Навигация:
Эвакуация северной (ленинградской) группы заводов НКТП
Эвакуация заводов южной группы
Поиск и присвоение бездокументных грузов
Транспортный кризиса 1942 года и система Государственных материальных резервов
Нехватка рабочей силы на заводах НКТП
Основные источники рабочей силы в 1942 году для НКТП
Прогулы и трудовое дезертирство
Переход к массовому производству танков
Повышение эффективности производства на предприятиях танковой промышленности
План должен выполняться не «любыми», а минимальными средствами»
1942 год: освоение технологии массового производства танков на заводе № 183
Упрощение конструкции танков
Лёгкие танки Т-60 и Т-70
Весна 1942 года: падение качества танковой техники
Новый нарком танковой промышленности — Исаак Моисеевич Зальцман
Потеря одного из ключевых центров танкового производства — Сталинграда
Выполнение планового задания по выпуску Т-34 за счёт сокращения производства лёгких и тяжелых танков
Зима 1943 года: кризис энергоносителей
Конференция по качеству танка Т-34
Абердинские испытания
Совершенствование танка Т-34
1943 год: испытания танков июньского выпуска
Устранение проблемы трещин в броне
СУ-76
Проблемы со снабжение продовольствием и одеждой рабочих на заводах НКТП
Перестройка производства дизельных двигателей
Возвращение бывшего наркома В. А. Малышева в НКТП
Смена куратора танковой промышленности
Ограниченные возможности военной приёмки
Организация массового производства новых бронекорпусов на заводе № 200
Производство Т-34-85
Женщины и подростки на заводах НКТП
«Трудовое дезертирство» — проблема всех предприятий Советского Союза
Межведомственные трения на примере конкуренции танковых пушек В. Г. Грабина и Ф. Ф. Петрова
Рост надёжности боевой техники
Советская система управления на примере деятельности центрального аппарата НКТП
Сразу же после создания перед Наркоматом танковой промышленности возникла первая серьёзная задача, ставшая суровым испытанием для организаторских способностей его руководства. Необходимо было срочно осуществить эвакуацию ряда важнейших предприятий наркомата из угрожаемых районов. Целью эвакуации было спасение кадров и оборудования этих предприятий, без которых НКТП не смог бы успешно выполнять возложенные на него задачи. Процесс эвакуации оказал огромное влияние на процесс формирования структуры наркомата и развитие его материально-технической базы. Возникли новые центры танкостроения на Урале и в Сибири. Эвакуация оказала своё воздействие на всю последующую деятельность наркомата. Вывоз оборудования и работников предприятий НКТП на восток и их последующее восстановление на новом месте можно рассматривать как характерный пример, демонстрирующий осуществление эвакуации советской промышленности в целом. Можно с достаточной уверенностью предполагать, что ход и результаты эвакуации предприятий других наркоматов были в общих чертах схожими с описанным ниже процессом, происходившим на эвакуируемых предприятиях НКТП. Исходя из географической близости и экономических связей, можно условно выделить три группы предприятий НКТП, в эвакуации которых наблюдались общие закономерности: южную (харьковскую), северную (ленинградскую) и центральную (московскую). К северной группе в первую очередь относился один из индустриальных гигантов СССР - Кировский завод. Тесно связан с Кировским заводом был Ижорский завод, производивший для Кировского завода бронекорпуса танков. Ещё одним танковым заводом в Ленинграде был завод № 174. Спецификой эвакуации этих заводов было то, что хотя место их расположения не было захвачено противником, но проведение их эвакуации затруднялось отсутствием сухопутного сообщения Ленинграда с остальной страной. В результате вывоз оборудования и рабочих из города до окончательного снятия блокады так и не был завершён.
Эвакуация Кировского завода превратилась в длительный и тяжелый процесс. Часть оборудования и рабочих так и осталась на месте до конца блокады. К началу 1944 года на заводе всё ещё находилось полторы тысячи металлорежущих станков2, и, что особенно важно, 8 прокатных станов. Ещё труднее было вывозить оборудование с Ижорского завода. Его эвакуации препятствовало то, что завод находился в городе Колпино, непосредственно вблизи линии фронта, которая была отодвинута от завода только в 1944 году после снятия блокады Ленинграда. К этому моменту на заводе оставался, как минимум, один прокатный стан и немало другого оборудования, что позволило начать в 1945 году производство бронекорпусов.
Одновременно с Кировским заводом шла эвакуация из Ленинграда завода № 174, который постановлением ГКО № 665сс от 11 сентября 1941 года предполагалось вывезти в Чкалов (Оренбург) на паровозоремонтный завод. Там планировалось развернуть производство танка Т-50. Но заводу № 174 пришлось столкнуться с дополнительными трудностями, так как после эвакуации в Чкалов его пришлось эвакуировать второй раз, в Омск. В Чкалове он так и не успел начать производство танков и даже не выгрузил полностью оборудование.
7 марта 1942 года постановлением ГКО № 1410 было принято решение о его слиянии с Омским заводом № 173. Объединённый завод должен был перейти к производству танка Т-34, так как от производства танка Т-50 окончательно отказались. Роковую роль в судьбе этого танка сыграл директор Кировского завода И.М. Зальцман, который использовал задел для производства дизелей В-4, необходимых для Т-50, для производства В-2, после чего производство В-4 так и не было восстановлено.
В Челябинске эвакуированные кадры и оборудование Кировского завода стали основой для знаменитого Танкограда, слившись в нём с Челябинским тракторным, частью завода № 75, заводом «Красный Пролетарий» и 7-м заводом шлифовальных станков. И. М. Зальцман шёл на самые крайние меры, чтобы быстрее наладить производство. Например, для того, чтобы быстрее ввести в дело станки, их порой устанавливали в недостроенных цехах, даже не заливая основания бетоном. Танкоград в деле налаживания производства на новом месте оказался рекордсменом, выпустившим в 1941 году 514 танков, в том числе, 73 танка в III квартале. Помогало то, что Челябинский тракторный ещё до войны начал готовиться к переходу на производство танков.
Энергичный директор завода Исаак Моисеевич Зальцман повысил свой авторитет в глазах руководства страны, которое считало его специалистом по налаживанию производства. Конечно, и на Кировском заводе работа не всегда шла гладко. Большие трудности возникали из-за несоблюдения техпроцессов, частых несоблюдений допусков, особенно неопытными рабочими. В результате увеличивалось количество производственного брака. На решение проблемы организации правильного техпроцесса пришлось переключить специалистов из конструкторского отдела. Но всё же именно Танкоград был тогда наиболее успешным предприятием наркомата. В результате И. М. Зальцман стал считаться своеобразным специалистом по налаживанию производства танков. Поэтому, когда в январе 1942 года на заводе № 183 сложилась кризисная ситуация, именно он был назначен туда директором.
К южной группе можно отнести три крупных завода, расположенных в Харькове: Харьковский Паровозостроительный, он же № 183, Харьковский Тракторный, и завод № 75. Также к этой группе относится Мариупольский завод имени Ильича. Вышеупомянутые заводы представляли собой важнейшие предприятия, чья деятельность была принципиально важна для успешного выполнения задач танковой промышленности. Все эти заводы были единым взаимосвязанным комплексом. Вывоз заводов южной группы может рассматриваться как более характерный пример эвакуации крупных промышленных предприятий, чем проходившая в экстремально неблагоприятных условиях эвакуация из блокадного Ленинграда и, наоборот, относительно благополучная эвакуация из района Москвы.
... приказы народного комиссара танковой промышленности за № 2сс от 13 сентября 1941 года о порядке эвакуации завода № 75, и № 4сс от того же числа о порядке эвакуации Харьковского паровозостроительного завода и Мариупольского завода имени Ильича, а также № 11сс от 17 сентября3, в котором определялся порядок эвакуации Харьковского тракторного завода. Завод № 183 предполагалось эвакуировать на Уральский вагоностроительный завод (УВЗ) в городе Нижний Тагил, один из крупнейших заводов Урала, построенных в 30-е годы. На этом заводе имелись большие свободные площади, на которые до сих пор не было установлено оборудование, а также развитое металлургическое производство.
Мариупольский завод имени Ильича предполагалось разделить на две части. Большая часть должна была войти в состав завода № 183 в Нижнем Тагиле, а другую, состоящую из оборудования и рабочих, занятых производством бронелиста, планировалось отправить на Нижнетагильский Металлургический завод. Завод № 75 должен был эвакуироваться на Челябинский тракторный завод, куда уже начал эвакуацию Кировский завод из Ленинграда, и войти там в его состав. ХТЗ должен был разделить своё оборудование между пятью заводами: тем же № 183, Сталинградским тракторным, № 264, тоже находившимся в Сталинграде, Чкаловским паровозоремонтным и Саратовским паровозоремонтным. С точки зрения размещения эвакуируемых предприятий план был отличным.
Очень важно, что в качестве базы для развёртывания производства на новом месте можно было использовать уже существующие предприятия, имеющие собственную развитую производственную базу, инфраструктуру, запасы сырья, собственный жилой фонд, подсобные хозяйства и т. д.. Благодаря решению о слиянии УВЗ и завода № 183 в Нижнем Тагиле возник один из крупнейших мировых центров танкостроения. ХТЗ, как предприятие, не имеющее собственных традиций танкостроения, представлял ценность прежде всего своим оборудованием, но не представлял значения как единый комплекс. Ликвидация завода и распределение его оборудования по другим предприятиям позволили более эффективное его использование.
Разумным следует признать разделение на две части Мариупольского завода. Производство бронекорпусов было выгоднее передать танковому заводу, а металлургическое оборудование лучше было использовать на Нижнетагильском металлургическом заводе. Эвакуацию предполагалось провести в два этапа. Всё оборудование и кадры должны были быть разделены на две равные группы, включающие по 50% действующего оборудования, используемого в производстве танков и деталей к ним, и соответствующее количество рабочих и ИТР. На первом этапе, начать который было решено немедленно, следовало эвакуировать первую группу. Этот этап должен был завершиться на Мариупольском заводе имени Ильича 10 октября, на заводе № 75 - 25 октября, на Харьковском тракторном заводе - 27 октября, а на заводе № 183 - 10 ноября.
Эвакуацию второй группы предполагалось начать только после того, как первая группа наладит на новом месте производство. Таким образом, процесс выпуска военной продукции не должен был прерваться. Было установлено, что завод № 183 должен в ходе первого периода эвакуации производить не менее 7 танков в день, а Мариупольский завод имени Ильича - обеспечить для завода № 183 необходимое для такого объёма производства количество бронекорпусов и башен. Определено было количество и тип требующихся для проведения эвакуации вагонов. Так, Харьковский паровозостроительный завод должен был получить для проведения обоих этапов эвакуации 3000 вагонов (в стандартном двухосном исчислении). Харьковскому тракторному также требовалось 3000 вагонов. Завод № 75 должен был получить 1650 вагонов. Больше всего вагонов нужно было Мариупольскому заводу имени Ильича: 6200 стандартных вагонов в двухосном исчислении, 220 50-ти тонных вагонов и 20 транспортёров. Всего для четырёх заводов требовалось 14090 вагонов всех типов.
Постановления ГКО № 666 и № 667 обязывали НКПС выделить это количество вагонов для эвакуации предприятий НКТП. Особое внимание в приказах по эвакуации уделено проблеме обустройства на новом месте. Заводам предписывалось выслать на новые места своего расположения группы специалистов во главе с главными инженерами для проведения подготовительной работы. Заранее было определено, что на Уралвагонзаводе, куда эвакуировался завод № 183, потребуется к 1 декабря возвести ещё две дополнительные мартеновские печи и фундамент под прокатный стан. Внимание было уделено не только организации производства, но и созданию приемлемых условий быта рабочих. В частности, для рабочих, прибывающих в ходе эвакуации на УВЗ, предусматривалось построить деревянные дома на 40.000 человек. Строительство домов планировалось завершить к 1 января 1942 года. Для строительства предусматривалось выделение необходимых материалов ...
... не так плохо выглядят результаты эвакуации Мариупольского завода имени Ильича. Там с самого начала ориентировались на то, что вывозить надо в первую очередь ценное и уникальное оборудование. Ещё в июле с завода было решено вывести уникальный прокатный стан с диаметром вальцов 1250 миллиметров. Этот гигантский прокатный стан был создан для проката брони для так и не построенных линкоров типа «Советский Союз». Для вывоза этого гиганта потребовалось 800 вагонов. После начала общей эвакуации завода удалось вывезти гигантский пресс фирмы «Шлеман», весивший 2.300 тонн и создававший давление в 15.000 тонн. Кроме того, были полностью эвакуированы два прокатных стана, ещё один был вывезен частично, а от трёх были вывезены отдельные детали. Было спасено немало другого уникального оборудования. Из цеха № 100, занятого производством танковых корпусов, вывезли 5 прессов, 40 шлифовальных машин, 20 огнерезных машин для резки бронелиста, 62 металлообрабатывающих станка. Из других цехов было вывезено 5 мартеновских печей, 179 единиц другого оборудования. Но, как и другие заводы, Мариупольский завод им. Ильича понёс тяжелые потери в рабочей силе.
Инициативные руководители советских предприятий активно занимались поиском возможности получить бездокументные грузы. Особенно настойчиво в этом направлении действовал заместитель наркома И. М. Зальцман. Вот как он, по собственным воспоминаниям, поступил сразу же после того, как был назначен новым директором завода № 183: «Я выехал в Свердловск, посмотрел, какие из эвакуированных заводов стоят на железнодорожных путях. По моему указанию эшелоны с пригодным для производства танков оборудованием, инженерными и рабочими кадрами в несколько дней были доставлены в Нижний Тагил». Заметим, что в этом отрывке речь идёт уже не о бездокументном оборудовании, но об оборудовании, относящемся к конкретным заводам, при этом передача осуществляется на основе самовольных указаний И. М. Зальцмана, принимавшего решения уже вообще без всяких санкций от вышестоящих органов.
С бездокументным оборудованием связана история, интересная тем, что хорошо показывает обстановку хаоса, царившую в этот кризисный период. 31 декабря 1941 года судьба преподнесла руководству НКТП новогодний подарок. Работники Главснаба НКТП обнаружили в районе Саратова вмёрзшую в лёд баржу с вальцами от прокатного стана и металлорежущим оборудованием, установить количество и тип которого было невозможно, так как вся она была засыпана снегом. Оборудование не имело никаких сопроводительных документов, и по предположениям сотрудников НКТП происходило с судостроительного завода в Николаеве. Дальше вокруг баржи разгорелась борьба. Выявилось несколько претендентов на её содержимое.
Заместитель Наркома танковой промышленности И. И. Носенко приказал разгрузить баржу и отправить груз на завод НКТП № 180 в том же Саратове. Однако распоряжение заместителя Наркома выполнено не было. 5 февраля судьбой баржи заинтересовался другой заместитель Наркома танковой промышленности А. М. Петросянц. Он решил передать оборудование с баржи заводу № 183. Петросянц, видимо, хорошо разбирался в том, какими способами надо управлять людьми, и поэтому сообщил в телеграмме, что в ближайшее время вышлет в Саратов 200 литров спирта, 500 пачек махорки и 200 пачек папирос для раздачи участникам разгрузки баржи. Однако то ли Петросянц не выполнил обещание, то ли вмешались ещё какие-то обстоятельства, но 5 марта проблема баржи встала вновь, когда её опять, уже во второй раз обнаружили в Саратове. На этот раз на её груз нашлось два претендента. Во-первых, бывший заместитель Наркома танковой промышленности И. И. Носенко, который занял свой прежний пост Наркома судостроительной промышленности, но не забыл о барже и теперь хотел передать её груз заводу № 238 НКСП. Другими претендентами на сокровища баржи стали главный инженер завода № 112 Д. В. Михалёв и глава Главснаба НКТП Розин.
Мрачную картину транспортного кризиса рисует постановление ГКО 1610с от 17 апреля 1942 года: «Государственный комитет Обороны устанавливает, что при остром недостатке вагонов на дорогах Востока, Средней Азии, Сибири, - дороги Сев. Запада, центра и частично юга перегружены избытком вагонов, которые мешают нормальному продвижению поездов и затрудняют работу узлов. На семи дорогах ... сосредоточилось более 246.000 вагонов, что составляет почти 40% рабочего парка вагонов. Усиленное поступление груженых вагонов с востока не было своевременно компенсировано возвращением порожняка после выгрузки, главным образом, вследствие упадка регулировочной дисциплины по передаче порожних вагонов.
Длительная задержка паровозов на подходах к сортировочным станциям, многочасовые простои под экипировкой, простои паровозов под готовыми поездами ухудшили оборот паровозов, а неправильное формирование поездов - включение в маршрутные поезда вагонов, следующих на ближайшие станции - вызвало повторную их переработку и чрезвычайную загрузку одних станций сортировочной работой (Перово, Вологда, Киров, Свердловск и др.) за счет менее загруженных. В результате узлы и станции оказались забиты вагонами, промежуточные станции заполнены оставленными без паровозов брошенными поездами, что послужило главной причиной недопустимого снижения коммерческой скорости движения поездов с 20 до 14 км. в час по сети.... Выгрузка на дорогах сети сократилась до 37.000-38.000 вагонов, тогда как по наличию груза выгрузка должна составлять 50.000-55.000 вагонов. График движения поездов нарушен, и железные дороги по существу работают без графика. Поезда со станции выпускаются без учета возможности приема их на соседние участковые и сортировочные станции, зашивая их».
Это постановление ставит под сомнение весь смысл детальных планов материально-технического снабжения, к составлению которых тяготел ГКО. Примером этого может служить семидесятистраничное приложение к принятому 9 апреля постановлению ГКО № 1571сс «О плане производства танков и материально-техническом обеспечении танковой промышленности на II квартал 1942 года».
Единственным спасением в этих условиях стали запасы сырья и материалов, предусмотрительно собранные перед войной в системе Государственных материальных резервов. Значительная часть этих запасов хранилась на территории промышленных предприятий, которым было однако запрещено ими пользоваться без санкции со стороны управления Государственных материальных резервов при СНК, или стоящих над ним органов: СНК и ГКО. До начала 1942 года использование госрезервов облегчалось тем, что санкцию на их разбронирование могли давать заместители председателя СНК. Этим активно пользовался занимавший пост зампреда СНК В. А. Малышев, разрешая танковым заводам брать сырьё из запасов управления Государственных материальных резервов в случае затруднений с поставками. Но затем по инициативе начальника управления Государственных материальных резервов М. В. Данченко, для которого подобная практика означала фактическую утрату контроля над ресурсами, за которые он отвечал, было принято решение, оставлявшее это право только за председателем СНК И. В. Сталиным. Данченко обосновывал своё предложение тем, что «Резервы в военное время должны расходоваться с чрезвычайным режимом экономии и абсолютно без потерь. Расход резервов должен быть взят под особый постоянный контроль. Распоряжение резервами должно быть максимально централизовано».
В действительности такая концентрация полномочий не способствовала, а препятствовала эффективному контролю, так как предприятия, испытывая затруднения со своевременным получением необходимых ресурсов легальным путём, просто начинали брать их без всяких санкций. Такая практика получила не совсем точное название «разбазаривание материальных резервов» (резервы не разбазаривались, а использовались на нужды производства). Сохранилось большое число приказов и писем руководства НКТП, в которых от заводов Наркомата требуется прекратить подобные действия и возместить несанкционированно использованные резервы. Такие претензии предъявлялись практически ко всем крупным заводам НКТП. Частота повторения этих требований свидетельствует о том, что они не выполнялись, и «разбазаривание материальных резервов» продолжалось до преодоления кризиса снабжения и возобновлялось вновь в моменты обострения транспортных проблем.
Для полноценного восстановления эвакуированных предприятий танковой промышленности требовались значительные пополнения рабочей силой. Ситуация была бы менее критической, если бы массу новой неподготовленной рабочей силы удалось разбавить значительными группами квалифицированных рабочих. Однако именно этих квалифицированных работников у НКТП не хватало. Руководство страны быстро осознало опасность сложившейся ситуации и пыталось предпринять адекватные меры. Предполагалось пополнить НКТП квалифицированной рабочей силой с предприятий других отраслей.
13 декабря 1941 года появилось постановление ГКО, которое предписывало Наркомсредмашу, Наркомтяжмашу, Наркомместпрому РСФСР, Наркомлеспрому и Наркомату минометного вооружения передать НКТП 19.000 рабочих. Таким путём проблема нехватки рабочей силы в танковой промышленности действительно могла бы быть частично решена. Однако решение ГКО было фактически не выполнено. На 10 января 1942 года указанные наркоматы передали НКТП всего 3.152 человек, и больше передавать отказались. Попытки НКТП добиться от них выполнения постановления ГКО окончились безрезультатно, так же, как и жалобы в высшие инстанции. Потребности танковой промышленности в рабочей силе были отчасти удовлетворены, когда 5 января 1942 года Народный комиссариат обороны передал НКТП 13.000 военнообязанных для работы на заводах наркомата. Правда, вместо квалифицированных рабочих заводам пришлось довольствоваться неквалифицированными призывниками. Между тем, проблема нехватки рабочей силы на заводах НКТП сохранялась.
Определённое представление об основных путях пополнения рабочей силой и их сравнительной значимости могут дать сведения по одному из основных предприятий НКТП, заводу № 183. В состав этого завода вошли первоначально 6234 производственных и 5813 вспомогательных рабочих Уральского вагоностроительного завода. Собственных рабочих завод вывез из Харькова 2,5 тысячи человек. К ним присоединились 550 рабочих из Мариуполя и еще небольшие контингенты рабочей силы из других заводов. Однако эти силы не могли решить стоящей перед заводом задачи восстановления и расширения производства. Поэтому в году на завод было принято еще 25.064 рабочих, почти в два раза больше первоначальной численности. По источникам пополнения эта цифра распределяется следующим образом: 9200 человек было передано из состава «стройтрудколонн», работавших на расширении завода в Нижнем Тагиле. 7400 человек ограниченно годных передал заводу НКО. Система трудовых резервов дала заводу 1903 человека. Из Сталинграда в ходе эвакуации на завод прибыло 1800 человек. 8719 человек было получено в порядке свободного приема. Это были в основном подростки, женщины, старики-пенсионеры .
Во-первых, основными источниками пополнения рабочей силы в 1942 году для НКТП были передача военнообязанных из НКО, трудмобилизованных из «стройтрудколонн» и свободный прием на работу старых рабочих, подростков и женщин. Во-вторых, потери в ходе эвакуации привели к тому, что большая часть рабочей силы НКТП оказалась низко квалифицированными кадрами. Как едко заметил А.А. Морозов, многие из них впервые в своей жизни увидели танк только на заводе. Необходимо было провести серьезную работу для того, чтобы подготовить их к новому для них виду деятельности. Однако времени на их обучение не было. Армия не могла ждать, пока танковые заводы будут несколько месяцев готовить новых рабочих. В результате было решено обучать рабочих в процессе производства.
Идея заключалась в том, что новые рабочие, занимаясь производственной деятельностью, одновременно будут повышать квалификацию с помощью работающих рядом с ними опытных рабочих. В этих целях тем рабочим, которые соглашались на несколько недель брать на обучение новоприбывших, устанавливались доплаты к зарплате. Рано или поздно такая система обучения должна была дать определенный эффект. Накапливая определенный опыт в ходе работы, а также общаясь и наблюдая за более опытными рабочими, через определенный промежуток времени новоприбывшие рабочие могли работать уже значительно более эффективно. Однако такое обучение должно было дать реальные результаты не через несколько недель, отведенных на подготовку, а через несколько месяцев, может быть, даже год.
Единственным выходом было использовать так называемых «операторов», то есть, рабочих, освоивших только одну операцию, как правило, очень простую. Это облегчалось переходом к использованию технологий массового производства, многие из которых были ориентированы на расчленение сложных операций на несколько простых, легко выполняемых «оператором». Таким способом потребность в квалифицированных рабочих несколько снижалась. Отдельно нужно остановиться на проблеме «трудмобилизованных» и «стройтрудколонн». Это были формирования Наркомата обороны, составленные из лиц, которых по тем или иным причинам, в частности, национальной принадлежности, нельзя было включать в состав действующей армии . Их использовали в качестве рабочей силы на строительных работах, а затем и в промышленности.
Было бы неправильным отождествлять их, как это теперь часто делается, с узниками ГУЛАГа. Они считались не осуждёнными, а военнослужащими формирований НКО. В определённый момент «стройтрудколонны» имели решающее значение для снабжения Наркомата рабочей силой. В марте 1942 года на предприятиях НКТП в их составе трудилось 23 000 военнослужащих, в том числе 5500 на Кировском заводе, 4000 человек на заводе № 183, 3000 человек на Уралмаше, по 2000 человек на СТЗ и № 37, 1500 человек на № 38, по 1000 человек на заводах № № 113, № 264, № 180, 500 человек на заводе ЗЭМ. Дополнительно для НКТП формировалось ещё несколько «стройтрудколонн», которые в ближайшее время должны были передать Наркомату несколько тысяч новых рабочих. «Стройтрудколонны» в составе промышленных наркоматов просуществовали недолго.
На основании постановлений ГКО № 1475с и № 1476с от 21 марта 1942 года и № 1526сс от 3 апреля 1942 года, а также приказа НКО №0242 от 5 апреля 1942 года формирование новых «стройтрудколонн» было прекращено, а уже существующие «стройтрудколонны» в составе хозяйственных наркоматов должны были быть демобилизованы. Начальствующий состав и часть годного рядового состава была из них изъята и отправлена в Красную Армию (в том числе, НКТП должен был вернуть армии 4000 человек). Оставшиеся на предприятиях бывшие военнослужащие «стройтрудколонн» были демобилизованы и переданы предприятиям с распространением на них действующего трудового законодательства. То есть, произошло уравнивание статуса бывших трудмобилизованных и обычных рабочих заводов Наркомата.
Комплектование заводов рабочей силой осложнялось незаконным уходом с предприятия рабочих - «трудовым дезертирством». Большинство дезертиров относилось к трём категориям: несовершеннолетние рабочие, рабочие, переданные от НКО и жители Средней Азии3. Дезертирство стало одной из основных причин выбытия рабочих с предприятий НКТП. Так, в году с завода № 183 ушло 3862 человека. Три четверти сбежавших с завода проработали на нем меньше трех месяцев. Напряженный темп работы в танковой промышленности, большие физические нагрузки, внезапно свалившись на неподготовленного и неопытного рабочего, могли надломить его и подтолкнуть к дезертирству. Сумев выдержать три месяца, человек уже входит в ритм работы.
В приказе В. А. Малышева № 437 от 8 июня 1942 года, посвященном борьбе с дезертирством, в качестве меры предложено создать для молодежи приемлемые условия быта, а еще в одном, того же периода, для предотвращения трудового дезертирства требуется в обязательном порядке установить для подростков 16 лет и моложе 6-часовой рабочий день и 5-дневную рабочую неделю6. Из этого можно сделать вывод, что среди дезертиров было много молодых рабочих. Отдельно стоит отметить малую эффективность репрессивных мер по борьбе с бегством рабочих. В начале 1942 года по случаям «трудового дезертирства» довольно активно возбуждались дела: например, на СТЗ только за апрель было возбуждено 107 дел. Правда, уже тогда Малышев отмечал, что далеко не на всех предприятиях дела передаются своевременно. Но бегство рабочих с заводов это не останавливало. Небольшое сокращение дезертиров к концу войны объясняется, видимо, исключительно улучшением бытовых условий. Никакие угрозы наказания не могли заставить потенциальных беглецов отказаться от своих намерений. В документах НКТП неоднократно упоминается о необходимости передачи дел в суд, однако какое количество дезертиров было в действительности подвергнуто судебному наказанию, остается неясным.
Другой проблемой стал рост числа невыходов на работу. Руководство НКТП предпринимало меры по борьбе с прогульщиками, но реально их эффект был небольшой. Столкнувшись с низкой трудовой дисциплиной, руководство НКТП на первых порах искало выход в ужесточении системы наказаний. В приказах Наркома танковой промышленности В. А. Малышева периода 1941 года часто встречаются требования суровых дисциплинарных мер по отношению к прогульщикам, опаздывающим и т. д., вплоть до отдачи под суд. Например, в приказе от № от 27 сентября Малышев распорядился за опоздание на работу с обеденного перерыва уволить и отдать под суд рабочих Березюка, Ткаченко и Курбатова, а за уход на обед за 30 минут до положенного срока, несмотря на невыполнение сменного задания, - мастера главного конвейера Белякова. Этим четверым не повезло - они совершили свои нарушения во время проверки работы ночной смены завода, проводимой наркомом. Возможно, в других случаях наказания за подобные действия, совершенные не в присутствии наркома, не были такими жесткими. Но к концу года такого рода приказы потихоньку исчезают, хотя проблемы с трудовой дисциплиной сохраняются. Видимо, руководство Наркомата постепенно поняло бесперспективность этого пути. Зато постепенно появляются новые приказы, где речь идёт не о наказаниях, а о награждениях как отдельных сотрудников, так и целых трудовых коллективов: премиями, переходящими Красными Знамёнами, орденами и медалями.
Несмотря на кризисную ситуацию, перед танковой промышленностью в начале 1942 года стояла сложная и важная задача: радикально увеличить производство танков. Добиться выполнения этой цели можно было только путём полной перестройки технологии на основе принципов массового производства. Одно из основных его преимуществ состоит в возможности применения высокопроизводительных технологий. Дело в том, что многие технологии и методы организации производства, более эффективные с точки зрения использования рабочей силы и оборудования, оправдывают себя только при высоких объёмах выпуска продукции. Например, производительность литья значительно увеличится, если использовать многоразовые металлические формы, так называемые кокили. Но применение этого метода оправдает себя, только если количество производимых таким способом деталей будет достаточно велико. Ведь изготовить кокиль значительно сложнее, чем обычную форму.
Большой рост производительности можно получить благодаря использованию специализированных станков. Но такие станки обычно сложнее, чем универсальные, и могут быть задействованы только для ограниченного числа операций. Можно разделить изготовление детали на ряд более простых операций, последовательно выполняемых на нескольких специализированных станках, и создать тем самым поточную линию, значительно увеличив производительность рабочих. Но для функционирования поточной линии нужно будет соответствующее оборудование, например, какой-либо вид транспортёра. Организация производства по типу поточной линии будет диктовать темп работы, устанавливая тем самым минимально допустимый (без дезорганизации поточной линии) объём производства и соответствующие потребности в исходных материалах. Если предполагаемый объём производства ниже минимально допустимого, то смысла в создании поточной линии нет.
Организовав конвейерную линию сборки танков, можно значительно увеличить эффективность работы сборочных цехов. Но при этом потребуется перестроить работу цехов, установить новое оборудование. Например, нужны будут транспортёры, позволяющие перемещать изготовляемые танки в процессе сборки. Потребуется произвести реконструкцию сборочного цеха. Поэтому идти на такую перестройку технологии можно только в том случае, если экономия от применения новых методов будет превышать затраты усилий на реорганизацию. С точки зрения использования технологий массового выпуска продукции, производство на довоенных танковых заводах имело значительные резервы для усовершенствования.
В качестве примера можно рассмотреть технологию производства на заводе № 183 перед войной. Несмотря на значительные объёмы продукции, оно было организовано по принципу мелкосерийного производства, со всеми присущими ему атрибутами: стендовой сборкой танков, использованием универсальных станков, ручной формовкой форм для литья, ручной сваркой и т. д.. На заводе имелся конвейер, который ранее использовался для сборки танков БТ, но использовать его для Т-34 не получалось, так как производство и поставки деталей для сборки не доходили до минимального уровня, требующегося для его запуска. Недостаточно широко использовалось литьё, самая эффективная форма массового производства деталей. Редко применялась штамповка. Вместо неё в основном использовался метод свободной ковки. Такая организация производства обеспечивала гибкость, быстрый переход от одного вида продукции к другому, но ограничивала объёмы. Уже до войны возникали большие сомнения в её эффективности. Возможно, она отвечала условиям 30-х годов, когда завод сначала осваивал танковое производство как таковое, а затем переходил от выпуска лёгких танков к производству Т- 34. Но в условиях войны такого рода гибкость становилась непозволительной роскошью. После того, как обстановка потребовала провести эвакуацию ряда важнейших предприятий, стало ясно, что решать эту проблему придется уже в ходе восстановления эвакуированных предприятий на востоке. Организация производства на новом месте должна была строиться с максимальным использованием возможностей массового производства. Это позволило бы достичь новых, небывалых прежде объёмов производства.
... в этом приказе термин «автотракторная технология» использован как синоним технологии массового производства, так как в СССР технологии массового производства в наибольшей мере использовались в автомобильной и тракторной промышленности. Более того, сами принципы массового производства зародились именно в автомобильной промышленности, где их первым начал применять американский предприниматель и организатор производства Генри Форд. В приказе в первую очередь обращено внимание на переход к использованию более производительных специализированных станков, позволявших одновременно обрабатывать несколько деталей. Это считалось ключевым признаком массового производства. Новые задачи ставятся перед конструкторами. Пока речь идёт только о некоторых изменениях в конструкции танка и технологии производства, таких, как переход от горячей штамповки к холодной и от стального литья к литью из ковкого чугуна, что было связано с решением проблемы нехватки некоторых видов сырья и оборудования. Ещё нет речи о таких масштабных работах по переделке и упрощению конструкции танка, которые были проведены несколько позднее, но уже намечена стратегия наращивания объёмов производства за счёт изменения конструкции танка и более тесной взаимосвязи конструкторов и производства.
Следующей задачей ставится освоение метода автоматической сварки корпусов академика Патона. Этот революционный метод резко сократил расход рабочей силы на производство сварочных работ и снизил требования к уровню подготовки занятого этими работами персонала. Далее в приказе излагался план пополнения станочной базы завода № 183. Часть оборудования должна была быть получена с других заводов НКТП, а часть - изготовлена самостоятельно. В приказе чётко определены типы, специализация и количество станков. Это говорит о том, что к этому моменту уже существовали определённые детальные планы организации производства и расчёты требующегося для этого оборудования. Отдельно имеет смысл остановиться на новом высокоэффективном методе автоматической сварки бронекорпусов, разработанном академиком Академии Наук УССР Е. О. Патоном, который существенно повысил производительность сварочных работ.
Е.О. Патон с 1934 года руководил институтом электросварки. Главным направлением его научных исканий была разработка аппаратов автоматической электросварки, использующих метод сварки под флюсом. Но в довоенный период разработки Е. О. Патона ещё не дошли до уровня, позволяющего использовать их в промышленности. В ходе эвакуации институт электросварки оказался в Нижнем Тагиле. Там он в срочном порядке с небольшой оставшейся у него группой сотрудников начал разработку технологии автоматической сварки броневой стали, а затем и производство необходимого для этого оборудования. Изготовление автоматов осуществлялось силами самого института. Швы, сваренные по методу Е. О. Патона, показали в ходе испытаний свою высокую прочность. К концу 1941 года на заводе № 183 действовало уже 3 сварочных автомата. Руководство НКТП оперативно оценило возможности автоматов Патона. В январе 1942 года Наркомат поручил заводу изготовить 27 сварочных автоматов для других предприятий с бронекорпусным производством: УЗТМ, заводов № 37, № 264, № 177, № 178, № 180, Муромского завода им. КПФ. Применение автоматической сварки повышало качество танков, позволяло высвободить большое количество рабочей силы, увеличивало объёмы производства. Но специфика разработки аппаратов автоматической сварки требовала разработки аппарата новой конструкции для каждой операции. Поэтому внедрение этого метода происходило постепенно. Прошло значительное время, прежде чем большая часть сварочных операций при изготовлении бронекорпуса стала проводиться с помощью автоматического сварочного аппарата. К концу 1942 года действовало 40 аппаратов автоматической сварки. К декабрю 1944 года на всех заводах страны работало в общей сложности 133 автоматических сварочных аппарата, установленных в основном на предприятиях танковой промышленности.
Ещё одним важным документом, определившим принципы повышения эффективности производства на предприятиях танковой промышленности, был приказ Наркома В. А. Малышева № 117мс от 16 января 1942 года. Этот приказ признаёт, что проведение мер по снижению трудоёмкости производства сталкивалось с существенными трудностями. Тяжелые условия, в которых налаживалось производство, нехватка оборудования, недостаток рабочей силы создавали множество трудностей, и многие директора надеялись преодолеть их благодаря помощи из Центра. Но высшее руководство само не располагало значительными ресурсами и не могло дать всё то, что от него надеялись получить. Руководству на местах необходимо было лучше использовать собственные ресурсы, эффективно задействовать то оборудование и тех рабочих, которые уже были в их распоряжении, а не надеяться на решение всех их проблем присылкой необходимого по приказу из Москвы. Для того, чтобы ориентировать руководство заводов на выполнение стоящих перед ними задач за счёт более эффективной организации производства, а не за счёт одного только количественного роста задействованного оборудования и людей (тем более что возможности такого роста уже исчерпались), и был издан этот приказ. Начинается он с анализа сложившейся обстановки: «В последние месяцы многие директора и главные инженеры заводов не уделяют должного внимания вопросам усовершенствования технологии, внедрения новых, более прогрессивных технологических процессов, увеличению количества приспособлений и пр., в результате чего трудоёмкость изготовления машин на отдельных заводах непомерно велика, а это вызывает излишнюю потребность в станках и рабочей силе. ... Ясно, что многие директора и главные инженеры заводов вместо кропотливой работы по снижению затрат на изготовление машин, вместо наведения порядка в технологии, в использовании станков, в обучении рабочих идут по пути наименьшего сопротивления и хотят выполнять план только за счёт увеличения количества станков и рабочих. Такую расточительную работу наркомат поддерживать не может и не будет».
Для того, чтобы снизить трудоёмкость производства, В. А. Малышев считал необходимым перенести на все предприятия НКТП опыт успешно совершенствующих технологию производства заводов. Для этого он требовал составить нормы трудоёмкости для всех производимых типов танков, корпусов и двигателя В-2, взяв за основу нормы самых эффективных заводов, и в дальнейшем все расчёты потребности в рабочей силе и оборудовании вести по этим нормам. Технический отдел НКТП должен был обеспечить необходимый обмен информацией между заводами. Директора и главные инженеры заводов должны были: «а) в декадный срок произвести тщательный пересмотр завышенных норм и разработать конкретные меры по улучшению технологии производства, с целью снижения трудоёмкости; б) заставить как следует работать существующие на заводах технические и технологические отделы и отделы нормирования труда. Предупредить руководителей этих отделов, что их работа будет оцениваться по результатам снижения трудоёмкости машин, а не по количеству составленных ими заявок на новые станки и дополнительную рабочую силу».
В заключение приказа В. А. Малышев указывал следующее: «Ещё раз предупреждаю директоров и главных инженеров заводов, что в условиях войны нужна строжайшая экономия в станках и рабочей силе. Всемерного осуждения заслуживает тот директор, который считает своей заслугой выполнять план «любыми средствами». План должен выполняться не «любыми», а минимальными средствами».
Важнейшее значение для будущего танковой промышленности имело освоение технологии массового производства на заводе № 183. Так получилось, что важнейшую роль в этом процессе сыграл И. М. Зальцман, возглавлявший завод в феврале-мае 1942 года. Зальцман прибыл на завод с заданием, поставленным непосредственно И. В. Сталиным: обеспечить рост производства танков любыми средствами. В принципе, какими средствами следует решать эту задачу, было установлено ещё раньше Наркомом Малышевым. Зальцману предстояло воплотить эти замыслы на практике. Начал он с жестких мер - на первом же совещании снял одного из начальников цехов, не справлявшихся с заданием. Впрочем, главное значение имели не карательные меры, а организаторская работа. Началась разработка схемы цехов, исходящей из требований поточного производства. Создавались участки с узкой специализацией. После того, как схема была проработана, стало ясно, какого именно оборудования не хватает заводу. О методах, которыми Зальцман это оборудование добыл, уже было рассказано выше.
Ключевую роль сыграла организация сборочного конвейера, осуществлённая под руководством бывшего директора Ю. Е. Максарёва, остававшегося на заводе в качестве главного инженера. Он решил использовать для передвижения собираемых танков оставшиеся от производства вагонов колёсные пары. Руководители технологической службы М. Э. Кац и И. В. Окунев разработали охватывающие все цеха схемы поточного производства. Теперь предстояло решить самую сложную задачу - переместить всё намеченное оборудование на положенные места. Эта задача требовала подчас немалой смекалки и решимости. Например, несколько нужных станков были размещены так, что вынести их с места можно было только передвинув большое количество окружающего их тяжелого оборудования. На это не имелось ни времени, ни достаточного количества людей. Тогда Зальцман приказал проломить стену цеха танком и вынести станки через пролом. В результате решительности и энергии Зальцмана переход к массовому производству был завершен.
Огромную роль в росте производства танков сыграли изменения, вносимые в их конструкцию в ходе войны. Основная их масса была нацелена на упрощение конструкции и, следовательно, большую её технологичность. Советские танки, разработанные до войны, в отличие от общепринятой точки зрения и декларируемых конструкторами намерений, были достаточно далеки от совершенства технологической простоты. Достаточно сказать, что в первоначальном, принятом на вооружение и предназначенном для серийного производства варианте танка КВ-1, для того, чтобы соединить бронелисты корпуса, требовалось просверлить 1100 отверстий в 75 миллиметровом бронелисте, а в 600 из них ещё и нарезать резьбу. Не удивительно, что за 1940 год Кировский завод произвёл всего 243 КВ-1.
Определённые технологические сложности конструкции были и у танка Т-34. Не случайно завод № 183 налаживал его производство почти весь 1940 год, произведя их всего 117 штук. Например, для того, чтобы придать лобовому листу брони нужную форму, необходимо было использовать уникальный сверхмощный пресс, что ограничивало объёмы производства. Естественно, работы по совершенствованию конструкции новых танков начались ещё до войны. Часть соединений бронелистов танка КВ стали делать при помощи сварки, а не при помощи гужонов и заклёпок. На Мариупольском заводе имени Ильича была разработана литая башня для Т-34. Это позволило сократить расходы металла и рабочей силы. Лоб корпуса стали сваривать из трёх деталей вместо одной, обрабатываемой тяжелым прессом.
Война заставила резко усилить работу по упрощению конструкции танков. Особая активность в работе на этом направлении была проявлена в конце 1941 - начале 1942 годов, в наиболее сложный для нашей военной промышленности период, когда одновременно приходилось организовывать массовое производство военной техники и вооружения и восстанавливать производственные мощности эвакуированных предприятий. На всех предприятиях НКТП производство танков пришлось организовывать заново, на производственной базе, отличающейся от той, которая была до войны. В этих условиях КБ заводов были даны разрешения самостоятельно вносить изменения в конструкцию выпускаемых ими танков, что значительно ускорило работы над упрощением конструкции.
В качестве примера такого рода деятельности можно привести работу КБ завода № 183. В написанной после войны для служебного пользования «Истории танкостроения на заводе № 183» есть раздел, посвященный работе конструкторского отдела. Он написан самим А. А. Морозовым, участником создания Т-34, бывшим главным конструктором завода № 183. Он упоминает девять направлений, по которым велись работы:
1. Максимально возможное сокращение деталей второстепенного значения. Удалялись, как утверждал А. А. Морозов, только те детали, исчезновение которых не приводило к ухудшению боевых качеств танка. Всего к концу января было отменено использование на танке 5641 детали 1265 наименований. Сокращение номенклатуры применяемых на танке деталей. Упрощение производства деталей за счёт сокращения механической обработки деталей, пересмотра степени чистоты поверхностей, в первую очередь нерабочих. К концу января 1942 года таким образом было упрощено 707 наименований деталей.
2. Переход от горячей штамповки и поковки к холодной штамповке и литью. Например, начали производиться литые катки для танка вместо штампованных. Эти меры были вызваны слабостью штамповочного цеха Уралвагонзавода, на территорию которого был эвакуирован завод № 183, и наличием там хорошо оборудованного литейного цеха.
3. Сокращение номенклатуры деталей, подвергаемых термообработке. Эта мера была вызвана нехваткой специальных печей для термообработки. Отказ от термообработки многих деталей приводил к снижению их прочности. Особо стоит отметить, что в этот период многие заводы прекратили термообработку бронекорпусов танков, что привело к снижению качества бронезащиты.
4. Сокращение количества деталей, получаемых по кооперированным поставкам. В условиях военного времени нельзя было излишне полагаться на поставщиков. Благодаря работе конструкторов были отменены поставки 206 наименований изделий, что значительно облегчило снабжение завода.
5. Сокращение номенклатуры материалов, применяемых при производстве танка.
6. Использование заменителей редких материалов. Широкие масштабы развертывающегося военного производства требовали большого количества разнообразного материала, прежде всего качественных сталей, содержащих большое количество легирующих элементов. Но проблема усугублялась тем, что советская экономика испытывала острую нехватку этих материалов. Поэтому конструкторам пришлось проделать серьёзную работу для поиска возможностей использовать другие сорта стали, содержащие меньше легирующих добавок.
7. Другой важной проблемой была нехватка резины, что заставило использовать танковые катки с «внутренней амортизацией».
8. Большое количество новых, неопытных рабочих вынудило конструкторов расширить допуски при производстве новых деталей.
Внимание было уделено двум основным целям - сокращению трудоёмкости танка и облегчению снабжения предприятий в условиях нестабильной работы транспорта и нарушений связи с поставщиками. При этом не уделено никакого внимания совершенствованию боевых качеств танка. Это отражает, с одной стороны, уверенность в непревзойденно высоких качествах своей продукции и, с другой стороны, кризисную ситуацию в снабжении, в организации и управлении производством, которая заставляла сосредоточиться именно на этих проблемах, игнорируя все остальные.
9. Кроме того, немалую экономию рабочей силы в этот период принёс отказ от механической обработки поверхности бронелистов и упрощение конструкции их соединения. Была введена огневая резка бронелистов вместо прежних более сложных способов. В итоге время, потребное на обработку бронелистов, сократилось с 260 до 80 человеко-часов.
Как видим, внимание было уделено двум целям - сокращению трудоёмкости танка и облегчению снабжения предприятий в условиях нестабильной работы транспорта и нарушений связи с поставщиками. Но работам по совершенствованию боевых качеств танка в тот период придавалось значительно меньшее значение. Это отражает, с одной стороны, уверенность в непревзойденно высоких качествах своей продукции и, с другой стороны, остроту кризисной ситуации, которая заставляла сосредоточиться именно на этих проблемах, игнорируя все остальные. В начале 1942 года такие меры, безусловно, были оправданы. Благодаря им после сопровождавшейся большими потерями эвакуации удалось в короткие сроки наладить производство в неблагоприятных условиях нехватки квалифицированных рабочих, оборудования и сырья, значительно превысив прежние объёмы выпуска танков. Однако, они имели и негативные последствия, в первую очередь, снижение надёжности танков.
Далеко не все отменённые или упрощенные элементы были внесены в конструкцию или технологический процесс без веских оснований и могли быть безболезненно отменены. В итоге уже летом 1942 года низкая техническая надёжность наших танков остро дала о себе знать. Рубеж, после которого дальнейшее упрощение конструкции танка приводит к утрате машиной боевой ценности, был достигнут к весне 1942 года. Дальше упрощать конструкцию и технологию было нельзя. В дальнейшем некоторые прежние решения были отменены. В частности, постепенно вернулись к обрезиниванию катков, увеличили продолжительность термообработки корпусов танков и т.д.
Лёгкий танк Т-60 был принят на вооружение с целью как можно скорее восполнить понесённые танковыми войсками потери, используя производственные мощности, на которых было невозможно производить другие, более сложные танки. По своим боевым свойствам этот танк стоял ниже, чем лёгкие танки 30-х годов. Его единственным достоинством по сравнению с ними была простота конструкции. Особенно слабым считалось вооружение танка. Даже после замены пулемёта ДШК на 20-мм пушку оно оставалось недостаточно мощным. По этой причине Н. А. Астров, возглавивший танковое конструкторское бюро ГАЗа, осенью 1941 начал работу над новым танком на основе Т-60, но с более мощной пушкой калибра 45-мм. Вес такого танка неизбежно должен был возрасти, и мощность автомобильного двигателя ГАЗ-202 уже переставала быть удовлетворительной. Поэтому на танк решено было установить спарку таких двигателей общей мощностью 140 л.с. Рост мощности двигателя позволил несколько усилить броню.
Новый танк, получивший обозначение Т-70, был готов в начале 1942 года. По своим характеристикам он приблизился к лёгким танкам 30-х годов Т-26 и БТ, за исключением более низкой стоимости и отсутствия третьего члена экипажа. Последнее значительно снижало эффективность Т-70 - ведь один человек должен был совмещать обязанности наводчика, заряжающего и командира. После завершения испытаний, 6 марта 1942 года по постановлению ГКО № 1377 танк был принят на вооружение, а его производство поручено организовать ГАЗу.
Скорее всего, падение качества танковой техники началось еще в январе 1942 года. Но некоторое время у руководства НКТП просто не было возможности обратить на эту проблему внимание. Впервые в острой форме вопрос о низкой надежности советских танков встал в марте 1942 года, пока только по отношению к танку КВ. В постановлении ГКО № 1472с от 20 марта 1942 года «О качестве танков КВ» утверждается: «Считать установленным, что в результате запущенности технической документации и отсутствия должного порядка в технологии изготовления коробки перемены передач танка, Кировским заводом, в период октябрь-февраль, было выпущено некоторое количество танков КВ с недоброкачественными коробками перемены передач». Но далее проблема фактически рассматривается как решённая, поскольку на Кировском заводе теперь начато производство коробки перемены передач улучшенной конструкции. Теперь остаётся только указать «на неприятие своевременных мер» бывшему директору завода Зальцману и и.о. директора Махонину, а также объявить выговор нескольким руководителям меньшего ранга. Кроме того, надо поставить ГАБТУ 300 новых коробок перемены передач для замены на танках КВ в войсках и на рембазах. Для того, чтобы подобное не повторилось впредь, ГКО считает достаточным «обязать Наркомтанкопром - т. Малышева в месячный срок навести необходимый порядок в технологии и технической документации производства танков КВ и дизелей В -2 и укрепить аппарат отделов технического контроля на заводах». Как видим, понимания всей глубины проблемы у руководства всё ещё нет. Ещё одним свидетельством нарастающего кризиса надёжности стал приказ Наркома танковой промышленности № 357с от 20 апреля 1942 года.
Предыстория этого приказа такова: переход к массовому производству танков создавал многочисленные «узкие места». В результате с целью преодоления одного из таких «узких мест» в начале 1942 года на заводе № 264 по инициативе его главного металлурга Кофмана был отменен отпуск (термическая обработка металла с целью повышения пластичности и снижения хрупкости) в термопечах корпуса танка Т-34 после сварки. Отказ от этого процесса позволял снизить энергоемкость производства. Ещё важнее было то, что термопечей завода № 264 просто не хватало для соблюдения прежней технологии производства. Отказ от отпуска позволял решить эту проблему, не прибегая к масштабным расширениям производственной базы завода. В довершение всего, закалку бронедеталей на заводе № 264 проводили не как положено, в масле, а в воде. В конечном итоге от таких действий пострадало качество. В производимых заводом корпусах танков стали появляться трещины, что послужило причиной жалоб из войск.
Нарком танковой промышленности В. А. Малышев, лично прибыв в Сталинград и изучив ситуацию на месте, распорядился возобновить процедуру отпуска корпусов и ужесточить техконтроль. Директору завода, главному инженеру и главному металлургу был объявлен выговор, а другие директора были предупреждены о необходимости следить за точным соблюдением техпроцессов. Но инцидент на этом не был исчерпан. Через некоторое время выяснилось, что вышеупомянутая практика отклонения от техпроцесса в производстве бронекорпусов имеет место не только на заводе № 264, но и на других заводах. Дело в том, что данная ситуация была порождена не злой волей или разгильдяйством отдельных лиц, а объективными причинами: нехваткой оборудования, материалов и рабочей силы.
В результате поток жалоб из войск на дефекты в броне танков нарастал. 10 июня 1942 года Нарком танковой промышленности В. А. Малышев подписал приказ за номером 440сс1 . Этот приказ констатировал продолжающийся поток сообщений из Красной Армии о трещинах в броне и требовал восстановить процедуру низкого отпуска для бронекорпусов на всех изготавливающих их предприятиях НКТП. Приказ требовал от предприятий немедленно начать строительство новых термопечей и к 1 сентября 1942 года иметь их достаточно для того, чтобы осуществлять полноценную термообработку всех бронекорпусов.
Трещины в броне были только частью нарастающего вала проблем. Приказ № 416 от 23 мая 1942 года уже констатирует наличие жалоб не только на трещины в корпусах танков, но и на разрушение подшипников бортовой передачи, поломки коробки перемены передач, сгибание кривошипа ленивца2. Причиной дефектов считались недоброкачественная сборка и нарушения техпроцесса. Руководство Наркомата вновь потребовало в связи с этим наладить более жесткий контроль за соблюдением техпроцессов, выявить и наказать виновных в выпуске недоброкачественной продукции.
... в то время высшее руководство страны не было довольно тем, что запланированный объём производства так и не был достигнут. И. В. Сталину казалось, что другой человек на посту наркома мог бы сделать больше, чем В. А. Малышев. В этих условиях его внимание обращается на нового человека, показавшего себя отличным организатором производства - И.М. Зальцмана. В результате В. А. Малышев был освобождён от поста наркома танковой промышленности. Вот что записал В. А. Малышев в своём дневнике: «1 июля 1942 года. Позвонил по телефону т. Сталин и крепко ругался за то, что не выполняется план по танкам Т-34. Я ответил т. Сталину, что много трудностей у заводов с людьми и оборудованием и что, хотя план не выполняется, но выпуск танков Т-34 из месяца в месяц растёт, но тов. Сталин опять крепко выругал меня и повесил трубку. Через полчаса позвонил Молотов и сказал: «Мы решили освободить Вас от работы Наркома танковой промышленности за невыполнение плана по танкам Т-34 и назначили наркомом И. М. Зальцмана». Мне, конечно, после 2-х лет работы по танкам очень и очень тяжело переносить такое решение, но решение ЦК есть закон и направлено к улучшению дела. А это самое главное. Я же буду работать там, куда пошлёт партия, и буду стараться работать лучше, чем работал в 2 танкопроме» .
Таким образом, новым наркомом танковой промышленности стал Исаак Моисеевич Зальцман, человек необычный и интересный. Он родился 26 ноября 1905 года в поселке Томашполь Ямпольского уезда Подольской губернии. Свой трудовой путь начал рабочим сахарного завода. В 1924 году Зальцман начинает делать карьеру как комсомольский работник. Побывав на разных должностях от управделами до районного детского организатора, он в 1926 году стал секретарем Брацлавского райкома комсомола. В 1928 году Зальцман вступает в ВКП(б). В 1929 он поступил в Одесский индустриальный институт. Закончив в 1933 году это учебное заведение, он переезжает в Ленинград и начинает работать на заводе «Красный Путиловец» (позже - Кировский завод). Начав работу мастером, он быстро становится начальником цеха. В 1937 году он уже главный инженер, а в 1938 году - директор Кировского завода.
Молодой удачливый директор быстро нашел себе недоброжелателей. Одним из них был В. С. Емельянов, описавший, не называя имен, стиль работы И. М. Зальцмана в должности директора Кировского завода в своих воспоминаниях:
«Это был очень ловкий человек, умевший выходить сухим из воды, даже при сложных обстоятельствах. Он был большим демагогом и умел искусно использовать свою демагогию. Приемы у него были просты, но он ими с успехом пользовался. Он называл большую программу, зная, что заводы, поставляющие ему узлы и детали машины, не смогут выполнить тех огромных цифр плана, которые он предлагал».
... «Ну и циник, - подумал я. - Почему он держится? Неужели никто не видит, что это очковтиратель? Как он ловко вывернулся в прошлый раз. Он согласился принять большой заказ. А когда дело стало проваливаться, внес новое предложение об изготовлении новой конструкции с более высокими показателями. В объяснительной записке он давал развёрнутую критику всех недостатков старой конструкции и приводил многочисленные и убедительные доводы в защиту новой. Его предложение было принято. А кто же после этого будет смотреть на то, что установленный план не выполнен - ведь речь шла уже о старой технике».
«За обедом директор был хлебосольным хозяином и старался угодить всем и каждому. Он славился своим гостеприимством. Как он покрывал расходы, было не известно. Он был на виду, и ревизовать его боялись»2. Читая эти строки, мы не должны забывать, что В. С. Емельянов не был объективным наблюдателем. У него были собственные причины неприязни к И. М. Зальцману. Емельянов защищал интересы наркомата черной металлургии, к которому относился Ижорский завод, поставлявший на Кировский завод бронекорпуса танков КВ. Именно споры о размерах плана выпуска танков КВ и бронекорпусов к ним послужили причиной конфликта Емельянова и Зальцмана, а затем и пространных обличительных тирад против последнего, которые Емельянов поместил в свои воспоминания. Приведённые отрывки из гневных обличений свидетельствуют об одном: Зальцман хорошо умел защищать в межведомственной борьбе интересы своей организации.
Чтобы частично уравновесить негативное впечатление от описания Емельянова, приведём отзыв о Зальцмане писательницы Мариетты Шагинян: «У этого человека все держится на нервах, он страшно женственен, мне кажется, что выпавшую на его долю тяжелую историческую задачу он решает огромным напряжением нервной системы, а вовсе не органически: Зальцман - бархатный орешек с металлом внутри». И. М. Зальцман умел устанавливать хорошие взаимоотношения с партийными органами и успешно делал это как в Ленинграде, так впоследствии и на Урале. Например, он активно использовал поддержку первого секретаря Свердловского обкома Н. С. Патоличева для осуществления своих инициатив в разных областях, начиная от разработки новой техники и кончая снабжением предприятий товарами народного потребления.
Зальцман понимал необходимость заботы о людях, так же, как и необходимость умелой демонстрации этой заботы. В Челябинске долго помнили о некоторых таких случаях. Например, о том, как Зальцман, увидев, что у одного молодого рабочего обувь скреплена проволокой, подарил ему новые ботинки. Другому молодому рабочему, написавшему Зальцману письмо о том, в каких тяжелых жилищных условиях он проживает, через две недели прямо в цехе был вручён ордер на квартиру. Наиболее важными сотрудниками наркомата Зальцман считал конструкторов. Как-то уже на склоне своих лет, беседуя с тогдашними конструкторами танков, он заметил, что никогда не отправлял на подсобные работы сотрудников конструкторского отдела.
После войны И. М. Зальцману пришлось пережить тяжелый период. В сентябре 1949 года он был исключен из партии и направлен на машиностроительный завод в Муроме инженером. Основанием для этого были его связи с людьми, арестованными в ходе «Ленинградского дела». В частности, его обвинили в том, что он послал в подарок А. А. Кузнецову саблю, а И. В. Сталину на 70-летие ничего не послал. В 1955 году Зальцман был восстановлен в партии, но более не занимал таких важных постов, как раньше. Карьеру свою он закончил директором механического завода Ленгорисполкома. И. М. Зальцман скончался в 1988 году.
Рост был бы ещё большим, если бы не катастрофическая потеря одного из ключевых центров танкового производства - Сталинграда. Расположенные здесь два крупных предприятия - СТЗ и завод № 264, оказались в критической ситуации. До самого последнего момента решение об эвакуации из города так и не было принято, командование надеялось удержать немцев на подступах к Сталинграду. От завода требовали не подготовки эвакуации, а, напротив, максимального увеличения выпуска. Рабочих использовали для формирования экипажей танков, растрачивая ценные кадры.
Решение о начале эвакуации было принято только в августе. Но 23 августа войска 6-й немецкой армии, внезапно прорвав советский фронт на р. Дон, вышли к городу и перерезали идущую от него на север железную дорогу. После этого внезапного прорыва и начала уличных боёв организовывать эвакуацию было уже поздно, так как единственным путём из города осталась переправа через Волгу. Производство продолжалось до сентября 1942 года, до тех пор, пока бои не начались на самом заводе. Большая часть оборудования так и осталась на территории СТЗ. Как вспоминал первый секретарь Сталинградского обкома А. С. Чуянов, из 5152 станков завода на 10 октября 1942 года 3510 было уничтожено в результате артобстрелов и авианалётов, а спасено только 1131. Несколько тысяч человек всё же было вывезено из города и распределено по другим заводам НКТП. Так, 2593 человека из Сталинграда, в том числе 1800 рабочих оказалось на заводе № 1832. Часть бывших работников СТЗ оказалась на УЗТМ, где они оказали помощь в освоении Т-34. Эвакуация из Сталинграда стала самым неудачным эпизодом в истории эвакуации танковой промышленности.
Поскольку возможностей для экстенсивного роста за счёт других отраслей уже не было, Зальцман в первую очередь обратил внимание на перераспределение производственных мощностей внутри самого наркомата с одной модели танка на другую. Он решил сосредоточиться в первую очередь на «ядре» планового задания, на выпуске танка Т-34, чтобы выполнить его хотя бы по одной позиции, за счёт производства лёгких и тяжелых танков. Первые шаги в этом направлении уже были сделаны. 6 января 1942 года было принято постановление ГКО № 1144сс «О прекращении выпуска танков Т-50»2, предписывавшее начать производство этого танка на заводах № 173 и № 174. 7 марта - новое постановление № 1410сс «О организации производства танков Т-34 на заводе № 174», в соответствии с которым оба завода сливались в один, расположенный в Омске.
Перевозка завода № 174 в Омск должна была завершиться к 15 апреля. Для неё выделялось 1500 вагонов для оборудования и 500 вагонов для людей. Для размещения работников завода из Омска предполагалось выселить 20.000 человек, а также выделить 100 стандартных брусовых домика. Объединённый завод должен был иметь собственное бронекорпусное производство, а в перспективе - создать свою металлургическую базу (в том числе, построить 6 мартеновских печей), литейное и кузнечное производство, то есть, стать ещё одним танкостроительным заводом-комбинатом. Для оснащения завода предусматривалось выделить ему 179 металлообрабатывающих станка разных типов и 4 штамповочных молота из числа неустановленного и неиспользованного оборудования с других заводов. Заводу предоставлялось право забирать оборудование неустановленной принадлежности с Омской эвакобазы. Наркомвнешторгу поручалось закупить для Омского завода 12 станков «Глиссон» для нарезки конических спиральных шестерён (производство станков такого типа в СССР было налажено только после войны). В июне 1942 года завод дал первую продукцию - 9 танков Т-34. Правда, ранее в постановлении ГКО сроком начала производства был установлен май.
В октябре месячное производство танков на заводе достигло 105 штук. Можно считать, что к этому моменту организация производства Т- 34 на заводе завершилась, хотя установленный постановлением ГКО № 1144сс уровень производства 250 танков в месяц так и не был достигнут. Зальцман решил пойти по этому пути дальше и подключить к производству Т-34 ещё два крупных предприятия: УЗТМ и Танкоград. Уралмаш с 1941 года занимался производством бронекорпусов и башен для КВ, а с 17 марта 1942 года по постановлению ГКО № 1459 начал производить корпуса и башни Т-34. И. М. Зальцман и директор Уралмаша Б. Г. Музруков полагали, что Уралмаш располагает достаточными производственными мощностями, чтобы освоить Т-34.
28 июля 1942 года по инициативе НКТП было принято постановление ГКО № 2120, согласно которому следовало начать на УЗТМ производство Т-34. Для того, чтобы завод мог самостоятельно производить большую часть деталей танка, с ним был слит расположенный в Свердловске завод № 37, а производство лёгких танков на нём было прекращено. На УЗТМ были быстро проведены подготовительные работы: выделен предназначенный для сборки танков цех, изготовлено дополнительное оборудование и оснастка, построены узкоколейные пути с поворотными кругами для перевозки танков во время сборки.
20 сентября началась сборка первых Т-34. Но сразу же встали проблемы, связанные с неприспособленностью завода с точки зрения полного цикла производства танков. Рост числа крупных деталей, которые необходимо было изготавливать литьём, привел к тому, что литейные цеха не могли более обеспечивать производство. Достать новое оборудование было просто негде. Директор УЗТМ Б. Г. Музруков принял решение перейти от литья башни к её штамповке. Для этой цели был задействован уникальный пресс мощностью 10000 тонн. Хотя таким способом удалось выйти из сложного положения, но новый метод привёл к значительному росту затрат энергии и материалов, которые превышали расходы на литую башню более чем в двое. 21 сентября были сданы военной приёмке первые пять танков. В ноябре уже был произведён 101 танк.
Наибольший прирост производства Т-34 Зальцман рассчитывал получить на Кировском заводе. Он хорошо знал, что у Танкограда есть ещё незадействованные для производства КВ возможности, которые можно использовать, если начать изготавливать Т-34. Например, под сборку Т-34 можно было переоборудовать простаивающий конвейер, на котором ранее собирались трактора. Официально решение начать производство Т-34 на Кировском заводе было утверждено в том же упомянутом выше постановлении ГКО № 2120. Но фактически подготовка началась раньше, после того, как 15 июля на завод прибыл Зальцман и совместно с первым секретарём обкома Н.С. Патоличевым провёл совещание с руководством завода. На этом совещании, ссылаясь на решения ЦК, Зальцман поставил задачу подготовить производство Т-34 в течение месяца. Для помощи в освоении нового для завода танка прибыла группа конструкторов из КБ завода № 183. Простаивающий тракторный конвейер был переделан в танковый. Завод освоил литьё танковой башни в кокиль. В результате в августе Танкоград дал первые 30 танков Т-34, а в октябре произвёл уже 300 этих танков. Производственные мощности завода на три четверти были переориентированы на производство нового танка. В результате месячный выпуск КВ снизился примерно вдвое.
И. М. Зальцману, М. А. Длугачу и Б. Г. Музрукову удалось быстро организовать новые центры производства Т-34, за счёт которых ежемесячное производство этого танка выросло на 500 штук. Существенные подвижки произошли и на заводах № 183 и № 112, увеличивших к концу года месячное производство Т-34 по сравнению с маем-июнем на 350 штук.
... достигнутые во втором полугодии 1942 года успехи были во многом перечёркнуты новым кризисом, обрушившимся на танкостроение зимой 1943 года. На этот раз удар по советской промышленности нанесла нехватка энергоносителей, вызванная, видимо, проблемами с доставкой кавказской нефти и марганца из-за военных действий. Возможно, стратегическая идея Гитлера о походе на Кавказ была не такой уж авантюристичной, как её принято оценивать. Восполнить дефицит теперь было тяжелее, чем во время предыдущего кризиса. Ведь запасы государственных материальных резервов были во многом исчерпаны.
Нехватка энергоносителей по цепочке вызвала ужесточение дефицита электричества (из-за которого регулярные отключения электроснабжения начались даже на оборонных заводах), затем, вместе с нехваткой марганцевой руды - дефицит металлов и, наконец, транспортный кризис (тут ещё сказалось воздействие зимних снежных заносов). От нехватки марганца особенно пострадало производство бронелиста, в результате чего НКТП в декабре 1942 года получил вместо положенных 45760 тонн всего 23 тысячи.
В январе поставки возросли до 36 тысяч тонн, но всё равно были ниже потребностей. Некоторое время предприятия поддерживали прежний темп производства, за счёт запасов, но, потом запасы истощились. В результате произошло резкое падение производства: в январе выпуск Т-34 рухнул до 1080 штук в месяц, то есть, фактически приблизился к уровню производства июня 1942 года, недостаточная высота которого стоила В. А. Малышеву поста наркома. И. М. Зальцман обратился к В. М. Молотову с просьбой о помощи. Он писал: «В январе и феврале месяце имели место срывы в работе важнейших танковых заводов из-за необеспеченности электроэнергией, топливом и металлом. Минимальные заделы по литью и поковкам, имевшиеся на танковых заводах, полностью израсходованы. В результате слабой отгрузки металла . некоторых особо дефицитных профилей металла совершенно нет. Заводы почти не имеют даже минимальных запасов угля. При создавшемся положении работа танковых заводов в марте месяце будет исключительно напряженной и невозможна без помощи правительства».
... руководство предприняло необычный шаг - оно организовало конференцию по качеству танка Т-34. В работе конференции приняло участие большое количество делегатов, в том числе: главные конструкторы танковых заводов, представители ОТК и военной приемки, работники центральных органов НКТП, представители бронетанковых войск и даже командир танкового батальона, расквартированного недалеко от Челябинска. Такой шаг со стороны руководства НКТП был вызван разочарованием в неэффективности в данном случае традиционных административных методов управления. Никакие приказы и постановления не смогли коренным образом переломить ситуацию, и на фронт по-прежнему шли некачественные, ненадежные танки. Нужны были новые подходы, новый взгляд на ситуацию.
Конференция оказала существенное плодотворное влияние на улучшение качества советских танков. Было определено большое количество узлов и деталей танка Т-34, которые нуждались в доработке, и задания по этой доработке были распределены по конструкторским бюро заводов. В первую очередь было рекомендовано усовершенствовать бортовую передачу, ленивец и ввести башню с командирской башенкой2. Также конференция обратила внимание на слабое оснащение экспериментальной базы танковых заводов для испытаний новых узлов. Были внесены важные изменения в управление ОТК.
Ранее ОТК полностью подчинялся директору своего завода. На практике это означало, что директор мог, пользуясь своей властью, заставлять ОТК принимать не соответствующие требованиям танки. Директор мог поощрять по своему усмотрению работников ОТК, что можно считать своеобразным инструментом влияния. Более того, даже начальники цехов, привлекая работников ОТК к сверхурочным работам под предлогом нехватки рабочей силы, имели возможность таким способом воздействовать на них в нужном для себя направлении. Такими способами производственники могли заставить ОТК пропускать некондиционную продукцию и закрывать глаза на нарушения технологии производства. Можно ли в этих условиях удивляться, что предыдущие решения наркомов танковой промышленности В. А. Малышева и И. М. Зальцмана не были выполнены. Теперь же положение ОТК изменилось. Хотя по-прежнему он должен был подчиняться директору завода, но его права расширились. Например, теперь начальник ОТК мог обратиться через голову директора непосредственно к наркому. Он также должен был постоянно отчитываться о своей деятельности перед главным инспектором НКТП. Работники ОТК могли не только запрещать приемку продукции, но и приостанавливать работу отдельных станков и агрегатов.
Абердинские испытания выявили ряд слабых звеньев в конструкции Т-34 и КВ. Они показали, например, что воздухоочиститель, задача которого была предохранять мотор от попадания пыли, песка и прочих нежелательных элементов, не справляется со своей работой. Из за небольших запасов масла в нём, которые быстро поглощались при работе в пыльной атмосфере (например, во время марша по грунтовой дороге летом), он мог эффективно функционировать только в течение 15 минут, по истечении которых неочищенный воздух, содержащий пыль и песок, начнёт попадать в мотор и разрушать его. После поломки Т-34, произошедшей в ходе испытаний, в двигателе было обнаружено большое количество грязи и песка. Схожие недостатки имел воздухоочиститель танка КВ-2. Этот случай можно считать наглядной иллюстрацией пословицы «скупой платит дважды». Экономия на воздухоочистителе существенно снизила моторесурс танка.
Слабым звеном танка КВ являлась система охлаждения двигателя. При летней температуре его мотор не мог развить мощность более 200 л. с. (при максимальной мощности в 500 л.с.), так как в системе водяного охлаждения закипала вода. Эти данные согласуются и с результатами наших испытаний. Танк КВ-1 выпуска Кировского завода в Челябинске при температуре 36 градусов Цельсия мог использовать мощь своего двигателя только наполовину, так как система охлаждения могла обеспечить его работу только при мощности не более 270 лошадиных сил. Для танка КВ-1С, модернизированного образца танка КВ-1, этот предел поднимался до 350 лошадиных сил. Окончательно эта проблема, так же, как и проблема воздухоочистителя, была решена только на танке ИС-2.
Система охлаждения танка Т-34 также была далека от идеала, и двигатель не мог работать на полную мощность при температуре 24 градуса Цельсия. Двигатель В-2 был значительно мощнее современных ему иностранных танковых двигателей. Сравним мощность В-2 с двигателями танков, существовавших в момент появления Т-34. Мощность В-2 составляла 500 лошадиных сил. Дизельные двигатели польского танка 7ТР и японского Те-ке имели мощность всего 111 л.с. и 65 л.с. соответственно. Немецкие танки Рz.IV и Рz.III имели бензиновый двигатель мощностью в 300 л.с.. Двигатель французского тяжелого танка В-1 имел мощность 305 л.с.. Таким образом, советский двигатель В-2 был на тот момент уникален. Нет ничего удивительного в том, что советским конструкторам не удалось поначалу создать вполне удовлетворительную систему охлаждения для такого мотора. Ведь большая мощность двигателя и необычная конструкция требовали долгой и тщательной работы. Такая работа проводилась уже в ходе войны. Ряд дефектов дизеля В-2 отмечали и советские военные. В результате этих и других недостатков конструкции танка снижался срок работы двигателя. Это подтверждается и советскими данными.
На испытаниях танка КВ-1С, проведенных летом 1942 года при его принятии на вооружение, этот танк показал в целом возросшую надежность многих узлов своей конструкции. Особенно высокую оценку получила надежность новой 8-скоростной коробки перемены передач, у которой не было ни поломок, ни быстрого износа зубьев. Однако в ходе испытаний танку пришлось сменить три двигателя. Первый из них проработал всего 22 часа 46 минут. Второй продержался дольше всех - 54 часа 15 минут, а третий - 51 час 30 минут1. Между тем, гарантийный срок двигателя В-2 составлял 150 часов, в три раза выше фактического.
Еще одним слабым местом Т-34 и КВ оказалась недолговечность главного и бортовых фрикционов танка, действие которых было основано на сухом трении. По этой причине танк КВ на испытаниях вышел из строя. Эта трудность была известна советским танкостроителям, и они предусмотрели возможность быстрой замены дисков фрикционов и их наличие в комплекте запчастей. Еще одним недостатком, выявленным в ходе Абердинских испытаний, были плохие условия работы механика-водителя танка, который, во-первых, находился в очень неудобном положении и, во-вторых, должен был управлять танком переключением бортовых передач, что требовало больших физических усилий. Привод поворота башни имел малый диапазон скоростей, что мешало точной наводке на цель.
Основным центром совершенствования танка Т-34 стал завод № 183, наиболее крупный их производитель, чья технология считалась образцом для остальных. Немало пришлось поработать над улучшением своего танка главному конструктору завода А. А. Морозову и всему конструкторскому отделу. В 1942 году они разработали новый воздухоочиститель, обеспечивавший более высокую степень очистки воздуха.
Летом 1942 года были завершены разработка и испытания новой 5-скоростной коробки передач с улучшенными динамическими характеристиками. Важной особенностью её конструкции было применение зубчатых муфт, благодаря которым стало значительно легче переключать передачи и уменьшился износ зубьев. 5 августа 1942 года технологическая подготовка производства новой коробки передач на заводе № 183 была завершена, а 19 августа её чертежи были разосланы по всем остальным заводам. 5 августа ГКО принял решение о производстве новой коробки передач на Кировском заводе, который в июле 1943 года стал считаться головным по этому агрегату. Огромный объем работы пришлось проделать технологам завода. Осенью 1942 года была значительно расширена центральная заводская лаборатория завода № 183, которая решала разнообразные задачи, от изучения возможностей применения новых марок стали и проверки их химсостава до усовершенствования процесса литья траков. Особенно много внимания лаборатория уделяла второму по распространенности дефекту - поломкам бортовой передачи. Работа шла по нескольким направлениям. Подбирались новые, более прочные марки стали. Вводились новые режимы термообработки, также повышающие прочность. Началось использование нового типа подшипника. Был даже подобран новый, более эффективный состав смазки. Итогом этих согласованных усилий по нескольким направлениям, а также работы других органов завода, стало то, что проблема бортовой передачи была в конечном итоге разрешена.
Много внимания было уделено совершенствованию ходовой части танка. Была изменена технология отливки траков, улучшена конструкция, изменён материал и технология изготовления ряда других деталей, в том числе осей и роликов ведущих колёс. Кроме того, изменились технология производства и конструкция главного фрикциона, который стал менее подвержен короблению (хотя основной принцип работы, использование сухого трения, остался без изменений). ОТК завода также внес свой вклад в повышение надежности танка, выпускаемого заводом № 183. Например, если говорить о вышеупомянутой бортовой передаче, то ОТК предложил и внедрил 4 новых метода проверки качества зубьев, предназначенных для нее шестерен в дополнение к двум ранее существовавшим. Помимо этого ОТК провел значительную работу по усилению контроля за производством: велась ежедневная проверка качества деталей, контролировалось состояние станков. Определялись станки, требующие ремонта, и станки, которые уже нельзя было использовать. Регулярно проводились комплексные проверки технической дисциплины. Особенно тщательно следили за техпроцессом при отливке башен танков. Ведь даже небольшое температурное отклонение от необходимых режимов могло вызвать брак.
Большой эффект принесло клеймление деталей личными клеймами мастера. В результате повысилась ответственность работников за результаты своего труда. Много трудностей доставляла низкая надёжность контрольно-измерительной аппаратуры, устанавливаемой на танки. Её изготовлением занимались заводы авиационной промышленности, и, видимо, подходили к ней как к второстепенной непрофильной продукции, не прилагая серьёзных усилий для налаживания её производства. ОТК танковых заводов пришлось с особым вниманием вести контроль качества этих приборов. Важным шагом стала замена старого неэффективного воздухоочистителя на новый типа «Циклон». Была усилена конструкция и заменена марка стали ленивца, который после этого перестал гнуться. Вместо катков с внутренней амортизацией вновь стали устанавливать полностью обрезиненные катки. Улучшилась технология отливки траков. Ведущаяся упорная борьба за качество машины постепенно давала свои плоды. Надёжность танков повышалась. Правда, зимой-весной 1943 года качество танков оставалось ещё низким. Об этом свидетельствуют и жалобы, поступавшие из войск.
. Все участвовавшие в пробеге машины смогли пройти первые 1000 километров почти без поломок. Серьёзные проблемы начались после этой первой тысячи, когда стали выявляться дефекты машины. Танки производства заводов № 183 и № 174 вообще были сняты с пробега после того, как прошли соответственно 1100 и 1199 километров. Остальные всё-таки смогли пройти более 2000 километров и остались в строю.
По итогам испытаний начальник отдела главного инспектора НКТП Гутман сделал следующие выводы: «Улучшение качества танков производства Кировского завода, УЗТМ и № 112 достигнуто без проведения особых технических мероприятий конструктивного порядка, а исключительно за счёт повышения требовательности и ответственности работников заводов и улучшения технологической дисциплины. ... Танки Т-34 могут безаварийно проходить 2000 км при условии, если заводы примут дальнейшие меры по улучшению качества изготовления деталей и узлов и повышению требовательности во всех звеньях заводского аппарата». В целом испытания свидетельствовали, что проблема надёжности потеряла свою прежнюю остроту.
Много усилий пришлось приложить для устранения проблемы трещин в броне. В наибольшей степени подвержены этому дефекту были те детали, которые изготовлялись из высокоуглеродистой брони повышенной твёрдости, особенно те партии, где содержание углерода приближалось к верхней допустимой границе. Зачастую содержание углерода по причине отступления на металлургических заводах от технических условий даже превышало максимальную норму. В июле 1942 года техусловия на бронелист были вновь ужесточены. Но в обстановке нехватки ресурсов заводы вынуждены были принимать и даже некондиционные партии брони с отступлением от техусловий на основе взаимной договорённости.
Положение улучшилось после того, как в конце 1942 года на танковых и бронекорпусных заводах начали проводить селекцию поступающего бронелиста, используя партии с повышенным содержанием углерода для изготовления менее подверженных трещинам деталей. Этот метод быстро дал свои плоды. Например, благодаря этому приёму к марту 1943 года почти исчезли трещины на бронекорпусах, производимых УЗТМ3. Другим способом, позволившим радикально уменьшить число трещин, стал подбор ширины бронелиста при прокате. Специально прокатывая бронелист такой ширины, которая требовалась для изготовления ряда деталей, удалось избежать обрезки бронелиста. Это не только позволяло высвободить часть рабочей силы и оборудования с тяжелых огнерезных работ, но и позволяло сократить количество трещин, которые могли бы появиться как результат воздействия на металл огневой резки.
Другим направлением поисков стала оптимизация режимов сварки. Воздействие процесса сварки на металл могло привести к возникновению внутренней напряженности, но грамотно установленный порядок её осуществления (с какого места начинать варить и в какую сторону) позволял этого избежать, для чего потребовалось добиться точного соблюдения техпроцесса сварщиками. В конечном итоге благодаря целому комплексу произведённых мероприятий удалось преодолеть проблему трещин.
Работы над САУ возобновились только осенью 1942 года. Недовольное срывом разработок ГАУ подняло вопрос о самоходках в ГКО. ГКО 19 октября 1942 года принял постановление 2429сс1, в котором предписывалось разработать и начать производство лёгких, средних и тяжелых САУ. Над лёгкими САУ начались работы на заводе № 38 и ГАЗе. В ноябре оба завода представили опытные образцы самоходок. Самоходка ГАЗа была признана не соответствующей техническому заданию (свою роль сыграла также отмеченная на испытаниях её недостаточная надёжность), а машина СУ-12 завода № 38 была принята на вооружение как СУ-76. В январе 1943 года завод начал её производство.
Но после поступления в войска у СУ-76 выявился серьёзный дефект. Дело в том, что самоходка приводилась в движение двумя автомобильными двигателями, не синхронизированными между собой. В результате из-за возникновения резонансных колебаний между ними разрушались главный вал и коробка перемены передач. Проблема коробки перемены передач СУ-12 возникла ещё во время испытаний. С. А. Гинзбург полагал, что дефект вызван плохим управлением производства на заводе и спешкой с началом испытаний. Гинзбург полагал, что проблему можно будет устранить за 15 дней. После начала производства завод № 38 пытался переложить ответственность за поломку на поставлявший ему коробки перемены передач ГАЗ. Но старший военпред ГАБТУ В. П. Окунев отверг эти объяснения. Ведь эти коробки передач устанавливались и на автомобилях, где у них не было никаких поломок. Причину дефекта Окунев видел в небрежной сборке на заводе № 38, из-за которой происходило смещение оси главной передачи относительно оси двигателя, из-за неправильной регулировки акселераторов, вынуждавшего силой включать и выключать передачи на высоких оборотах, а также попадания при сборке самоходки на заводе № 38 внутрь коробки перемены передач посторонних предметов (!).
В марте 1943 года производство самоходки было приостановлено до исправления её дефектов. Желая найти человека, на которого можно было бы возложить ответственность за этот провал, И.М. Зальцман созвал специальную комиссию под своим председательством, которая сочла главным виновником начальника отдела главного конструктора С. А. Гинзбурга, человека, благодаря которому началась и развивалась вся программа создания САУ. По решению Зальцмана Гинзбург был отстранён от должности и отправлен на фронт начальником ремонтной службы танкового корпуса. Когда информация об этом поступке наркома дошла до И.В. Сталина, он направил Зальцману письмо, в котором обозначил действия Зальцмана как «гнусное преступление». Приказом Ставки ВГК С. А. Гинзбург был отозван с фронта. Но это решение запоздало, так как к тому времени Гинзбург уже погиб . Между тем, в мае 1943 года началось производство модернизированной самоходки СУ-76М, в которой по предложению Гинзбурга были установлены устройства для амортизации колебаний, приводящих к резонансу. К середине июля были усовершенствованы все выпущенные ранее самоходки.
... самым важным для сохранения работоспособности персонала во время войны оставалось снабжение продовольствием. На конец года предприятиям НКТП приходилось снабжать 499 тысяч человек, из которых 280 тысяч составляли работники предприятий, а 219 тысяч - члены их семей. Без налаживания нормального питания рабочих не стоило надеяться на повышение производительности труда. Нельзя всерьез рассчитывать, что истощенный рабочий будет выполнять свою норму. Между тем, угроза голода среди рабочих являлась суровой реальностью, которая дамокловым мечом висела над танковыми заводами. Для истощенных рабочих на заводах пришлось создать специальные изоляторы, которые помогли сохранить жизнь и здоровье многим рабочим. Например, на заводе № 183 за время войны через изолятор для истощенных рабочих прошло около трех тысяч шестисот человек. Несмотря на все предпринимаемые меры, на заводах НКТП иногда были случаи дистрофии и даже голодной смерти. В частности, особенно тяжелое положение сложилось в первом квартале 1943 года на Кировском заводе и на заводе № 1122. Только на заводе № 112 дистрофией страдало более тысячи человек.
Острая ситуация сложилась в феврале 1944 года на заводе № 76, когда за две недели прямо на рабочем месте от дистрофии скончалось 14 рабочих. Централизованное снабжение не могло решить всех проблем наркомата в этой сфере. Распределение по карточкам давало только минимальное обеспечение рабочих продовольствием, недостаточное для тяжелых условий труда в танковой промышленности. Лимиты на дополнительное питание, выделенные наркомату, не обеспечивали полностью всех рабочих, которым оно требовалось. В начале 1943 года в горячих цехах на предприятиях НКТП работало 22540 рабочих, которым тяжелые условия труда давали право на повышенные нормы снабжения, но получали питание по этим нормам только 7 тысяч человек. В результате на заводах наркомата сложились порядки, которые создавали «антагонизм между рабочими, когда один рабочий одной и той же профессии получает повышенные нормы продовольственного снабжения, а другой - обыкновенные, что не стимулирует выполнения производственной программы в этих цехах».
Обувь и одежда людей изнашивались, и их необходимо было хоть чем-то обновлять. Зима 1942/1943 гг. показала, что без валенок и галош рабочий работать не может, так же, как и без теплых вещей. Сложилась критическая ситуация - число не выходящих на работу сотрудников заводов достигло небывалого уровня. Главной причиной стало отсутствие зимней обуви. Совершенно неожиданно валенки превратились в стратегический ресурс, от которого зависела работоспособность танковой промышленности. Наркомат вынужден был обратиться за помощью к руководству страны.
В критической ситуации НКТП выручили областные партийные организации, передавшие НКТП валенки, изготовленные на заводах местной промышленности. Но рассчитывать на то, что этот источник станет постоянным, основным каналом снабжения товарами народного потребления, было нельзя. Необходимость вынудила все заводы НКТП пойти по пути организации у себя цехов по производству ширпотреба. Например, на заводе № 183 такие подсобные производства занимались мыловарением, производством свечей, гуталина, резиновых щеток, жестяной посуды и других изделий. Организаторы подсобных производств позаботились даже о развлечениях рабочих, наладив изготовление домино и шашек.
Особенно важным было изготовление обуви. По инициативе заместителя директора по быту М. С. Ситцевого начали производить из отходов резиновые сапоги. В году производство обуви составило только 1565 пар. В 1943 году оно возросло до девяти тысяч, а в 1945 - до двенадцати. Там, где руководство заводов не проявляло инициативу само, подсобные производства пытался организовывать Главурс. Например, в конце 1942 года он выделил заводу № 77 шерсть на 2195 пар валенок и распорядился наладить производство этого стратегически важного продукта.
В целом сложившаяся система подсобных производств значительно улучшила снабжение работников товарами народного потребления. Но всё же её возникновение следует рассматривать как издержки чрезмерной милитаризации экономики. Было бы рациональнее сохранить более высокий уровень производства товаров народного потребления на специализированных предприятиях, вместо того, чтобы отвлекать на эти вопросы заводы оборонных отраслей.
Самым крупным производителем дизелей для танков в СССР был Кировский завод. Его дизельное производство было наследием завода № 75, единственного производителя дизелей до войны. В ходе эвакуации завод понёс значительные потери. Но благодаря организации массового производства дизелисты Кировского завода, имея меньше производственных площадей и квалифицированных рабочих, чем в Харькове, смогли превзойти довоенное производство в два раза. Для этого пришлось полностью перестроить всю систему производства, начав с изменения образа мыслей инженерно-технических работников, привыкших рассматривать дизель только как продукт мелкосерийного производства. Под руководством принявших новые взгляды ИТР была проведена перепланировка расстановки и перестановка станков, затронувшая 1218 единиц оборудования. Станки были сгруппированы в поточные линии, в составе которых было задействовано две трети производящего дизели оборудования. Правда, на производстве наиболее сложной детали, топливного насоса доля оборудования в поточных линиях составляла всего 40%.
Для работы поточных линий пришлось организовать систему механизированного межоперационного транспорта. В результате повысилась культура производства, чистота цехов, работа стала более ритмичной, упростилось планирование. Рабочие перестали бросать детали на пол. На деталях уменьшилось число выбоин и царапин. Появилась возможность ввести часовой график, что значительно повысило трудовую дисциплину.
Произошел переход к использованию высокопроизводительных технологий: многорезцового резания, непрерывного фрезерования, многошпиндельного сверления и расточки и т.д. Для этого надо было пересмотреть использование оборудования, максимально задействовав высокопроизводительные, а не универсальные типы станков: полуавтоматы, многорезцовые станки, многошпиндельные станки, револьверные станки и др. Но такого специального оборудования не хватало, и завод заменял его модернизированными станками нестандартного типа собственного изготовления. Фрезерные станки переделывались в станки непрерывного фрезерования. На одношпиндельные сверлильные станки устанавливались изготовленные на самом же Кировском заводе многошпиндельные сверлильные головки, позволяющие одновременно просверливать от 2 до 24 отверстий. У других станков электромоторы заменялись на более мощные, чтобы изменить режимы их работы. Кроме того, обычные станки переделывали в автоматизированные. В конструкцию дизеля постоянно вносились изменения. Главной целью этой работы было создание условий для использования высокопроизводительных технологий. В общей сложности было внесено 1317 изменений. «Не конструктивные искания, а массово-поточная обработка деталей и конвейерная сборка предопределили текущую модернизацию мотора и окончательное оформление сборочных узлов и машины в целом».
Важную роль играла механизация работ, выполняемых ранее вручную. Трудоёмкость ручных работ была снижена на 441 час. Общие итоги работы завода по снижению трудоёмкости дизеля показаны в таблице 9. Это снижение было эквивалентно высвобождению 545 станков и 3412 рабочих. Иными словами, освоение технологии массового производства дизелей оказалось эквивалентно вводу в строй одного средних размеров завода. Деление сложных и трудоёмких операций на простые позволило вместо рабочих 4-го и 5-го разрядов использовать рабочих-операторов, обучение которых занимало 2-3 дня. Но зато возросла потребность в наладчиках станков и рабочих вспомогательных производств. Кроме того, сокращение производственных циклов вызвало сокращение заделов, запасов и складских помещений. Объём производства из расчёта на численность рабочих возрос почти в четыре раза.
Решение об отстранении И. М. Зальцмана принималось на фоне подобных докладов. В результате у Сталина могла появиться идея, что главная трудность состоит как раз в том, что нарком Зальцман не горит желанием выполнять планы перевооружения, предложенные бывшим наркомом В. А. Малышевым. Поэтому логичным было поручить реализацию «плана Малышева» самому Малышеву, что и было в конце концов сделано. Первой важной мерой, осуществления которой добился новый нарком, стало уменьшение плановых заданий предприятиям до уровня их реальных возможностей. Малышев нацеливал отрасль на планомерную работу без штурмовщины, вызванной попытками выполнить нереалистичные планы. То, что плановые задания стали реалистичными, позволило теперь требовать их строгого выполнения и лучше контролировать руководителей предприятий.
Сменилась ещё одна важная фигура. Теперь курировать танковую промышленность в рамках Совнаркома и ГКО было поручено не В. М. Молотову, а Л. П. Берии. Функции ответственного за отрасль уполномоченного состояли в выполнении трёх ключевых задач.
Во-первых, он должен был отслеживать ситуацию в подотчётной отрасли. С этой точки зрения Л. П. Берия, учитывая опыт его предыдущей деятельности, был вполне пригоден к такой работе.
Во-вторых, он должен был выступать лоббистом её интересов, помогая ей преодолеть различные трудности. Можно сказать, что и Молотов, и Берия активно помогали танковой промышленности как защитники её интересов. У Берии были дополнительные возможности благодаря использованию трудовых ресурсов ГУЛАГА. Впрочем, они применялись на танковых заводах эпизодически: например, после своей поездки в Танкоград и на завод № 183 Берия дал указание привести в порядок заводскую территорию, убрав мусор и отходы силами заключенных.
В третьих, уполномоченный должен был выступать третейским судьёй в межведомственных конфликтах. С этой точки зрения фигура Берии была более предпочтительной, поскольку он одновременно был ещё и уполномоченным ГКО по промышленности вооружений, а взаимодействие с наркоматом вооружений было жизненно важно для НКТП для реализации программ создания и развёртывания производства новой техники. Молотов и Берия были руководителями с различными стилями управления. Первый стремился всегда как можно тщательней разобраться в ситуации, и потому направлял дополнительные запросы, порой порождающие новые споры и взаимные обвинения между ведомствами. В результате ситуация иногда действительно прояснялась, но порой она только запутывалась ещё больше, порождая новые пухлые тома в архивах группы танков СНК. Берия же следовал принципиально иному подходу. Он предпочитал не встревать в длительные выяснения, какая из сторон права, а писал резолюции в стиле «прошу Вас договориться между собой», после чего обе стороны действительно приходили к компромиссному соглашению.
Можно сказать, что Берия действовал в стиле «экономики согласований», господствовавшей в позднем СССР. Тогда его методы работы можно рассматривать как пример зарождения элементов этой модели. Показательно, что в период войны Берия значительно укрепил своё влияние, в то время как сфера ответственности Молотова сужалась. Получившая сейчас распространение точка зрения, согласно которой Берия был «гениальный менеджер», не вполне верна. Ведь по сути Берия не имел ни возможностей, ни желания управлять отраслями, которые ему поручил курировать Сталин. В конце концов, от него и не требовалось управлять ими - для этого существовали народные комиссары соответствующих наркоматов. Берия был скорее согласователь и лоббист. Но его успех свидетельствует, что именно такой человек был нужен системе, который наиболее соответствовал его природе. В этом маленьком эпизоде истории советской системы управления можно увидеть предпосылки будущих глобальных изменений: формирования «экономики согласований» и связанной с ней системой «коллективного руководства».
Возможности воздействия у военной приёмки в условиях войны оказались существенно ограниченными. До войны они могли легко отказывать в приёме некондиционной продукции в течение нескольких месяцев и требовать её переделки, и это было их основным рычагом воздействия на производителя. Но в условиях войны этот рычаг больше нельзя было применять - ведь армия отчаянно нуждалась в новом оружии, даже некондиционном. Поэтому отказывать в приёме можно было только отдельным, особенно плохо изготовленным машинам. Если же военпред по старой памяти пытался завернуть всю бракованную партию, то он мог столкнуться с неожиданными последствиями. Например, в июле 1943 года военпред завода № 174 Бынков остановил приём изготовляемых заводом танков по причине негодности шестерней коробок бортовых передач. Разразившийся скандал едва не стоил Бынкову должности, если бы за него не вступился командующий бронетанковыми и механизированными войсками Красной Армии Я. Н. Федоренко. Показательно, что командующий не стал доказывать правоту военпреда, а упирал в своём письме Л. П. Берии на то, что Бынков признал ошибки, что он - работник с большим довоенным опытом, и теперь ему даны «практические указания как принимать танки».
Организация массового производства новых бронекорпусов на заводе № 200 потребовала полной перестройки работы завода. Этой перестройке помогло тесное взаимодействие между конструкторами завода № 100 и технологами и производственниками завода № 200. Их целью было разработать такой техпроцесс и так организовать производство, чтобы добиться разбивки сборочных работ на возможно большее число отдельных узлов и этапов, причём так, чтобы их можно было осуществлять параллельно. Тем самым достигалось сокращение цикла производства, создавалась возможность организации поточных линий, возникала возможность применения узкоквалифицированной рабочей силой. Реализация этого плана потребовала значительно увеличить количество приспособлений. С 660, применяемых для изготовления корпуса КВ-1С, оно увеличилось до 1086 штук. Самым оригинальным стало закладочное приспособление.
Благодаря этой остроумной идее заводских инженеров удалось решить целый комплекс проблем: сократить время сборки (процесс закладки сократился до 8 часов), добиться точного размещения технологических отверстий, собирать корпус без измерительного инструмента, избежать применения кувалд и ломов. Другое остроумное технологическое решение - приспособление для установки блоков нижней подвески, которое позволяет монтировать их все одновременно. Это не только убыстряет процесс сборки, но и решает проблему соблюдений точной дистанции между вырезаемых для установки блоков отверстий. В результате всех этих мер производственный цикл корпуса танка ИС сократился со 123 до 86 часов. Трудоёмкость мехобработки корпуса танка ИС составила всего 343 станкочаса, в то время как трудоёмкость мехобработки корпуса КВ-1С достигала 396 станкочасов.
Благодаря помощи наркомата и остроумным технологическим решениям в конце концов удалось достичь требуемого уровня объёмов производства. Освоение танка ИС свидетельствует о возросших возможностях советского танкостроения, о высоких организаторских способностях руководства танковой промышленности. Особенно большой вклад в этот успех внёс директор Кировского завода И. М. Зальцман. Работая в тесном контакте с конструкторами, он добился блестящих результатов с точки зрения сроков разработки и организации производства нового танка. Быстрота создания и освоения производства танка ИС показала высокую эффективность разработанного Ж. Я. Котиным метода скоростного проектирования. Это был комплекс мер, состоявший, с одной стороны, из упрощения процедуры разработки машины (использование стандартизированных деталей, отказ от некоторых стадий разработки), и, с другой стороны, из усиления связей конструктора с производством, что позволяло быстрее организовывать выпуск новой техники.
Ж. Я. Котин писал: «В нашей практике принято, что конструктор сам выпускает узел, сам же следит за изготовлением его, сборкой, установкой на машине и в дальнейшем несёт ответственность за его работу. ... Конструктор не должен ограничиваться выпуском только рабочего чертежа и продолжать сидеть за чертёжным столом. Творчество конструктора должно быть продолжено в производственных цехах. Конструктор в момент создания машины должен, по существу, превратиться в мастера - организатора на производстве и в этом залог скорейшего создания образца».
Производство Т-34-85 раньше всех, ещё в январе 1944 года, начал завод № 112. Причём, до апреля 1944 года он выпускал танки с пушкой Д-5Т. Завод № 183 начал производство Т-34-85 15 марта 1944 года, а завод № 174 - в июне 1944 года. Одновременно с введением новой пушки на танки начали устанавливать прицелы нового типа - шарнирные (иногда называемые ломающимися). Преимущество этих прицелов перед применявшимися ранее состояло в том, что при изменении угла возвышения орудия наводчику не нужно было опускать или поднимать голову, так как обращённая к нему часть прицела оставалась неподвижной. Такой прицел значительно облегчал работу наводчика.
На предприятиях имелось большое количество подростков. На 1 января 1945 года на заводе № 183 работало 85 детей до 14 лет, 918 подростков от 14 до 15 лет, и 2544 подростка 16-17 лет. В общей сложности это примерно 10% от общего числа работников завода. Аналогичная картина наблюдалась в 1943 году на заводе № 112, где численность подростков составляла 10,16%. Таким образом, хотя на заводе работало много женщин и подростков, большинство рабочих составляли мужчины старше 18 лет (примерно 63%).
Такая структура рабочей силы объясняется спецификой деятельности завода. Большинство рабочих мест было связано с металлообработкой и предполагало существенные физические нагрузки на работника. Кроме того, высокая приоритетность танковой промышленности ставила её в более выгодные условия при распределении трудовых ресурсов, что тоже отразилось на структуре рабочей силы завода № 183. Можно предполагать, что на большинстве других танковых заводов процент женщин и подростков был не больше. А на тех из них, которые не понесли потерь от эвакуации и привлекали меньше пополнений в рабочей силе, он был даже меньше.
«Трудовое дезертирство» продолжало оставаться серьёзной проблемой. В 1943 году завод №183 самовольно покинули 2909, а в 1944 - 2694 человека. Большие потери от самовольного ухода рабочих понесли и другие заводы наркомата. К концу войны был накоплен уже достаточный опыт, чтобы оценить эффективность существующей системы контроля за рабочей силой и изучить её прорехи. Как известно, в качестве меры борьбы с текучестью кадров в промышленности ещё до войны рабочие были закреплены за теми предприятиями, на которых они работали, и не могли их самовольно покидать. Постановлением СНК № 1667 от 10 сентября 1940 года вводилось новое положение о паспортной системе. Согласно этому положению рабочие были обязаны сдавать при поступлении на работу свои паспорта, тем самым лишаясь возможности поступить на другую работу. Однако в реальности эта система работала совсем не так, как предполагали наверху.
Некоторые причины неэффективности системы паспортного контроля изложил в феврале 1944 года начальник группы танков при СНК Е. Круглов в письме наркому танковой промышленности В. А. Малышеву: «Начальник Главного управления милиции т. Галкин считает нецелесообразным распространение этого положения на рабочих Сталинградского тракторстроя, так как это положение не оправдало себя, в виду того, что рабочие при первой потребности в паспорте для прописки, для регистрации в ЗАГСе, для получения денег в сберкассах имеют право получить паспорт у администратора и не возвращать его». Вся эта система не вела ни к чему, кроме роста злоупотреблений. Другие причины неэффективности политики прикрепления рабочих к заводам изложены в постановлении СНК № 789 от 29 июня 1944 года: «Прокуроры самоустранились от руководства розыском дезертиров с предприятий, который производится органами милиции крайне неудовлетворительно. Лишь незначительная часть дезертиров разыскивается до суда, в связи с чем дела в большинстве случаев рассматриваются военными трибуналами заочно. Заочно осужденные дезертиры также в подавляющем большинстве остаются неразысканными, что ведет к безнаказанности дезертиров. Безнаказанности дезертиров способствует и то, что руководители многих предприятий и учреждений, председатели правлений колхозов принимают на работу дезертиров с других предприятий, а прокуратура не выполняет требований закона о привлечении к ответственности их укрывателей, что особенно необходимо в условиях военного времени».
Надо отметить, что утверждение о том, что дезертирству способствует кадровая политика «руководителей многих предприятий и учреждений», в принципе было верным. Ведь мало кто из «трудовых дезертиров» бежал с предприятия ради перехода на нелегальное положение. Почти все уходили в надежде найти работу получше. Непрекращающийся поток беглецов свидетельствует о том, что эти надежды были не беспочвенными. «Трудовое дезертирство» существовало не только потому, что были желающие уйти с предприятия, но и потому, что были руководители, которые потом брали таких людей на работу. Действительно, карательная практика по отношению к принимающим беглецов руководителям могла бы остановить дезертирство. Но не вышло бы в этом случае, что лекарство окажется хуже болезни? Ведь мало кто из руководителей производства мог позволить себе обходиться без этого источника рабочей силы.
Значительные масштабы самовольных уходов с работы вызвали к жизни Указ Президиума Верховного Совета СССР от 30 декабря 1944 года «О предоставлении амнистии лицам, самовольно ушедшим с предприятий военной промышленности и добровольно вернувшимся на эти предприятия». То, что Правительство решилось прибегнуть к амнистии в обмен на возвращение на прежнюю работу, означало его неспособность добиться выполнения своего решения о прикреплении рабочих к предприятиям другими средствами. Но сомнительно, что декларированная указом амнистия могла повлиять на большинство беглецов или уменьшить размеры «трудового дезертирства». «Трудовое дезертирство» не было специфической проблемой танковой промышленности. От него страдала вся промышленность Советского Союза.
Масштабная программа совершенствования танкового вооружения породила многочисленные межведомственные трения. Особенно острыми они были между НКТП и ЦАКБ, руководитель которого В. Г. Грабин не желал считаться с пожеланиями танковой промышленности. В 1943-1944 годах между ними произошел ряд конфликтов, протекавших по схожему сценарию.
Обычно изначально Грабин располагал весомым преимуществом: именно его пушка должна была устанавливаться в танк или САУ по постановлению ГКО. Но в качестве контрмеры танкостроители обращались к сопернику Грабина, Ф. Ф. Петрову, который имел тесные связи с УЗТМ. Ведь завод № 9, ОКБ которого возглавлял Петров, был создано на базе артиллерийского производства УЗТМ. Сам Петров до 1942 года работал на УЗТМ. Петров предлагал в качестве альтернативы свои орудия, аналогичные по калибру и бронепробиваемости пушкам Грабина, но в большей мере устраивавшие НКТП. Далее орудия Грабина и Петрова устанавливались на опытные машины и участвовали в испытаниях, проводимых как НКТП, так и ГАБТУ. На этих испытаниях обычно побеждал вариант Петрова (за исключением случая с 85-мм пушкой танка Т-34, где оказалось не два, а четыре соперника).
Особо важную роль играло то, что военные в этом конфликте были, видимо, более близки к позиции НКТП, чем ЦАКБ, и на своих испытаниях тоже отдавали предпочтение орудиям с индексом Д. Имели значение также взаимные негативные взаимоотношения между Грабиным и народным комиссаром вооружений Д. Ф. Устиновым. Руководство НКВ не вмешивалось в конфликт ЦАКБ и НКТП, предоставляя Грабину противостоять НКТП самому. Между тем, в других конфликтах с танкостроителями НКВ обычно занимал более активную и жесткую позицию.
... важным достижением этого периода стал рост надёжности боевой техники. Поэтапный рост надёжности танков показывают результаты ежемесячно проводившихся 300-километровых пробегов, показанные в таблице 13. Ведущаяся упорная борьба за качество изготовления машины и надёжность её конструкции постепенно давала свои плоды. Особенно ярко эти результаты стали видны в конце войны. Например, в ходе одной из самых значительных по масштабам и глубине продвижения Висло-Одерской операции 1945 года танки 1 -й гвардейской танковой армии перекрыли гарантийные сроки эксплуатации в два раза. Многие танки отработали по 350-400 моточасов, что было недостижимой мечтой в предыдущие периоды войны.
Центральный аппарат Наркомата был создан в ходе войны, включив в свой состав часть работников Наркомата среднего машиностроения, Наркомата станкостроения и Наркомата судостроительной промышленности. 270 На первом этапе своего существования он испытывал серьёзную нехватку кадров, но в ходе войны число его сотрудников заметно увеличилось. В структуру органов управления в ходе войны неоднократно вносились изменения с целью оптимизировать их работу, приспособить к сложившейся ситуации, сделать более соответствующими возлагаемым на них задачам. В целом Центральный аппарат НКТП в ходе войны показал себя способным успешно выполнять возложенные на него задачи.
Правильные принципы организации, понимание сотрудниками важности их задачи - всё это позволило создать небольшой, но эффективный, оперативно работающий аппарат. С точки зрения некоторых концепций организации управленческого аппарата для эффективного управления следует максимально разграничить сферы компетенции сотрудников, как можно более чётко определить их полномочия и до предела ограничить пространство свободно принимаемых ими решений с помощью сложных систем правил и процедур. Идеалом является чиновник-винтик, управленец, который принимает стандартные, заранее предусмотренные решения. От того, насколько тщательно регламентирована его работа, зависит эффективность бюрократического аппарата. В реальной жизни чрезмерное злоупотребление таким подходом ведёт к росту числа сотрудников аппарата, снижению гибкости его работы. Этот подход начинает распространяться за рубежом накануне Второй мировой войны не только в государственном аппарате, но и во многих крупных компаниях, где огромную роль в функционировании организаций по сей день играют многотомные своды «systems and procedures». Аппарат управления НКТП не вполне соответствовал таким представлениям об эффективности.
Стиль работы аппарата НКТП не был жестко формализованным, допускал большую свободу действий. Формальные правила и процедуры, регламентация имели в нём второстепенное значение, а на первом месте всегда было решение стоящих перед организацией проблем. И, тем не менее, вопреки вышеописанной концепции Центральный аппарат НКТП эффективно функционировал. При этом первые восемь месяцев своего существования он работал без каких- либо положений, определявших его деятельность, что с точки зрения вышеупомянутых подходов к организации аппарата совершенно невозможно. Между тем, за этот период была проделана большая важная работа, проведена серьёзная перестройка производства. Возможно, решающую роль в этот момент сыграли личные качества людей, составлявших аппарат. Здесь мы подходим к важному моменту, касающемуся не только работы Центрального аппарата НКТП, но и всей советской системы управления в целом.
Советскую систему управления часто представляют себе как какую- то машину, где безынициативные нижестоящие слепо и покорно выполняют все приказы вышестоящих. В этом видят то её главный недостаток, то главное достоинство. Однако это представление совершенно неверно, во всяком случае, если мы говорим о периоде 40-х годов. В действительности всё обстояло скорее наоборот. Советская система управления, по крайней мере в этот период своего существования, в большей степени была основана на личной инициативе работников руководящего аппарата, чем на инструкциях, спускаемых сверху. При этом руководитель любого уровня часто выходил за пределы своей компетенции, даже нарушал инструкции и указания вышестоящего руководства. В советской системе управления большую роль играло среднее звено руководства. Некоторые решения вышестоящего руководства осуществлялись совсем не так, как предполагали наверху. Но далеко не всегда это было во вред делу. Часто разумная инициатива или осторожность снизу позволяли скомпенсировать допущенные перегибы. В целом многие жесткие меры, принимаемые высшим руководством, на практике были осуществлены в более мягкой, гуманной форме, чем изначально предполагалось. Эти особенности советской системы руководства можно объяснить рядом взаимосвязанных причин.
Во-первых, советская система управления промышленностью, как и система управления в целом, была очень молодой, не только в смысле возраста составлявших её людей, но и в смысле слабости традиций. Они представляли собой поколение, получившее образование и начавшее свою деятельность в области управления производством в конце 20-х - начале 30-х годов. Резкий толчок в их карьере, выдвинувший их в верхние эшелоны руководства, произошел в 1937 - 1938 году, в результате репрессий. Большая часть рядовых сотрудников аппарата Наркомата тоже представляла собой людей, начавших свою служебную деятельность в 30-х годах. В 1945 году две трети из них имело возраст от 30 до 40 лет, и три четверти имевших высшее образование окончили учебное заведение в 30-х годах. Таким образом, традиции старой бюрократической системы, такие, как: чёткое выполнение указаний сверху, тщательное следование инструкциям - всё это было советской системе управления ещё чуждо. Кроме того, аппарат управления в 30-е - 40-е годы был сравнительно небольшой, как в сопоставлении с позднейшим аппаратом управления в СССР, так и с аналогичными органами в других странах.
С другой стороны, советская система управления в этот период была жестко ориентирована на результат деятельности. Можно сказать, что её негласным девизом был принцип «победителей не судят». Вышестоящее руководство могло легко закрыть глаза на нарушение собственных указаний и инструкций, если хозяйственный руководитель, нарушивший их, успешно выполняет свои задачи, и нарушения были сделаны для выполнения этих задач. С другой стороны, принцип «победителей не судят» имел и свою обратную сторону. Чёткое выполнение указаний и инструкций сверху не могло рассматриваться как оправдание и средство защиты в том случае, если хозяйственный руководитель со своими обязанностями не справлялся и поставленных задач не выполнял.
Ориентированность на достижение конкретного результата, а не на чёткое следование инструкциям - отличительная черта советской системы управления и периода Великой Отечественной войны, и предшествующего периода. Поэтому инициативность хозяйственных руководителей и их стремление к самостоятельным действиям были неизбежными элементами системы управления экономикой, и это было её сильной стороной. В критической ситуации эта черта неизбежно должна была усилиться. В результате в кризисной ситуации сдерживающие функции бюрократической дисциплины окончательно ослабли, и свобода действий каждого отдельного руководителя возросла.