Навигация:
Вопрос многократного запуска двигателей в невесомости
Великий поход на геостационарную орбиту
Про бортовой компьютер разгонного блока и режим секретности
Улаживание конфликтов с местными жителями при падении аварийных ракет
В 1999 году РН «Протон» дважды падали в Карагандинской области (КА «Грань» и КА «Экспресс-А1»)
Решение экологических вопросов предельно простыми методами
Подготовка к пуску «Протона»
Подготовка разгонного блока к старту
«Захолаживание» магистралей
Лишь бы улетела, не дай нам Бог сливать
Снятие красноты
Ввод полетного задания
Установка «Протона» на старт и подвод башни обслуживания
Заправка ракеты
Особо хочется рассказать о пятой ступени — блоке Д. Как известно, при проектировании лунной ракеты академик С.П. Королев сделал ставку на экологически чистые компоненты топлива кислород-керосин. Исключение составляли двигательные установки пилотируемых кораблей: лунного и лунного орбитального. Дорога к Луне длится не один день. Отсюда и требования к ракетным ступеням — уметь хранить в течение нескольких суток криогенные компоненты (жидкий кислород) топлива в состоянии невесомости и воздействия космического пространства. В большой мере это относилось к пятой ступени — блоку Д.
Специалисты нашего предприятия П. Ершов, Н. Тупицин, В. Симакин, Ю. Семенов и другие блестяще справились с такой задачей. По своей функциональной обязанности блок Д должен был затормозить лунный комплекс около Луны, перевести его на лунную орбиту, дать тормозной импульс для обеспечения схода лунного корабля с орбиты Луны и обеспечить 90 % гашения его скорости для посадки. Блок необходимо было запускать в невесомости до семи раз.
А что значит «запустить в невесомости»? Это целая проблема. Нужно, чтобы заборники двигателя не были оголены, а газовые включения располагались подальше от заборников. Перед запуском в топливе содержится достаточно газовых включений, ведь блок кувыркается, выполняя программные развороты, и тем самым перемешивает газовую «подушку» с жидкостью. Попробуйте взболтать бутылку с газированной водой. Поставьте затем ее на стол и увидите, что пузырьки газа всплывают на поверхность. Это в условиях земного притяжения. А в невесомости? Таких сил нет. Приходится специальными двигателями создавать искусственное тяготение.
Теоретические вопросы были решены: и с теплоизоляцией (применили экранно-вакуумную), и с запуском. Нужно было подтвердить решения экспериментально. И тогда С.П. Королев решается на очень смелый и новаторский опыт. На ракете «Протон» устанавливаются специальный блок с прозрачными вставками и телекамеры, позволяющие на Земле следить за поведением жидкости в полете.
Заложенные в блок конструктивные решения полностью подтвердили свою работоспособность. Блок отработал без замечаний, уникальные телевизионные изображения достаточно четко продемонстрировали поведение жидкости в баках. В земных условиях сымитировать такое невозможно.
Особый интерес в космосе представляла геостационарная орбита, находясь на которой спутник как бы висит над одной точкой земной поверхности. На самом деле скорость спутника такова, что он пролетает вперед такое расстояние, которое компенсирует его падение на землю. Это возможно только в экваториальной плоскости. Но наши космодромы расположены не на экваторе. Приходится летать на эту орбиту из северных широт, а это требует дополнительной энергетики, к тому же немалой. До 40 % ее отнимает старт из Байконура от полезного груза. Но зато какое преимущество обеспечивает спутник, постоянно, и днем и ночью, охватывая одну и ту же область обслуживания на Земле. Антенны стоят неподвижно, не нужно следящих приводов, сигнал постоянный — принимай, обрабатывай и используй по назначению.
Интерес к геостационарной орбите был настолько обширен, что точки стояния спутников на этой орбите пришлось закрепить международными соглашениями. Для достижения геостационарной орбиты с космодрома Байконур спутниками массой порядка двух тонн требуется соответствующая ракета, и не маленькая. Ракеты «Союз», «Циклон», «Зенит» не «тянут». А вот ракета «Протон» подошла как нельзя лучше. На околоземную орбиту высотой 200 км она могла доставить груз более 20 т. Но груз нужно поднять на высоту 36000 км. Для этого требовалась еще одна ступень. Она не только должна достигнуть таких высот, но и развернуть орбиту — сделать ее экваториальной. Вот на это и требуется дополнительное топливо.
Баллистики рассчитали траекторию и сделали вывод: блок Д подходит для решения такой задачи. Вот только кто им будет управлять? Для этого можно задействовать систему управления космическим аппаратом. Но она не обеспечивает универсальности блока, да и к тому же постоянный дефицит масс космического аппарата говорил о том, что разработчики на это не пойдут. Гениальное ходит рядом. И впервые на блоке устанавливается своя автономная система управления: бортовой компьютер, свои радарные системы, электропитание, двигатели управления, системы телеметрии. Теперь ставь любой аппарат, лишь бы масса была не более 2,5 т, а обтекатель мог его закрыть.
Так уж получилось, что мне как руководителю проектной группы пришлось «привязывать» первый космический аппарат к разгонному блоку и участвовать в первом летном испытании унифицированного разгонного блока. Хорошо помню ведущего конструктора этого блока Игоря Семенова. Блок готовился на площадке 31 Байконура. Первый блок всегда идет тяжело. Замечания сыпятся как из рога изобилия. Их устраняют, идут дальше. Все системы блока дублированы, а некоторые даже строены функционально. Все сделано так, что при одном отказе блок обязан выполнить свою программу. Но это в полете. А на Земле все должно работать как часы. Основное правило — изделие должно уйти в полет без замечаний. А тут как назло замечание к одному из каналов в вычислительной машине. Нужно менять. — Я позвонил в Москву. Обещали сегодня прислать.
— Думаю, успеют в срок, — как бы объясняя мне и утверждаясь в таком решении, И. Семенов смотрел в степь. Мы стояли у входа в монтажный корпус. Вечерело. Солнце близилось к закату. Жара медленно отступала.
— А как же они успеют?
— Сегодня есть самолет. Да и в Москве на два часа позже.
— Кто привезет с аэродрома?
— У пилюгинцев своя экспедиция. Доставят. Невольно смотрю в сторону дороги. Как будто сейчас привезут.
— А самолет-то когда сядет?
— Думаю часов в семь. Да еще пару часов сюда, к девяти часам подвезут.
— Но все уже ушли. И первый отдел тоже. Машина-то, наверное, с грифом?
— Конечно. Но это не наша забота. За разговорами время тянулось медленно, как это часто бывает. На одинокий «газон» с брезентовым верхом мы даже не обратили внимание. Нам казалось, что такой важный прибор обязательно должны были везти с охраной.
— Кто ждет ма-ши-ну? — Подошел шофер, и сразу с вопросом. Даже поздороваться забыл. Небольшого роста, казалось, пропыленный степью, он выглядел очень озабоченным. Или от волнения немного заикался.
— Вы, что ли, ж-ж-дете?
— Мы, — Игорь старался смягчить его воинственный настрой. — Давай посмотрим документы.
— К-какие документы? — недоуменно спросил водитель.
— Прибор-то секретный. Нужно сдать как положено. Сейчас вызовем дежурных.
— З-знаете что? — Парень подошел к борту автомобиля, открыл его и потянул на себя увесистый ящик. Ящик соскочил с борта и со всей силой шлепнулся на асфальт.
— Меня-я на с-то ти-три-надца-той с-с-стакан ж-ждет. Вот вы и разбирайтесь, кому сдавать. А я поехал. Он ловко вскочил в машину и умчался на свою площадку 113. Видно, душа горела. Мы стояли недоуменно у ящика, не зная, что делать. Мало того что ящик шлепнули об асфальт, он мог испортиться, но самое страшное — мы действительно не знали, что делать с секретным грузом.
— Давай занесем в МИК за часового. Утро вечера мудренее, — предложил Игорь. Так и сделали.
Утром скандал был быстро улажен, вычислительную машину установили на блок, испытания прошли без замечаний. Полет прошел без сучка без задоринки. Наши страхи за работу вычислительной техники оказались напрасными. Методы отработки и испытаний при сдаче блока были, наверное, более жесткими, чем удар об асфальт.
Прошу учесть, что нужно взять с собой деньги, желательно валюту.
— Так где же ее взять ночью? — сразу несколько голосов.
— Не знаю, только в прошлый раз нам деньжата сильно помогли.
— Да мы помним, как Недайвода купил дом и подарил его казашке.
— Не только я, но и Юрий Николаевич Коптев внес свою долю, — поясняет Анатолий Недайвода.
— У казахов целый скандал разразился после этого, — смеялся Л. Т. Баранов. — Они пришли к этой хозяйке и говорят: «Почему ты одна получила деньги, ведь упавшую ступень всем селом тащили к тебе во двор. Делись».
— И чем кончилось?
— Точно не знаю, но, по-моему, она уехала из села.
Дважды падает ракета «Протон». Отказ примерно на одних и тех же секундах полета. Трудно разобраться, найти причины, но необходимо. Опять создаются рабочие группы. Опять кропотливый анализ конструкции, технологии, подготовки и т. д. Заседания, заседания, заседания…
Рабочие группы работали, как говорят, денно и нощно. Новой информации, по сравнению с первой аварией, было немного. Опять искали грязь в магистралях и все-таки нашли — частички песка. На очередном заседании комиссии Владимир Федорович возмутился: — Кто провел анализ, что за песок? Это с места падения или другой? Молчание в зале.
— Кто от «Композита»? Встал М. Голуб: — Мы будем проводить.
— Почему не сделано до сих пор?
— У нас нет этого песка.
— Немедленно опечатать пакет с песком и передать. Сейчас же. У кого пакет? Встал кто-то из Центра им. М. В. Хруничева.
— Выйдите в первый отдел, опечатайте и передайте при мне. Как мы работаем? То есть песок, то нет. То нашли, но не отдали на анализ. Вы понимаете, что это дело государственное?! Даю день на анализ, завтра встретимся. Все свободны.
Проведенный анализ показал, что по своей структуре песок ближе к тому, который используется при гибке трубопроводов, чем к песку с места падения. Опять поручение технологической группе: выяснить, как на Воронежском механическом заводе производится очистка трубопровода после гибки.
Так комиссия и решила, что наиболее вероятной причиной было попадание частиц песка. Во избежание этого в дальнейшем было предложено поставить фильтры на входе в двигатель и конструктивно доработать ТНА.
Аварии PH «Протон» были опасны еще и тем, что не только осколки могли кого-либо покалечить, но и компоненты топлива (а они очень ядовиты) могли нанести непоправимый экологический вред. Правительство Казахстана и лично президент Н. Назарбаев очень этого опасались. Хотя они и отдали в аренду космодром, но не раз обращались с просьбами заменить носитель «Протон» на другой, который работал бы на экологически чистом топливе. Но на создание нового носителя у России явно не хватало средств, не хватало их даже на поддержание гордости России — орбитальной станции «Мир». Так что говорить о новом носителе не приходилось. Зная об этих особенностях ракеты, экологи Казахстана детально анализировали почву в местах падения, но, к счастью, ничего аномального не обнаруживали (все сгорало при падении).
Тем не менее местных жителей беспокоили вредные свойства топлива. Об этом они спрашивали и у командира космодрома. Находчивости Л. Т. Баранова просто можно удивляться. При этих вопросах он просил женщин удалиться, а мужчинам объяснял, что прием топлива внутрь в малых дозах очень повышает мужскую силу. Говорил он с юмором, но неожиданно был принят всерьез, и утром у номера выстроилась целая очередь казахов, которые пожелали купить для себя этот «лечебный» несимметричный диметилгидразин (НДМГ). Пришлось сказать, что компонент секретный и его запрещено продавать. (Не будешь же объяснять, что пары этого компонента по ядовитости сильнее в пять раз, чем отравляющее вещество Первой мировой войны — иприт).
Измерительный комплекс, связь, метеорологическая обстановка. Когда выступают метеорологи, в зале стоит тишина, все внимательно слушают. Откуда такой интерес к погоде? Может, оттого, что эта служба дает информацию о будущем. Ведь интерес к погоде и в Москве, и в других городах не меньше. Были случаи, когда из-за нее откладывались пуски. На земле все хорошо: температура градусов двадцать и ветерок небольшой. А пуск отложили. Дело в том, что хотя на поверхности условия и в норме, а на высоте могут быть ветра, превышающие допустимые для ракеты. Поэтому и запускают метеорологические зонды, причем последний — за несколько часов до пуска. Если скорость ветра превышает норму, а значит, нагрузка на ракету станет недопустимой, и она попросту сломается. Поэтому дается запрет на пуск. Помню ситуацию, когда погоды пришлось ждать три дня. Американцы к этому параметру тоже относятся с особой осторожностью. Мы часто по радио слышим, как они из-за неблагоприятных погодных условий откладывают свои запуски. А дать запрет бывает довольно сложно.
Перед запуском раскручивается огромная «машина». За запуском следят во всех уголках России, не говоря о том, что на Байконуре в боевой готовности находятся более двух тысяч человек. Поэтому интерес к погоде и докладу метеоролога особый. В тот раз все было в норме. Все подготовлено: полетное задание сформулировано, боевой расчет управления, отделы НИР (научно-исследовательские работы), службы вооружения космодрома к работе готовы.
Поля падения отделяющихся ступеней и головного блока определены, местное население оповещено, с администрацией районов, областей вопросы отрегулированы, от них получено «добро» на запуск, казахстанская сторона оповещена о предстоящем запуске. «Байконурэнерго» гарантирует бесперебойную подачу электроэнергии, с водоснабжением тоже нет проблем. Федеральный космический Центр к работе готов, и вот последний доклад командира космодрома. — Космодром к работе готов, — коротко подводит итог Л. Т. Баранов.
Командир боевого расчета получил разрешение на вывоз. Мотовоз традиционно трогает состав в шесть часов тридцать минут. Гудок, и эшелон медленно отправляется в путь. Выходим из машины и встречаем ракету у ворот. Пожарная машина тоже начинает двигаться, сопровождая ракету к месту старта.
Вот уже появилась в проеме головная часть ракеты. К ней подведен огромный мягкий трубопровод, через который под головной обтекатель подается воздух определенной температуры. Ведь под головным обтекателем находится тот самый космический аппарат, которому придется работать на орбите Земли годами, посылая людям свои сигналы связи, навигации, телевидения, радио. Поэтому отношение к аппарату самое бережное. Не перегреть, не переохладить. Лучше пусть в космосе поработает подольше, чем на Земле. Из ворот показался вагон термостатирования. Это от него идут гибкие трубопроводы к ракете. Запускается «дизель» автономного питания вагона. Все, теперь подача воздуха началась, можно ехать дальше. Мотовоз дает прощальный гудок, и весь состав в сопровождении идущих по бокам солдат охраны набирает установленную скорость.
Ракетчики — народ очень суеверный. Накануне пуска все ходят озабоченные, свято соблюдая традиции. Готовы сделать все, чтобы не спугнуть удачу. Первый стартовый день уже набрал свою силу. По «разгоннику» только подстыковка коммуникаций да прицеливание гироплатформы. У ракеты свое прицеливание, у нас — свое, независимое. Это делается для того, чтобы в случае отклонения от курса ракеты «разгонник» мог оценить степень бедствия и исправить его. Такие случаи были, и не раз. Мой разгонный блок выручал космический аппарат, выводил его в нужную точку. К моменту подъема ракеты и установки ее на пусковой стол наша бригада уже прибыла на старт. Ждем команды руководителя подготовки. Все операции по стыковке и прицеливанию проводят военные под контролем гражданских (так военные называют специалистов предприятий-разработчиков).
Выполнив операцию, вместе расписываются в бортовом журнале. Таков порядок. Он отработан годами. Вот уже более двухсот пусков. Это очень много. Первый день прошел без замечаний, все по плану. Завтра — наш день. Работа с разгонным блоком. Формирование полетного задания и проведение режима контрольного набора стартовой готовности (режима КНСГ). От этого режима зависит последнее «добро» для блока и окончательное заключение о системе управления. Подготовка к режиму идет примерно часа два. Да и сам режим длится чуть более часа. Обычно он начинается около полудня.
Ох уж этот заключительный проверочный режим! Всегда с тревогой ждешь его. Вспоминается один из случаев, когда замечания по поводу режима КНСГ нарушили наши планы.
Расчеты расчетами, а режим режимом. Встали на прогрев. Как положено, поехали на ИВЦ, в Байконур. Заходим к нашим телеметристам. Лица озабочены. Режим пошел, а сигнал слабый. Закончился сеанс. В голову лезут разные мысли: не работает передатчик, повреждены антенны, не настроились на прием. Выезжаем на стартовую площадку. Нужно осмотреть ракету. Полтора часа дороги проходят в тревожных мыслях. Команду закончить работу не дали, все ждут результатов.
Поднялись на башню и нашим взорам предстали красные частички на антеннах. «Краснота» не снята. Мы-то думали… Почему? Как это произошло, нужно разбираться. «Краснотой» (флашками или крышками) закрывались выходные отверстия систем или агрегатов ракеты. Был целый стенд для контроля, все ли сняли?
Ведь не дай Бог останется «краснота» на изделии, беда не заставит себя долго ждать. Сколько ракет улетели за бугор по этой причине. Так что история научила, как нужно обращаться с «краснотой». А здесь забыли. И это при тройном контроле! Конечно, виновников нашли быстро. Крышки сняли, и опять повторение режима, опять все сначала, сотни людей вновь ждут результатов.
Заседание Госкомиссии перед заправкой назначено на десять вечера, как обычно, за восемь часов до старта. Доклады стандартные, как и на предыдущем заседании ...
Практически сразу началось «захолаживание» магистралей окислителя разгонного блока. Напомню, что окислитель «разгонника» — жидкий кислород, а, как известно, его температура порядка — 185 °C. Магистрали довольно длинные, и хотя трубы двойные, как в термосе, да еще изоляция, обеспечиваемая вакуумированием, но сами-то они еще «теплые». Вот и прогоняют через них жидкий кислород до тех пор, пока на входе в блок будет не пар, а жидкость, да еще определенной температуры. Только тогда ее можно подавать в бак. Такой процесс длится полтора часа. За полчаса до его окончания начинается заправка ракеты окислителем. Окислитель ракеты — азотный тетраксид — захолаживания не требует. Пролили магистрали заправки и в ракету.
Час на заправку бака «разгонника» окислителем. Затем термостатирование. Дело в том, что, как у нас говорят, среднебаковая температура еще не дошла до нижнего предела, а так хочется сделать еще холоднее. Случай, когда мы выяснили, что при «теплом» кислороде двигатель в космосе не запустился второй раз, заставил нас с особой осторожностью подходить к этому параметру. Двигатель доработали, уменьшили зазоры в уплотняющих кольцах, но все равно, чем ниже температура, тем спокойнее чувствуешь себя. Процесс термостатирования заключается в том, что в бак постоянно подается охлажденный кислород, а из бака вытекает прогретый, ведь экранно-вакуумная изоляция бака на Земле не столь эффективна, как в космосе.
В космосе процесс вакуумирования многослойной изоляции происходит естественно, просто на чехле открываются специальные клапаны, и воздух или продувочный газ выходит из изоляции. Сама она «вспухает», и майларовая пленка за счет отражающей способности замедляет процесс теплопередачи. Все процессы протекают спокойно. Испытатели знают, что делать. Вот началась заправка ракеты горючим. Наш-то блок залили «горючкой» еще на заправочной станции.
— Заправка первой ступени горючим прошла нормально. Уровней достигли в расчетное время, а вот при заправке второй и третьей ступеней началась какая-то чехарда. Автоматика показала, что достигли уровня второй ступени, а в третьей получили перелив и отключилась. Ничего пока понять не можем. Даже уровней не знаем.
— Что предлагается? Это что, замечания по «Земле»?
— Мы всё проверили. Вроде, к «Земле» претензий нет.
Да, ситуация: стоят полностью заправленные ракета и разгонный блок, но вот уровней во второй и третьей ступенях не знаем. А. К. Недайвода молчит.
— Мы не можем дать «добро» на пуск из-за заправки, — продолжает Е. И. Соколов.
— Будем сливать, — делает заключение А. К. Недайвода.
Сразу вспомнились слова из песни испытателей: «Лишь бы улетела, не дай нам Бог сливать». Конечно, в конструкции ракеты все предусмотрено для слива, да и стартовые системы готовы принять компоненты топлива, но не любят ракетчики такие операции, ведь придется все повторять сначала, опять сотни людей будут в напряжении, опять нервы, волнение.
В этот раз решили сливать жидкий кислород не полностью, а частично, увеличив тем самым газовую «подушку» в баке. Запуск отложили на сутки. Посчитали, что за это время кислород немного испарится. Открыли для этого дренажный клапан. Ущерб будет существенно меньше, чем при сливе, да и потери сопутствующих компонентов окажутся минимальными. А в условиях, когда на каждый запуск приходится выбивать деньги для закупки топлива, это существенно. Оставили дежурных по блокам. Сейчас все внимание на ракету. Сразу выстраивается несколько версий. Пока сливается топливо, все версии детально анализируется.
Первое, на что грешим, это на управление клапанами. Раскладываем на столе схемы. Проверяем основные места, где могут быть нарушения. Определяем, где что еще раз проверить и посмотреть. Топливо слили.
Бригада отправляется на башню обслуживания. Вскрывается люк, и все становится ясно: перепутаны управляющие трубопроводы. Это надо же! Более чем двести пусков, и вдруг такое!
Сразу начинается полемика. Некоторые говорят о конструктивном несовершенстве. Логика есть. Правила ракетостроения диктуют, что соединение кабелей или трубопроводов должно быть таким, чтобы нельзя было сочленить безадресные разъемы или штуцера. Но стыкуют. Рассказывают, что стыкуют и «папу» с «папой». Так что проверка соединений тоже является основным правилом. Все исправили. Можно продолжать работу.
Ракету заправили строго по графику. Образовалась технологическая пауза — время на дополнительное осмысление и небольшую передышку. Остались заключительные операции: отстыковка воздушной системы термостатирования и снятие заглушек. У ракетчиков они называются «снятие красноты». Все, что стоит на ракете и не идет в полет, окрашено в красный цвет, и этого цвета не должно быть на ракете. Вот ферма обслуживания освободила ракету от своих пут и медленно отползает на предписанное место. Набор готовности разгонного блока, набор готовности системы управления ракеты, набор стартовой готовности космического аппарата. Все идет без замечаний.
Всем известно, что перед полетом в системы управления ракетой и разгонным блоком вводится полетное задание, которое однозначно определяет, куда лететь ракете и в какое время. В наземных системах появилась система управления, аналогичная стоящей на борту и обеспечивающая включение всех бортовых элементов: систем термостатирования, телеметрических и других.
Перед пуском эта система обязательно проверяется в режиме контрольного набора стартовой готовности. Затем проводится сверка полетного задания и оценка всех параметров борта. При положительных результатах всех параметров, и особенно контрольной суммы по полетному заданию, выдается окончательное заключение о готовности системы управления разгонным блоком к штатной работе. Процесс ввода полетного задания базируется на фактических данных, полученных от системы прицеливания, которая точно «привязывает» истинный меридиан к осям гиростабилизированной платформы.
Так появилась еще одна наземная система. Все перечисленные системы требуют вполне определенного электроснабжения. Это мы дома не задумываемся и суем в розетку вилку того или иного прибора. Знаем: напряжение 220 В, частота 50 Гц. А бортовая аппаратура давно работает на напряжении 27 В и при переменном и постоянном токе. Значит, наземную электросеть нужно перевести на те же параметры, что и у бортовой. Так появилась СНЭСТ — система наземного электрического снабжения специальными токами.
Вот эти системы перед каждым стартом необходимо проверить. Когда ракету привезут на пусковой стол, времени на проверку уже не будет. График подготовки расписывается по минутам, и, если будет замечание, исправлять придется в неурочное время.
Собрали ракету в монтажном корпусе, проверили и уложили на первый стартовый агрегат — в транспортно-установочном. Подцепили вагон термостатирования, ведь во время пути, а это примерно два часа, тоже надо поддерживать температурный режим космического аппарата. Поехали. Вот и территория стартовой площадки. Медленно проходит состав последние метры.
Защитная крышка подъемника открыта. Цапфы входят в проушины подъемника, передний «зуб» хватает транспортный агрегат, после этого начинается подъем и установка ракеты в проем стартового сооружения.
Мы привыкли говорить о пусковом столе. Да, первые ракеты действительно ставились как бы на стол, но они и размеры имели небольшие. Современные ракеты помещают, как правило, на выдвижные опоры, которые выходят из огневого проема и надежно схватывают хвост ракеты. Поднять около 100 т, да еще установить с миллиметровой точностью — технически непросто. Но этот процесс уже хорошо отработан, хотя и здесь бывают замечания, особенно когда стыкуют кабельные колодки, попросту — электрические вилки и розетки. Таких вилок и розеток сотни, и нужно обеспечить надежную связь. Так что стыковка третьей сборки на PH «Протон» (так называется эта стыковочная плата) требует особого внимания.
Поставили изделие. Теперь нужно присоединить «рукава» — подводящие трубопроводы заправки. Они тоже смонтированы на выдвижных опорах: два — для окислителя и три — для горючего. Подводят трубопроводы в автоматическом режиме, а стыкуют операторы (боевой расчет) вручную. Во время старта все выдвижные опоры после «контакта подъема» автоматически убираются в стенку огневого проема и закрываются мощными стальными крышками. Установка закончена.
Медленно по специальному железнодорожному пути длиной 300 м на ракету движется 60-метровая башня обслуживания. Она бережно охватывает своими площадками хрупкое изделие. Процесс испытаний и заправки изделия начался. Чтобы представить себе башню обслуживания, опишу ее характеристики: масса — около 110 т, около 50 электродвигателей, только тяговых — 24, потребляемая мощность более 500 кВт. И это при том, что по башне проложены сотни трубопроводов, кабелей, установлены десятки различных механизмов и агрегатов.
Проектировался стартовый комплекс под руководством академика Владимира Павловича Бармина — одного из шести легендарных Главных конструкторов, входивших в Совет главных конструкторов, которым руководил Сергей Павлович Королев. Правда, этот стартовый комплекс был уже разработан по заказу не Королева, а В. П. Челомея, для его тяжелой ракеты «Протон». Но у Владимира Павловича подходы к проектированию, к надежности комплекса, к внедрению самых прогрессивных решений были самые передовые. Недаром стартовый комплекс, в 1977–1979 гг. введенный в эксплуатацию с гарантийным сроком работы 8 лет и двадцатью циклами запусков, работает и по сей день. А число запусков с одного пускового устройства перевалило за восемьдесят. Вот такая надежность. После В. П. Бармина фирму возглавил его сын Игорь Владимирович.
В ракету нужно залить порядка 400 т окислителя и 200 т горючего. Это примерно десять железнодорожных цистерн. А время-то ограничено. Заправка окислителя длится примерно 40 минут, а горючего — полчаса. Пять мощных насосов суммарной мощностью более 1 МВт проделывают эту операцию. Если учесть, что общее потребление всего стартового комплекса составляет порядка 3,5 МВт, то сразу видно, что основная энергия тратится именно в период подготовки. Не дай Бог, если что случится с подачей электроэнергии. Насосы «сорвутся», и беды не избежать.
Электроэнергия всегда была большим вопросом на Байконуре. Приходится дублировать, иногда утраивать ее подачу на важнейшие агрегаты. На случай выхода из строя внешней сети на старте стоят два мощных дизеля, способные не допустить падения напряжения и сохранить характеристику тока синусоидальной так, что даже электронные системы не почувствуют этого перехода. Но это стартовые системы. А их всего 46, а если добавить технические, то получится за 60.
Для примера перечислю только часть стартовых систем. Это системы заправки и системы их управления, системы нейтрализации и сбора компонентов, системы приема компонентов в хранилища, системы термостатирования, системы газоснабжения (воздух, азот, гелий). Одних баллонов высокого давления более 1200. Это емкости по 400 л и давлением до 400 атм. Своя компрессорная станция, системы пожаротушения, газового анализа и газового контроля, контрольно-проверочная аппаратура, в том числе и для ввода полетного задания, система измерения параметров, система кондиционирования. Все эти системы нужно обслуживать. Необходимы электричество, вода, отопление, связь, телевидение и т. д.
Безусловно, за всем стоят люди. Они готовят эти системы для основного их назначения — обеспечить пуск ракеты. Регламенты, ремонт, профилактика, обеспечение расходными материалами — все это ложится на плечи операторов. Все обязанности расписаны в документации, а последовательность и время проведения операций — даже по минутам. Только подготовка к приему ракеты занимает 150 ч, а после приема еще необходимо 100 ч рабочего времени для обеспечения работоспособности всех систем. Эти люди (около 450 человек) — боевой расчет для работы со стартовым комплексом. Им же нужно создать условия для работы: накормить, одеть, обеспечить транспортом. У командования космодрома и руководства КБ общего машиностроения забот хватает.
Все, что я описал, относится к установке 39, которую военные передали в эксплуатацию КБ ОМ. По составу и числу систем этот стартовый комплекс идентичен оставшемуся у военных. Когда во время летних пусков оказались задействованы по сути две пусковые установки, а третья держалась в резерве для запуска к МКС, сильно досталось всем расчетам, как военным, так и гражданским. Заместитель генерального конструктора КБ ОМ Евгений Иванович Соколов буквально валился с ног. Вместо положенных 18 суток на подготовку отпускали 10–12. Приходилось работать круглосуточно, без выходных. Его помощник, Ю. О. Тененбаум, также не уходил со старта. Такая участь постигла и военных руководителей — В. Н. Ефименко и его команду.