите объектов АРЕ от ударов авиации противника и выполняли поставленные задачи вплоть до июня 1972 года

135-й истребительный авиационный полк (командир — полковник Коротюк Константин Андреевич до 20.12.1970 г., полковник Настенко Юрий Васильевич с 20.12.1970 г., полковник Мирошниченко Анатолий Иванович, с 04.1971 г. до 02.72 г., полковник Корнеев В. с 02.72 г. по 06.72 г.) базировался двумя эскадрильями на авиабазе Бени-Суэйф и одной на аэродроме Комаушим, имея задачей прикрыть столицу АРЕ Каир с юго-восточного направления в полосе между Сохненской и Заафаранской долинами, глубина же боевых действий ограничивалась Суэцким заливом Красного моря. Эта местность представляет собой плато, изрезанное глубокими ущельями, протянувшимися с севера на юг. Западный берег залива возвышается на 1000 м над уровнем моря. Противник на этом направлении вел воздушную разведку и наносил удары по объектам тыла, городу Суэц и войскам в прифронтовой полосе, выходя на цели на высотах менее 50 м. по Сохненской и Заафаранской долинам. Разведчики действовали парами или одиночными самолетами «Фантом». Удары по наземным целям наносились большими группами самолетов типа «Скайхок», действующими в потоке пар штурмовиков с интервалом, обеспечивающим непрерывное воздействие на цель, как правило, бомбами. Ударные группы обеспечивались отвлекающими действиями других групп, радиоэлектронным подавлением РЛС ПВО и помехами в сетях управления истребителями.
Истребители Израиля для завоевания господства действовали, как правило, большими группами. Широко использовались демонстративные группы для того, чтобы в предвидение воздушного боя дежурные истребители АРЕ были подняты в воздух за 15–20 минут до подхода ударной группы, с целью навязать египтянам бой при ограниченном запасе топлива. Выделялись также силы и средства для создания помех РЛС и в сетях управления истребителями. Поставленная задача, наличие сил и рельеф местности определили тактику боевых действий полка. Мы были обречены вести пассивные действия, то есть лишь отражать налеты противника. В то время как история войн подтверждает, что завоевание господства в воздухе, а это главное предназначение истребительной авиации, возможно только лишь активными действиями.

Такие действия мы не могли вести: во-первых, находились на полулегальном положении. Советское Правительство в 1970–1972 годах скрывало от мировой общественности факт нашего участия в боевых действиях на стороне АРЕ. Мы не носили военной формы, не имели личных документов, не имели права пересекать линию фронта. Наши МиГи были собственностью АРЕ, самолеты несли египетские опознавательные знаки, а заявки на запасные части и расходные материалы подавались от имени 106-й и 108-й истребительных авиационных бригад ВВС АРЕ, инженерно-технический состав которых вместе с советскими специалистами обслуживали наши самолеты.
Во-вторых, для активной боевой работы у нас было явно мало сил. Один полк, в котором всего 50 пусть даже великолепно подготовленных, летчиков на 30 МиГах, не могли вести активную борьбу с ВВС Израиля, насчитывавшими до 400 истребителей. Нам под силу были лишь оборонительные действия. На наращивание наших усилий за счет отдельной эскадрильи мы не могли рассчитывать, так как нас разделяло большое пространство. Кроме того, выполняя свою боевую задачу, эскадрилья могла усилить наши возможности лишь одним звеном, а это капля в море.

У нас катастрофически нехватало сил. Как же мы распределяли свои усилия? Во всех трех эскадрильях была трехдневка. Первый день — подготовка летчиков и авиационной техники к боевому дежурству и учебным полетам. В этот день эскадрилья находится в 30 минутной готовности для наращивания усилий других двух эскадрилий в ходе боевых действий. Второй день — день боевого дежурства от рассвета до наступления темноты составом 10 самолетов в готовности № 2, то есть летчики — у самолетов в укрытии в полном снаряжении. Они постоянно по громкоговорящей связи получают информацию о воздушной обстановке. Питание летчиков — у боевых машин. По команде «Воздух» истребители взлетают звеном, шестеркой за 2–3 минуты, эскадрильей за 3–5 минут с двух направлений. Усиливает ее действия третья эскадрилья, которая выполняет учебные полеты и находится в готовности № 3. Ежедневно дежурные подразделения несколько раз приводятся в готовность № 1, а зачастую взлетают на перехват групп противника.

С первых дней пребывания наших авиаторов в Египте началась серьезная подготовка к боевым действиям. Все наши аэродромы были хорошо оборудованы. Самолеты в просторных железобетонных укрытиях, способных выдержать даже прямое попадание в них бомб, толщина бетонного монолита достигала 1 метра, земляная насыпь была оптимальной толщины. На базе Бени — Суэйф две ВПП длиною более 3000 м были расположены под углом друг к другу в 45° на разных уровнях (перепад достигал 20 м), что позволяло взлетать и садится на каждую из них одновременно. Из каждого укрытия индивидуальная рулежная дорожка вела на полосу. Эскадрилья была способна взлететь через 3 минуты после команды «воздух». На всех аэродромах магистральные рулежные дорожки были пригодны к взлету.

В.Б. Ельчанинов: гибель майора Козлова Н.А. в результате катастрофы самолета при взлёте, 19.04.1971

Придя ночью в гостиницу, я поделился с Настенко своим мнением о майоре К. Ведь оба мы слышали по СПУ как тяжело и прерывисто с хрипом он дышал. Мы пришли к заключению, что летчик в новой для себя боевой обстановке переживает тяжелую психологическую напряженность, осваивая сложные виды подготовки. Опасность сковывает волю, вызывает страх, замедляет мыслительные процессы, не исключено, вообще может их затормозить. Что делать? Первое решение: откомандировать на родину за профессиональной неподготовленностью. Кто нас поймет? Летчик 1-го класса продолжительное время летает безаварийно, а им не подходит! Решили осторожно, внимательно его вводить в строй, чтобы постепенно снять напряженность. Для начала загрузить его инструкторской работой с опытными летчиками руководящего состава в полетах по приборам в закрытой кабине днем. Включать майора К. в боевой состав надобности не было, он начальник службы штаба. Пусть и сосредоточит свое внимание на штабной работе. На втором этапе привлекать его к полетам в качестве пилота самолета-ретранслятора МиГ-21у для обеспечения вылета дежурной эскадрильи. Все шло нормально. Летал инструктором на боевом самолете для отработки более простых упражнений в ходе учебных полетов. Несколько раз слетал ретранслятором для обеспечения боевого дежурства.
Срыв произошел в сложной обстановке. Группа израильских самолетов вторглась в воздушное пространство АРЕ. На перехват поднималась шестерка из дежурной эскадрильи и самолет-ретранслятор, пилотируемый майором К., который допустил ряд грубейших ошибок. Во-первых, ошибочно выпустил закрылки не во взлетное, а в посадочное положение. При этом на взлете форсаж не включается, а створки реактивного сопла открываются; во-вторых, на ВВП К. влез в боевой передок шестерки между ведущей парой и звеном. В мирное время эти ошибки должны быть предотвращены на техническом посту и помощником РП. В военное время технический пост не назначался ввиду большой рассредоточенности самолетов на аэродроме, а СКП был заглубленным по остекление. Паникуя, майор К. принимает безумное решение: взлетать с открытым соплом, включенной системой СПС и невключившимся форсажем. При этом тяга снизилась на 25 %. Результат — трагедия. Самолет оторвался на краю аэродрома, набрал 25–30 м высоты, вышел на закритические углы атаки и сел прямо на поле. Самолет разрушился, летчик погиб.

В.Б. Ельчанинов: «Мираж» против МиГ-21МФ

Советские летчики настойчиво готовились к воздушным боям, изучали опыт египетских летчиков. С этой целью организовали встречу с теми, кто обучался во французской высшей школе воздушного боя, летал на «Миражах» и МиГ-21МФ, кто на своем опыте рассказать о сравнительных характеристиках основных истребителей противоборствующих сторон на Ближнем Востоке. Кстати, оба упомянутых истребителя имеют высокие тактические данные, а по основным из них почти одинаковы. Однако есть и индивидуальные особенности. Так, МиГ-21МФ с двигателем Р-13 имеет лучшие разгонные характеристики, особенно в диапазоне трансзвуковой скорости; лучшие в 2–2,5 раза возможности на вертикальном маневре, чем у «Миража», это же относится и к управляемости по крену. У «Миража» гораздо лучше управляемость при отрицательной перегрузке, стрелковый прицел с лазерным дальномером был одним из лучших в мире в 70-е годы. Чтобы улучшить разгонные характеристики, конструкторы «Миража» установили ускоритель типа ЖРД с продолжительностью работы до 1 минуты и 6-ю включениями в течение этого времени, но в этом случае с самолета обязательно демонтируется пушка, что значительно снижает огневую мощь истребителя. По сравнению с американским тактическим истребителем «Фантом» МиГ-21МФ по основным характеристикам равен ему. Преимуществом же «Фантома» было двукратное превосходство в дальности и продолжительности полета, а также в вооружении. Поэтому группы наших истребителей должны были решительно атаковать противника, стремясь не вступать с ним в длительный маневренный воздушный бой. Противник же наоборот пытался связать нас воздушным боем, чтобы затем сбивать выходящие из боя самолеты с малым остатком топлива.
Искусство авиационного командира и его КП заключалось в том, чтобы за счет наращивания усилий других групп истребителей обеспечить успех в бою и выход из боя истребителей без потерь. Чтобы увеличить продолжительность полета, в Египте все наши МиГи взлетали с подвесными топливными баками: 2 — крыльевых по 480 л; один подфюзе-ляжный на 480 л или на 800 л. В отдельных случаях при выполнении специальных заданий навешивались три бака, в том числе и 800 литровый под фюзеляжем. В предвидении воздушного боя топливные баки сбрасываются. Однако при подвеске крыльевых баков запас ракет на самолете уменьшается с 4-х до 2-х. Кстати, для одного воздушного боя с истребителями 2-х ракет и авиационной пушки с 200 мм снарядами вполне достаточно.

Израильтяне были изобретательны, хитры и способны на подвох. Без серьезной подготовки не шли на бой. Один из приемов: например, группа из 16 истребителей летит таким плотным строем, что на экране радиолокатора выглядит звеном. Египтяне на такую цель поднимают обычно два звена или шестерку. Когда до встречи остается 60 км, израильские летчики занимают боевой порядок, показывая свое превосходство в силах. Пытаясь избежать неравного боя, египетский КП давал команду летчикам на выход из боя, но бывало поздно. При самом энергичном маневре египетские летчики оказывались атакованными с задней полусферы. К сожалению, прием повторялся неоднократно.

В АРЕ мы сознательно точно не выполняли распорядок дня. Как это выглядело? В столовую приходили раньше или позже, но никак не вовремя, чтобы не было соблазна у израильтян нанести удар по столовой и сразу накрыть одну или две эскадрильи. Точно так же с началом и продолжительностью полетов. Ведь для противника заманчиво подловить на взлете первый взлетающий самолет. У израильтян разведка была поставлена отменно, а к нам они относились с большой настороженностью. За 15 минут от заявочного времени начала полетов группа «Миражей» уже дежурила постоянно в воздухе. Ее меняла другая группа, третья и так до тех пор, пока наши последние МиГи не направлялись домой. Не ожидая красной ракеты над нашим аэродромом об окончании полетов, израильтяне возвращались на свой. Летчики смеялись: «Заявка на полеты в Каир идет через Тель-Авив». По этой причине мы никогда не давали заявок на боевые вылеты. Это, в первую очередь, касается обеспечения вылетов отряда МиГ-25Р, работавших с аэродрома Кайро Уэст в интересах нашего Генерального штаба.

В.Б. Ельчанинов: радиоперехват и радиоэлектронное противодействие

Особые условия боевых действий в АРЕ наложили свой отпечаток на использование радиолокационных средств, радиосвязи и методики наведения на цель истребителей в отличие от классических. Обе стороны, учитывая локальный характер боевых действий, вели радиоперехват. Мы оперативно получали на родном языке информацию о действиях противника. В предвидении воздушного боя в самый решающий момент противник ставил радиопомехи высокой интенсивности, что нарушало управление. Чтобы предупредить подобное, мы выполняли следующие мероприятия: Информация об обстановке в районе боевых действий и предварительное распоряжение на подъем дежурных сил передавалась не по радио, а по проводной связи в каждое самолетное укрытие, на КП получали обратную информацию, чтобы убедиться, что команда прошла. Затем взлет производился в полном радиомолчании по визуальным командам ведущего (стабилизатор самолета отклоняется вверх-вниз, нейтрально — включения форсажа). Полет в одну из четырех точек начала наведения проводился в полном радиомолчании на высоте порядка 50 м. Начало управления, если позволяла обстановка, допускалось только в точке начала наведения на канале управления учебных полетов, хорошо известном противнику. В свою очередь, каналы боевого управления на кнопках 6, 7, 8 радиостанции настраивались на частоты на эквиваленте антенны без выхода в эфир. В случае появления помехи высокой интенсивности летчики всей группы и вторая наземная радиостанция переходили на 6 канал боевого управления. Первая наземная радиостанция продолжала передавать команды в условиях помехи на учебном канале для того, чтобы противник не сразу догадался о смене канала. Управление на обоих каналах осуществлялось с двух радиостанций от одного микрофона. Не меньше, чем через одну минуту противник мог обнаружить смену канала. В случае появления помех на 6 или 7 канале осуществлялся аналогичный переход на 7 и 8 каналы самолетной и двух наземных радиостанций. Такой маневр каналами сводил на нет эффективность помех в сетях боевого управления. Все «засвеченные» частоты из дальнейшего использования исключались и каналы перестраивались на новые частоты тем же порядком.
Для надежного управления истребителями на предельно-малых высотах в воздух поднимался ретранслятор на учебно-боевом самолете в районе аэродрома. Он же, имея 2 ракеты Р-Зс, отражал внезапную атаку по самолетам, заходящим на посадку. Точки начала наведения были выбраны как характерные ориентиры, от Сохненской до Заафаранской долин на удалении в 70–80 км от аэродрома Бени-Суэйф. Их было 4. Ежедневно они кодировались. В качестве слов-кодов являлись: названия времен года (весна-лето-осень-зима), суток (утро-день-вечер-ночь), сторон света (север-юг-восток-запад) и использовались в произвольной последовательности. Поэтому угадать или рассчитать, в какую точку направляется группа, было нельзя.
Израильтяне использовали более примитивную кодировку, обозначая на рубеже приема боевого управления штурмовиками и тактическими истребителями при ударах по целям в тактической глубине такую терминологию: «Иду на голубую линию» или «Вам на красную линию». Не представляло большого труда разгадать, что «голубая линия» — это Суэцкий канал, а «красная линия» — это Суэцкий залив Красного моря. Поэтому наши ПУ по радиоперехвату заранее ориентировали летчиков о направлении действий штурмовиков противника.

Советское командование строго отслеживало, как мы справлялись с поставленной задачей. Стоило в январе 1971 года допустить вторжение группы «Фантомов» вглубь территории АРЕ на 50 км в направлении на Каир, как шифровкой Министр обороны СССР объявил выговор начальнику штаба полка подполковнику Прасолову В.М., который возглавлял в тот день боевой расчет КП полка. Чтобы не повторять подобные случаи, мы стали применять военную хитрость. Если опаздывали с подъемом истребителей из-за позднего обнаружения воздушной цели, давали команду передовому пункту управления (Бир-Арейда или Бир-Мерейр) наводить на противника истребителей условно, т. е. координаты воздушной цели давались реальные, а команды истребителям так, будто они уже были в воздухе. Такая тактика давала положительные результэты, в большинстве случаев израильтяне, включив форсаж, уходили на Синай. Уповать на радиоигру, как способ «прогнать» противника, положиться как на панацею, тем не менее, нельзя. Разгадав шаблон, он мог нанести удар. Это был просто способ восполнить опоздание с подъемом истребителей, которые взлетают, а не ждут на земле, как развернуться события.

В.Б. Ельчанинов: примитивная система постов ВНОС

В точках Бир-Арейда и Бир-Марейр на базе египетских постов ПВО были развернуты передовые пункты наведения (ПН), на которых постоянно находился штатный боевой расчет. Периодически в составе пехотных подразделений АРЕ на берегу Суэцкого залива, где обычно самолеты — разведчики Израиля вторгались в воздушное пространство Египта, находился советский летчик в ранге начальника службы для визуального наблюдения за воздушным пространством и наведения истребителей на воздушную цель. Кстати, этот метод оказался абсолютно неэффективным. Кроме того, египетское командование организовало в пустыне систему визуального наблюдения. Примитив, но впечатляло. С плотностью в несколько километров на всей площади пустыни выкопали окопы, посадили в них солдат, которые, завидев или услышав звук самолета, крутили ручку аппарата, а на КП зенитно-ракетной бригады, прикрывающей наш аэродром и г. Бени-Суйэф, на вертикальном планшете загорались лампочки, обозначая траекторию полета воздушных целей и своих самолетов. Правда, когда наблюдателей своевременно не обеспечивали водой или продовольствием, они начинали крутить ручки и тогда планшет хаотично высверкивал огнями ламп.

В.Б. Ельчанинов: воздушный бой 30 июля 1970 года

30 июля 1970 года. Днем в готовности № 2 на аэродроме Бени-Суэйф на боевом дежурстве находилось звено капитана Юрченко, на аэродроме Комаушим — звено капитана Каменева. В это время со стороны Синая в воздушное пространство АРЕ вторглось звено «Фантомов». КП полка поднял в воздух оба звена. Как только они взлетели, демонстрационная группа ушла со снижением на Синай. Вполне обоснованно КП полка оба звена поставил в зоны дежурства на средней высоте, прикрывая свои аэродромы. Через 10 минут в направлении на Каир на средней высоте появилась группа «Миражей», которая оценивалась как звено. Группы Каменева и Юрченко в колонне звеньев с дистанцией 20–30 км стали наводиться на противника на встречных курсах. Когда до встречи оставалось 60 км, группа «Миражей» разомкнулась и показала, что их 16. Советские летчики не уклонились от боя.
Первыми в бой с «Миражами» вступили летчики Каменева и закрутились в карусели, следом их удары наращивал Юрченко с товарищами. «Фантомы», на первом этапе игравшие роль демонстрационной группы, на втором этапе на малой высоте и большой скорости вышли в атаку на звено Юрченко, рассчитывая их атаковать на догоне. Однако атака получилась под большим ракурсом, и ведущая пара «Фантомов» оказалась атакованной парой Сыркина. В этот момент Юрченко атаковал сзади «Миража». Ведомая пара «Фантомов» пустила ракеты по звену Юрченко, его ведомый капитан Макара предупредил Юрченко: «Коля, ракеты». Выполняя пуск ракеты по «Миражу», тот ответил: «Сейчас». Макара выполнил противоракетный маневр и сорвал атаку по своему самолету. Самолет же Юрченко подвергся прямому попаданию ракеты. Самолет взорвался, летчик погиб. Самолеты Сыркина и Яковлева были поражены осколками, летчики катапультировались. Яковлев погиб при приземлении на парашюте, потому что в районе боя местность была скалистая, а ветер достигал 25 м/сек. Сыркин, имея высокую парашютную подготовку, приземлился благополучно. Капитан Журавлев был сбит пушечной очередью «Миража». Летчик катапультировался. Однако из-за предельно-малой высоты парашютная система не успела сработать. «Мираж», по которому стрелял Юрченко, по всей видимости, не вернулся на базу. Уж больно долго поисково-спасательные вертолеты Израиля искали кого-то.

В.Б. Ельчанинов: засада на «Скайхоки»

Особенно досаждали израильские «Скайхоки». До 250 боевых вылетов в день, бомбили г. Суэц. Как только подходили истребители, штурмовики становились в круг и ждали, когда они уйдут из-за малого запаса топлива, зная, что советские истребители не пойдут на Синай. Тогда полковник Настенко Ю.В. и генерал Дольников Г.У. приняли решение использовать засаду на аэродроме «Катамия». Истребители 35-ой иаэ в полном радиомолчании в сумерки сели на этом запасном аэродроме, самолеты замаскировали в укрытиях. Штурмовики действовали шаблонно, выходили на цель с одного направления на высотах 6000–8000 м, бомбили с пикирования с высоты 2500 м, чтобы не входить в зону поражения зенитной артиллерии. Наши летчики на высоте 50 м., чтобы не видели локаторы противника, разгоняли самолет по определенному маршруту до скорости 1000–1100 км/час. В расчетной точке истребитель выполнял горку, с этого момента офицер по БУ наводит истребителя на противника. На это есть всего 20 сек. В разные дни было выполнено 13 полетов парами, однако только единожды МиГ-21МФ, пилотируемый капитаном Сальником вышел в атаку точно. Пуск ракет, и «Скайхок», объятый пламенем, рухнул в Суэцкий залив. Наша пара не могла при самом энергичном маневре не выскочить за канал. Сальник на виду восьмерки «Миражей» атаковал и сбил стервятника, Все было так скоротечно, что израильские истребители ничего не могли сделать.

В.Б. Ельчанинов: физкультура

В условиях Северной Африки, когда температура доходила до +49 °C в тени, организованных занятий физкультурой не проводилось, но практически все занимались по личному плану. На скамейке качали пресс, гантелями и эспандерами поддерживали тонус организма, скакали через веревочку как дети. Я в числе немногих бегал, считая, что это лучший способ тренировать выносливость, нагружать сердечно-сосудистую систему. Бог мой, как это монотонно, просто насилие! Неожиданно я нашел оригинальное решение. В Каире случайно попался в руки «Атлас автомобильных дорог СССР», что было кстати, поскольку я рассчитывал после командировки купить машину. Знакомство с ним подсказало интересную идею. На миллиметровой бумаге проложил маршрут Москва — Ленинград в масштабе 1 мм — 1 км. Москва потому, что мы улетели оттуда, туда и вернемся, а Ленинград — родной город, семья осталась там. Для интереса на маршрут нанес города, села, реки и другие ориентиры. Пробежал, нанес на маршрут. Добежал до города — сразу в Большую Советскую энциклопедию, ведь интересно узнать все о нем. Я вошел во вкус и за 375 дней пробежал 1239 км. Увеличил маршрут по дорогам Карелии, но финишировал всегда на Дворцовой площади. Ежедневно бегать не удавалось, полеты, боевое дежурство, а иногда погода мешали регулярности пробежек. В Египте дождей, снегопада и гололеда не бывает, а вот хамсин — пыльная буря с перерывами продолжается 50 суток. Максимальная норма пробега за день достигала 16 км. Минимальная — 1 км. Благодаря бегу, я оставался в хорошей форме, легче переносил перегрузки.

В.Б. Ельчанинов: отношение египтян к русским военным специалистам

Казалось бы, в военное время по дорогам Египта без документов проехать трудно. От Бени-Суэйфа до Каира насчитывалось до пяти блок-постов, на каждом строго проверяли документы, но стоило в окно приветственно махнуть рукой и крикнуть: «Я русский специалист», как перед нами распахивались шлагбаумы. Но ведь и враг может поступить так же! Кстати сбитые израильские летчики, как правило, выдавали себя за русских, чтобы не быть растерзанными местным населением. Дело в том, что египетское правительство выдавало за доставку израильского летчика, живого или мертвого, крупное денежное вознаграждение. Зачем возиться со здоровым молодым мужиком, рисковать своей жизнью, когда можно его убить или покалечить. Размер денежного вознаграждения от этого не уменьшался.

После смерти Гамаль Абдель Насера Президентом АРЕ стал А.Садат, который постепенно стал менять политическую ориентацию с просоветской на проамериканскую. Некоторые египетские офицеры в доверительных беседах предсказывали конец нашей дружбе. Они, конечно, ошибались, что А.Садат может разрушить дружбу наших народов, но появились определенные осложнения. Египетские спецслужбы стали пристальнее уделять внимание нашим военнослужащим, особенно командному составу. В июне 1971 года во время моего отсутствия пытались провести досмотр моей комнаты в гостинице. Только сложившиеся обстоятельства не позволили это осуществить. Произошло несколько случаев антисоветской направленности.
Один из египетских летчиков-истребителей, имевший боевой опыт, один или два сбитых израильских самолета, вызывающе стал охаивать советских летчиков-советников и специалистов: «Они четверть века не воюют, чему они нас могут научить!». В этой бригаде советником командира был полковник В. Петров. Он был истребитель от бога. Кстати, в 1955 году он, будучи инструктором в Черниговском ВАУЛ, обучал меня на МиГ-15, сделал меня летчиком-истребителем. Спустя 15 лет мы с ним встретились в АРЕ. Услышав хулу, В. Петров посоветовал командиру бригады запланировать учебный воздушный бой над аэродромом тому самому египетскому летчику с ним. Много любопытных пришло посмотреть за боем. Истребители встретились на встречных курсах над центром аэродрома на высоте 300 м. Закрутилась карусель. Оба были упорны и настойчивы. Более опытный Петров подловил соперника, когда тот допустил потерю скорости. Соколом взмыл вверх и готов был нанести решающий удар. Однако самолюбивый пилот хотел сделать невозможное, в результате срыв в штопор, летчик погиб.
Провокационным душком попахивало предложение штаба ВВС АРЕ прикрыть египетские самолеты-разведчики Су-7Р, которые фотографировали ход строительства оборонительных сооружений на Синае, силами 135-го иап. Согласиться — нарушить приказ советского руководства, за Суэцкий залив не залетать. Отказаться — дать повод к утверждению: русские отказываются взаимодействовать, они ненадежные союзники. Пришлось пойти на хитрость и договориться о следующем варианте: египетских разведчиков прикроет пара египетских истребителей. В случае опасности разведчики и истребители Египта уходят на свою территорию, увлекая за собой израильтян в засаду, где их встретит советская эскадрилья. Она обеспечит безопасность разведчиков. На этом и порешили. Однако дальше разработки эта тема продолжения не имела. Разведчики летали без сопровождения истребителей. Ближе к осени 1971 года все яснее становилось, что развитие событий пошло в сторону мирного разрешения конфликта. В июне 1972 года наши войска стали не нужны, и они возвратились в СССР.

А.В. Ена: афганская командировка за год до Египта

... ровно год тому назад мне пришлось выполнять правительственное задание в Афганистане, где мы в составе группы из трех самолетов Су-7 БМК участвовали в воздушном параде в честь дня независимости этой страны. Задание тогда, как и теперь, было очень ответственным. В составе парадного расчета (34 самолета различных типов) мы должны были пройти над центральной площадью Кабула на высоте 150 метров и скорости 1000 км/ч. Характерная деталь: высота 150 м была определена из расчета, чтобы король Мухамед Захир Шах, наблюдая наш пролет, не поднимал и не опускал голову, т. е. высота полета полностью зависела от направления королевского взгляда. Но я до сих пор не уверен, что такое «указание» отдал сам король. Очевидно, решили «ударить по голяшке» ретивые ребята из многочисленной королевской свиты. Вопрос выдерживания скорости нас не волновал — это делается очень просто, а вот снизиться с пяти тысяч метров до 150 м за 5–6 километров до центральной площади Кабула в условиях сильно пересеченной гористой местности было нелегко и… небезопасно. После каждого тренировочного полета (а их было пять) мы вылезали из кабин в поту. Но на параде прошли отлично, за что были награждены ценными подарками афганским и нашим командованием.

А.В. Ена: переучивание египтян на истребитель-бомбардировщик с крылом переменной стреловидности СУ-17

... нас пригласили в штаб египетских ВВС, где наши старшие советники Герой Советского Союза генерал-майор авиации Долгарев Павел Михайлович и генерал-майор авиации Загайный Павел Алексеевич приказали мне в недельный срок составить программу переучивания летного и технического состава АРЕ на самолет С-32, представить ее на утверждение нашего и египетского руководства.

... встал вопрос, на каком аэродроме переучивать летный и технический состав? Нам предложили один из двух аэродромов: Бельбейс или Джанаклиз. Оба в одинаковой степени были пригодны для производства полетов. Но бытовые условия на аэродроме Бельбейс были значительно лучше. Здесь в полное распоряжение наших специалистов отдавалась небольшая, но очень уютная двухэтажная гостиница, в которой стояли два вместительных холодильника, газовая плита, достаточное количество изолированных комнат, где можно было хорошо отдохнуть. И кроме всего прочего, на аэродроме Бельбейс был прекрасный бассейн. Он-то, главным образом, и повлиял на окончательный выбор места переучивания. Итак, все организационные вопросы были завершены.
Мы приступили к практическому переучиванию. Сам процесс переучивания шел по нашим канонам, т. е. мы давали своим подопечным полную теоретическую подготовку, затем принимали от них зачеты и лишь после этого допускали летчиков к полетам, а инженерно-технический состав — к обслуживанию самолета С-32. В то время, когда инженеры проводили теоретические занятия, я должен был перегонять самолеты с аэродрома сборки Джанаклиз на аэродром Бельбейс. И вот в один из июльских дней получаю задачу перегнать первый собранный самолет. Так как на аэродроме Джанаклиз я не был «прописан», не стоял ни на каком довольствии, меня для перегонки очередного самолета возили из Каира в Джанаклис на малюсеньком двухместном связном самолете под громким названием «Гумхурия» («Республика»).

На свою первую лекцию с летным составом я прибыл с переводчиком — «англичанином». К занятию мы с ним готовились очень тщательно. И все же в самом начале лекции я почувствовал, что летчики с трудом воспринимают перевод. Наш переводчик изо всех сил старался подбирать нужные английские слова, но они не всегда достигали цели. Понимая, что нам трудно проводить занятие, один из египетских летчиков встал и на довольно неплохом русском языке сказал: «Мистер Ена, Вы читайте лекцию, а переводить не нужно. Мы по-русски понимаем лучше, чем говорим». Все слушатели заулыбались, а мы с переводчиком облегченно вздохнули. В дальнейшем все занятия мы проводили с обязательным присутствием переводчика, но зачастую он находился в «дежурном режиме».

Следует сказать, что мои египетские коллеги почти все были опытными летчиками. Из 18 человек, которые были отобраны для переучивания на самолет С-32, один командир дивизии, один заместитель командира полка, два командира эскадрильи со своими заместителями, начальник воздушно-огневой и тактической подготовки. Остальные — командиры звеньев. Перед самостоятельным вылетом на боевом самолете я обязан был с каждым египетским летчиком слетать на учебно-боевом (на «спарке») и дать «добро» на его самостоятельный полет. В первый день полетов удалось выпустить самостоятельно троих летчиков. В процессе полета на учебно-боевом самолете они показали свою высокую летную подготовку. Каждый из них не только грамотно эксплуатировал авиационную технику, но и «чувствовал» машину, как опытный шофер чувствует дорогу. Конечно, у каждого проверяемого летчика были незначительные отклонения на отдельных этапах полета, но все эти погрешности, как говорят, укладывались в ТУ. Тем не менее даже незначительные ошибки я старался скрупулезно разбирать после каждого полета. И здесь мне хочется обратить внимание читателя на одну из особенностей характера египетских летчиков: они очень болезненно реагировали на те замечания, которые давал инструктор после полета. Меня об этом проинформировали советские специалисты, которые уезжали домой после окончания срока командировки.

Часто приходилось говорить, например, так: «Мистер Ашраф! В целом Вы слетали неплохо. Но было бы еще лучше, если бы Вы на взлете более плавно поднимали нос самолета, чуть пораньше бы убрали шасси. В зоне при выполнении вертикальных фигур пилотажа необходимо более энергично создавать нужную перегрузку, в противном случае будет большая потеря скорости в верхней части фигуры…»

А.В. Ена: борьба с запахом спирта в кабинах

... в один из очередных летных дней первым вырулил на полосу и взлетел командир эскадрильи подполковник Хазем. После уборки шасси он паническим голосом передал по радио: «Сильный запах спирта в кабине! Разрешите немедленно произвести посадку!!» Находящийся на стартовом командном пункте рядом с арабским наш руководитель полетов подполковник Коноплев Г.В. передал летчику: «Наденьте кислородную маску, перейдите на чистый кислород, выработайте топливо и заходите на посадку». Мистер Хазем несколько успокоился, но вскоре сел. Еще не закончив пробег, летчик открыл фонарь кабины, чтобы скорее глотнуть чистого воздуха. Зарулив на стоянку, подполковник Хазем пулей выскочил из кабины. Как раз в этот момент мы с руководителем полетов подъехали к самолету. Командир эскадрильи был бледный, как полотно. Из его доклада следовало, что после взлета и уборки шасси при уменьшении оборотов двигателя он вдруг почувствовал тот самый злополучный запах спирта. Его тут же стошнило, но он успел надеть кислородную маску. Об этом случае немедленно было доложено командиру полка, который вызвал меня к себе в кабинет и сказал, что пока не будет найдена причина такого своеобразного отказа техники, ни один самолет в воздух не выпускать. Для специалистов нашей группы и представителей завода такое решение египетского руководства было, как говорят, ударом ниже пояса. У нас в Союзе на такое замечание, как запах спирта, даже не обратили бы внимания, но здесь в Египте, где строго соблюдается сухой закон, такое событие потрясло весь летный состав. Обстановка требовала немедленных действий.
На совещании заводских представителей и специалистов нашей группы, которое пришлось провести тут же на стоянке, после тщательного анализа возможной причины отказа пришли к выводу, что основной клапан системы кондиционирования, который автоматически регулирует подачу «разбавленного» спирта на испаритель, видимо отказал. Сняли с самолета этот клапан и убедились, что он почти полностью забит песком и разнородным мусором. Клапан этот аккуратно «запеленали» и, так сказать, в первозданном виде показали руководящему, летному и техническому составу полка. Под руководством наших специалистов на всех самолетах были сняты клапаны системы, тщательно очищены и промыты, затем снова поставлены на самолеты. Кроме того, в воронки, через которые заливали в расходный бачок спирто-водяную смесь, впаяли фильтры тонкой очистки.
На все эти мероприятия ушло два драгоценных для нас дня. Группа частично выбилась из графика. Пришлось изыскивать дополнительные резервы, чтобы «войти в колею». После того, как была обнаружена и устранена причина ненормальной работы системы кондиционирования воздуха в кабине, командование ВВС Египта предложило нам взять два любых самолета и проверить на них работу системы кондиционирования в воздухе. На самолете, в кабине которого проявился запах спирта, должен был лететь я, а на другом самолете — египетский летчик по имени Хазем. Во втором полете мы с ним должны были поменяться самолетами.

После обмена самолетами и выполнения второго полета подозрение «на запах» было снято с повестки дня. В этот же день возобновились полеты египетских летчиков. Мы облегченно вздохнули, но оказалось не надолго. Примерно через полторы недели от некоторых летчиков стали поступать ко мне робкие доклады, что, мол, запашок спирта все же бывает.

... подозрение «на запах» у летного состава все усиливалось. И вот в один из предвыходных дней меня вызвал к себе командир полка Фарук и в дружеской беседе сказал, что все же летчики летают с некоторой настороженностью. Нельзя ли совсем убрать спирт с самолета? Вопрос очень серьезный, и мы приняли решение через наше посольство связаться с Москвой. Вскоре оттуда пришел документ, в котором было сказано, что в странах с высокой температурой наружного воздуха в систему кондиционирования можно заливать обычную дистиллированную воду. Этот документ мы незамедлительно довели до египетского руководства. Они поблагодарили нас, но все же для гарантии потребовали поднять самолет на большую высоту (где, как известно, очень низкая температура) и если в этих условиях вода в расходном бачке не замерзнет, то египетская сторона никаких претензий к нашей технике иметь не будет. Посоветовавшись с заводскими специалистами, мы пришли к выводу, что в ходе предстоящего «спецполета» должно быть все в норме, а если паче чаяния на высоте порядка двенадцати тысяч метров и замерзнет вода в бачке, он треснет, и находящаяся в нем вода спокойно вытечет по мере снижения на малую высоту.
И вот в ходе подготовки к этому интригующему полету у самолета собрался чуть ли ни весь летный и технический состав полка. Внимание всех приковано к расходному бачку системы кондиционирования. Видимо, боялись, чтобы русские специалисты не обманули их и не залили в бачок вместо дистиллированной воды обычную спирто-водяную смесь. Расписавшись в журнале приемки самолета, я обычным порядком запускаю двигатель, проверяю работу всех систем и выруливаю на взлетную полосу. Система кондиционирования работает отлично, но все же чувствуется несколько повышенная влажность воздуха в кабине. После взлета набираю высоту по кругу над аэродромом. Все нормально. Техника работает без замечаний. На высоте 11 500 м перевожу самолет в горизонтальный полет и несколько раз меняю режим работы двигателя. Система кондиционирования работает нормально. Доложив об этом на землю, перевожу самолет на снижение с максимальной потерей высоты. Над аэродромом прохожу на 50 м, выполняю традиционную полупетлю и захожу на посадку.
После заруливания на стоянку мне показалось, что наши и египетские товарищи, проводив меня в полет, так и не сошли с места за эти 30 минут «испытаний». После выключения двигателя я еще не успел освободить кабину, как весь «народ» тут же облепил то место на фюзеляже самолета, где находилась заливная горловина расходного бачка. Техник самолета, как бы испытывая крепость нервов собравшихся, неспеша открыл лючок подхода к горловине, а затем и саму крышку горловины. Все убедились, что бачок цел и невредим, а расход воды за весь полет был примерно таким же, как и спирто-водяной смеси. Таким образом, «спиртовая проблема» была решена окончательно и бесповоротно. Летная работа вошла в нормальное русло.

А.В. Жданов: В канун прибытия главных сил

Морозным туманным утром 9 января 1970 года с подмосковного аэродрома «Чкаловская» поднялись в воздух два самолета Ил-18, на борту которых вылетела в Египет группа генералов и офицеров Министерства обороны СССР. Группу возглавляли заместитель главнокомандующего войсками ПВО страны генерал-полковник А.Ф.Щеглов и заместитель главнокомандующего ВВС генерал армии А.Н.Ефимов. В группу входили генералы А.И.Беляков, А.К.Ваньков, Л.А.Громов, М.И.Науменко и ряд офицеров ГШ ВС, войск ПВО, ВВС, РТВ. По решению заместителя министра обороны по строительству и расквартированию войск генерал-полковника А.Н.Комаровского я был включен в состав группы как ведущий специалист по инженерному и технологическому оборудованию зенитно-ракетных комплексов «Двина» и «Печера», а также по защитным сооружениям для самолетов. Кроме того, в 1964 и 1969 гг. мне довелось работать в Египте.

А.В. Жданов: Тактика действия израильской авиации по зенитно-ракетным дивизионам

Мы двинулись в сторону Суэца. Прямая линия шоссе Исмаилия-Суэц, как прочерченная по линейке, устремилась вдаль. Четыре машины ГАЗ-69, набирая скорость, мчались по гладкому асфальту. Справа простиралась ровная как стол каменная пустыня, лишенная всякой растительности. Слева, за линией железной дороги Исмаилия-Суэц, серебрилась в лучах солнца мраморная вода Большого Горького озера, в середине которого стояло несколько судов, застрявших здесь с начала военных действий между Египтом и Израилем в 1967 году. Дорога поднималась вверх по пологому склону холма. В небе со стороны Синая показались два «фантома», идущих на средней высоте, а вдали над Синаем были видны еще два самолета, летевших на большой высоте. Вся местность хорошо просматривалась, и укрыться было негде.
Летчики заметили нас. Один из «фантомов» развернулся и пошел параллельно шоссе. Другой последовал за ним. В этот момент передняя машина резко развернулась и на огромной скорости, прыгая по камням, влетела в туннель под полотном железной дороги. Остальные машины последовали за ней. Там уже находилась автомашина и четыре офицера из штаба артиллерийского полка, расквартированного в районе поселка Файда. Мы выскочили из машин и внимательно следили за самолетами. Видно, пилоты недоумевали, потеряв нас. Оба «фантома» прошли вдоль шоссе и железной дороги в сторону Суэца. Через несколько минут самолеты опять показались. Земля содрогнулась от трех взрывов. Туннель задрожал. С потолка что-то посыпалось. Ударная волна обрушилась на портал туннеля. В воздух поднялись тучи камня и песка. Воздух наполнился пылью и едким дымом. Минут через 10–15 пыль рассеялась, но в воздухе по-прежнему стоял запах пороха. Осторожно выглянув из нашего укрытия и осмотревшись, мы увидели три воронки. Одна бомба попала в полотно железной дороги недалеко от туннеля. Две другие упали примерно в 150–200 метрах от железнодорожной насыпи. Со стороны Исмаилии слышались глухие взрывы и поднимались черные клубы дыма. Переждав некоторое время и внимательно осмотрев небо со стороны Синая, мы покинули наше убежище, сели в машины и выехали на шоссе. Проехав несколько километров, свернули направо на грунтовую дорогу, проходящую между холмами.
Через 20–25 минут наши машины подъехали к поврежденной позиции зенитно-ракетного комплекса «Двина». Поставив машины в укрытие, мы пошли по позиции и внимательно осмотрели все находящиеся здесь сооружения. Всюду виднелись воронки от бомб. Были повреждены или уничтожены окопы для пусковых установок (ПУ), разбито укрытие для антенны. Сооружение для кабин станции наведения ракет (СНР), дизельной электростанции (ДЭС), транспортно-заряжающих машин (ТЗМ) и другой техники, а также укрытия личного состава, выполненные в монолитном железобетоне, не пострадали. Частично были повреждены только металлические защитные ворота. Все это говорило о том, что кабины и машины, находившиеся в защитных укрытиях (сооружениях), были целы. Не пострадал и личный состав. Подобные разрушения мы обнаружили еще на двух осмотренных нами в этот день позициях.
Тактика действия израильской авиации по зенитно-ракетным дивизионам была следующая — вывести из строя антенну станции наведения, пусковые установки и этим локализовать действия дивизиона. Принимая во внимание, что комплекс «Двина» не мог работать по низколетящим целям и имел над огневой позицией мертвую зону (воронку), т. к. пусковые установки имели определенный (предельный) вертикальный угол пуска ракет, израильская авиация использовала следующий маневр. Самолет на низкой высоте и предельной скорости выходил на позицию. Сделав горку и пройдя рабочую зону действия дивизиона, самолет входил в воронку. Далее, перейдя в пике, старался прицельным бомбометанием поразить цель. Выйдя из пике, самолет с разворотом уходил от позиции. Этот прием израильской авиации мне лично пришлось наблюдать в ноябре 1969 года при налете авиации на один из дивизионов ЗРК «Двина» под Каиром. Такие же данные имелись в штабе начальника ПВО сухопутных войск бригадира Хельми.

А.В. Жданов: планирование позиций ЗРК «Печера» и «Двина»

Советскими специалистами был предложен вариант дислокации ЗРК «Печера» и «Двина» и ориентировочные сроки строительства позиций с учетом сроков прибытия контингента советских войск. Предстояло создать три технических дивизиона в районе Каира (Холмея, аэродром Каи-Уэст, Иншас), один технический дивизион в районе Александрии и один — в районе Асуана, использовать существующий технический дивизион в районе Александрии и техническую батарею в районе города Асуан, использовать существующие и строящийся КП бригад для размещения средств управления (3 шт.) — Каир, Суэц, Александрия. Рекомендовано несколько вариантов степени защиты сооружений (укрытий) для размещений техники на стационарных позициях. Рекомендовано также создать в каждой группировке базирования ряд запасных (полевых) и ложных позиций и обеспечить прикрытие как стационарных, так и запасных позиций подвижными зенитными установками «Шилка» и системами «Стрела».
В конце января в Египет прилетел Маршал Советского Союза П.В.Батицкий, который возглавил работу оперативной группы. Генерал-полковник А.Ф.Щеглов доложил маршалу Батицкому подготовленные предложения, которые маршал одобрил. В первых числах февраля маршал Батицкий изложил Президенту Египта Гамаль Абдель Насеру результаты совместной работы советских и египетских военных специалистов и выработанные предложения.

В.В. Захаров: Воспоминания командира батареи о противовоздушном бое 30 июля 1970 дивизиона Попова К.И.

Во время службы в Египте запомнился бой в районе Суэцкого канала. 30 июля 1970 г., находясь в районе Ком-Аушим юго-восточнее Каира на боевом дежурстве по прикрытию авиаэскадрильи (советские МИГ-21 с нашими летчиками), мы получили приказ: произвести свертывание комплекса «С-125» и в ночь совершить марш в район Абу-Заабаль. Свертывание антенного поста, кабины, пусковых установок провели быстро, за 1 час 20 мин. при нормативе 2 часа 15 мин. и вытянулись в колонну. К нам примкнули «Шилки» (23 миллиметровые зенитные установки) и стрелки-зенитчики с комплексами «Стрела 2» (командир взвода «Шилок» и «Стрела 2» — Кривошей Николай). Марш совершался через Каир в вечернее время. Недоуменных лиц в столице Египта было предостаточно, но инцидентов не было, за исключением одного.
При въезде в Каир на одной из транспортно-заряжающих машин (ТЗМ) загорелся чехол и ЗИП между ракетами. Последствия могли быть самыми мрачными, вплоть до запуска маршевого или стартового двигателя. Барабаш Миша с водителем, умело действуя имеющимися средствами, смогли быстро ликвидировать пламя. Для выяснения причин загорания времени не было, но впоследствии мы пришли к выводу, что из толпы бросили в ТЗМ что-то зажигающее. Скорость на марше сдерживали установки на гусеничном ходу «Шилки» и тягачи пусковых установок. Однако в назначенный пункт Абу-Заабаль мы прибыли своевременно без происшествий и потерь. Правда, водитель одной из ТЗМ близко прижался к придорожному дереву и, зацепившись за сучок, помял радиовзрыватель одной из двух ракет.
В Абу-Заабале был сделан большой привал с ночлегом. Спали в машинах и на открытом воздухе. Для спасения от комаров выдали москитные сетки, без них заснуть невозможно. Во сне если рука прислонялась к сетке, то комары так искусывали, что местами не оставалось даже кожи. Днем командир дивизиона Попов Константин Ильич, начальник разведки Петренко Михаил Петрович выехали в район Исмаилии на Суэцком канале для разведки и выбора позиции для комплекса «С-125», «Шилок», «Стрела-2», а также для выбора направления взаимодействия с другими средствами ПВО, которые должны были развернуться вместе с нами.

Ночью, совершая марш, мы все понимали, что времени для подготовки к бою нет, местность неизвестная, все нужно делать быстро и с умом. Марш совершили удачно и без потерь, несмотря на то, что двигались в районе канала, не включая фар. Иногда использовались светомаскировочные устройства. Позицию заняли сходу. Командиры стартовых взводов Воронин Николай Иванович, Мовчан Николай Федорович, а также командир взвода стрелков-зенитчиков и «Шилок» Николай Кривошей должны были произвести развертывание и подготовиться к бою. Развертывание пусковых установок, горизонтирование произвели в два раза быстрее нормативного времени. Ориентирование произвели по Полярной звезде и были готовы к бою. После того, как антенный пост развернулся и позволила воздушная обстановка, провели проверку ориентирования взаимным методом и контроль функционирования.
Около 12 часов соседний комплекс «С-75» с арабским персоналом и нашими советниками сбил самолет «Скайхок» над Синайским полуостровом (над территорией противника), что дало возможность противнику обнаружить нахождение наших ракетных комплексов. Привезли обед. Ели в траншеях посменно, чтобы снизить потери в случае внезапного нападения. Именно в это время противник в составе около 40 самолетов с различных направлений внезапно напал на боевые порядки наших дивизионов. Бой шел около шести минут. Наш дивизион под командованием Попова выпустил шесть ракет из восьми и подбил два самолета «Мираж» и «Фантом». В небе творилось невероятное: шлейфы дыма подбитых самолетов вместе с бомбами.
По рации мне доложила одна из «Шилок», что открыла огонь, расход 1000 снарядов. Как выяснилось впоследствии, сержант-командир установки неправильно определил высоту самолета противника, работая с прицел-дублером. Самолет на самом деле был на высоте 4,5 км, а сержанту показалось, что значительно ниже, совсем над ним. По тактико-техническим данным «Шилка» уничтожает цели на высоте до 3-х км. Как трудно было оправдываться сержанту впоследствии перед начальниками, у которых был один аргумент: «Раз открыл огонь, то почему не сбил самолет». После пуска наших ракет загорелись маскировочные конструкции, сетки, тенты. Начали рваться бесприцельно сброшенные самолетами бомбы. Одну из «Шилок» взрыв бомбы изрешетил осколками и переставил на новое место. Экипаж находился в кабине на своих рабочих местах, поэтому никто не пострадал. Возгорание маскировочных конструкций, сетей, тентов было ликвидировано имеющимися средствами взводом под руководством командира Николая Воронина.
После боя, как правило, бывает затишье. У нас это затишье было удручающим. Осталось две ракеты основного комплекса, причем у одной из них был помят радиовзрыватель, что не гарантировало на 100 % поражение цели. Второй боекомплект (восемь ракет) находился в Каире. И если бы противник произвел второй налет на средних и больших высотах, то нам бы не сдобровать. Часа через полтора привезли второй боекомплект ракет, мы быстро установили их на пусковые установки, и жизнь стала веселей.
Вечером поступила команда: свернуться, совершить марш и занять новую позицию в 30 км от занимаемой. Личный состав, перекрывая нормативы, профессионально и грамотно выполнил поставленные задачи, несмотря на то, что все делалось в абсолютной темноте (фары и всякие огни не зажигались в целях маскировки). По пути следования постоянно встречались воронки от бомб, в которые можно было залететь в любой момент при совершении марша. Личный состав, несмотря на то, что не спал двое суток, все испытания выдержал с честью. Я низко кланяюсь командирам стартовых взводов Воронину Н.И., Мовчану Н.Ф., Кривошею К, командирам пусковых установок Барабашу И., Гнездилову Г. и всем рядовым.

В.В. Захаров: арабские планшетисты и охранники

Дивизиону были приданы арабские планшетисты и охранники установок «Шилка» и ручных переносных комплексов «Стрела-2». Я был у них старшим, что доставляло немало хлопот. Переводчика не было, объяснялись, как могли. Египетские офицеры приезжали навестить своих подчиненных крайне редко и не интересовались их жизнью и бытом. Должен отметить, что вращаясь среди наших солдат, сержантов, офицеров, общаясь по вопросам службы, арабы поразительно быстро приобрели навыки русского языка, хотя и с акцентом, но овладели разговорным языком. В то время как запас слов наших солдат и офицеров исчислялся двумя десятками. На церемонии проводов наших войск в СССР присутствовал министр обороны ОАР Фаузи. Смотрю, наш арабский планшетист все время находится в окружении министра обороны ОАР. Пытаюсь выяснить, что это значит. Оказывается, Фуад назначен в группу переводчиков к министру обороны. Вот как Фуад, начиная буквально с нуля, изучил русский язык.
Вспоминается и такой момент. Арабы, отмечая Рамадан, по существующим мусульманским законам не едят от восхода до захода солнца. Наш повар доложил мне, что арабы не завтракали. Пошел я к ним в землянку выяснить в чем дело. Они поставили условие, чтобы во время праздника им готовили и давали пищу ночью. Поваром у нас был Рустам Шакиров, готовить еще и ночью не сможет, не хватит физических сил. Я им предложил оставлять пищу, которая выдавалась на ужин, а ночью они могли бы ее подогреть и принимать. Сначала арабы согласились. Два световых дня они голодали, а на третий потянулись в палатку-столовую и стали питаться в обычном режиме с нашими солдатами. Их было 10 человек.

В.Б. Иванов: Египетские контрасты

Новый курс нового президента А.Садата резко контрастировал с тем, что было заложено в политику, теорию и практику Г.А.Насера. Какие были вначале нашего пребывания приемы, какие слова говорились, клятвы в вечной дружбе и памяти потомков за все то хорошее, что сделал русский народ для Египта. А закончилось тем, что с приходом к власти А.Садат обвинил в измене тех министров из своего кабинета, которые наиболее симпатизировали России. В армии тоже была проведена чистка. Работник управления внешних сношений подполковник М.Бардиси, с которым мне по долгу службы приходилось очень часто взаимодействовать, был обвинен в излишнем «обрусении» и казнен.

В начале 1971 г. прибыла большая правительственная делегация из Советского Союза во главе с Подгорным, группу военных возглавлял первый зам. министра обороны генерал армии Соколов С. Одним из пунктов его плана было посещение передних рубежей обороны — Суэцкого канала, где дислоцировались войска 2-й и 3-й полевых армий. От Каира до Суэцкого канала 124 км. Дорога узкая, справа и слева пески, дюны и ни одного деревца. На пути движения часто попадались провода, которые пересекали дорогу поверху и далее тянулись по песку. Вдруг генерал армии Соколов задает вопрос главному военному советнику Окуневу: А что это за провода идут через дорогу и по песку? — Это связь с войсками полевых армий — отвечает тот. Гость выразил удивление: Неужели нельзя было закопать провод хотя бы на штык лопаты? А вы куда смотрите т. Окунев? Завтра советника по связи генерала Фетисова ко мне на беседу. По прибытии на линию фронта опять последовало множество замечаний Окуневу, особенно по инженерному оборудованию линии фронта. Советника генерал — майора Шитов также было приказано пригласить на следующий день на беседу к Соколову. В основном вся линия фронта вдоль Суэцкого канала была на уровне земли, даже перекрытия и те не имели какого-либо возвышения над землей.
Совсем другое дело было с инженерным оборудованием и маскировкой с израильской стороны. Соколов выразился в грубой форме: «Вы хотя бы учились у противника, как надо оборудовать в инженерном плане передние рубежи». Надо отметить, что поучиться было чему у израильской армии. Инженерное оборудование позиций на израильском берегу было великолепным: сделана насыпь песка высотой до 20–25 м; со стороны канала установлены тысячи мин и натянута колючая проволока; в насыпи вкопаны цистерны на несколько десятков тонн горючей смеси с выводом трубопроводов в Суэцкий канал. В случае форсирования канала египтянами, открывается кран, бросается факел, и поверхность канала горит. Были и другие преграды — вертикальный берег, высотой до 15 метров и насыпь под углом в 60–70 градусов. За насыпью, высота которой достигает 20–25 м, может незаметно передвигаться любая техника. Оценив обстановку, Соколов сделал определенные выводы и принял решение.
Правда, в этот же день по рекомендации главного военного советника Окунева египетские войска, дислоцированные по Суэцкому каналу, начали организовывать свою инженерную маскировку. К каналу начали свозить пустые металлические бочки из-под гудрона или жидкой смолы, которые использовали для строительства дорог и складывать их вдоль Суэцкого канала в штабеля высотой до 2–2,5 метров. Это было защитным экраном, на индикаторах израильтяне видели глухую стену. За штабелем арабы строили дороги для передвижения автотранспорта и боевой техники.

Готовясь к форсированию Суэцкого канала с весны 1971 г. президент А.Садат стал просить новую боевую технику (танки, самолеты, вертолеты) акцентируя наше внимание на том, что в настоящее время у них на вооружении армии находится устаревшее вооружение и боевая техника, и вести боевые действия с противником они не могут, т. к. у него более современное вооружение. Это не соответствовало действительности. Главный военный советник Окунев, посоветовавшись с послом В.М.Виноградовым, доложил об этом Министру обороны СССР Маршалу Советского Союза Гречко А.А. и, видимо, по его рекомендации организовал большое совещание всех советников с постановкой задач о проведении показательных учений в дневное и ночное время. Главная цель — продемонстрировать реальные возможности нашей боевой техники. За штурвалы танков, БТР и БМП, артиллеристами пушек и орудий поставили советских специалистов, чтобы показать, на что способна наша боевая техника. Мне пришлось присутствовать на нескольких учениях. Все было четко организовано и настолько показательно проведено, что арабским генералам и офицерам было стыдно за свои слова, они просто вынуждены были молчать. Все цели были поражены без единого промаха. Наши специалисты показали себя настоящими профессионалами военного дела.
В этот же период по инициативе генерал-майора Калинина П.Г. провели учения спецвойск «Рейджерс». На учениях присутствовали все руководители аппарата ГВС и генштаба АРЕ, и уж очень понравился раздел учений по «Выживанию в пустыне». Войска «Рейджерс» похожи на наши ВДВ, однако в отдельных моментах нашим солдатам ВДВ надо еще и поучиться у них кое-чему. Эти войска показывали, как выживать в тяжелейших условиях. У солдат было по два мешка, в которых были лягушки, куры, змеи, кролики. Солдаты выступали парами. Все они рослые, за метр восемьдесят каждый, крепкие и здоровые, накачанные. И вот наступают самые интересные моменты учения, где солдатам надо показать свою храбрость, умение и профессионализм.
Надо прыгать из вертолета без парашюта на воду с высоты около 50–60 метров, и они это выполняют успешно, другие спускаются очень быстро по веревочной лесенке. С одной скалы на другую спускаются быстро по канату, а затем переправляют с собой еще и «раненого». Затем на привале надо солдатам перекусить, а нечего. Но в песках, горах, реках, озерах есть какая-то живность (у них для этого есть в мешках своя заготовленная заблаговременно живность). Надо развести костер, а спичек нет. Собирают солому в кучку, отламывают у патрона пулю стволом карабина и высыпают порох на кучу соломы из нескольких патронов, затем стреляют в эту кучу из автомата (карабина) и солома загорается, костер готов. Затем вытаскивают из мешков лягушек, зажаривают их на костре и с аппетитом кушают, угощают и присутствующих гостей, первому предложили нашему генерал-майору М.Гарееву, начальнику штаба ГВС. Он тоже с аппетитом съел одну лягушку. Другие, правда, отказались. Затем открывают два мешка со змеями, солдаты берут их за головы, длиной они метр-полтора, для безопасности и убежденности дают возможность змее укусить за борт шинели, чтобы она выпустила яд. Затем своими зубами солдаты откусывают голову змеи, берут зубами за позвоночник и снимают двумя руками с нее шкуру, она же при этом извивается вокруг руки солдата, «как змея». Сняв полностью шкуру, подставляют палку, она самостоятельно обвивает ее, получается как шашлык, который зажаривают на костре и затем едят с большим аппетитом. Далее таким же образом обращаются с курами, откусывают зубами их головы, обмазывают тушки грязью и бросают в костер, через 15 минут вытаскивают, об колено разбивают глиняный колобок, перья вместе с глиной отрываются и остается вкуснейшее мясо курицы. От этого кушанья уже никто не отказался. Так же поступали и с кроликами, но шкуру их использовали также для рукавиц и шапок. Все присутствующие генералы и офицеры были восхищены умением солдат действовать на учениях и благодарили командира бригады и советника генерала Калинина П.Г. Но, несмотря на все это, в начале 1972 года недовольство нашей боевой техникой вновь встало в повестку дня. Они настойчиво просили и даже требовали новую технику, особенно новые танки и самолеты.

В стране было военное положение. В Генеральном штабе был издан приказ № 200, который предусматривает форсирование Суэцкого канала, а это означает начало боевых действий. Соответственно боевая готовность войск должна быть наивысшая. Каждый воин должен находиться на своем боевом месте, в том числе и летный состав должен находиться постоянно на аэродроме у самолетов и быть готовым в любой момент вылететь на боевое задание. Об этом требовании лично Главный военный советник генерал-полковник Окунев в моем присутствии говорил командующему ВВС Египта генералу Фатхи, при этом присутствовал и начальник штаба ВВС генерал Х.Мубарак, ныне президент Египта. Все это происходило на командном пункте ВВС, у боевой карты, прилагаемой к приказу № 200.
Все советы и рекомендации главного военного советника они внимательно слушали, поддакивали и кивали головой, как будто бы были согласны со всем, что им говорят и даже благодарили за это. Но в конце переговоров командующий ВВС заявил: «Все то, что Вы сказали, господин генерал, правильно, но, к большому сожалению, летчиков я не могу держать на аэродромах больше 72 часов, я их должен отпускать домой к семьям, к своим родителям». Я не мог равнодушно созерцать грустный вид главного военного советника после такого заявления военачальника одного из основных видов Вооруженных сил Египта. О чем можно было дальше говорить с такими руководителями? Между прочим, та же картина наблюдалась и в других видах ВС АРЕ: везде внимательно выслушивали наши рекомендации, но делали часто по-своему.

Усилился досмотр каждого советского гражданина при убытии на Родину. Я работал в это время уже в отделе кадров, и в мои обязанности входила работа с переводчиками, встреча и проводы всех советских граждан, заведовал я учетом загранпаспортов, соответственно делал через генконсульство СССР и управление внешних сношений АРЕ выездные и въездные визы нашим гражданам, советникам, специалистам и их семьям. На аэродроме работники таможни стали очень придирчивы. Вспомнили закон, изданный еще королем Фаруком, свергнутым 20 лет назад, запрещающий вывозить золото из Египта. Чемоданы, коробки стали вскрываться и излишки изыматься. Когда взаимоотношения были добрыми, на таможенные инструкции никто не обращал внимания.
9 мая 1972 г. в День победы арабы устроили очередную провокацию, видимо специально к празднику. С военной площадки Каирского Международного аэропорта отправлялись самолетом ИЛ-18 63 советских солдата и 5 офицеров, вылет планировался на 10 часов местного времени. Но не тут-то было. Здесь уже в роли провокаторов выступали военные. Загнали всех наших солдат и офицеров в здание, окружили его вооруженными солдатами — египтянами, и даже подогнали несколько БТРов, забрали все имущество у наших ребят, хотя у них не было ничего лишнего, где-то по колечку — два, по цепочке, по магнитофону и держали их взаперти целый день, ни попить, ни поесть не дали и даже посещение туалета ограничили.

В.П. Климентов: Год с танкистами Второй полевой армии

После окончания кафедры истории стран Ближнего и Среднего Востока Восточного факультета Ленинградского университета зимой 1967/1968 гг. я был приглашен на беседу с генералом, прибывшим из Москвы, который предложил мне поехать переводчиком арабского языка в аппарат Главного военного советника СССР в вооруженных силах АРЕ. Мои ссылки на тот факт, что я не успел принять военной присяги и, вообще, имею несколько другое представление об арабо-израильских войнах, наткнулись на «железную» логику моего собеседника касательно интернационализма и помощи жертвам агрессии империализма и сионизма, каковая и побудила меня написать заявление «по собственному желанию». По прибытии в Москву (пока готовились документы на «служащего СА и ВМФ» в десятом управлении Генштаба, ведавшем заграничными кадрами) я остановился в общежитии Института военных переводчиков,

Где-то в июне 1968 г. я вместе с другим «добровольцем», студентом четвертого курса английского отделения Института иностранных языков им. Мориса Тореза В.Гусевым прибыл в Каир. Формальности в аэропорту «Кайро-Вест» заняли мало времени, поскольку рейс встречали соответствующие советские сотрудники (особисты) и представитель египетской службы безопасности, «легендарный» полковник Бардиси, отвечавший за советских «мусташарин» (советников) и «хубара» (специалистов). Он утверждал, что является потомком одного из мамлюков бурджитской династии, поэтому очень привечал кавказцев, из которых, в основном, состояла эта своеобразная клика бывших рабов-правителей Египта до их физического уничтожения в 1811 г. албанцем Мухаммадом Али — основателем последней египетской королевской династии.
Надо сказать, что мы быстро привыкли к «опеке» со стороны его подчиненных во время увольнения в Каире, Александрии или Луксоре, видя вокруг себя одни и те же лица в галабиях, которых потом встречали уже в военной форме в офисе Бардиси в гостинице «Сауд-1». Разместили нас во временной гостинице «Сауд-2» в Гелиополисе, охраняемой военной полицией. Кроме переводчиков в этой гостинице останавливались командированные авиационные специалисты из СССР, прибывавшие в Египет на короткий срок. От них я узнал подробности жизни Каира, особенно ночной, и получил массу полезных советов (по-моему, ребята были из Твери).
Первая встреча с рыночной экономикой, работавшей круглые сутки, ошеломляла обилием товаров не только военных советников, прибывших, как правило, из глухих военных гарнизонов, но и нас — выходцев из Москвы, Ленинграда, Киева, Баку и других крупных городов. Получая приличные оклады (мой оклад переводчика примерно равнялся окладу майора египетской армии, хотя последний все равно был более обеспеченным, поскольку египетские офицеры помимо оклада имели массу льгот и преимуществ, а кроме того были выходцами из зажиточных слоев местного общества), мы быстро освоили «злачные» места на улице Аль-Ахрам, ведущей к пирамидам в Гизе, такие, как ночные клубы «Оберж де пирамид», «Аризона» и др. Здесь, а также на знаменитом столичном базаре «Хан аль-Халили» встречалось много египтян явно призывного возраста, среди которых я встретил некоторых своих бывших «подопечных» по заводу «Запорожсталь» в г. Запорожье, где они проходили практику в 1966–1967 гг. как металлурги для Хелуанского металлургического комбината, а мы — языковую практику как студенты четвертого курса. Как я понял из разговоров с ними, правительство Насера в условиях войны пошло на значительные уступки частному сектору в экономике, несмотря на то, что в стране по-прежнему сохранялась так называемая социалистическая ориентация.

После двух-трех недель стажировки у И.Д.Люткина в бюро переводов в штабе Главного военного советника-генерала армии Лащенко, я был назначен переводчиком в центр подготовки танковых войск в лагере Хайкстэп, примерно в 20 км от Каира, по дороге Каир-Исмаилия. Здесь до революции 1952 г. размещались казармы английской оккупационной армии, а затем концлагерь для противников «Свободных офицеров», в том числе коммунистов. К 1968 г. лагерь находился в довольно запущенном состоянии, но продолжал готовить пополнение для частей египетской армии, оборонявшейся на западном берегу Суэцкого канала. Вся методика боевой подготовки новобранцев сводилась к показу (делай, как я) тех или иных действий экипажа без объяснения принципов и положений боевого устава. Отцы-командиры отдавали предпочтение в процессе воспитания молодого бойца физическим методам воздействия, а, попросту говоря, давали волю рукам, если обучаемые не проявляли должного рвения в освоении военной науки.

В.П. Климентов: «золотая молодежь» египетской армии

Обращали на себя внимание случаи почти повсеместного пренебрежения со стороны офицеров своими прямыми служебными обязанностями. Например, каждое утро легковой «уазик» привозил двух наших советников и меня в лагерь, затем мы обедали в Каире и снова возвращались в часть. Найти же египетского офицера, кроме дежурного, в расположении своей части после обеда было просто невозможно, все оставались дома, в Каире.
В Хайкстэпе судьба свела меня с «золотой молодежью» египетской армии, чьи старшие родственники принимали участие в революции 1952 г. и пользовались властью в насеровском Египте. Несмотря на чистку нескольких тысяч генералов и старших офицеров после поражения в 1967 г., эта прослойка оставалась очень влиятельной. Лейтенанты из «сынков» дали мне рекомендацию для вступления в элитный офицерский «Sporting Club of Heliopolis», за которую я заплатил довольно приличную сумму. Именно это обстоятельство сыграло решающую роль в моей дальнейшей службе. Как мне потом передавали, генералы из аппарата Главного военного советника, тоже посещавшие этот клуб, выразили недовольство «сладкой» жизнью некоторых переводчиков в Каире, хотя они так нужны на фронте. Поэтому в одно прекрасное утро июля 1969 г. мне приказали поступить в распоряжение штаба 21-ой танковой дивизии 2-й полевой армии, находившейся на Суэцком канале.
Советником командующего 2-й армией был генерал-майор танковых войск Букатов, с которым у меня при знакомстве произошел довольно неприятный разговор. Представляясь в связи с прибытием, я заявил: «служащий СА и ВМФ такой-то и т. д…», на что услышал ответ, что здесь служащих нет, а есть военнослужащие в соответствующем звании. Тогда я добавил: «лейтенант запаса, военно-учетная специальность 2003, присяги не принимал». Буркнув что-то нелицеприятное насчет кадров, генерал спросил о членстве в КПСС. После бодрого комсомольского ответа, что пока, мол, не достоин, да и лимит не позволяет, генерал взорвался: какой лимит? Привыкнув к облегченному приему в КПСС в армии, генерал долго не мог понять, что Василеостровский РК КПСС выделял Ленинградскому Университету всего несколько десятков вакансий на почти пятнадцать тысяч студентов и преподавателей.
Справедливости ради, надо сказать, что потом генерал переменил свое отношение ко мне в лучшую сторону, лишь иногда называя «лимитчиком». В дивизии арабы быстро дали мне прозвище «борам», что на египетском диалекте означает что-то типа «живчик, приставала», очевидно, из-за излишней, по их мнению, любознательности.

Присказки типа «инша Алла», т. е. по-русски «Бог даст» приводили некоторых советников в ярость: Какой Аллах? Приказ есть приказ! Приходилось объяснять этимологию многих привычных для мусульманина выражений, чтобы смягчить восприятие нашими людьми множества местных присказок, которые могли казаться сомнением в целесообразности приказа или в его выполнимости. Вообще-то этим должны были заниматься многочисленные политработники Главпура, но пришлось заниматься переводчикам. Я лично прочитал несколько лекций по следующим темам: «Ислам», «История Египта», «Кто такой Гамаль Абдель Насер» вместо скучных политзанятий.

В.П. Климентов: дислокация войск

21-я танковая дивизия (комдив генерал Саад ад-Дин Маамун, советник — полковник Крохин), стоявшая за 2-й и 3-й пехотными дивизиями, прикрывала стратегическое шоссе Исмаилия — Каир и Порт-Саид — Каир, а также пресноводный канал Исмаилия — Каир. В дивизию входили 1-я танковая бригада (комбриг — полковник Фу-ад ас-Самаа, советник полковник Осипов), 14-я танковая бригада (комбриг- полковник Мухаммад Абдель Муним Василь) и 18-я механизированная бригада (советник — полковник Степашкин). 21-я танковая дивизия считалась одной из самых боеспособных частей египетской армии.

1-я танковая бригада, которую я знал лучше, не участвовала в июньской войне. Она в сентябре 1967 г. возвратилась из Северного Йемена, где принимала участие в гражданской войне между республиканцами и монархистами и получила определенный боевой опыт. В составе 2-й полевой армии была еще 15-я отдельная танковая бригада (комбриг — полковник Дасу-ки), но он всячески избегал советских военных советников. 21-я танковая дивизия имела на вооружении танки Т-54, Т-54А, Т-55, Т-55А и плавающие танки ПТ-76. Хотя личный состав дивизии состоял из старослужащих, часто случались досадные ЧП. То забывали проверить курсовой пулемет, и при осмотре мишеней над головой визжали пули, то механик-водитель забывал застегнуть шлем и во время преодоления вала разбивал себе голову. Однажды добродушный майор Скляренко с некоторым беспокойством заявил, что его ученики из артиллерийского дивизиона дали в качестве цели для поражения артогнем координаты его собственного командного пункта. Поскольку советников не хватало, то очень пригодился опыт англоязычного переводчика Леонарда Белоусова, до Киевского университета служившего срочную службу инструктором вождения в Киевском высшем бронетанковом училище, что, возможно, позволило избежать каких-то других нелепых случайностей. Когда случались такие происшествия, то наказание было коротким — по физиономии. Попытки советников повлиять на египетских офицеров в сторону смягчения нравов наталкивались на решительный отказ: по межправительственному соглашению вы, господа, не вмешиваетесь во внутренние порядки в армии,

В.П. Климентов: бывшие соотечественниками

14 августа 1968 г. (хорошо помню этот день, поскольку 13 августа мне исполнилось 24 года, и после этого мероприятия сильно болела голова) я получил приказ выехать с заместителем комдива по артиллерии на наблюдательный пункт, расположившийся на крыше многоэтажного Управления Суэцкого канала в Исмаилии, откуда хорошо просматривалась так называемая линия Бар-Лева, возведенная израильтянами на восточном берегу канала.
Увиденная сверху картина буквально ошеломила меня, прикрытого только до колен парапетом крыши. Впереди в пределах видимости невооруженным глазом громоздились песчаные валы, мешки с песком, скрывавшие блиндажи и окопы, стояли танки и орудия и развевались флаги со звездой Давида. Главное, что перед этим нагромождением песка и смертоносного металла ходили молодые израильские солдаты в непривычной форме оливкового цвета, некоторые из них, наверное, еще недавно были моими соотечественниками. Об этом я знал от своего сокурсника по факультету, переводчика-гебраиста Яниса Сикстулиса (ныне декан теологического факультета Рижского университета), принимавшего участие в допросах пленных в разветотделе штаба армии.
Кроме того, брустверы израильских окопов были буквально утыканы щитами с надписями на русском языке, типа «Совки, не пора ли домой?» или «Забыли войны 1948, 1956, 1967 гг.?» или «Добро пожаловать в ад!» Кое-где загорали в бикини молоденькие израильтянки из вспомогательных армейских служб. Грустно было думать, что через несколько дней все они станут просто мишенью для мощной артиллерии египтян, которая уже занимала свои огневые позиции. «Ну ничего, мы им скоро покажем», — сказал наш артиллерист, армянин по национальности, сверкнув золотыми коронками.

В.П. Климентов: эпизоды "войны на истощение"

Между тем наземная война развивалась по своей собственной логике. 8 марта 1969 г. израильские войска начали ежедневные обстрелы зоны Суэцкого канала. Теперь артиллерийские перестрелки и бои шли часто по двадцать четыре часа в сутки, и египтяне не уступали. 8 июля 1969 г. недалеко от Исмаилии рота египетских десантников впервые успешно форсировала канал. Если раньше этим занималась только войсковая разведка, укомплектованная палестинцами, то теперь египтяне поняли, что врага можно бить. Рота прорвала линию Барлева, уничтожила взводный опорный пункт израильтян, подбила несколько танков. Другая рота, форсировав канал, уничтожила ракетную позицию, применявшуюся для обстрела Исмаилии. После ночной артиллерийской дуэли израильтяне попытались высадить десант на двух катерах, один из которых был подбит. Был подбит и вертолет, вызванный для спасения экипажа потопленного катера. Моральный дух «низов» египетской армии был действительно восстановлен после таких получивших в армии огласку событий.
Весной 1969 г. 18-я механизированная бригада 21-й танковой дивизии была выведена на один из западно-нильских каналов для обучения форсированию крупных водных преград. Бригада следовала в Ливийскую пустыню без боеприпасов и заправки горючим по окружной железной дороге, минуя Каир. Очевидно, президент Насер и его окружение хорошо усвоили уроки собственной истории 1952 г. и не собирались рисковать лишний раз. Зато нам приходилось теперь мотаться через весь Египет, поддерживая связь с оставшимися двумя бригадами дивизии. Мне как арабисту, эти поездки дали очень много, потому что проходили через провинциальный Египет, до тех пор малознакомый.

И.Д. Куликов: Тогда в Рас-Гарибе…

Для меня, слушателя Военного института иностранных языков, командированного в ОАР в качестве военного переводчика, эта арабо-израильская война, названная «войной на истощение», началась 30 ноября 1969 г. В тот день ранним утром вместе с майором Тарасом Панченко, военным советником из 3-й механизированной дивизии, мы выехали из Каира на фронт. Путь наш лежал на Красное море, в далекий, и казалось, романтичный Красноморский военный округ. Как и Суэцкий канал, он также считался зоной боевых действий, хотя и менее активных.

В штабе бригады выяснилось, что 504-й пехотный батальон, где нам предстояло работать, переброшен на 145 км южнее Заафараны, в район Рас-Гариба — небольшого поселка египетских нефтяников. Выслушав подробный инструктаж старшего советника бригады, мы переночевали в «хабирской» землянке («хабирами» египтяне называли всех советских военных советников и специалистов) и с утра стали готовиться к отъезду.

Командир батальона подполковник Мустафа Зибиб и другие египетские офицеры встретили нас очень радушно и всячески старались помочь с первоначальным обустройством. По всему чувствовалось, что они были очень довольны прибытием советского военного советника. Батальон лишь недавно пришел в Рас-Гариб и теперь занимался инженерным оборудованием позиций. Землянок здесь, как в Заафаране, еще не было — их просто не успели вырыть. Поэтому какое-то время нам предстояло ночевать под тентом, снятым с нашего грузовика. Сверху тент мы прикрыли желто-коричневой маскировочной сетью. Сразу же выяснилось, что у нас нет многих вещей, крайне необходимых для жизни в суровых полевых условиях. В этом плане египтяне очень помогли нам на первых порах.
Другой неожиданностью для нас стал и начавшийся мусульманский пост в месяце рамадан, предполагавший полный отказ от пищи и воды от восхода до захода солнца. «Завтрак», как и египетским офицерам, нам привозили лишь поздно вечером. Уже в темноте, сидя на кроватях под своим тентом, мы ели весьма непривычную арабскую пищу, которая к тому же была изрядно сдобрена мелким красноморским песком. Что же касается «обеда» и «ужина», то ради сна от них пришлось и вовсе отказаться. Так что пришлось нам невольно поститься, как и всем правоверным мусульманам.

Нефть и все связанное с ней у нас особого беспокойства не вызывали. По нашей информации, между Египтом и Израилем существовала негласная договоренность — не трогать подобные объекты друг у друга. К тому же рядом, в Шукейре, та же египетская компания добывала нефть совместно с американцами.

И.Д. Куликов: позиция радиотехнической роты

Настоящей же «головной болью» для нас стала радиотехническая рота. Точнее не сама рота, а ее радиолокационная станция, которую арабы называли просто «радаром». Размещенная на невысоких холмах километрах в восьми от побережья и в пяти-шести километрах от нашего батальона, она вела разведку воздушных целей в центральном секторе Суэцкого залива. Охраняли РЛС всего десять солдат, для которых не было отрыто даже окопов. Сам же командир роты находился на позиции так называемого «ложного радара», ближе к побережью, в полутора-двух километрах от настоящей станции. Ложный радар представлял собой насыпной бугор с воткнутой в него какой-то железкой, изображавшей, видимо, радиолокационную антенну. Прикрывали объект ряды колючей проволоки с сигнальными минами и пять батарей спаренных зенитных пулеметных установок советского и американского производства. Всего же на позиции находилось более 400 человек личного состава. Считалось, что, подобным образом, противник будет введен в заблуждение относительно истинного расположения РЛС. Столь «мудрый» замысел командира роты был оформлен соответствующим образом на большом ватманском листе бумаги и утвержден витиеватыми росписями командира батальона РТВ и командующего египетскими радиотехническими войсками.
Естественно, что о своем категорическом несогласии с таким «решением» мы сразу же сообщили старшему советнику бригады, который обещал разобраться с этим вопросом. Тем не менее, ситуацию со станцией надо было как-то решать. Мы не могли допустить ее уничтожения. Дело в том, что практически вся территория Красноморского военного округа являлась зоной активных действий не только израильской истребительно-бомбардировочной авиации, но и вертолетов. Именно их мы и опасались. В Заафаране, в районе расположения бригады находилась вторая радиолокационная станция. Израильтяне бомбили ее неоднократно. Однако уничтожить не могли. Мешала египетская зенитная артиллерия. Она заставляла израильских летчиков подниматься до двух-трех тысяч метров, из-за чего точность бомбометания снижалась. К тому же египтяне часто меняли место позиции РЛС.
Нас же авиация противника пока не беспокоила. Зато с наступлением темноты, и особенно в лунные ночи, в секторе ответственности батальона появлялись вертолеты. По данным разведки, они базировались на синайских аэродромах в Абу-Рудайсе и Эт-Туре, до каждого из которых от батальона было не более 60-ти км. Заходя со стороны моря, между Заафараной и Рас-Гарибом, вертолеты уходили в глубь пустыни и возвращались на Синай только к двум-трем часам ночи, а иногда и позже. О цели их появления у нас и характере возможных действий можно было только догадываться. Поэтому высадка вертолетного десанта противника в районе расположения РЛС с целью ее уничтожения считалась нами вполне вероятной. Чтобы не допустить проведения такой операции, мы предусмотрели возможность выдвижения одной из рот батальона к позиции «радара» для уничтожения высадившегося десанта. Вскоре, в один из дней, в присутствии начальника штаба бригады и старшего советника бригады мы даже провели весьма успешную тренировку с личным составом роты.

И.Д. Куликов: похищение радиолокационной станции П-12ПМ

Выяснилось, что около двадцати трех часов или несколько позже в район позиции РЛС прилетели два тяжелых вертолета французского производства «Супер Фрелон» (самый грузоподъемный вертолет в израильских ВВС того времени) с группой захвата. Именно об этих вертолетах и сообщал нам пост воздушного наблюдения. Следы колес шасси одного из них мы обнаружили в месте посадки, в глубокой лощине в метрах трехстах от станции. По этим специфическим следам на песке и был определен тип вертолета. Место посадки второго вертолета нам тогда найти не удалось. Честно говоря, особой необходимости в этом уже и не было. Общая картина была ясна. Радиолокационная станция в тот момент не работала, а расчет занимался техническим обслуживанием в аппаратной. Поэтому приближение вертолетов противника осталось незамеченным. Позже от сержанта хозяйственного взвода батальона я случайно узнал, что он лично видел пролет двух вертолетов в сторону РЛС еще до начала бомбежки и даже сообщил об этом по телефону комбату. На что тот сказал ему: «Тебе все померещилось. Ты просто трус». До сих пор я не знаю, почему Зибиб не сообщил нам тогда о своем разговоре с сержантом.
Так или иначе, но к полуночи позиция РЛС была уже захвачена противником. По следам десантных ботинок израильтян на песке мы установили маршруты их выдвижения к станции. Нашли даже позиции пулеметчиков, прикрывавших действия десантников. Два солдата охраны РЛС были убиты. Израильтяне выкололи им глаза. Оставшиеся в живых бойцы, как позже выяснилось, убежали в пустыню. Тем не менее, вся позиция РЛС была усыпана гильзами от АКМ. Чьи это были гильзы, то ли египтян, то ли израильтян, мы не узнали. Дело в том, что время специальных операций на египетской территории израильские десантники чаще всего пользовались не своими «Узи», а нашими советскими Калашниковыми. Основная часть операции проводилась уже под прикрытием ракетно-бомбовых ударов авиации. Противник видимо допускал, что мы можем обнаружить высадку десанта, поэтому, и решил прижать батальон к земле, чтобы не дать ему возможность выдвинуться к радару. На всякий случай израильтяне бомбили даже выход из зафаранской долины на дорогу в Рас-Гариб. Думаю, они опасались, что бригада, узнав об израильской операции, захочет выслать нам свою подмогу. Всего же в эту ночь израильская авиация совершила 36 самолето-вылетов! Об этом я узнал гораздо позже от своего товарища, работавшего на центральном командном пункте ПВО.

После захвата позиции РЛС, по некоторым данным, туда прибыли еще три тяжелых вертолета. Разрезав при помощи автогена крепежные скобы, израильские техники очень профессионально, по словам наших специалистов из РТВ, демонтировали обе кабины радиолокационной станции — аппаратную и антенно-мачтовое устройство РЛС — и на внешней подвеске двух «Супер Фрелонов» перебросили их на Синайский полуостров. На позиции сиротливо остались лишь шасси двух автомобилей ЗИЛ-157. Дизель-генератор, запитывавший станцию, десантники взорвали. Вот этот горевший дизель-генератор и увидел командир роты с ложного радара, приняв его за пожар на самой РЛС. Вместе со станцией был захвачен в плен и похищен ее расчет. Прежде чем улететь на Синай, израильтяне тщательно заминировали позицию: здесь были и фугасы замедленного действия, и обычные противопехотные мины. В кабинах ЗИЛов саперы батальона обнаружили даже «мины-сюрпризы». К счастью, никто от этих израильских подарков не пострадал.

... противнику удалось похитить вполне современную радиолокационную станцию П-12ПМ, стоявшую в то время на вооружении не только египетских, но и советских ПВО. Станция работала в метровом диапазоне, и имела дальность обнаружения около 200 км. В наших войсках она использовалась не только для обнаружения воздушных целей и выдачи целеуказаний различным средствам ПВО, но и для сопряжения с комплексами автоматизированного управления ЗРК войск ПВО страны «Воздух». С захватом станции, таким образом, американцы получали возможность ознакомиться с принципом работы нашей системы опознавания государственной принадлежности самолетов «Кремний-1», установленной на РЛС, в частности, с принципом формирования сигнала в запросчике радиолокатора.
Тем временем над нашими головами продолжали сгущаться тучи. И мы, и офицеры батальона с тревогой ожидали выводов высоких комиссий. Говорили, что дело якобы находится под контролем самого президента ОАР. И выводы действительно вскоре последовали. Все главные участники событий — командир нашего 504-го батальона — подполковник Зибиб, командир радиотехнической роты, командир взвода «засады», командир радиотехнического батальона, в состав которого входила рота, и восемь солдат-беглецов были отданы под суд. Эта же участь постигла и командующего РТВ. С треском с должности был снят и уволен из армии командующий военным округом.
По личному указанию президента Насера новым командующим Красноморским военным округом был назначен один из лучших египетских генералов того времени — генерал-майор Саад эд-Дин Шазли. Участник боевых действий в Йемене в составе египетского экспедиционного корпуса и «шестидневной войны» 1967 г., он командовал специальными войсками ОАР и считался большим знатоком тактики действий израильских десантников. Позже генерала Шазли назначат начальником Генерального штаба. Образованный, интеллигентный, деловой и очень энергичный генерал, совсем не похожий на старого командующего, он произвел на меня очень хорошее впечатление.

Через месяц в Рас-Гариб привезли и новую радиолокационную станцию. Теперь ее окружили и колючей проволокой и зенитными батареями, и даже подготовили к взрыву, хотя вторично «красть» такую же станцию, думаю, израильтяне, вряд ли, собирались. Вскоре 19-я пехотная бригада вместе с 504-м батальоном, ставшим для меня родным, ушла на побережье Средиземного моря в Александрию, чему египетские офицеры были чрезвычайно рады. На смену ей в Заафарану пришла уже механизированная бригада, в которой я проработал до самого перемирия с Израилем в августе 1970 г. Так называемая «война на истощение» закончилась, а с нею завершились и мои фронтовые будни на Красном море.
«Кража радара» израильтянами в декабре 1969 г. стала только прологом к последующим многочисленным драматическим событиям в Красноморском военном округе. За ней последовали и нападение израильских десантников на пограничный пост севернее Рас-Гариба, и неоднократные минирования дороги Заафарана — Рас-Гариб, и уничтожение трансформаторной подстанции в Наг-Хаммади, и нападение на пункт связи в Заафаране, и высадка десанта на острове Шедван с целью уничтожения морского радара, и неоднократные бомбардировки подразделений бригады. Египетское командование вынуждено было усилить войска округа, расположив в Эль-Гардаке еще одну бригаду.

В.С. Логачев: отправление в Египет

Меня поразило то, что задача провожающих нас генералов сводилась, на мой взгляд, к тому, чтобы скорее доложить руководству, что все нормально, и можно бригаду уже посылать на войну. В этой спешке была заметна заинтересованность руководства и армии, да и страны тоже. Об этом же вспоминает наш командир дивизии генерал-полковник в отставке Смирнов А.Г. Офицеры же бригады хотели одного: прибыть на войну во всеоружии, иметь сколоченные боевые расчеты и стопроцентную материально-техническую обеспеченность. Люди готовились к войне с утра до ночи. Узнав у тех, кто уже был в Египте и у арабских воинов, которые тоже были на полигоне и осваивали нашу технику, что вражеская авиация летает на высотах до 25 метров, командиры дивизионов поставили условие перед нашими летчиками, чтобы они летали тоже на этой высоте. Но, увы, правила полетов это запрещали, в конце концов, наши асы снизились до высоты 50 метров. Это было очень важно, так как проверить зенитно-ракетные комплексы при действиях на малых высотах, а они являлись главными высотами при ведении боевых действий в условиях Египта, иначе было нельзя.
Борьба между провожающими и докладывающими руководству о том, что подготовка к отъезду идет нормально, и самими отъезжающими, выставляющими все новые и новые требования в обеспечении дивизионов, не прекращалась ни на один день в период подготовки. Я, конечно, был целиком и полностью на стороне отъезжающих, потому что шла борьба за сохранение жизни людей, готовящихся вести реальные боевые действия с опытным (почти все израильские летчики имели опыт боевых действий во Вьетнаме), высоко подготовленным в профессиональном отношении и обладающим высококлассной техникой, противником.
В ходе этой повседневной борьбы все командиры дивизионов отстранялись от поездки и снимались с должностей от 3-х до 7 раз заместителем командующего первой армией ПВО генералом Деревягиным Н.Д. Потом они, конечно, восстанавливались в должности — это просто говорит о накале борьбы. В итоге, уже в Египте, оказалось, что, в бригаде нет штатных оперативных дежурных, которые начинают бой. Ими стали инженеры службы ракетного вооружения Латышев В.И., Вотяков Ю.И., Шумский Н.Д., начальник разведки Шевченко O.K., заместитель начальника политического отдела Логачев B.C. и другие товарищи. К тому же нас не снабдили преобразователями тока АЛА-7.
Суть такова, что электропитание ракетной системы осуществлялось от штатных дизелей, которые «молотили» круглосуточно, а питание СРЦ (станции разведки и целеуказания) П-15 осуществлялось от своих блоков питания АБ-8. Последний представляет собой агрегат бензиновый с преобразователем частоты. Работа в условиях пустыни и «хамсина», когда песок проникал во все видимые и невидимые щели, приводила к выходу из строя двигателей СРЦ. В результате на время ремонта зенитные дивизионы оставались без «глаз».
Кроме того, для усиления дивизионов и повышения эффективности огня на малых высотах были приданы средства ПВО сухопутных войск — зенитно-ракетные комплексы «Стрела» и «Шилка». «Стрела» — переносная ракета, использующая принцип теплового излучения. Шесть расчетов из трех человек были приданы дивизиону. С рассветом их увозили на 3–7 км от стартовой позиции ЗРДН, а с наступлением темноты — привозили назад. Расчеты «Шилки» — 4-х ствольный зенитно-ракетный комплекс, калибр 23 мм, скорострельность — 1000 выстрелов в минуту, также дежурили в светлое время суток и стояли по вершинам треугольника вокруг стартовой позиции дивизиона. Телефонная связь с ними осуществлялась с помощью полевого телефонного кабеля. Для каждого дивизиона требовалось около 50 км этого кабеля. Решение этой проблемы вышло на уровень министерства обороны. В итоге она была решена. Но времени, нервов и крови она стоила много.
Далее, для маскировки техники требовались маскировочные сети. Наша бригада формировалась на базе Московского округа ПВО, где имелись сети только зеленого цвета, что в условиях Подмосковья и центрального района России приемлемо, но в условиях Египта нужны маскировочные сети песочного цвета. Это тоже оказалось проблемой, снятой уже в Египте. И это только малая толика проблем, которые приходилось решать командирам отъезжающих подразделений и частей в период подготовки к отъезду для ведения боевых действий.

В.С. Логачев: маскировка перемещения войск в Египет

Особенностью рейса для капитанов сухогрузов было то, что они не знали всего маршрута. Пакет № 1 вскрывали, выйдя в Черное море, а пакет № 2, пройдя Босфор и Дарданеллы, там говорилось, что порт следования — город Александрия. При каждом капитане был капитан-наставник. В каюте нас было четверо — три представителя дивизии: особого отдела, штаба, политического отдела и я. Капитан-наставник освободил для нас каюту, и мы расположились в ней все вчетвером. За разговорами и канистрой спирта время летело быстро. К вечеру проходим Босфор.
Представитель особого отдела Кравцов Василий Александрович, с которым мы подружились больше, чем с остальными, пригласил меня на палубу. Он рассказал при этом, что год назад был случай, когда один из матросов военного корабля, проходя через Босфор, прыгнул в воду и был таков, затем оказался в Турции и на Западе. Наша задача состояла в том, чтобы этого не повторилось. В ином случае аргументом мог стать пистолет Макарова. Так мы и гуляли по палубе, а из трюмов в это время никого не выпускали. Прибыл катер с лоцманом. Его угостили прямо на палубе. Фужер коньяку и бутерброды с рыбой и икрой были на подносе. Поговорив с капитаном и удостоверившись, что у него есть документ (кажется, это называли «Голубые права») разрешающий самостоятельно проходить проливы Босфор и Дарданеллы, лоцман удалился.

Руководство дивизии для отличия офицеров и воинов срочной службы приняло решение — офицеры носят куртку поверх брюк, а воины срочной службы заправляли куртку в брюки. Конечно, своих непосредственных начальников знали в лицо, но порой сверхсрочнослужащие, имеющие соответствующий возраст, живот и комплекцию, принимались за генералов или, в крайнем случае, за полковников. В конце концов, с этим разбирались в каждом конкретном случае. Правда, генералы были тоже с разным характером. Когда рядовой Хитров В.Н. задержал генерала армии Щеглова А.Ф., бывшего заместителем главнокомандующего войск ПВО страны, то он среагировал нормально и поблагодарил часового за бдительность. Но была и другая, скажем капризная реакция, доказывающая, что генерал, он и в Африке генерал.
Новости из России мы узнавали из газет и радио, но о нас не было ни слова. Зато в 20 часов ежедневно, большинство офицеров настраивали свои приемники на волну Тель-Авива и слушали выпуск новостей на русском языке. Из этих сообщений мы узнавали реальные факты нашей жизни: и о прибытии транспортов в порт Александрию, и о боях, и о вылетах самолетов, и о чрезвычайных происшествиях в наших войсках и многое другое. Надо сказать, что фактический материал почти всегда соответствовал действительности, ну а идеологическую подоплеку, интерпретацию фактов, мы оставляли на совести комментаторов, отсеивая в памяти ненужное.

В.С. Логачев: трагические недоразумения со взаимным опознаванием

... разгрузка закончилась, в основном успешно. Здесь, наконец-то появились маскировочные сети песочного цвета. Мы двинулись колоннами в сторону Каира. В каждой колонне шли готовые к бою «Шилки» (в голове колонны, в середине и замыкающая колонну зенитная установка). Мы были проинструктированы. «Если нас не потопили, то будут пытаться разбомбить на марше» — думали многие. Не случайно один из командиров колонны приказал расчету «Шилка» обстрелять низколетящую цель на маршруте Каир-Александрия. Радиолокатор показывал высоту около 50-ти метров. Египетская ночь. Темнота кромешная. Слышен звук недалеко работающего двигателя. На экране РЛС отметка от двигающейся с малой скоростью цели. Мгновенное колебание. Принятие решения — «Цель уничтожить». Одна из «Шилок» производит обстрел. Оказалось, по соседнему пригорку спокойно ехал КРАЗ. Хорошо, что не попали. Стали занимать огневые позиции. Они строились для нас заранее, с участием наших представителей. Но к нашему приезду еще не все были готовы.
Начинается боевое дежурство. Авиация противника производит разведывательные полеты, чтобы распознать систему ПВО Каира, мы молча наблюдаем. Вдруг на КП бригады доклад. Дальность…, скорость…, высота…. На запрос «я свой» не отвечает. За комбрига на КП находился подполковник Ржеусский Э.М. Он еще раз уточняет у дежурных на авиабазе «Кайро-Уэст» (КП совмещен), есть ли их самолеты в воздухе. Они отвечают, что их самолетов в воздухе нет. Тогда звучит приказ «Цель уничтожить». Проходят тревожные секунды в ожидании результата стрельбы. И вот, наконец, доклад командира дивизиона: «Цель уничтожена» — расход — две (то есть израсходованы две ракеты на обстрел цели). Сразу же после доклада подбегает оперативный дежурный авиабазы «Кайро-Уэст» и со слезами на глазах говорит, что это их самолет. Но уже было поздно. Несомненно, этот урок пошел впрок. До этого случая летчики египетских ВВС часто нарушали заявки о времени и маршруте полета. У нас же была принята четкая система заявок, и она передавалась накануне полетов на КП ракетчиков, летчиков и радиотехнических частей и строго выполнялась. Кроме того, на каждом самолете стоят приемо-ответчики, а на станциях разведки и целеуказания — смонтированы запросчики. Эта система кодированных частот менялась два раза в сутки, через 12 часов. Однако на самолетах ВВС Египта стояли приемо-ответчики «Кремний-I», снятые у нас с вооружения, а у нас «Кремний-2», поэтому самолет ИЛ-28 с экипажем на борту, шедший на посадку на аэродром «Кайро-Уэст» и не ответил на запрос наших радиолокаторов. Самолет был сбит, люди погибли. А дальше, как и всегда, идет поиск виновных и наказание невиновных.
Все невиновные получили «по заслугам». Подполковник Ржеусский Э.М. получил от Министра обороны СССР предупреждение о неполном служебном соответствии. Потом он получил правительственные награды, звание полковника, но уволился в запас, имея и это неснятое взыскание Министра. Были попытки сбить самолеты и воинами, которые были вооружены ЗРК «Стрела-2». Недалеко от порта Александрия был произведен запуск «Стрелы» по пассажирскому самолету. Турбина вышла из строя, но самолет приземлился удачно. Затем были обстреляны самолеты СУ-7Б, пилотируемые египетскими летчиками. Они сумели приземлиться, хотя и с повреждениями, после этого были изданы в типографии небольшие альбомы с ТТД и силуэтами своей авиации и противника. Случаи обстрела своих самолетов прекратились.

В.С. Логачев: командный пункт на авиабазе «Кайро-Уэст»

В связи с тем, что штатных оперативных дежурных не было, я уже говорил об этом, мне, представителю политического отдела, пришлось дежурить на КП, сначала офицером по безопасности полетов своей авиации, а затем, набравшись опыта, я стал уже выполнять функции оперативного дежурного. Командный пункт на авиабазе «Кайро-Уэст» представлял собой большое заглубленное бетонное сооружение. Кругом планшеты. За ними планшетисты в наушниках и со стеклографами в руках. Они принимают информацию о воздушной обстановке от дежурных РЛС и СРЦ (радиолокационные станции и станции разведки и целеуказания) и наносят маршруты пролетающих самолетов на планшет. Это все происходит у меня на глазах, а я смотрю также на ВИКО (воздушный индикатор кругового обзора) и уточняю обстановку. Все отметки от самолетов я сверяю с заявками на полет самолетов, их маршрутом и временем пролета. Главная задача — отделить свой самолет от самолета противника, который является целью. В случае необходимости я отдаю зенитно-ракетным дивизионам команду «Готовность-I», а команду на уничтожение отдаст командир бригады или его заместитель, которые круглосуточно находились на КП, рядом со мной или в соседней комнате. С этой комнатой у меня прямой телефон.
Работа оперативного дежурного очень нервная, требует большой сосредоточенности, собранности, умения взять на себя ответственность. Поэтому после дежурства чувствовалась неимоверная усталость, а нервы были на пределе. Израильские самолеты постоянно проводили тренировочные полеты вблизи Суэцкого канала над Синаем, а это всего-навсего 140 км. При скорости «Фантомов» 2400 км/час, а в минуту 40 км, получается, что подлетное время до Каира — 4 минуты. А из тех самолетов, что тренировались над Синаем, постоянно прорывались самолеты-разведчики. На высотах 20–25 метров от земли однажды прошли 2 «Фантома» над аэродромом «Кайро-Уэст». Подполковник Тарасов Л.Д. с офицерами своей службы ракетного вооружения закончил занятие «Об особенностях эксплуатации техники в условиях Египта». Я присутствовал на этом занятии.
Мы уже собрались идти в столовую, как кто-то закричал: «Фантомы». Мы посмотрели наверх, а они летят прямо на нас. Некоторые так и остались стоять с открытым ртом, а некоторые ушли носом в песок. Раздались звуки выстрелов. Это расчет «Шилки», стоявшей рядом с КП, произвел 2 короткие очереди по самолетам с интервалом от 3 до 5 секунд. Все сделано по инструкции. Но первая очередь прошла перед носом у самолетов, а вторая уже за их хвостом. Командир установки, сержант, вылез на броню и от обиды заплакал. Потом я беседовал с ним уже в спокойной обстановке. Не орден, который он получил бы за сбитый самолет, и не 200 фунтов — полагалось денежное вознаграждение (это было и в Великую Отечественную войну, но почему-то об этом предпочитают не вспоминать ветераны), ему было просто обидно, что мог сбить и не сбил. Это был бы первый сбитый самолет в небе Египта. Самолеты дали газу, дым от их турбин покрыл небо, действительно, как будто они были заправлены сырой соломой. Потом, когда они уже скрылись, раздались выстрелы из зенитных пушек. Арабские зенитчики отстрелялись, чтобы их потом не ругали за бездействие.
На командном пункте одновременно размещались летчики авиабазы, мы — ракетчики, батальон связи арабской армии, полк ствольной артиллерии, радиолокационный полк. У одной стены столы и индикаторы оперативных дежурных этих частей, а у второй — во всю стену, около 40 метров — планшеты общей воздушной обстановки и огневые планшеты большего масштаба. В менее напряженное время общаемся с арабскими офицерами, первое время через переводчика, а затем и без его помощи. А планшетисты беседуют за планшетами со своими арабскими коллегами. О чем они говорят нам не слышно, прозрачный планшет из толстого оргстекла дает возможность только видеть, но не слышать разговор. Разговоры за планшетом идут полным ходом, порой с улыбкой. Ну, думаем, пусть отрабатывают взаимодействие. Когда через несколько дней арабские планшетисты в своей речи стали применять отборные, только русскому языку присущие, матерные слова и целые выражения, мы поняли, что взаимодействие налаживается. Война это мужская работа, женщин среди нас не было, и эти выкрутасы арабских солдат нас слегка забавляли и вносили разрядку в нервную и напряженную обстановку. К нам, офицерам КП они обращались «Мистер и далее по имени». Так вот иногда после мистера может следовать такое имя, что «уши вянут». Оказывается, что его научил кто-то из твоих коллег по КП. Поэтому, когда меня однажды встретил капитан-египтянин возгласом: «Здравствуй мистер долбс. б», я с ним поздоровался, понял, кто научил его и объяснил ему истинное значение слова на арабском языке, сказав, что оно равносильно их слову — касура (сломался, заболел и т. д.) и приложив руку ко лбу, повернул ладонь на 90 градусов. Он все прекрасно понял и рассмеялся. Так мы осваивали их язык, а они наш, это на КП, а в городе, в котором мы побывали только через 6 месяцев пребывания в Египте, после окончания боев, язык был уже другой. Об этом расскажу ниже.

А.И.Митрохин: отдельный отряд 1-ой авиаэскадрильи радиоэлектронной борьбы

После окончания ШМАСа (школа младших авиационных специалистов) я попал в Гвардейский полк Морской авиации Дважды Краснознаменного Балтийского Флота. Уже в мае 1970 г. я знал, что наши ребята находятся в «спецкомандировке». Я не придавал этому особого значения, но вот как-то в сентябре месяце меня вызвали и сказали, что я являюсь кандидатом на поездку в Египет. Предложили заполнить кипу анкет и почему-то строго печатными буквами. Для фотографий на личное дело пришлось взять гражданский костюм старшины эскадрильи, благо размер подходил. После этого начались вызовы в Особый отдел.

... остановка была в Асуане. Начиналась настоящая боевая работа. Жили мы в относительном комфорте, не то, что воины ПВО. Была твердая крыша над головой, а не мешки с песком, и много воды, той воды, о которой совершенно забываешь, когда ее много, неограниченное количество. Правда, вода шла из-под крана почти с парком, трубы-то лежали поверх пустыни. Донимала 50-ти градусная жара по Цельсию, комары и тяжелая эпидемиологическая обстановка. Спали, вылив 2–3 каски воды в кровать и намочив простыни. Ребята в период акклиматизации теряли по 6–8 кг веса. От комариных укусов распухали и покрывались язвами руки и ноги. По 8–10 литров воды в сутки — норма. Удручало однообразие пейзажа. На аэродроме все серое, вокруг все желто-коричневое. Почта была один, два раза в месяц, и от однообразия спасало только прослушивание последних известий с Родины, кинофильмы, да редкие поездки в город. После заключения в августе 1970 г. временного перемирия, воюющие стороны перешли на обмен отдельными ударами, проводились разведывательные полеты, взаимные обвинения в нарушении перемирия.

Самолеты ТУ-16П нашего Отдельного отряда 1-ой Авиаэскадрильи радиоэлектронной борьбы (РЭБ), базировавшиеся на аэродроме «Асуан», выполняли боевые задания в зоне Суэцкого канала, а также привлекались для тренировки собственной ПВО, с воинами которой мы поддерживали тесные контакты. Тот минимум личного состава, который занимался подготовкой авиационной техники, содержал материальную часть в образцовом порядке. Давалось это немалым трудом. Через 1–1,5 часа после восхода солнца к обшивке самолета уже было невозможно притронуться. Температура в кабине достигала 85–87 градусов по Цельсию, и приходилось работать, сменяя друг друга. Каждый выполнял работу по специальности и плюс еще то, что умел делать. Широко было распространено овладение смежными специальностями. Так, нормативы вывода из-под удара, и без того жесткие, удавалось перекрыть на 20–25 %. Но силы людей не безграничны, к тому же подлетное время «Фантома» почти в два раза меньше, чем подлетное время наших самолетов. Доставалось и по другим поводам.
Однажды во время «хамсина», который дул в течение нескольких дней, стало срывать шиферное покрытие капониров. Его куски с высоты почти в 15 метров насквозь пробивали обшивку самолетов. С долей риска для жизни личный состав эвакуировал, а затем и восстановил самолеты в кратчайший срок. К сожалению, не обошлось без травм, но для ввода самолетов в строй работали все и столько, сколько было нужно. Памятен и случай, который произошел с экипажем нашего отряда (к сожалению не помню фамилию командира корабля), выполнявшего боевое задание в первой половине 1971 г. Согласно заданию, было необходимо прикрыть активными помехами полет египетского самолета-разведчика. Он прошел вдоль Суэцкого канала, было обеспечено его проникновение на Синайский полуостров. Стали ждать возвращения самолета-разведчика. В условленное время он не возвратился. Как мы впоследствии узнали, он был сбит над Синаем огнем зенитной артиллерии. Выполняя приказ с земли, экипаж повторил проход.
Во время разворота в Средиземном море самолет был перехвачен «Фантомом» 6-го американского флота. Подойдя вплотную, экипаж «F-4» стал фотографировать нашу машину, что кстати, проводилось регулярно. Выполнив левый крен, экипаж не обнаружил истребитель США, а начав выполнять правый крен, почувствовал удар. «Фантом», потеряв несколько сот метров высоты, выровнялся и ушел в сторону моря. После окончания контрольного времени, самолет вернулся в Асуан, где при осмотре правой плоскости была обнаружена плавная вмятина с царапиной и следами краски. Незначительные повреждения были тщательно заделаны и инцидент не получил большой огласки, но имел продолжение. При выполнении следующего вылета, с другим экипажем на борту, ситуация повторилась, но особый интерес пилоты «F-4» проявляли «почему-то» именно к правой плоскости нашего самолета. Экипажу пришлось пережить несколько неприятных минут.

Ю.В. Настенко: подготовка к командировке в Египет

В пятницу первого августа 1969 г. после ночных полетов я возвратился домой. Семья в сборе сидела у стола: такой был обычай. Раздался звонок телефона дальней связи. В такой неурочный час звонок означал нечто непредвиденное. Меня вызывали в штаб воздушной армии.

На следующий день специальным самолетом я вместе с другим таким же командиром полка, ныне генерал-майором запаса — в то время полковником Коротюком Константином Андреевичем, уже летели на прием к министру обороны. Из этой встречи мне запомнился один примечательный эпизод. Когда один из моих летчиков (на встрече присутствовали от каждого полка по одному командиру звена), на вопрос министра обороны Гречко А.А., начал громко произносить заученные лозунги о том, что мы самые сильные и умелые, и победа будет за нами, начальник Генеральной штаба маршал Советского Союза Захаров, казавшийся дремавшим, поднял глаза и, обращаясь ко мне и полковнику Коротюку, сказал: «Разгромите ли вы супостата, не знаю, но Вы должны Родине и семьям вернуть пилотов живыми, а не привести их в цинковом гробу». И добавил: «Хвастунов с собой не брать, они первыми бегут из боя». Так началась операция под кодовым название «Кавказ». Из добровольцев была сформирована авиационная группа в составе двух бригад (по терминологии ОАР), состоящая из отдельной эскадрильи (30 самолетов, 42 летчика) и одного полка (60 летчиков и 40 самолетов). До июня 1970 г. я командовал 35-ой отдельной эскадрильей, Она была полностью укомплектована из советских солдат, прапорщиков и офицеров.

На подготовку летного состава мне был дан один месяц. Всех летчиков я знал по фамилиям и именам, так как три года проходил службу в одном из полков 283 истребительной дивизии, из которой формировалась эскадрилья. Но тридцать суток — срок короткий. Летали каждый день, перелетая с одного аэродрома на другой, с берегов Черного и Каспийского морей, иногда по два раза в день. Об уровне подготовки летного состава можно судить по тому, что на воздушные стрельбы по летающим мишеням эскадрилья прилетела и произвела посадку в наихудших погодных условиях. Находившийся на этом аэродроме командир корпуса пво заметил по этому поводу, обращаясь ко мне: «Да, с этими пилотами воевать можно». Да, летать и стрелять мы умели, а воевать — нет. В течение дня и ночи ракетами и огнем из пушек было сбито 12 мишеней, причем все с первой атаки. Подготовка была закончена. Истребители МИГ-21 Морского Флота были разобраны, погружены в транспортные самолеты АН-12.

Ю.В. Настенко: 35-я отдельная разведывательная авиационная эскадрилья советских ВВС (в Египте называлась бригадой)

К концу января 1970 года воздушная группировка советской авиации была создана. Бригады, сохранив номера эскадрильи и полка, располагались на трех основных аэродромах и двух запасных. 35 бригада имела задачу прикрыть ВМФ на побережье Средиземного моря и промышленные центры северного Египта от Порт-Саида до Марса-Матрух на границе с Ливией и до города Каира. 135 бригада прикрывала город Каир с востока, промышленные объекты центральной части ОАР и Асуанскую плотину с северо-востока, что обеспечивалось базированием 35 бригады на аэродроме Джанаклис (40 км южнее города Александрия) и на запасном аэродроме Катамия (в 40 км от Суэцкого канала). Последний использовался как площадка для засады, представляющая собой участок шоссе Каир-Исмаилия, расширенный до 21 м. 135 бригада имела два основных аэродрома: Бени-Суэйф, в 180 км южнее Каира, и в Камушин, в 120 км юго-восточнее города Каира, а также запасной аэродром в Зафаране (100 км от Суэцкого залива).
Управление истребителями обеспечивалось командным пунктом бригады, пунктами наведения зенитно-ракетных частей по побережью Средиземного моря, Суэцкого канала и Суэцкого залива. Эта классическая схема была хороша для мирного времени, но не годилась для управления маневренным боем в условиях боевых действий непосредственно вблизи линии фронта, проходившего по Суэцкому каналу и Суэцкому заливу. В этом мы вскоре убедились.
На вооружении нашей авиационной группы состояли МИГ-21МФ. В отличие от других предшествующих модификаций МИГ-21 на этом самолете были установлены не две, а четыре ракеты воздух-воздух Р-Зс, встроенная двуствольная пушка калибром 30 мм. Конструкция предусматривала подвеску трех подвесных баков общей емкостью до 1800 л. Это был по тому времени вполне современный самолет. Однако он имел и ряд существенных недостатков, которые проявились в боевых условиях. К этим недостаткам в первую очередь относится малая дальность обнаружения радиолокационного прицела — не более 10–12 км, большое время цикла обзора антенной воздушного сектора пространства (2,5 сек), плохо воспринимавшаяся отметка цели на экране локатора, необходимость снимать одну из рук с управления самолетом при переключении варианта вооружения с пушек на ракеты. Большой расход топлива на всех режимах резко сокращал радиус боевых действий. Немаловажное значение имел и незначительный, на первый взгляд, недостаток: повышенная задымленность двигателя из-за неполного сгорания топлива, особенно на режимах близких к боевым. В условиях ясного неба в районах боевых действий визуально наши боевые порядки были видны с расстояния 30 и даже более километров. Летные же качества самолета МИГ-21 мф были сопоставимы с характеристиками основного истребителя израильтян «Мираж».

К первому февраля 1970 г. вся бригада прибыла на аэродром Джанаклис. Самолеты были облетаны и размещены в железобетонных бункерах с толщиной перекрытия более одного метра бетона и двух метров песка, укрытие позволяло заруливать и выруливать из него. Оно было оснащено централизованным электропитанием, заправкой топливом и газами. Первый заместитель Главнокомандующего маршал авиации Ефимов А.И., прибыв к нам в бригаду, долго и внимательно осматривал все хозяйство и дал высокую оценку защищенности аэродрома и техники, возможности быстрого взлета всей бригады одновременно. Время взлета дежурного звена не превышало двух минут, а всей бригады — 10 минут. По тем временам это было самое минимальное время взлета.
С 1 февраля бригада приступила к боевому дежурству. Израильское политическое и военное руководство, видимо, с самого начала знало о заключенном межправительственном соглашении между СССР и ОАР, о направлении контингента советских ВВС в эту страну и отслеживало весь процесс подготовки этой авиагруппы. Об этом сообщалось, в частности, по радиостанции «Голос Америки», а в конце февраля 1970 г. премьер-министр Израиля Голда Меир заявила, что израильская авиация прекращает полеты на тыловые районы Египта и будет продолжать действовать только по объектам прифронтовой полосы. Это заявление было передано и на русском языке. И в течение последующего времени до заключения перемирия в октябре 1971 года оно выполнялось. Несмотря на это, мы понимали, что война в воздухе неизбежна. Прифронтовая полоса на глубину до 100 км от Суэцкого канала кипела от разрывов бомб, периодически наносились бомбовые и ракетные удары и по пунктам наведения авиации. Нужно было готовиться к воздушным боям с опытнейшими пилотами-израильтянами американского происхождения, прошедшими школу войны во Вьетнаме и уже имевшими опыт в боях с египетскими и с сирийскими летчиками. В первую очередь надо было изучить этот опыт. В этом мне помог случай.
Однажды я зашел к командиру базы Салеху для решения каких-то текущих вопросов. В ожидании приготовления кофе (без этого решение любых вопросов было невозможно) мы беседовали на различные темы. Беседа шла неспешно на английском языке (я в 60-х годах окончил заочно Военный институт иностранных языков). Я обратил внимание на лежавшую на столе машинописную рукопись объемом в 100–150 страниц. Машинально листая страницы, я увидел схемы и рисунки, явно обозначавшие одиночное и групповое маневрирование самолетов, причем обозначенные зеленым и красным цветами. Было ясно, что речь идет о самолетах «своих» и противника. Я задал вопрос, что означают эти схемы. После некоторого замешательства Салех пояснил, что это сборник всех воздушных боев египетских и израильских летчиков. После настойчивых и длительных уговоров командир согласился познакомить меня с материалами, но на следующих условиях: Салех читает и поясняет мне каждый эпизод, а я не делаю никаких записей. В течение двух недель не более одного часа в день я слушал те скудные, но очень важные сведения. После каждого подобного сеанса или «урока» я приезжал к себе в бункер и на память записывал и зарисовывал все, что успел запомнить и понять.

В результате напряженной подготовки всего личного состава мы пришли к выводу, что сложившаяся за долгие годы практика боевой подготовки истребительной авиации не обеспечивает управление воздушным боем, лишает командира группы истребителей возможности управлять своей группой, составлять и изменять в воздухе план боя, занимать выгодное исходное положение, завязывать бой и выводить истребители из боя. Мы поняли, что командиру нужно знать, где противник, его боевой порядок и маневр. Поэтому мы отказались от наведения, а пришли к целеуказанию (место противника, высота, его действия и состав групп). Мое мнение не совпало с представлениями командира 135 бригады полковника Коротюка К.А. Командующий мудро позволял нам спорить, не принимая ни одну из сторон. Наконец, он решил закончить спор и провести учения двух бригад каждой по своему замыслу, обозначив линию фронта и общие меры безопасности. Учения прошли, но ответа на вопрос, кто прав, не дали. Этот ответ был получен через два месяца в реальных боях.

Ю.В. Настенко: участие советских лётчиков в воздушных боях

Наконец, к концу апреля наш командующий согласился на решительные действия. В учениях участвовала моя и египетская бригада с аэродрома Танты. Это были настоящие бои даже с потерями — один египетский пилот в «воздушном бою» с нашей парой сорвался в штопор и благополучно катапультировался. Это учение, в основном, подтвердило целесообразность нашей тактики. Как-то в начале мая Григорий Устинович прилетел в нашу бригаду на вертолете, вызвал меня и начальника КП, и, ни слова не говоря, повез нас на предельно малой высоте вначале на юг, а затем после пролета через Каир строго на восток. Через три часа мы приземлились на шоссе. Мы вышли, а вертолет улетел. Оглядевшись, мы увидели, что из-под земли на удалении 1,5–2 км торчат антенны локаторов, Вдоль дороги в крутом каньоне пробиты укрытия для самолетов, входы в которые закрыты маскировочными сетями «Вот отсюда ты будешь работать», — сказал Григорий Устинович, — «перелет шестеркой через два дня». К этому времени мы убедились, что по нашей и египетском наземной линиям связи идет большая утечка информации. Израильское командование прекрасно было информировано о наших заявках на полеты, в том числе и на боевые. Выполняя просьбы командования, мы неоднократно прикрывали боевые порядки египетских истребителей и бомбардировщиков во время их пролета линии фронта. И как только наши истребители появлялись в зоне дежурства, израильские истребители немедленно появлялись на противоположном берегу Суэцкого канала, а в воздуха появлялся летающий командный пункт.

17 мая 1970 г. с аэродрома «Джанаклис» взлетело двенадцать МИГ-21МФ по плану обычных тренировочных полетов, а через 30 минут приземлилось только шесть. Египетские пункты управления подняли переполох, где еще шесть самолетов. Мой заместитель Василенко убеждал египетских диспетчеров, что и взлетело шесть, ему, конечно, не поверили. «А где командир», — спрашивал г. Салех? «В Каире», — отвечали ему. Самолеты взлетевшей эскадрильи на маршруте на полет Катамия перестроились попарно этажеркой. На посадочной прямой нижний выпускал шасси и садился, а верхний уходил на второй круг. Никто и, в первую очередь, противник, не обнаружил, что в «засаду» сели шесть наших истребителей, хотя через несколько часов в этом районе появились израильские самолеты-разведчики «Фантом Ф-4».
Так мы начали осуществлять с аэродрома «подскока» боевые действия. Суть их заключалась в том, что при обнаружении противника, в зависимости от обстановки, командир принимал решение на вариант атаки, т. е. из какой исходной точки, в каком боевом порядке и какими маневрами начнется атака. Взлет и полет до точки начала атаки в полном молчании. В момент начала маневра КП непрерывно давал координаты цели — азимут, высоту и дальность. Имея эти данные, командир строил маневр и атаковал противника. В случае необнаружения противника атака прекращалась, и истребители, маневрируя, уходили на базовый аэродром Джанаклис или на близлежащий запасной аэродром нашей группы.
22 июня был сбит первый самолет «Скайхок» парой Крапивин-Сальник. Этот способ атаки мы применяли вплоть до конца войны и с других аэродромов. Понеся потери, израильское командование предприняло ответные меры и тщательно спланировало воздушную операцию против советской авиационной группы. Через две недели в южной оконечности Суэцкого канала появилось звено истребителей бомбардировщиков «Скайхок» и атаковало артиллерийскую батарею. С аэродрома Бени-Суэйф немедленно взлетело дежурное звено на перехват. Через пять минут взлетело еще четыре самолета с аэродрома Камушин. Когда первая группа наших истребителей вышла в район артиллерийской батареи, «Скайхоки» немедленно ушли на свою сторону, а в воздухе появилась другая группа на высоте около 6–7 км севернее наших истребителей и стала углубляться на территорию ОАР. Штурман КП Бир Арейда приступил к последовательному наведению первой и второй групп на противника, постепенно разворачивая наши самолеты хвостом к линии фронта. И когда приемные радиолокаторы самолетов были отвернуты от Суэцкого канала, с предельно малой высоты в районе боя появилось двенадцать «Миражей». Бой был жаркий и короткий. Мы потеряли четыре самолета, погибли три летчика.

В.М. Пак: переводчик в египетских ВМС

Летом 1968 г. сразу же после окончания Института восточных языков (ныне Институт стран Азии и Африки при МГУ) я был призван в армию и, получив звание лейтенанта, направлен для прохождения службы в Объединенную Арабскую Республику (Египет). Такое распределение для меня как выпускника востоковедного вуза не было неожиданностью.

Почти каждый день в Каир прибывали советники и переводчики. Объектов для работы было так много, а переводчиков так мало, что руководство старалось учитывать личные пожелания. Предлагалась работа в артиллерийских, авиационных, противовоздушных частях, многие из которых располагались в зоне Суэцкого канала. Неожиданно в зал, где шло распределение переводчиков, вошел человек, представился капитаном 1 ранга Дьяченко, и заявил, что штаб флота остро нуждается в переводчиках со знанием арабского языка. Среди вновь прибывших я оказался единственным арабистом, и поэтому спустя несколько минут ехал в Александрию с группой возвращающихся из отпуска советников египетских ВМС. «Тебе здорово повезло, что попал в Александрию — сказал мне Дьяченко — Мы должны были быть на работе еще вчера, но задержались на сутки, потому что пилот только в воздухе обнаружил, что самолет не заправлен горючим, поэтому пришлось возвратиться. Это прекрасный город, и без нас ты бы вряд ли попал туда». До сих пор я с благодарностью вспоминаю неизвестного мне пилота, а заодно и аэродромные службы. По прибытии в Александрию я был определен на работу в штаб египетских ВМС, сначала в управление боевой подготовки, а затем «передан» в распоряжение советников разведотдела, оперативного управления, и советника начальника штаба.

Много было переводчиков вольнонаемных, т. е. не призванных в армию. Зачастую военные и гражданские переводчики выполняли практически одну и ту же работу, однако военным платили несколько больше, так как последние имели надбавку за воинское звание. В этой связи вспоминается один забавный эпизод. Нас регулярно посещало начальство из Каира, и во время одной из встреч гражданские переводчики спросили, почему военные получают больше, хотя выполняют такую же работу. В ответ на это прибывший начальник объявил, что он готов на месте принять заявления всех желающих поступить на военную службу. Насколько я помню, таких заявлений никто не подал, и вопрос был исчерпан.

В.М. Пак: египетские ВМС в «войне на истощение»

Начавшаяся «война на истощение» потребовала участия в боевых действиях и флота, хотя, насколько мне известно, ему отводилась довольно скромная роль, поскольку, с одной стороны, не было полноценного морского противника, а с другой, — исход войны решался на суше и в воздухе, и основным противником египетских ВМС была, конечно, авиация. При этом складывалась довольно любопытная картина: наиболее активно египетские ВМС действовали на Средиземном море, а израильская авиация отвечала ударами по красноморской флотилии.
Хорошо известен бой египетских ракетных катеров с израильским эсминцем «Эйлат» 1967 г. В здании штаба флота было развернуто нечто вроде экспозиции, где было выставлено все, что удалось подобрать на месте гибели этого эсминца (мне почему-то запомнилась телефонная трубка с надписью «Rapid») в том числе и остатки корпуса потопившей его ракеты. Эффективность действий ракетных катеров подтверждалась неоднократно. Уже в ходе «войны на истощение» египетские ракетные катера потопили крупное судно, оказавшееся мощным постановщиком помех, поскольку с его гибелью исчезли многие помехи на радарах египетских средств ПВО. Весьма показательно, что лишь спустя несколько дней в израильской прессе появилось сообщение, что египтяне потопили рыболовецкий траулер.
Широкую известность получил рейд египетских эсминцев к побережью Синая с целью нанесения удара по складам и позициям израильтян, о чем писал в своих воспоминаниях адмирал В.И.Зуб, бывший тогда советником командира бригады эсминцев и лично участвовавший в этом походе. Это был, безусловно, крупный успех египетских ВМС. Израильтяне действительно были застигнуты врасплох и поначалу решили, что на их территории действуют диверсионные группы. Однако довольно быстро был обнаружен подлинный источник «беспокойства», и в воздух поднялась авиация. Эсминцы были обнаружены и атакованы. В штабе флота считали, что ни один корабль не был потерян (хотя среди экипажей были раненые), благодаря тому, что самолеты не были подготовлены для уничтожения морских целей, т. е. они несли «сухопутный» боезапас. В противном случае можно было ожидать весьма серьезных неприятностей. Наши советники убеждали арабов, что не следует переоценивать силу авиации, поскольку у корабля больше средств уничтожить самолет, чем у самолета — корабль. К сожалению, на практике обстоятельства складывались не всегда благоприятно. Буквально через несколько дней после очередной беседы на эту тему на Красном море в течение считанных минут было потоплено два торпедных катера, которых израильская авиация «поймала» на узком фарватере, где они были лишены возможности маневрировать. Кроме того, как выяснилось, нередко экипажи не могли вести визуальное наблюдение, поскольку у них не было темных очков или затемненных стекол, в то время как самолеты заходили в атаку обычно со стороны солнца.
Прямо в гавани Порт-Суэца был потоплен тральщик. Когда пришло сообщение о налете, на командном пункте ВМФ находились Сосновский К.Г. (советник начальника оперативного управления), А.И.Выжлецов (советник начальника разведотдела) и Н.П.Рыбин (советник начальника управления боевой подготовки). Долгое время никаких сообщений о ходе боя не поступало, хотя в Суэц можно было позвонить по телефону. «Почему нет связи», — недоумевал К.Г. Соснов-ский. «А ты вспомни войну, — отвечал ему А.И.Выжлецов, — Тогда тоже ни от кого никаких сведений не поступало!». Через несколько часов связь все же появилась, и мы с грустью узнали, что тральщик, несмотря на отчаянное сопротивление в течение нескольких часов, был потоплен. «Что будем докладывать в Москву?» Египтяне говорили, что тральщик умело маневрировал, резко менял скорость и как будто даже сбил самолет. Поначалу собирались доложить со всеми подробностями, стали составлять донесение, но тут Н.П. Рыбин сказал: «Какое там к черту маневрирование! У него максимальная скорость всего 14 узлов. Так и доложим: устроили над ним «карусель» и потопили».
Поистине шоком стала гибель нескольких кораблей, насколько я помню, в порту Сафага, перед самым отходом в Порт Судан, где они должны были укрыться от налетов авиации. Вопреки всем правилам корабли стояли у причала борт к борту. Неизвестно откуда по радио поступила команда выключить радары. Через несколько минут начался налет… Правда, были крупные победы и на Красном море. Долгое время штаб флота находился в постоянном напряжении, ожидая высадку крупного морского десанта, на что указывало прибытие на базу Шарм аш-Шейх (расположенной в самой южной точке Синайского полуострова) большого десантного корабля «Бир Шева».
Наши советники рекомендовали организовать широкомасштабные боевые действия, чтобы продемонстрировать противнику способность проводить крупные «силовые» акций. У египтян на этот счет было свое мнение. И однажды египетским морским рейнджерам (боевым пловцам) удалось прямо в порту (по-моему, в самом Шарм аш-Шейхе) подорвать этот корабль и тем самым сразу разрядить обстановку на этом направлении. Насколько мне помнится, рейнджеры составляли совершенно секретное подразделение ВМС Египта, куда доступ был закрыт даже нашим советникам. Иногда они появлялись в штабе флота, рассказывали о том, что происходит на Синае, и при этом обращали внимание на то, что вести разведку там очень тяжело, поскольку местные бедуины сообщают израильтянам о появлении чужих на своей территории.
Бывали и досадные потери, причиной которых были неумелые действия экипажей. Однажды торпедный катер занимался постановкой мин в сильный шторм на небольшой, предельно допустимой глубине (около двадцати метров). Когда мина была уже на дне, из-за отхода волны слой воды оказался менее двадцати метров, произошел взрыв, и катер лишился кормы. На разборе Е.В.Левашов поинтересовался, какой смысл было ставить мины на такой глубине? Ответ: Хотели подорвать десантный корабль почти у берега, где мин обычно не ожидают. Е.В.Левашов: в этом случае противнику не останется ничего другого как высаживаться и драться. Совершенно нелепо выбыл из состава новенький тральщик, буквально за неделю до того переданный сдаточным экипажем. Во время учения, в ходе которого отрабатывалась задача «борьба за живучесть», в камбузе загорелась электроплита, и командир принял решение отключить электроэнергию, вследствие чего корабль оказался лишенным средств тушения и в буквальном смысле выгорал в течение нескольких часов. Адмирал Е.В.Левашов решил разобраться в случившемся на месте, и мы отправились в порт. Обгоревший тральщик стоял у причала, шла разгрузка боезапаса. Когда адмирал увидел, как матросы лихо швыряют через борт ленты с 30-и миллиметровыми снарядами, он немного задумался, а потом как бы про себя произнес: «Сейчас здесь будет катастрофа», и быстро отправился на поиски находившегося в порту адмирала Попова, советника зам. командующего флотом по тылу.

В.М. Пак: угон израильтянами ракетных катеров из Франции

В самом конце 1969 г. в газетах появилось сообщение, что из французского порта Шербура угнано несколько ракетных катеров, построенных по заказу Израиля, но задержанных там, поскольку французское правительство ввело эмбарго на поставку оружия участникам ближневосточного конфликта. Вместе с тем, было непонятно, каким образом катера смогли беспрепятственно пройти Гибралтар и почему они не были перехвачены французскими ВМС в Средиземном море и т. д. Предварительные расчеты показывали, что у египтян было достаточно времени для перехвата. Поскольку они не были вооружены, то наши советники предлагали захватить их в качестве трофея. Насколько я помню, первым рубежом перехвата был определен Тунисский пролив, куда был срочно послан эсминец и еще несколько судов, замаскированных под гражданские. Однако не успели они дойти до места предполагаемого перехвата, как выяснилось, что в паровой котел эсминца стала поступать соленая морская вода (вместо опресненной), и его срочно нужно было возвращать на базу и ставить на длительный ремонт.
Оставался еще один шанс, а именно — выслать на перехват ракетные катера, базирующиеся в Порт-Саиде. Хорошо помню, что этот вопрос обсуждался у командующего флотом в первой половине дня в обстановке строгой секретности. Но не зря английские генералы Александер и Монтгомери, воевавшие с итальянцами и немцами в Северной Африке, при планировании операций исходили из того, что в Каире (и, как выяснилось, в Александрии) секреты держатся 5 часов. Вечером того же дня, мы с приятелем отправились на базар — это был самый канун Нового, 1970 года — и своими ушами слышали, как один мясник говорил другому, что навстречу израильским катерам из Порт-Саида посланы египетские.
В тот же вечер мы узнали из выпуска новостей, что катера прибыли в израильский порт Хайфа, и, таким образом, операция по перехвату не состоялась. Столь неожиданно быстрый переход объясняли впоследствии тем, что в этот период дует сильный западный ветер, волна била в корму израильским катерам, поэтому их реальная скорость составила примерно 24 узла, а не 18, как предполагалось.

К.И. Попов: командировка в составе 18-й особой зенитно-ракетной дивизии

В середине февраля были проведены боевые стрельбы по реальным беспилотным самолетам, летящим на больших скоростях и малых высотах. Дивизион получил за стрельбы высокие оценки. Больше стали уделять внимания изучению страны пребывания. 27 февраля первый дивизион получил задачу — 28 февраля свернуться, выйти на станцию погрузки и 1 марта эшелоном отбыть из Ашулука. Уже б марта часть прибыла в Николаев. Там мы получили 3 зенитные самоходные установки (ЗСУ 23–4 — «Шилки»), отделение «Стрела-2» и автотягачи. Личный состав взвода прикрытия («Шилки» и «Стрелы») и водители были из сухопутных войск, с ними мы увиделись впервые. Знакомиться и изучать друг друга пришлось в пути следования по морю. Весь личный состав был переодет в гражданскую одежду. Военную форму потом разослали по домашним адресам. 8 марта дивизион погрузился на сухогруз «Георгий Чичерин», который в 12.00 отошел от стенки порта. В нижние трюмы были погружены боевая техника, ракеты, боеприпасы, хозимущество, продукты питания, другое оборудование. Автомобили, дизели, кабины УНС грузились на верхнюю палубу. На судно было погружено два дивизиона. Сержанты и солдаты размещались в трюмах, офицеры — в каютах.

В течение марта 1970 года в АРЕ была сформирована дивизия зенитно-ракетных войск. Для наших зенитно-ракетных и технических дивизионов были заранее выбраны и подготовлены огневые позиции, выполненные в железобетоне укрытия для кабины «К», дизелей, УНС, ПРМ, СРЦ-П-15, радиостанции Р-405 и для личного состава. Укрытия для пусковых установок и ТЗМ были из мешков с песком. Автотехника и пункт питания личного состава располагались на расстоянии до 1,5 км от огневой позиции (ОП). ЗСУ 23–4 «Шилки» располагались в 300–500 м от ОП. Посты «Стрела-2» выдвигались на расстояние до 5–7 км от ОП, на наиболее вероятных пролетах самолетов противника на малых высотах. На ОП также выставлялся пост визуального наблюдения. Связь со всеми пунктами, как правило, была проводная громкоговорящая. Охрана огневой позиции осуществлялась личным составом дивизиона и взводом египетских солдат. На ночь «Шилки» и «Стрела-2» сосредоточивались на ОП, а с рассветом вывозились на свои ОП. Электропитание боевой техники и бытовых приборов обеспечивалось от штатных дизелей, работавших круглые сутки. Надо отметить, что за год непрерывной работы отказов и неисправностей на дизелях и УНС не было.
Итак, 12 марта в 9.00 дивизион приступил к боевому дежурству. (Дивизион был передан в другую бригаду и оставлен в Александрии). Никто не смел отойти от своего боевого места. Регламентные работы проводились только ночью. Несмотря на то, что техника была в железобетонных укрытиях, при регламентных работах мы обнаруживали в схемах блоков много пыли. Было решено на пол под кабины расстилать маскировочные сети и поливать их водой. Оказалось, однако, что от этого стали плесневеть внутренности блоков и нарушаться изоляция. Пришлось отказаться от полива сетей водой, но сети оставили и дополнительно стали использовать еще и чехлы, а также чаще проводить регламентные работы. Это были наши трудности. Но все осложнялось еще и тем, что никто из нас не знал арабского или английского языка, не было переводчиков. Тяжелые климатические условия, постоянная угроза нападения противника с воздуха изматывали людей. Кроме того, мы не имели никакого взаимодействия даже между нашими дивизионами, не получали от наших и арабских средств разведки никаких данных на планшет о полетах авиации. Мы работали полностью автономно. Даже с КП бригады получали информацию о действиях израильской авиации только за прошедшие сутки. Не было должного порядка и в полетах египетской авиации.

К.И. Попов: обстрел гражданского самолёта Ан-24 из ПЗРК

Примерно 17–18 марта был получен приказ с КП бригады: «Самолеты, летящие ниже 6 км и ближе 25 км, считать самолетами противника и уничтожать». Приказ был доведен до всего личного состава. В один из дней под вечер, со стороны моря, примерно на высоте до 1000 м через ОП пролетал самолет. Он летел с бортовыми огнями и был виден простым глазом. В это время мы с замполитом майором Воздвиженским Е.Н. находились у входа в бункер. Вдруг мы услышали выстрел и увидели полет ракеты в сторону самолета. Раздался хлопок, и погасли бортовые огни. Мы поняли, что выстрел по самолету произведен одним из постов «Стрела-2». Я вбежал в кабину «К» (КП дивизиона) и по рации запросил: «Кто стрелял». С первого поста «Стрела-2» доложили, что произведен пуск, цель уничтожена, расход — одна. Об этом было немедленно доложено на КП бригады. Потом выяснилось, что это был пассажирский рейсовый самолет АН-24, пилотируемый египетским экипажем с пассажирами на борту, летевший в Каир. Выпущенной ракетой был выведен из строя правый двигатель, но пилот довел самолет до цели и благополучно приземлился на аэродроме Кайро-Уэст.
На другой день в египетских газетах появилось сообщение, что по неизвестной причине на самолете произошел взрыв одного двигателя, но мужественными и умелыми действиями экипажа были спасены пассажиры и самолет. После этих случаев в каждый дивизион были направлены арабские планшетисты, на самолетах установлены ответчики «Я — свой» и упорядочены полеты авиации. Полеты стали проводиться по заявкам. Каждый дивизион стал получать на планшет данные от египетских средств разведки. Надо отметить, что при подготовке огневых позиций была допущена большая ошибка. Над укрытием, на трубе для выхлопных газов от дизелей были установлены металлические уголки, по всем параметрам аналогичные уголкам, по которым мы в Союзе на полигоне проводили учебные боевые стрельбы. Эти уголки в условиях данной местности стали хорошими отражателями и могли быть хорошими наземными целями для противника, т. е. они нас очень демаскировали. Пришлось их снять и установить в нескольких метрах от ОП.

К.И. Попов: действия дивизиона С-125 из засады

В середине июля перед нашим, первым дивизионом была поставлена задача: выйти на канал в засаду и нанести внезапный поражающий удар по израильской авиации. Для этой цели мы выбрали огневую позицию южнее города Исмаилия. ОП заранее оборудовали из мешков с песком. Примерно в 15–20 км южнее была выбрана и подготовлена ОП для дивизиона подполковника Кутынцева Н.М. 29 июля мною был получен приказ: 31 июля выйти в засаду. Уже при свертывании дивизиона личный состав показал отличные результаты, перекрыв нормативы в 2–2,5 раза. Предстояло совершить марш в 150 км, ночью занять огневую позицию, замаскироваться и к 6.00 1 августа быть готовыми к бою. Марш совершался днем шестью колоннами по 5–6 машин в каждой с интервалом в 15–20 минут. Огневая позиция занималась сходу, подготовка к бою проходила в сжатые сроки, в полной темноте, только карманный фонарик помогал ориентироваться на незнакомой местности. Южнее в 15–20 км разворачивался дивизион подполковника Кутынцева, а севернее — египетский дивизион. Заняв ОП, готовя технику к бою, мы много внимания уделяли маскировке. ОП была выбрана на опушке большого сада, рядом протекал небольшой арык, и были огороды феллахов. Для маскировки мы использовали маскировочные сети (желтые и зеленые), ветки кустарника, кукурузные стебли и другой подручный материал. На выхлопные трубы дизелей одели резиновые трубки и отвели их в кусты к арыку. Мы сделали так, что даже с земли вблизи трудно было опознать ОП. Посреди ОП оборудовали и выставили пост визуального наблюдения. Со всеми точками установили проводную громкоговорящую связь. Все это было сделано за одну ночь. Особенно хорошо поработали связисты. Ими было проложено более 30 км проводов.
В 6.00 1 августа дивизион был готов к бою. Было организовано посменное боевое дежурство. Свободный от дежурства личный состав отдыхал у боевых мест. Питание было организовано горячее, трехразовое. Примерно в 800 м от основной ОП была оборудована ложная ОП, где также были проведены некоторые мероприятия по маскировке. Первого и второго августа израильская авиация совершала многоразовые полеты вдоль канала, но в зону огня дивизионов не входила. Можно было предположить, что израильтяне кое-что узнали про наши ОП и своими полетами хотели обнаружить нас. Но мы не подавали никаких признаков жизни. В эфир выходили только на несколько секунд. СРЦ П-15 работала постоянно. 2 августа в дивизион прибыл генерал-майор Громов. С ним мы обсудили вопросы нашего дежурства и договорились, что если 3 августа пройдет также тихо, то в ночь на 4 августа мы передислоцируемся в другой район. Он поблагодарил личный состав за хорошую подготовку дивизиона к бою.

К.И. Попов: бой с «Фантомами» 3 августа 1970 года

3 августа около 12.00 начался налет большой группы самолетов, эшелонированных по высоте и в глубину. К нашей ОП самолеты ближе 18 км не подходили. Стрельбу вел египетский дивизион. Им был подбит один «Мираж». В 14.27 начался второй налет, в котором было до 16 самолетов, также эшелонированных по высоте и в глубину, с применением отвлекающей группы. Самолеты шли на уничтожение стрелявшего египетского дивизиона. Все цели мы видели на экранах ВИКО, наведения и визуально с наблюдательного пункта. Они шли группами по 2–4 самолета, на высоте 6–8 км со скоростью 250 м/сек с интервалом в 2–4 км. Шли они курсом почти 0 градусов (с юга на север). Все цели мы сопровождали, переводя наблюдение с одной группы на другую. Я слышал все доклады по ГУ подполковника Кутынцева. Сначала цели вошли в зону огня его дивизиона, и он получил задачу на уничтожение, но доложил, что не может произвести пуск. Я доложил, что сопровождаем головную группу (четверку) и готов к открытию огня, на что получил «добро». Мы допустили цели до дальности 13 км и произвели пуск двумя ракетами. Обнаружив по своим приборам опознавания пуски ракет, головная группа сделала маневр пикированием с разворотом в сторону канала и включением форсажа, но один «Фантом» был сбит. Остальные группы, включив форсаж, стали уходить в сторону канала. Был произведен второй пуск двумя ракетами вдогон (есть такой вид стрельбы), но ракеты цели не догнали. В это время одна из групп (4 самолета) зашла с тыла на малой высоте и нанесла удар НУРСАМИ и бомбами, но, к нашему счастью, по ложной ОП, не причинив нам вреда. В то время, когда мы производили пуски ракет, на ложной ОП подрывали толовые шашки, имитируя пуски ракет, и израильтяне на это клюнули. Для уменьшения демаскировки ОП при пусках, мы поливали водой вокруг пусковых установок (благо арык был рядом) и сразу же после пусков гасили огонь. Доложив результаты первых пусков, мы стали анализировать свою работу.
Через 15 минут появилась очередная группа самолетов, которая шла прямо на дивизион. Допустив самолеты до дальности 12 км, произвели пуск двумя ракетами. Первой ракетой был уничтожен один «Фантом» (взорвался в воздухе), а второй ракетой подбит еще один. Летчики катапультировались, и наши солдаты с поста «Стрела-2» их пленили и передали египтянам. По другим самолетам огонь вел дивизион подполковника Кутынцева. Им был уничтожен один «Фантом». Огонь вел и египетский дивизион. Применив маневр против огня и включив форсаж, остальные самолеты ушли за канал. Таким образом, в этот день израильская авиация потеряла 5 самолетов. После трех пусков ракет в дивизионе их осталось всего две, а на подходе ничего не было. Я доложил об этом на КП группировки, и была дана команда на подвоз ракет. Примерно в 17 часов с минутами на севере вдоль канала появилось несколько целей, медленно движущихся в нашу сторону. Сначала мы подумали, что это вертолеты. Запросили посты «Стрела-2», оказалось, что они ничего не видят и не слышат шума вертолетов. Дивизионом подполковника Кутынцева был произведен пуск двумя ракетами, но ракеты ушли на самоликвидацию. Потом мы уточнили, что это были металлизированные шары, имитирующие вертолеты, запущенные, видимо, с целью спровоцировать пуск всех наших ракет (израильтяне знали наши возможности). С наступлением темноты дивизион свернулся и ушел в приканальную группировку. Уход с ОП производился по мере готовности техники к походу в пункт сбора.

К.И. Попов: эксплуатация техники во время командировки

За время командировки дивизиону пришлось сменить 8 огневых позиций, а в ночь с 3 на 4 августа дивизион сменил две ОП. Хорошая физическая подготовка помогала в боевой работе. Благодаря этому мы довели время свертывания комплекса до 42–45 минут при норме 2 часа 40 минут. На практике мы убедились в очень высоких боевых и эксплуатационных возможностях наших комплексов, а это дало нам возможность усилить тренировки по боевой работе, по свертыванию и развертыванию комплекса. За период с марта по август 1970 г. техника работала круглые сутки за исключением времени переездов и тренировок по свертыванию. За год комплекс наработал 2800 часов и за все это время не было ни одного серьезного выхода из строя какой-либо техники.
Был даже случай, когда при выполнении боевых стрельб на полигоне в Ашулуке в режиме «Малых высот» ракета при полете к цели коснулась земли, но вышла на траекторию и успешно поразила цель. В Египте были случаи стрельбы по наземным малоскоростным целям, и цели были поражены.
В нашей жизни было правилом обмениваться опытом в достигнутом. Так, при получении антенны «УНЖИ» для СРЦ П-15 мы не знали правил ее эксплуатации. Для показа и обучения личного состава расчета П-15 к нам в дивизион приехал из Асуана командир дивизиона подполковник Пашков. Он наглядно объяснил правила и особенности ее эксплуатации.