Навигация:
Георгий Александрович Тюлин во главе НИИ-88
Вопрос о преемнике С.П. Королёва
Воспоминания В.Б. Вологодского о роли Тюлина в организации исследований аэродинамики гиперзвука
Воспоминания Н.Я. Дорожкина о решении проблемы колебаний топлива в баках ракет
Воспоминания Ю.А. Мозжорина о роли Тюлина в перестройке НИИ-88 под новые задачи головной организации ракетно-космической отрасли
Приобретение импортной копировальной техники для КВЦ
Когда встал вопрос об организации новой войсковой части (в/ч 32103) для эксплуатации НКИК, возникли проблемы с ее укомплектованием квалифицированными кадрами военных инженеров. Многие специалисты НИИ-4 живо откликнулись на предложение перейти на работу в новую часть, тем более что базировалась она в Москве. А один офицер никак не соглашался, хотя он, имея соответствующий опыт и знания, вполне подходил для новой работы. Начальники среднего звена, исчерпав лимит аргументов и терпения, обратились за помощью к Тюлину. Он вызвал несговорчивого офицера на беседу, внимательно выслушал его мотивацию. В этот момент зазвонил городской телефон. Тюлин снимает трубку, слушает. «На Сахалин? — переспрашивает он. — Да, есть у нас хорошая кандидатура, знающий офицер. Он в Москву не хочет, ну а на Сахалин, наверное, полетит с удовольствием. Что-что? Фамилия, имя, отчество? Сейчас скажу, записывайте...»
Услышав последние слова Тюлина, посетитель, сидевший напротив, энергично замахал руками, высокочастотно отрицательно закачал головой и горячо прошептал: «Я согласен перейти в 32103, согласен, согласен». «Впрочем, я позже вам перезвоню», — сказал Тюлин, как бы не замечая жестов офицера. «Я согласен работать в 32103», — четко доложил тот, когда Тюлин положил трубку. «Вот и замечательно. Иди, оформляй перевод». Всего два года Георгий Александрович Тюлин возглавлял НИИ-88 — с августа 1959 г. по июль 1961 г. Его назначение на должность директора института состоялось по инициативе заместителя Председателя СМ СССР Д.Ф. Устинова и председателя Госкомитета по оборонной технике (ГКОТ) К.Н. Руднева.
После смерти Королева нас очень волновал вопрос о его преемнике. Как раз 16 января 1966 г., когда в средствах массовой информации было сообщено об этом печальном событии и раскрыто имя «виновника» многих эпохальных событий в ракетно-космической технике, в нашем конструкторском бюро прошел слух о назначении начальником предприятия и главным конструктором Георгия Александровича Тюлина. Он был уже генерал-майором и занимал должность первого заместителя министра общего машиностроения, которому подчинялось и наше предприятие. Тюлин был не просто чиновником высокого ранга, а всесторонне образованным человеком, прекрасно ориентирующимся в тонкостях нашей техники, с хорошим багажом теоретических знаний, опытом руководства крупными коллективами, понимающим особенности производства и испытаний.
В нем я лично видел два недостатка: был чрезмерно крут и бескомпромиссен и находился в постоянной жесткой конфронтации с В.П. Мишиным, первым заместителем Королева. Эти два человека совершенно не переносили друг друга. И трудно было себе представить, чтобы они работали вместе, на одном предприятии, один в подчинении у другого. Тюлин не пасовал перед авторитетами, он мог кого угодно быстро поставить на место. С его приходом Мишин не мог бы у нас работать. Кому принадлежала основная «заслуга» в этой взаимной, мягко скажем, неприязни, сказать трудно, потому что во многих случаях и поведение Мишина с его непредсказуемостью, временами поразительно бестактное и грубое, переходило разумные границы. Он прекрасно разбирался в вопросах общего проектирования, обладал хорошей инженерной интуицией, генерировал интересные идеи, но в то же время почти не переносил критики в свой адрес: утвердившись в каком-нибудь мнении, не мог ни на йоту уступить коллегам. При спорах быстро входил в раж и бывал несдержан до неприличия.
Заместители главного конструктора пошли на опережение ситуации. В результате обмена мнениями и голосования решено было обратиться в ЦК КПСС с коллективным предложением о назначении В.П. Мишина новым руководителем предприятия. Тем временем в министерстве и аппарате ЦК готовились к назначению Г.А. Тюлина. Борьба в верхах, видимо, была нешуточной, потому что решение о назначении Мишина было принято только в мае, то есть спустя четыре месяца после кончины Королева. Последовавшие почти неизбежные в подобных ситуациях реорганизации не укрепили, а ослабили предприятие. И постепенно стало ясно, что апогей славы мы уже прошли. Я бы не взялся утверждать, что виновато в этом только новое руководство или что, останься Королев у кормила еще несколько лет, положение дел было бы несравненно лучше.
Таким образом, в ЦНИИМаше по указанию и при постоянной поддержке Тюлина, а потом и Мозжорина была создана и получила широкое развитие авторитетная школа космической баллистики и навигации, сформирован могучий коллектив высококвалифицированных специалистов, способных решать любые самые сложные научные и практические проблемы в этой области и обеспечивать баллистико-навигационное сопровождение реальных полетов новых автоматических и пилотируемых космических аппаратов. Я был студентом 4-го курса, когда меня избрали в комсомольское бюро механико-математического факультета МГУ, куда был избран также и Юра Тюлин — аспирант. Мы активно работали в военно-спортивном секторе. В годы войны часть студентов (я в том числе) мехмата и физфака МГУ, других родственных вузов была переведена в Военно-воздушную инженерную академию им. Н.Е. Жуковского (ВВИА). Я был оставлен в адъюнктуре кафедры теории авиадвигателей ВВИА; после защиты кандидатской диссертации был направлен на преподавательскую работу в Рижский институт военных авиаинженеров, у которого пока не было экспериментальной базы.
Благодаря инициативе сотрудников и преподавателей кафедры теории авиадвигателей и смежных кафедр почти без финансирования за короткое время к 1956 г. в Рижском институте военных авиаинженеров аэродинамических установок стало больше, чем в НИИ-88. Арматуру и агрегаты высокого давления брали со списанных подводных лодок, в порту старой авиатехники было навалом. Энергию для создания потоков и разрежений получали с помощью осевых компрессоров ТРД, а энергию для турбин компрессора — от старых ТРД. Это схема работы газотурбинных электростанций, через некоторое время примененных за рубежом, а затем и у нас. Наши авторские свидетельства и все документы на эти устройства имели гриф «секретно».
Создание такой базы вызвало у многих НИИ интерес, поэтому командование ВВС устроило в Риге Всесоюзную конференцию по этой проблеме. Приехали представители ЦАГИ, НИИ-88, НИИ-4, ЦИАМ и др. В это время Г.А. Тюлин был переведен на должность директора НИИ-88, будущего ЦНИИМаша. Оттуда приехала делегация во главе с И.А. Паничкиным, заместителем директора. После этого Тюлин обратился с докладной в правительство с просьбой о демобилизации восьми наших преподавателей и сотрудников и переводе их на работу в НИИ-88. Речь шла и о предоставлении жилья. Также запрашивались две установки из Риги в НИИ-88. Правительство удовлетворило просьбу Тюлина, и мы влились в коллектив НИИ-88.
У Тюлина оказалась еще одна задумка, о которой он сообщил мне после переезда в г. Калининград, ныне г. Королев. К этому времени в НИИ-88 было закончено строительство современной экспериментальной базы по аэродинамике. Работали электродуговые установки и ударные трубы, однако с установками адиабатического сжатия (УАС) дело не ладилось, и для исследования аэродинамики гиперзвука установка была неудовлетворительной. Эти установки давали неровный поток вокруг модели, кроме того у них постоянно прогорали основные узлы. Меня Тюлин назначил начальником лаборатории УАС. При его энергичном содействии через Госплан на заводе «Баррикады» в Сталинграде были изготовлены профилированные сопла вместо конических и новые форкамеры. В итоге через три года УАС заработали и работают без сбоев до настоящего времени. Они и сейчас, и тогда пользовались спросом зарубежных заказчиков. За создание этих установок коллективу была присуждена Государственная премия СССР. Эксгаустеры (приборы отсоса) были нами поставлены в НИИ-88 на базе ТРД для аэродинамических труб, их изготовили в г. Дубне и г. Красноармейске. Они работают более 40 лет.
Предыстория. Практически с самого начала работы в отделе динамики мне пришлось заниматься «жидкими делами» — проводить экспериментальные исследования колебаний жидкости в топливных баках. Кому приходилось носить воду в ведрах на коромысле, тот испытал, что такое колебания жидкости в емкости! Аналогичное поведение жидкости в топливном баке жидкостной ракеты может привести к потере устойчивости, а это чревато очень серьезными последствиями... И в самом начале 1960-х годов проблема «усмирения» колебаний топлива в баках ракет встала, как говорится, во весь рост. Задачу экспериментального поиска способа «усмирения» волны поставил передо мной начальник лаборатории Геннадий Никифорович Микишев. Тогда ему было немногим за 30, он не имел еще титулов доктора наук, профессора, заслуженного деятеля науки и техники РФ, но знания и опыт, суровость и требовательность, фантастическая трудоспособность — все это делало его в наших глазах солидным, почтенным мэтром. За глаза мы звали его «шефом» — в отличие от начальника отдела Анатолия Григорьевича Пилютика, которого именовали «папой». Исследования колебаний жидкости в баках разной формы и размеров, при различных значениях вязкости и других параметров заняли около года. Теперь можно было приступать к решению основной задачи — создание гасителя колебаний. Но, как оказалось, это было уже не можно, а нужно, причем — срочно! Как любил говорить «папа» Пилютик: «Срок — вчера!» И грянул гром «Гром грянул», когда при первых запусках новой ракеты-носителя телеметрия показала: колебания жидкого топлива в одном из баков первой ступени настолько значительны, что могут привести к потере устойчивости. Что такое потеря устойчивости — объяснять не надо. Колебания необходимо устранить — это категорически.
Оказалось, что не напрасно целый год в лаборатории устраивались «штормы» в баках, а в воздухе носились запахи ацетона и скипидара. К весне 1961 г. мы уже имели немалый опыт и важные эмпирические зависимости. Главное было в том, что установленные в емкости кольцевые ребра гасят энергию колебаний за счет вихреобразования на острых кромках. Подготовились и к экспериментам с продольными радиальными ребрами... Вот в это самое время и «грянул гром». Придя утром последней мартовской субботы в лабораторию и приступив к испытаниям, я вдруг узнал, что «шеф» уже звонил из Харькова (в тамошнем ОКБ решалась судьба изделия) и выдал ЦУ: в срочном порядке провести испытания большой и малой моделей того самого бака, в котором, согласно телеметрии, так опасно раскачалось жидкое топливо. В качестве гасителя (он же демпфер) установить в баках те варианты радиальных ребер, которые я только начал испытывать. Испытания проводить с разными жидкостями — от максимально вязкой до самой маловязкой из доступных. Результаты передать ему в Харьков по спецсвязи. Он будет звонить ежедневно. Руководителем работ назначается Леонид Рудольфович Дунц.
Я почувствовал себя не очень уютно. Ведь что значит «две модели бака с ребрами»? Это значит: надо приваривать к имеющимся бакам конические части, заказывать в мастерской ребра, устанавливать их в баках, добывать огромные количества ацетона и глицерина, готовить разведения с нужной вязкостью, заправлять, качать, записывать, а потом — расшифровывать (расшифровка осциллограмм — тяжкий монотонный процесс)... И все это — срочно! Ничего себе... Но Дунц успокоил: работу будет курировать сам директор НИИ — это значительно упрощает дело. А директором в это время был генерал-майор, доктор технических наук, профессор Георгий Александрович Тюлин. Генерал Тюлин тут же явился собственной персоной и приказал обо всех затруднениях и задержках немедленно сообщать ему в любое время. Вот он, настоящий начальник, в лучшем смысле этих слов! Он же сказал, что хорошо бы получить результаты хотя бы к понедельнику... Это значило, что работать придется и все воскресенье. Но, как оказалось, не просто работать: начальник нашей группы Владимир Григорьевич Степаненко «обрадовал» участников предстоящих работ, сказав о переходе — до выдачи результатов — на «казарменное положение». И работа началась...
Прежде всего заказали ацетон и глицерин. Обычно от заказа до получения проходило несколько дней, но когда дело курирует генерал Тюлин — совсем другое дело. И в тот же вечер бутыли с глицерином и ацетоном были доставлены в лабораторию. Тем временем начались сварочные работы. Дунц — мужик решительный (сын латышского стрелка, сам — фронтовик, участник Парада Победы): он не стал терять время на согласование этих работ с пожарными — глядь, а они уж тут как тут! Правда, сварка уже завершалась и запрещать было поздно. Но в назидание всем нарушителям инструкций пожарной охраны Дунц был крепко оштрафован.
Работа кипела, жидкость в баках колебалась и затухала, главный измеритель Н.Д. Пронин почти не отходил от аппаратуры, которая в то время была очень несовершенной, иногда просто самодельной, собранной и спаянной его руками, и в условиях хронического недосыпания и зацикленности участников аврала часто выходила из строя. То и дело слышалось: «Митрич, у меня нуль поплыл!», «Митрич, кассету заедает!», «Митрич, тут какая-то дикая наводка — от сети, что ли...» И Митрич крутился, успевая подрегулировать, настроить, заменить...
Самые первые важные результаты были получены в 4 часа утра. В ожидании их томились и нервно курили директор Г.А. Тюлин и начальник Первого отдела В.П. Ходцев, который должен был тут же везти их в НИИ-4 МО. Оттуда по спецсвязи они были переданы по инстанциям. Теперь ожидали мы — как пройдет запуск изделия с нашим демпфером. Аврал понемногу завершался. Лаборатория переходила на обычный ритм работы. Лично для меня этот аврал начался, как я уже упоминал, в мартовскую субботу утром, а закончился в пятницу следующей недели, вечером.
... когда поступили наши авральные результаты, решение было принято: ставить! И радиальные ребра в срочном порядке были установлены в баке носителя. Запуск прошел как следует. Никаких колебаний корпуса на частотах жидкости!
В первое время после выделения ОКБ-1 из стен НИИ-88 внутриинститутские исследования перспектив развития ракетной и космической техники велись достаточно вяло. Руководство ГКОТ выразило неудовлетворенность деятельностью института как головной организации отрасли. С целью интенсификации такой деятельности в июле 1959 г. вместо ушедшего на пенсию A.C. Спиридонова директором и научным руководителем НИИ-88 был назначен видный ученый Министерства обороны, инженер-полковник, доктор технических наук, лауреат Ленинской премии Георгий Александрович Тюлин. До этого он был заместителем начальника НИИ-4 МО по научной части. Тюлин хорошо знал возможности ракетного вооружения, вопросы его боевого использования и был свободен от комплекса стеснительности перед авторитетными главными конструкторами — ракетчиками, поскольку до сего времени представлял интересы заказчика — Министерства обороны. Это было, по-видимому, лучшее решение для формирования головной роли НИИ-88. Свою практическую работу новый директор начал с определения четких перспектив развития института, его научной тематики, экспериментальной базы и проведения серьезных организационных улучшений.
На базе отдела № 10 — динамики полета — Тюлин создает комплекс № 1 — баллистических ракет и динамики их полета — для решения задачи системных исследований перспектив развития ракетного вооружения. В состав комплекса, начальником которого был назначен Анатолий Григорьевич Пилютик, были включены отделы:
№ 10 — динамики (начальник А.Г. Пилютик); № 15 — систем управления полетом ракет, возглавляемый молодым и уже известным специалистом из ОКБ Ленинградского политехнического института Аркадием Тимофеевичем Горяченковым;
№ 18 — баллистических ракет, руководителем которого был видный военный специалист из НИИ-4, инженер-подполковник, кандидат технических наук Семен Гершевич Гриншпун;
№ 19 — стартовых систем, возглавляемый Виктором Васильевичем Казанским.
Большой отдел аэродинамики № 11 Ивана Александровича Паничкина укрупняется и превращается Тюлиным в комплекс № 2 — аэрогазодинамики, гиперзвукового теплообмена и ударно-волновой механики. Руководителем этого комплекса назначается молодой ученый кандидат технических наук Юрий Андреевич Демьянов. В состав комплекса входят три отдела:
№ 20 — аэрогазодинамики (начальник A.A. Чурилин);
№ 21 — гиперзвукового теплообмена и средств теплозащиты (начальник М.В. Савелов);
№ 24 — аэрофизики и ударно-волновой механики (начальник В.В. Третьяков).
Перед комплексом № 2 ставится задача проведения теоретических и экспериментальных исследований в области аэродинамики, теплообмена, аэрофизики, газодинамики старта, ударно-волновой механики ракет и космических объектов в обеспечение конструкторских работ отрасли.
Тюлин объединяет два больших отдела: № 13 (материаловедения) и № 14 (прочности) в единый комплекс № 3 — материаловедения и прочности ракетных систем. В состав комплекса, начальником которого становится Георгий Георгиевич Конради, входят четыре отдела:
№ 31 — прочности (начальник A.B. Кармишин);
№ 32 —- металлических материалов и сварки (начальник Н.В. Шиганов);
№ 33 — разработки теплозащитных покрытий и неметаллических материалов (начальник И.В. Белевич);
№ 34 — исследования механических свойств материалов (начальник В.П. Дегтярев).
К комплексу относится и лаборатория № 30 — разработки тензометрической аппаратуры (начальник В.Г. Шолухов).
На базе отдела № 20 — специальной измерительной аппаратуры, руководимого главным конструктором кандидатом технических наук Иваном Ивановичем Уткиным, Георгий Александрович создает комплекс № 5, начальником которого остается Уткин. Этот комплекс состоял из четырех отделов:
№ 50 — датчиков, усилителей, преобразователей и коммутирующих устройств (начальник В.И. Дюков);
№ 51 — разработки новых регистрирующих и радиотелеметрических систем (начальник О.Д. Комиссаров);
№ 52 — автоматизации измерений и предстартовой подготовки (начальник B. Милицин);
№ 53 — конструкторский, бортовой и наземной аппаратуры (начальник А.Н. Лапшин).
Задачи комплекса — разработка и производство нестандартных измерительных средств для полигонных и стендовых испытаний ракет и космических объектов.
Создается новый комплекс № 4 — электроракетных двигателей и физики газов высоких разрежений — под руководством опытного специалиста института Сергея Дмитриевича Гришина. В комплекс входили два отдела:
№ 40 — электроракетных двигателей (начальник В.П. Беляков);
№ 41 — газодинамики разреженного газа и магнитной газовой динамики (начальник В.Г. Фарафонов).
Тюлин развивает вычислительный центр, вводит в практику четкое планирование научно-исследовательских работ и оценку научной значимости завершенных исследований. Директором были сформулированы задачи и направления деятельности НИИ-88 на ближайшую пятилетку, которые были утверждены решением Совета министров СССР в сентябре 1960 г. Таким образом, Георгий Александрович начал перестройку института под новые задачи головной организации ракетно-космической отрасли. Реализовать намеченные планы полностью Тюлину не удалось, так как в июле 1961 г. его переводят с повышением на должность заместителя председателя ГКОТ по ракетно-космическому направлению.
С молчаливого согласия Тюлина и Мозжорина я пользовался «кремлевкой» и ВЧ-связью, ездил по высоким инстанциям, договариваясь о работах по созданию системы отображения КВЦ; будучи тогда начальником сектора, представительствовал от имени НИИ-88 на ответственных совещаниях. Надо отметить, что и начальник КВЦ A.B. Милицин, и директор НИИ-88 Мозжорин, и Тюлин питали ко мне полное доверие. Работая ранее в отделе автоматизации обработки информации под руководством Милицина, я занимался устройствами вывода информации из ЭВМ в наглядном виде непосредственно на бумагу (в отличие от привычных тогда фотопроцессов), и в мой круг общения входили физики, химики и электронщики, создавшие в то время процессы и аппараты на принципах ксерографии.
Таким образом, я был хорошо информирован о состоянии дел в этой области в СССР и за рубежом, начиная с изобретения процесса ксерографии и патентов в Англии. Поэтому я сразу узнал, что английская фирма «Rank Xerox», специально созданная для этой цели, выпустила на рынок первые аппараты для ксерокопирования не на специальную, а на обычную бумагу. И я загорелся идеей включить их в состав средств документирования КВЦ. Задача оказалась очень сложной. Нужно было «достать» большую сумму в «инвалютных рублях», что было невозможно без выпуска постановления ЦК КПСС и СМ СССР, затем добиться поручения Минвнешторгу закупить это оборудование и т. д., для чего нужно было заставить руководящих людей понять, что это за аппараты, поверить в это (была и такая проблема) и, главное, обосновать, для чего это необходимо в КВЦ. Тюлин с ходу и глубоко проникся ситуацией и без промедлений подписывал подготовленные нами письма в Госплан, ЦК КПСС и Совмин, звонил, куда нужно.
На совещании те, кто готовил вопрос о покупке аппаратов «Rank Xerox», обращались непосредственно ко мне, поставив в неловкое положение Потапова. Вопрос был решен положительно, Госплан выделил «инвалютные рубли» и дал поручение Минвнешторгу закупить эти аппараты по нашей заявке. Когда мы возвращались, Потапов в крепких выражениях сказал, что больше со мной никуда не поедет («Езжай сам!»), что я зря его оторвал от дел, однако Тюлину и Мозжорину сразу доложил о выполнении их поручения. Таким образом, Минвнешторг впервые в СССР закупил четыре аппарата «Rank Xerox» — модели 914 и 1840 для КВЦ и две модели 914 для канцелярии МОМ. Таким образом я заинтересовал формируемый аппарат Управления делами министерства в сотрудничестве с КВЦ, вследствие чего мы всегда получали большую помощь в создании и развитии техники КВЦ со стороны МОМ. Посмотрев аппараты «Rank Xerox» в действии в КВЦ, Минвнешторг сразу закупил их для ЦК КПСС, Совмина и других министерств, т. е. с помощью Тюлина и с нашей легкой руки внедрение «ксероксов», началось повсеместно по всей стране. Эпизод с «ксероксами» — частный случай большой работы Тюлина по созданию КВЦ, далее мы работали уже с аппаратом заместителя председателя НТС МОМ Г.С. Нариманова, а после создания ГУ № 8 МОМ — с заместителем начальника 8 ГУ К.П. Колобенковым, но решение крупных вопросов непременно осуществлялось через Тюлина.