Ссылка на полный текст: ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА --[ Военная история ]-- Брикхилл П. Затопить Германию!
Навигация:
Теория воздушной войны Джулио Дуэ
Бомбардировочное Командование Королевских военно-воздушных сил Великобритании
Стратегия англичан и французов начального периода войны
Неприятный сюрприз — низкая эффективность ночных бомбардировок
Горький опыт боёв в небе Франции
Бомбардировочное наступление
Дамбы
Моделирование разрушения дамб на макетах
Подготовка 617-й бомбардировочной эскадрильи
Первые потери в опасном рейде к дамбам
Отвлечение внимания немецких зенитчиков от «Ланкастера» атакующего дамбу Мёна
Атака на дамбу Эдера
Атаки «Ланкастеров» резервной группы на дамбы Зорпе, Листер и Эннерпе
Возвращение
Результаты атаки на дамбы
Wunderwaffe
Разработка Барнсом Уоллесом 10-тонной авиабомбы «Grand Slam» ("Большой шлем")
Рейд на канал Дортмунд — Эмс. Гибель командира 617-й эскадрильи. Преемник — австралиец Гарольд Мартин
Новый статус 617–й эскадрильи
Август 1942 года — сформированы «Path Finder Force» (PFF) или просто Pathfinder (эскадрильи наведения и целеуказания)
«Говорящая бомба» майор Ричардсон
Совершенствование методов работы с авиационным прицелом SABS
Разработка Барнсом Уоллесом 6-тонной авиабомбы «Tallboy» ("Верзила")
Самое точное бесполезное бомбометание за всю войну. Командование 617-й эскадрильей принял Leonard Cheshire
Отработка атаки на большую плотину к северу от Рима
Постановка макеров цели с пикирующего четырехмоторного бомбардировщика
Испытание нового метода постановки маркеров цели на незащищённой цели
Рейд на виадук Антеор — попытка ставить маркеры с пикировантия на малоразмерную защищённую цель
Испытания первых «толлбоев»
Сброс маркеров «Target Indicator» с пикирующего многоцелевого самолёта De Havilland Mosquito
Имитация сил вторжения пересекающих Ла Манш со скоростью 7 узлов
Перемены в 617–й эскадрилье
Скотч-терьер в 617-й эскадрилье
Вынужденный перерыв перед днём D
Вторжение в Европу
Воспрепятствование подвозу немецких подкреплений
Уничтожение немецких торпедных катеров в гавани Гавра
Сброс маркеров «Target Indicator» с американского истребителя P-51 Mustang
Уничтожение wunderwaffe. С июля 1944 года 617-й эскадрильей командует J. B. "Willy" Tait
Перелёт на русский аэродром Ягодник
Первая попытка уничтожить "Тирпиц"
Вторая попытка уничтожить "Тирпиц"
Третья попытка уничтожить "Тирпиц"
Первый «гранд слэм»
Прорыв германской обороны в 1918 году никого не обманывал. К тому времени германская армия уже разложилась и почти потеряла боеспособность. Требовалось принципиально новое решение. И его предложил в 20–х годах итальянский генерал Джулио Дуэ. Он написал несколько книг, в которых с присущим южанам красочным многословием обосновывал идею стратегических бомбардировок. Зерно упало на благодатную почву. Именно в этот период военные летчики всех стран боролись за создание независимых ВВС.
Ведь ранее авиация являлась не более чем армейским подразделением, вроде саперного батальона. И вот появляется пророк, который обещает решить все проблемы одним мановением руки. Не нужно создавать многомиллионные армии, чтобы потом перемолоть их на какой—нибудь «высоте 172,2». Вообще не нужно воевать. Гораздо проще «выбомбить» противника из войны. Но для этого требуется построить несколько тысяч самолетов (что все равно дешевле нескольких сотен дивизий) и полностью развязать летчикам руки. Но идея стратегических бомбардировок многим казалась слишком жестокой. Дело в том, что она предлагала слишком непривычное решение военных проблем.
Раньше все было ясно и просто. Армии воюют, обыватель сидит у окошка и с интересом это разглядывает, не вмешиваясь. Мародеров, которые обывателя обижают, расстреливают. Точно также поступают и с обывателем, взявшимся за оружие. Это партизан и бандит, с которым расправляются по законам военного времени. Дуэ сразу сказал: целью стратегических бомбардировок станут гражданские объекты. Бомбить будут не окопы, а города. Объектом бомбардировок будут заводы. Если удастся сломить промышленный потенциал, то противнику не останется ничего другого, как поспешно капитулировать. Но у того же Дуэ мелькнула и совсем страшная мысль. Объектом бомбардировок может стать «воля к сопротивлению». То есть, он изначально допускал возможность террористических бомбардировок жилых кварталов. На первых порах генералам это показалось опасно новым, но потом они согласились. Убивать чужих обывателей как—то проще, чем отправлять на бойню собственных солдат. Тем более, что вдруг и получится… Ведь у теории Дуэ имелся один серьезный недостаток — ее никто не проверял на практике. Пока что это были голые рассуждения.
Ни «выбомбить» Германию из войны, ни «сломить волю немецкого народа к сопротивлению» не удалось. Знаменитые «рейды 1000 бомбардировщиков» стирали в пыль немецкие города, а производство танков росло… Бомбардировочное наступление набирало силу, и «Ланкастеры» горели как свечки от атак реактивных «Мессеров»… О болезненной зуботычине, которую дал полурассыпавшийся Вермахт союзникам в Арденнах уже в начале 1945 года, мы и не говорим. Впрочем, немцы тоже не преуспели. Бомбардировочный «блиц» над английскими городами провалился с таким же оглушительным треском. Теория Джулио Дуэ не выдержала испытания практикой.
Королевские Военно—Воздушные Силы в мирное время находились в ведении Министерства Авиации. Главой КВВС считался король Георг VI, фактическое руководство осуществляли начальник штаба КВВС и начальники командований. Все КВВС делились на 3 большие структуры: Командование Метрополии (Home Command), Заморское Командование (Overseas Command), Воздушные Силы Флота (Fleet Air Arm). Внутри них существовали созданные 14 июля 1936 года: Бомбардировочное Командование, Истребительное Командование, Береговое Командование, Командование Армейской Авиации и Тренировочное Командование. Позднее были созданы еще несколько вспомогательных командований. Оперативной единицей КВВС являлась Группа, состоящая из 9 — 24 эскадрилий. Обычно 2–3 эскадрильи сводились в Крыло. Эскадрилья насчитывала 8–18 самолетов. Самолеты внутри эскадрильи обозначались не номерами, а буквами. Отсюда позывные «G Джордж», «Р Попей» и так далее.
Marshal of the RAF — маршал КВВС, эквивалентен фельдмаршалу Air chief marshal — главный маршал авиации, эквивалентен полному генералу Air marshal — маршал авиации, эквивалентен генерал—лейтенанту Air vice—marshal — вице—маршал авиации, эквивалентен генерал—майору Air commodore — коммодор авиации Group Captain — полковник авиации Wing Commander — подполковник авиации Squadron Leader — майор авиации Flight Lieutenant — капитан авиации Flying Officer — старший лейтенант авиацию Pilot Officer — лейтенант авиации Master Technician — мастер—техник Flight Sergeant — старший сержант авиации Sergeant — сержант авиации Corporal — капрал авиации Senior Aircraftsman — рядовой авиации 1 класса Leading Aircraftsman — рядовой авиации 2 класса Aircraftsman — рядовой авиации.
Итак, представляем британские ордена. Сразу оговорюсь, что не приведу здесь полного списка, только наиболее часто упоминаемые. VC–Victoria Cross — Крест Виктории DSO — Distinguished Service Order — Орден за выдающиеся заслуги DSC — Distinguished Service Cross — Крест за выдающиеся заслуги DFC — Distinguished Flying Cross — Крест за летные заслуги AFC — Air Force Cross — Крест ВВС COM — Conspicious Gallantry Medal — Медаль за отвагу DSM — Distinguished Service Medal — Медаль за выдающиеся заслуги DFM — Distinguished Flying Medal — Медаль за летные заслуги GCB — Grand Cross of Bath — Большой крест ордена Бани КСВ — Knight Cross of Bath — Рыцарский крест ордена Бани СВ — Companion of Bath — Член (брат) ордена Бани KG — Knight of Garter — Рыцарь ордена Подвязки GBE — Grand Cross of British Empire — Большой Крест Ордена Британской Империи КВЕ — Knight of British Empire — Рыцарь ордена Британской Империи СВЕ — Commander of British Empire — Командор ордена Британской Империи ОВЕ — Officer of British Empire — Офицер ордена Британской Империи МВБ — Member of British Empire — Член ордена Британской Империи.
Бомбардировочное Командование могло использовать для ударов по Германии только 17 эскадрилий первой линии, всего 272 самолета. Сюда не входили «Бленхеймы», которые могли нести всего 1000 фунтов бомб. Однако даже на эти самолеты не хватало экипажей. В сентябре 1939 года, например, их насчитывалось только 140. Для сравнения укажем, что в это же время Люфтваффе имели 1200–1600 бомбардировщиков, не считая пикирующих. Примерно 1000 немецких машин была полностью боеспособной. Поэтому в 1940 году возможности Германии наносить удары по Британии даже нельзя сравнивать с потенциалом ответных ударов. Это численное неравенство никак не могло компенсировать превосходство в качестве самолетов, их дальности полета и боевой нагрузке.
Все британские бомбардировщики были двухмоторными. Но уже в 1936 году стало ясно, что двухмоторный самолет никогда не сможет наносить удары по внутренним районам Германии. Было выработано техническое задание на дальний четырехмоторный бомбардировщик с большой боевой нагрузкой. Именно этот самолет должен был стать основой ударной мощи британской авиации. Однако эти самолеты могли появиться не раньше 1942 года. «Веллингтоны», «Уитли» и «Хэмпдены» были хорошими самолетами для своего времени. Скорее всего, они даже превосходили германские самолеты, которые бомбили Британию. К счастью для англичан, германское Верховное Командование не задумывалось о перспективах бомбардировок Британии и сосредоточило свои усилия на строительстве самолетов для поддержки войск. В 1937 году из—за финансовых трудностей была остановлена программа создания тяжелого бомбардировщика для Люфтваффе. Эта политика принесла свои плоды на первых этапах войны, но позднее больно ударила по немцам.
Так как «Уитли» имели слишком малую скорость, их предназначением стали ночные операции. Командование полагало, что «Хэмпдены» и «Веллингтоны» смогут участвовать и в дневных налетах. Особенно большие надежды возлагались на бомбардировщик «Веллингтон». Он был построен с использованием необычной геодезической системы набора фюзеляжа. Короткие металлические балки с помощью болтов соединялись в нечто вроде огромной сетки. Такая система набора была введена в авиации фирмой «Виккерс», использовавшей ее при постройке гигантского дирижабля R–100. «Веллингтон» имел мощное вооружение из 6 пулеметов, установленных в 3 подвижных турелях. Они прикрывали самолет спереди, сзади и снизу. В то время полагали, что соединение таких бомбардировщиков, поддерживая друг друга огнем, сумеет прорваться к цели, несмотря на сопротивление истребителей. Очень быстро выяснилось, что это глупейшее заблуждение. Однако «Веллингтоны» продолжали строить в большом количестве, и они оставались на вооружении в течение всей войны.
Годы безмятежного мира и скупость Казначейства мешали совершенствовать бомбы. Это было естественно в рамках борьбы против войны, но глупо перед лицом реальности. Все эти недостатки усугубляло то, что все вооруженные силы были буквально нашпигованы офицерами, пригодными к службе только в мирное время. Им не хватало ни отваги, ни верности присяге. Самым важным для них был вовремя поданный five—o–clock чай. Им не хватало ни жизненной энергии, ни ума, чтобы заниматься делами. Кроме того, бомбы КВВС были старыми, слишком старыми. Почти все запасы были созданы еще до 1919.
В 1921 была предпринята попытка создать более удачную бомбу, а в 1938 даже началось их производство, но в 1940 в наличии имелось слишком мало новых бомб. И новые бомбы, и старые были начинены средненькой взрывчаткой, называемой аматол (только 25 % веса бомбы приходилось на заряд). Существовала более мощная взрывчатка, так называемая RDX, но ее производство прекратилось в 1938. Только с 1942 КВВС начали получать бомбы, снаряженные RDX. Зато бомбы Люфтваффе имели гораздо более мощную взрывчатку, чем аматол, и на нее приходилась половина веса бомбы. Уоллис знал, что в 1926 была совершена попытка создать 1000–фн бомбу, однако работы не дошли даже до стадии испытаний. Казначейство высказалось против. Штаб КВВС не считал, что ему потребуются бомбы тяжелее 500 фунтов.
В любом случае самолеты КВВС не были предназначены под бомбы тяжелее 500 фунтов. 1000–фн бомбы требовали новых и более дорогих самолетов, которые тогда ни КВВС, ни страна не могли себе позволить. Только в 1939 министерство авиации начало всерьез подумать о 1000–фн бомбах, и лишь через 6 месяцев ПОСЛЕ начала войны разместило заказы на них. Тогда эти недостатки не были очевидны, особенно потому, что летчики предпочитали мелкие бомбы для уничтожения целей на поверхности. Ударная волна более крупных бомб рассеивалась на зданиях, и потому казалось выгоднее использовать несколько мелких бомб, а не одну крупную. Даже более крупные бомбы должны были попасть прямо в цель, чтобы вызвать серьезные разрушения. А шансы на прямое попадание возрастали при использовании большего количества бомб.
Примечание переводчика о термине «operational tour»: В годы войны британские пилоты должны были совершить определенное количество вылетов — «выполнить норму», так сказать. Но уж слишком сильно это выражение напоминает нечто профсоюзно—производственное. А слово «тур» вообще вызывает в памяти тур вальса. Поэтому я использовал термин «оперативный цикл», хотя это не вполне строгий перевод. Цикл состоял из 30 боевых вылетов, после чего пилот получал 6 месяцев отдыха.
Британское командование только и ждало, чтобы Гитлер нарушил запрет на бомбардировку гражданских объектов. Постоянно делались попытки договориться с французами о совместных действиях, когда такое случится. В штабе КВВС родилась идея провести массированную дневную бомбардировку Рура, если немцы начнут наступление. Однако сэр Эдгар Ладлоу—Хьюитт и его командиры гораздо реалистичнее оценивали собственные силы. Он выступил категорически против этого бредового предложения. Ладлоу—Хьюитт заявил, что имеет слишком мало самолетов, которые просто не смогут добиться серьезного результата. Зато потери могут достигнуть 50 %, и Бомбардировочное Командование как эффективная боевая сила практически перестанет существовать. Потребуется много месяцев, чтобы возместить потерю опытных экипажей. Учитывая потери «Веллингтонов» во время налетов в декабре 1939 года, Ладлоу—Хьюитт заявил начальнику штаба КВВС, что согласится с атакой Рура только, если ситуация станет по—настоящему критической.
Вместо этого было решено начать ночные бомбардировки заводов по производству синтетического бензина. Дело в том, что министерство экономической войны высосало из пальца мнение, будто немцы испытывают нехватку топлива. Французы смотрели на перспективы использования бомбардировщиков совсем иначе. Они использовали их только для поддержки действий армии. Французские самолеты бомбили войска противника, военные коммуникации и аэродромы — то есть занимались тем, что штаб КВВС считал «совершенно непроизводительной тратой сил». В действительности французы до судорог боялись, что Гитлер может начать бомбардировку французских заводов в ответ на атаки союзников. Учитывая плачевное состояние французской авиации, можно согласиться со скептическими оценками, которые давали французские генералы собственным возможностям. Однако передовые аэродромы, с которых можно было провести бомбардировку Рура, принадлежали французам, и в результате родился некий путаный компромисс.
13 апреля 1940 года маршал авиации Портал, который недавно сменил Ладлоу—Хьюитта, получил новую директиву. Если немцы вторгнутся в Бельгию и Голландию, целями бомбардировок становятся: сосредоточения войск, коммуникации Рура (например, железнодорожные сортировочные станции), нефтеперегонные заводы Рура. Основной удар следует нанести именно по ним. Тяжелые бомбардировщики должны действовать в основном ночью.
19 марта в ответ на германскую атаку Скапа Флоу он отправил 50 бомбардировщиков для атаки базы гидросамолетов в Хорнуме на острове Сильт. Эта атака была проведена при очень благоприятных условиях. Была достигнута полная внезапность, в течение 6 часов 41 бомбардировщик беспрепятственно сбрасывал бомбы на ангары и слипы, освещенные луной. Пилоты заявили, что добились множества попаданий и подожгли 2 ангара. Особые меры предосторожности были приняты, чтобы не сбросить бомбы на гражданские объекты. Для операции были специально отобраны лучшие экипажи, и все самолеты, кроме 1, вернулись домой. Но, несмотря на все оптимистические заявления, фоторазведчики 6 апреля принесли разочаровывающую новость. Все сооружения в Хорнуме остались целы! Конечно, разрушения можно было исправить или замаскировать, но в штабе Бомбардировочного Командования зародились сомнения.
«Наше общее мнение, что в условиях войны средний экипаж ночного бомбардировщика не сможет уверенно опознать и атаковать цель ночью, исключая наилучшие условия видимости, даже когда цель находится на берегу моря или такой большой реки, как Рейн. В подобных условиях не более 50 % средних экипажей сумеют найти цель и отбомбиться по ней. Если рядом с целью не имеется заметных ориентиров, лишь единичные экипажи, не имеющие опыта, сумеют найти ее при любых обстоятельствах». Написав это, маршал авиации Портал проявил свою исключительную проницательность и способность к холодному анализу, которые вскоре привели его на высшие посты в Королевских ВВС. Но предстояло получить еще немало неприятных уроков, чтобы все удостоверились в справедливости этих слов.
Концепция «снайперских ударов» не учитывала следующее: — бомбардировщикам придется по пути к цели пролететь несколько сот миль над вражеской территорией, преодолевая сопротивление ПВО. Свой вклад внесет и погода. Даже при отсутствии сопротивления противника навигационные трудности будут очень велики. Еще больше их усилят многочисленные изменения курса, когда бомбардировщики будут пытаться обойти районы концентрации сил ПВО; — уже выйдя в район цели, летчики должны будут обнаружить конкретный объект бомбардировки, что крайне сложно в районах плотной застройки. Маскировка цели сделает ее опознание еще более трудным. Лучи прожекторов и разрывы зенитных снарядов могут сбить с толку даже самого хладнокровного пилота. В таких условиях пилоту придется около получаса кружить на месте, чтобы найти цель; — пилоту крайне сложно будет удержать самолет на боевом курсе, то есть лететь по идеальной прямой, не меняя скорость, среди разрывов снарядов. Только это дает бомбардиру шанс прицелиться достаточно точно. В Бомбардировочном Командовании имелись элитные экипажи, способные сделать это. Однако их было слишком мало. Остальные летчики делали все, что было в их силах, но не справлялись с задачами. Если цель невелика, любая бомба, прошедшая мимо, потрачена бессмысленно.
В промышленных районах еще существовала вероятность, что эта бомба поразит другой объект, имеющий военное значение. По крайней мере, она может оказать моральное воздействие на население города. Если бомбы все равно будут рваться вокруг объекта, то почему бы не поставить задачу бомбардировки всего района, вместо того, чтобы прилетать снова и снова? Такими были возражения прагматиков. Эту точку зрения поддержали премьер—министр и большинство населения Британии, после того как немцы начали бомбить английские города, руководствуясь именно такими соображениями. Донесения шпионов и нейтралов давали совершенно искаженную картину воздействия бомбардировочного наступления на население Германии и степень вызванных им разрушений.
Преувеличения были самыми дикими. 10 октября, по мнению «хорошо информированных специалистов», более 25 % промышленного потенциала Германии «было затронуто бомбардировками». И этому бреду верили! Командование КВВС жило в мире иллюзий, подтверждая справедливость пословицы: «Легче всего обмануть того, кто хочет быть обманутым».
В ходе Битвы за Францию легкие бомбардировщики («Бэттл» и «Бленхейм») были принесены в жертву в ходе бесплодных попыток затормозить продвижение германских колонн. Они были вынуждены днем бомбить районы сосредоточения войск, аэродромы и мосты. И совершенно естественно, что при том бомбардировщики попадали под огонь многочисленных зениток и германских истребителей. Бомбардировщики имели малую скорость и слабое вооружение, и потому это были не бои, а избиение. Если бомбардировщики шли в сомкнутом строю, они превращались в легкую мишень для зенитных орудий. Если они размыкали строй, чтобы обойти разрывы зенитных снарядов, то становились добычей истребителей.
Наступило время делать выбор. Хотя Великобритания осталась одна против Германии, она была полна решимости продолжать борьбу. Но как? И чем? Флот господствовал на морях, однако долгосрочная блокада потеряла всякий смысл, так как Германия контролировала большую часть Европы. Вдобавок, она могла использовать ресурсы практически всего мира. Более того, Германия сама обратила оружие блокады против Британии, используя свои подводные лодки. На суше Британия не имела армии, чтобы вторгнуться в Европу. У нее не было даже сил, чтобы форсировать Ла—Манш. Ситуацию так охарактеризовал Уинстон Черчилль в выступлении перед Военным Кабинетом: «Флот может проиграть войну, но только авиация может ее выиграть. Поэтому мы должны направить наши главные усилия на захват господства в воздухе. Истребители являются нашим спасением, но только бомбардировщики обеспечат нам победу». Поэтому для Великобритании бомбардировочное наступление осталось единственным способом ведения войны в Европе.
Дамбы. В Германии стоят 3 дамбы — Мён, Эдер и Зорпе. Все в Руре, они практически полностью обеспечивали водой этот чудовищный арсенал. Уоллис знал, что германской промышленности требуется 8 тонн воды для производства 1 тонны стали. Возможности были обещающими. Дамба Мён запирала озеро Мён там, где река Хеве впадает в реку Рур, поддерживая уровень воды таким, что баржи с углем, сталью и танками могут свободно проходить к заводам. Озеро Мён содержит 134 миллиона тонн воды. Дамба Эдер перегораживает одноименную реку, образуя озеро Эдер с 212 миллионами тонн воды. Она контролирует уровень воды во втором по значению германском водном пути — Среднегерманском канале. Даже Кассель, находящийся в 40 милях от дамбы, получает воду из Эдера. Зорпе образует озеро на другом притоке Рура. Мён имеет толщину 112 футов у основания, высоту 130 футов и толщину на гребне 25 футов, там же проходит шоссе. Дамба Эдер еще больше. Уоллис знал, что они колоссальны. 500–фн бомба едва поцарапает бетон. Не менее мощна и дамба Зорпе, хотя и сложена из грунта. Два огромных земляных кургана в центре соединены и укреплены бетонной перемычкой.
В технических библиотеках Уоллис нашел технические отчеты об их строительстве, составленные возгордившимися создателями. Он обнаружил, что с трудом может удержать возбуждение, представляя последствия прорыва таких дамб. Это не только уничтожит гидроэлектростанции и лишит металлургические заводы воды, но и повлияет на другие военные заводы, которым тоже нужна вода. Разрушение их разом закупорит десятки бутылочных горлышек, сквозь которые протискивается производство танков, локомотивов, орудий, самолетов — да вообще, практически всего. Это также лишит воды население, что не вызывало радости в мягкой душе Уоллиса, но такова уж природа войны. Гуманизм не слишком запротестует против прямых последствий такой атаки. Им придется испытать и косвенные последствия. Еще один любопытный путь нанести удар по энергии противника, подумал Уоллис. Но было еще одно. Прорыв дамбы посылал вниз по долинам огромные массы воды, которые сметут шоссе, мосты, железные дороги, разрушат заводы и дома. Поэтому некоторые из заводов не только лишатся воды, с ними случится еще кое—что.
Гленвилл построил новую модель, а Уоллис испытывал более крупные заряды, чтобы понять, что же МОЖЕТ разрушить модель на расстоянии. Однажды несколько унций гелигнита выбросили водяной столб, перехлестнувший стену сада. Когда пена опала, они увидели воду маленького озера, хлещущую в разломанную дамбу. Бетонные кубики треснули и развалились, получилась та самая брешь, которой жаждал Уоллис. Он пересчитал заряд, который с расстояния 50 футов разрушит дамбу Мёна. Ответ был ужасным. 30000 фн новой взрывчатки RDX. Ученому не требовались карандаш и бумага, чтобы понять, что это означает. 30000 фн — это примерно 14 тонн. И это только взрывчатка. Вес оболочки из легированной стали еще 40000 фн. Итого — 70000 фн, более 30 тонн. Даже бомбардировщик победы, существовавший пока только на бумаге, мог поднимать всего 10 тонн.
На следующем заседании комитета были подведены итоги. Их нетрудно было угадать. Уоллис не получил разрешения. Тогда он начал думать, что бомба должны взорваться прямо НА стене дамбы. Ударная волна будет гораздо сильнее, поэтому понадобится меньше взрывчатки. Меньше будет и корпус бомбы. Но как добиться прямого попадания огромной бомбой? Да еще в нужную точку — достаточно глубоко, чтобы возникла ударная волна, большая часть которой обрушится на стену дамбы. А если нужно несколько бомб, как положить все их достаточно точно? Торпеда? Но все дамбы защищены прочными сетями. Вы можете сбросить бомбу очень низко, чтобы уменьшить ошибку, но тогда бомба пойдет почти горизонтально. Попав в воду, она срикошетирует, что тоже не слишком хорошо. Если вы сбросите ее достаточно высоко, чтобы она падала круто, прицеливание будет неточным.
Уоллис размышлял над этой проблемой несколько дней. Он не помнит точно, когда именно его осенила идея. Он вспоминал последний отдых перед войной в Дорсете. Ребятишки играли в обычную игру на воде. И неожиданно возникла идея, такая безумная, что он сам несколько дней пытался отвязаться от нее. Позднее люди говорили, что только такой сумасшедший, как Уоллис, мог придумать нечто подобное.
Гленвилл построил для него новую дамбу. Уоллис начал с маленьких зарядов, погружая их в воду и взрывая на бетонных плитках. Эффект был потрясающим, в буквальном смысле слова. Он крушил стену за стеной, отыскивая наименьший потребный заряд. Скоро он знал, что при контактном взрыве с водяной забивкой капля в несколько унций гелигнита пробивает нужную дыру в бетонной стене толщиной 6 дюймов. Из опытов Уоллис рассчитал, что требуется всего 6000 фн RDX, чтобы пробить дамбу Мёна. При этом вес оболочки составлял немного больше 3000 фн, что давало вес бомбы всего 9500 фн. Меньше 5 тонн. Новый четырехмоторный «Ланкастер» мог без проблем доставить ее в Рур.
Из книги «Warplanes and air battles of World War II»: Уоллис лично занялся вопросом доставки подрывного заряда непосредственно к стене дамбы и установки его там. Если это удастся сделать со стороны озера, то вес воды сильно поможет разрушить строение. В этом случае работу сможет проделать и более легкий заряд. Единственным решением задачи казалась торпеда, однако немцы тоже подумали об этом и установили для защиты дамб мощные противоторпедные сети. Чтобы преодолеть препятствие, Уоллис выдвинул по—детски простую идею. Специально сконструированную мину следует сбросить с низколетящего самолета, она будет прыгать по поверхности воды, пока не врежется в дамбу. После попадания в цель бомба должна отскочить и затонуть. Чтобы добиться максимального эффекта, она должна погрузиться на 30 футов. Это означало, что ее следует оснастить гидростатическим взрывателем, вроде тех, что стоят на глубинных бомбах.
Для успеха требовалось выполнить еще одно условие. Достигнув 30–футовой глубины, бомба должна быть прижата к стене дамбы. И снова Уоллис нашел блестящее решение. Если бомбу заставить вращаться НАЗАД, когда она оторвется от самолета, она будет вести себя именно так, как требуется. После удара о стену дамбы, она снова пойдет ВПЕРЕД, пока опять не упрется в дамбу. После этого бомба будет тонуть вертикально, пока не достигнет глубины взрыва. Уоллис провел ряд экспериментов на моделях, и на основании их результатов получил разрешение провести эксперимент с бомбой нормальных размеров. Грозное оружие для уничтожения дамб получило название «Апкип». Оно больше всего напоминало мусорный бак. Бомба имела диаметр 50 дюймов и длину 60 дюймов. Она весила 9250 фунтов, из которых 6600 фунтов приходились на мощную взрывчатку RDX. Снаряд устанавливался ПОПЕРЕК бомбового отсека значительно модернизированного «Ланкастера». Его держали две V—образных рамы, которые позволяли бомбе вращаться. Бомба раскручивалась до скорости 500 об/мин с помощью маленького электромотора, установленного в бомбовом отсеке, посредством обычной ременной передачи. Когда бомбардир в носовой кабине нажимал гашетку, чтобы сбросить бомбу, V—образные рамы резко отгибались в стороны, позволяя ей свободно падать. Обращаться с «апкипом» было нелегко. Бомбы следовало сбросить на скорости ровно 220 миль/час с высоты точно 60 футов. Если «Ланкастер» закладывал вираж на этой высоте, его крыло проходило на высоте всего 6 ярдов от поверхности. Мало того. Скачущую мину следовало сбросить на расстоянии 425 ярдов от стены дамбы. Допустимая ошибка составляла всего 25 ярдов в ту или иную сторону. При скорости 220 миль/час самолет пролетал эти 25 ярдов за четверть секунды.Теперь я расскажу вам побольше о предприятии «Даунвуд».
— Даунвуд?
— Кодовое название налета.
— Уоллис объяснил, как бомбы должны взрываться в глубине на стене плотины. — Я рассчитал, что первая должна вызвать растрескивание. Новые бомбы, попавшие в то же место, должны выбить треснувшие блоки с места… конечно, с помощью давления воды. Самое лучшее время, разумеется, когда водохранилище полно. Это будет май. Нам требуется полная луна, то есть период с 13 по 19 мая.
— Осталось 6 недель.
— Да. И вы ДОЛЖНЫ быть меткими, или вы просто дадите перелет, и бомба взорвется на парапете. Это ничуть не повредит дамбе.
— Зато повредит нам, — высказал свою давнюю тревогу Гибсон. — Самолет будет находиться как раз наверху.
— Да, может.
— Ну—ну, — ответил Гибсон и задумчивый поехал в Скэмптон.
Прибыли искусственные приспособления для имитации ночных полетов. Это были прозрачные янтарные экраны и синие очки. Летчики сразу прозвали их «двухслойным янтарем». Экраны были установлены в кабинах, пилоты нацепили очки и начали летать днем, совсем как ночью. Они налетали по несколько тысяч миль. Сначала на высоте 150 футов, а когда Гибсон решил, что они достаточно натренированы, перешли на 50 футов. Бомбардиры сидели в носовых кабинах, предупреждая о деревьях и холмах.
Гибсон спрятал подальше экраны и очки и начал посылать экипажи в реальные ночные полеты. Сначала отдельные самолеты, а когда появилась полная луна — всю эскадрилью в разомкнутом строю. Два экипажа оказались слишком умными и принесли назад ветки и щепки в радиаторах. Только Гибсон знал решительно все, но зато остальные люди в Скэмптоне терзались от любопытства. Прелестный маленький шофер женской вспомогательной службы Дорис Лимэн выразила общее настроение записью в дневнике: «Все гадают, по какой причине создана новая эскадрилья. Пока ничего, кроме тренировок. Совершенно непривычно для экипажей, совершивших множество боевых вылетов. Они, судя по всему, отобраны специально». Через день она записала: «Никогда не видела «Ланкастеры» летающими так низко, как делают эти парни!»
Эскадрилья не знала ничего, а служба безопасности прилагала все усилия, чтобы наружу не просочилось ни капли информации. Телефоны прослушивались, переписка вскрывалась. Иногда усилия службы безопасности оправдывались. Один механик написал домой: «Самолеты летают на малой высоте со специальными ночными приспособлениями для каких—то особых заданий». Письмо было перехвачено.
— Кто этот дурак? — спросил Гибсон Чифи Пауэлла. Он всегда обращался к Пауэлду, когда речь шла о наземном персонале, за который тот отвечал. Пауэлл знал их всех, а Гибсон знал Пауэлла и доверял ему.
— Это хороший парень, сэр, — ответил Пауэлл, — и хороший техник. Гибсон вызвал беднягу к себе в кабинет и устроил страшный разнос. Наружу вырвалось все самое худшее, что таилось в Гибсоне. Техник упал и заплакал. После этого Гибсон отпустил его с миром.
Один из летчиков позвонил девушке и сказал, что не сможет встретиться с ней ночью, так как улетает на специальную тренировку. Телефон прослушивался. Гибсон построил эскадрилью и вытащил виновника на середину. — Полюбуйтесь на него! — заорал он. — Полюбуйтесь на дурака. Сотни человеческих жизней в опасности из—за того, что какой—то поганый дурак не может держать пасть на замке.
Гибсона вызвал подполковник авиации Данн из министерства авиационной промышленности.
— Я слышал, у вас проблемы с прицелами для удара по дамбам?
— Какой хрен вам это сказал? — поинтересовался Гибсон.
— Мне это сообщили, потому что я эксперт по прицелам, — объяснил Данн. — Я думаю, что могу разрешить ваши проблемы. Вы должны были заметить на вершине каждой дамбы пару башен. Мы измерили с воздуха, они находятся на расстоянии 600 футов одна от другой. Теперь смотрите, что нужно сделать. И он набросал простенький эскиз. Это было до смешного просто. Плотник сколотил такое приспособление за 5 минут. В основе был фанерный треугольник с глазком в одном углу и двумя гвоздиками на остальных углах.
— Вы смотрите сквозь глазок, — говорил Даны, — и когда башни на дамбе поравняются с гвоздиками, вы нажимаете на кнопку. Вы сбросите бомбу точно в нужном месте, но вам следует следить за скоростью и курсом. Гибсон потряс головой от восхищения. Рабочие сколотили два макета башен на дамбе поперек озера, а бомбардиры сколотили собственные прицелы. При первом же заходе один из них сбросил 8 практических бомб со средней ошибкой всего 4 ярда.
Гибсон упорно размышлял, как решить проблему высоты. Сначала он захотел подвесить к самолету длинную проволоку с грузом, чтобы тот скользил по воде. Это помогло бы удержать точно 60 футов. Полный надежд, он опробовал это на своем «G Джордже», но устройство не сработало. В полете проволока тащилась за самолетом почти горизонтально. Кохрейн засадил свой штаб за работу. Через день Бен Локспейсер из министерства авиационной промышленности прибыл в Грантхэм с новой идеей. Она была до смешного простой и абсолютно надежной.
— Поставьте прожектор в носу самолета, — сказал он, — а другой под брюхом. Лучи должны быть направлены вниз и внутрь так, чтобы скреститься ровно в 60 футах под самолетом. Когда на воде два пятна сольются в одно, вы там, где следует! Обрадованный Гибсон рассказал это летчикам. Когда он кончил, Спаффорд небрежно заметил: — Я и сам мог это сказать. Прошлой ночью мы с Терри Тэрумом ходили смотреть стриптиз. Когда девушка раздевалась, ее освещали два прожектора. Идея бродила у меня в голове, и я уже собирался все рассказать. Гибсон выразительно посмотрел на него.
Модсли полетел на своем «Ланкастере» в Фарнборо, и в тот же день техники установили на нем 2 прожектора. На обратном пути он совершил пробный заход над аэродромом. Все работало отлично. Модсли сказал, что очень легко свести световые пятна вместе и удерживать их так. Его штурман Уркварт, глядя в наблюдательный блистер позади кресла пилота, следил за поверхностью и командовал: — Ниже. Ниже. Ниже… еще немного… О'кей. Именно такая процедура была принята. Все летчики опробовали это над Дербентом, и теперь они могли уверенно выдерживать высоту с точностью до 2 футов. Но большой радости летчики не испытывали, так как у всех в голове крутилась одна мысль. Когда самолет заходит на хорошо защищенный объект на высоте 60 футов, экипаж и так рискует очень сильно. А при включенных прожекторах…
Три самолета плавно повернули влево и начали свою игру в пятнашки с зенитками. Северная волна вышла к берегу примерно в это же время. Они заметили Влиланд и повернули на юго—восток, чтобы пролететь над Зейдер Зее. Манро повел их через темный провал. Он был таким узким, что уже через 30 секунд появилась вода, и перед ними были еще 70 миль сравнительно безопасного водного пространства. Но без предупреждения внизу замелькали вспышки и полетели раскаленные белые шары. Манро ощутил толчок, когда они попали в самолет, но вскоре самолеты снова оказались над водой. Манро запросил по интеркому всех членов экипажа, чтобы убедиться: целы ли они? Наушники молчали. Радист Пиджен тронул его за плечо и закричал прямо в ухо: — Рация накрылась, интерком тоже. Зенитки разбили их. Но я думаю, что с людьми все в порядке. Манро пролетел еще несколько миль, пытаясь обмануть сам себя, что все нормально. Но это было, конечно же, не так. Без рации он не мог руководить атакой Зорпе, он не мог даже командовать собственным экипажем при бомбардировке. Выругавшись, он повернул домой.
Воды Зейдера были темными и тихими, предательски обманывая относительно высоты полета. Джефф Райс скользнул немного вниз, до 60 футов, если судить по нижним прожекторам, но они работали неточно и заставили его спуститься еще ниже, прежде чем он начал выравниваться. Казалось, по самолету ударил молот, моторы загремели. Райс оторвал самолет от воды, однако он уже зацепил брюхом за волны и потерял бомбу. В смятый фюзеляж влилась пара тонн воды, она струями брызнула в стороны, а хвостовой стрелок едва не утонул в своей башне. Каким—то чудом он продолжал лететь, хотя сильно отстал. Когда выяснилось, что бомба потеряна, Райс с тяжелым сердцем повернул назад, в Англию.
Оставшаяся пара, Барлоу и Байерс, определились по мысу Ставорен и через 10 минут снова пересекли вражеский берег в Хадервийке. Никто точно не знал, как скоро зенитки сбили их. Но пришло сообщение, что самолет Барлоу падает, бомба оторвалась и упала на землю. Взрыв ее напомнил восход солнца. Примерно в это же время погиб и Байерс со своим экипажем. О них нечего не было известно. Из команды, нацеленной на Зорпе, остался один МакКарти. Он, опоздав еще на земле, летел в 60 милях позади, что, наверное, и спасло его.
Гибсон снова полетел через озеро, чтобы его стрелки могли поиграть с немцами. Теперь и Мартин сделал то же самое. Когда Янг пошел на дамбу, Гибсон и Мартин пристроились к нему чуть выше, поэтому зенитчики не знали, по кому стрелять. Янг перескочил через дамбу и сообщил, что у него все в порядке. Огромный взрыв в третий раз потряс дамбу, бомба попала исключительно метко. Но дамба стояла! Гибсон дождался, пока сникнет фонтан брызг и вода успокоится. Он вызвал Малтби и приказал ему выходить в атаку. Когда Малтби лег на боевой курс, Гибсон и Мартин сопровождали его, стреляя из всех пулеметов. Они даже включили навигационные огни, чтобы заставить зенитки стрелять по ложным целям. Красная ракета взвилась из кабины самолета Малтби, сигнализируя, что атака была успешной. Через несколько секунд над стеной дамбы в небо поднялась целая гора воды. Было непонятно, насколько точно попала бомба. Брызги после взрыва разлетелись по всей долине, и никак не удавалось различить, что произошло с дамбой.
Гибсон начал вызывать Шэннона, чтобы приказать атаковать. Однако он не успел сказать ни слова, так как в наушниках раздался истерический крик: — Дьявол, она взорвалась! С ней кончено! Смотрите, ради Христа! Двигаясь вдоль склона долины, Мартин увидел, как бетонная поверхность внезапно треснула и распалась под напором воды. Гибсон развернулся посмотреть и вздрогнул. Зазубренная пробоина 100 футов длиной и 100 футов шириной зияла в теле дамбы. Озеро рвалось сквозь нее. 134 миллиона тонн воды низвергались в долину струей длиной 200 футов. Вода пенилась на зазубренных краях пробоины и кипела, падая на землю, туда, где еще недавно стояла силовая подстанция.
Дамбу Эдера было гораздо труднее найти из—за густого тумана, залившего долину. Гибсон какое—то время кружил на месте, пока не удостоверился, где он находится. Один за другим и остальные летчики обнаруживали плотину. Вскоре все они кружили против часовой стрелки над озером. Зениток не было. Возможно, немцы полагали, что Эдер в них не нуждается. Дамба лежала глубоко в складках холмов. Гребни вокруг нее достигали высоты 1000 футов, и для тяжелых самолетов просто не было места пикировать ночью. Гибсон сказал: — О'кей, Дейв, начинай атаку.
Шэннон описал широкий круг над гребнями, а потом опустил нос самолета. Однако пике не было достаточно крутым, и он проскочил мимо. Сержант Гендерсон дал полный газ, и Шэннон потянул ручку на себя. Они едва не врезались в гору на противоположном склоне долины. — Извиняюсь, лидер, — сказал Шэннон, переведя дух. — Не обращайте внимания. Я попытаюсь еще раз. Пять раз он пикировал в темную долину, но каждый раз не мог выйти в точку сброса бомб. Он едва не зацепил хвостом «Ланкастера» склон холма. Тогда Шэннон передал по радио: — Я думаю, мне лучше сделать еще круг, чтобы ознакомиться с местом. — О'кей, Дэйв. Повертись еще немного, пусть попытается кто—нибудь другой. Хэлло, «Z Зебра», теперь ваша очередь.
Модсли подтвердил приказ и через минуту спикировал вдоль контура холмов. Однако он тоже проскочил точку сброса и был вынужден прыгнуть вверх, как и Шэннон. Модсли попытался снова, но с тем же самым результатом. Он сказал, что намерен попробовать еще раз. Модсли медленно прошел над хребтами, повернул только в последний момент и резко опустил нос самолета в темноту, вынуждая его нырнуть в долину. Остальные пилоты видели, что он стремительно снижается, потом огни прожекторов засверкали на поверхности воды и быстро сошлись вместе. Световое пятно помчалось к дамбе. Вспыхнула красная сигнальная ракета, когда Фуллер сообщил: — Бомба сброшена! Однако им следовало убираться как можно скорее. Бомба попала в парапет дамбы и взорвалась с ужасной вспышкой в момент удара. В этой вспышке все на мгновение увидели силуэт «Z Зебры». А потом лишь мрак. Гибсон напряженно произнес, зная, что все это бесполезно: — Генри, Генри, хэлло. «Z Зебра», как вы? Ответа не было. Он сделал вызов еще раз, и просто невероятно, но из темноты совершенно спокойный голос произнес: — Я думаю, все нормально… ждите… Это слышали все: Гибсон, Шэннон, Найт. Они поразились, как это возможно? После этого Гибсон вызвал Модсли еще раз, но больше ответов не было. Модсли не вернулся.
Гибсон произнес: — О'кей, Дэвид. Ты атакуешь. Шэннон сделал еще заход и снова промахнулся. Он описал еще один круг, нырнул в темноту. На сей раз все прошло гладко, самолет вышел из пике над самой водой и устремился к дамбе. Он быстро нашел нужную высоту и правильно сбросил бомбу. Шеннон круто бросил самолет в сторону над горным отрогом. Под парапетом бомба выбросила знакомый фонтан белой пены. Когда он опал, Гибсон, спикировавший к воде, увидел, что дамба стоит. Оставался только Найт. У него имелась последняя бомба. Гибсон приказал ему атаковать. Найт совершил первый заход и, разумеется, промахнулся. Новый заход. Снова неудача. — Следуй по лунной дорожке и пикируй до предела, Лес, — сказал Шэннон. Он дал еще несколько советов по радио, которые Найт внимательно выслушал. Это был молодой австралиец, трезвенник, главным его занятием по вечерам было писание писем домой и живопись. Он спикировал еще раз. Теперь все получилось идеально, он сбросил бомбу как надо. Все увидели всплеск. А через секунду озеро вздыбилось. Гибсон нагнулся, чтобы лучше видеть, и увидел… Стена воды рванулась из отверстия в дамбе и помчалась по долине всесокрушающим потоком. Найт пришел в неописуемый восторг, он испустил дикий вопль, который радио послушно донесло до остальных, и только потом догадался отключить передатчик. Реплики экипажа тоже ушли в эфир, и они были крайне выразительны.
Это было еще более фантастично, чем в Мёне. Брешь в дамбе оказалась огромной, и через нее хлынули более 200 миллионов тонн воды. Долина Эдера была круче, и пилоты безмолвно смотрели, как пенящийся вал летит по долине, извиваясь, как змея. Его скорость была не меньше 30 фут/сек. Они видели, как автомобиль пытается удрать от воды. Был заметен лишь свет фар, испуганно дергавшийся в темноте. Но автомобиль проиграл гонку. Пена настигла его, фары на мгновение засветились зеленым, а потом погасли. Хатчинсон передал морзянкой «Динги». Это был кодовый сигнал, что дамба Эдера уничтожена.
МакКарти летел к дамбе Зорпе в одиночку, виляя между холмов к югу от Мёна. Долины были полны тумана, поэтому прошло много времени, прежде чем он сумел определиться с местом. Озеро тускло отсвечивало сквозь дымку, и он узнал его очертания, вспомнив учебную модель. Он совершил пробный заход и, как остальные над Эдером, обнаружил, что нужно пикировать круче. Потом он нашел точку прицеливания и немного заспешил. МакКарти выполнил 2 захода, но не был удовлетворен. Во время третьего захода он пробил завесу тумана, чтобы не мешал обманчивый лунный свет. Он едва не врезался в воду и выровнял самолет в последний момент. Джексон нашел точку прицеливания, потянулись секунды. — Бомба сброшена! Самолет уже перескочил через стену холмов, когда она взорвалась у стены дамбы. МакКарти спикировал еще раз, и все увидели брешь шириной 50 ярдов. После того, как они взяли курс на Англию, Итон отстучал по радио, что бомбежка завершена успешно.
Бэрпи на «S Шугар» был перенацелен на Зорпе, но не ответил. Не ответил он и на повторные вызовы. К этому времени он уже был мертв.
Браун на «F Файрфлай» был послан к Зорпе и прибыл туда уже после того, как улетел МакКарти. Туман стал еще гуще. Хотя он спикировал к самой дамбе, его бомбардир Оансиа не успел прицелиться. Браун спикировал второй раз, однако и второй раз туман помешал Оансии. Они совершили 8 попыток, после чего Браун на время прекратил это занятие и решил провести небольшое совещание по интеркому. При следующем заходе Оансиа сбросил пачку зажигалок на деревья рядом с дамбой. Они ярко вспыхнули, деревья тоже загорелись, поэтому во время десятого захода Оансиа увидел это зарево издалека. Теперь он точно знал, где находится цель, и метко сбросил свою бомбу. Они начали с разворотом набирать высоту, а столб воды и грязи вылетел из тумана. Потом он опал, и летчики увидели воздушную ударную волну, похожую на гигантское кольцо дыма вокруг этого столба.
Андерсон на «Y Йоркере» тоже был послан к Зорпе, однако он прилетел еще позднее Брауна. Теперь долина была полностью скрыта туманом, поэтому увидеть озеро и дамбу было просто невозможно. Он вернулся назад вместе с бомбой [тем самым Андресон нарушил требования Гибсона и после разбора рейда этот экипаж убрали из 617 аэ].
Оттли на «С Чарли» получил приказ лететь к дамбе Листер, одной из второстепенных целей. Он подтвердил получение приказа, но больше никто ничего о нем не слышал.
Последним пилотом был Таунсенд на «О Орандже». Его целью была дамба Эннерпе. Он долго искал ее в тумане и сделал 3 захода, прежде чем был удовлетворен и сбросил бомбу. Атака оказалась успешной. 10 самолетов из 19 возвращались домой.
Гибсон увидел впереди черную кляксу Хамма и повернул на восток. Слева он увидел еще один самолет. Гибсон подумал, что тот летит слишком близко к Хамму. и тут же замигали вспышки выстрелов зениток, и что—то взорвалось в небе, где только что находился самолет. Он падал, извергая пламя, подобно метеору. Возможно, это был Бэрпи. Или Оттли.
,Таунсенд последним покинул район дамб. Он пролетел над Мёном и сначала не узнал его. Озеро изменило форму. Всюду виднелись илистые отмели, на которых застряли рыбачьи лодки, мосты нелепо торчали, словно на ходулях, над усохшей речкой. Противоторпедная сеть исчезла, а местность ниже дамбы полностью изменилась. Возникло новое озеро, которого раньше не было. Странное озеро, несущееся вниз по долине.
Каким—то чудом большая часть самолетов ушла от зениток на обратном пути. Но любое везение однажды кончается, небо на востоке посветлело, и теперь тяжелые бомбардировщики больше походили на сидящих уток. Тревор—Рупер сообщил Гибсону по интеркому: — Неопознанный самолет позади. — О'кей, Трев. «G Джордж» стремительно пошел вниз, пока не начал буквально скрести брюхом по изгородям на пастбищах, а перепуганные овцы принялись разбегаться в панике. — Больше не вижу, — передал Тревор—Рупер, но Гибсон на всякий случай продолжал ползти по земле. Над Голландией он вызвал Динги Янга, но не услышал ответа.
Гибсон начал гадать, что случилось с Динги. (Штаб группы знал! Они получили короткое сообщение от Янга. Он прошел побережье на малой высоте и последний залп зениток попал в самолет. Янгу удалось, теряя высоту, протянуть еще несколько миль, но потом он сел на воду.)
56 безбородых юнцов из 133 отправившихся в полет пропали. Только трое сумели выпрыгнуть с парашютами на опасно малой высоте и остаток войны провели в малоприятной обстановке лагерей военнопленных.
Гибсон ожидал больших потерь над Мёном, где разведчики обнаружили кое—какие оборонительные сооружения, но там был сбит только 1 самолет. (Только после войны обнаружилось, что таинственные черные тени на склонах холмов — всего—навсего декоративные сосенки. В разгар войны немцы не смогли отправить дополнительные орудия, но постарались хотя бы изобразить их.)
Разведывательный «Москито» вернулся из полета над Германией со снимками, и от них захватывало дух. Озера Мён и Эдер были пусты. 330 миллионов тонн воды, подобно раковой опухоли, расползлись по долинам западного Рура, только скелеты городов и деревень были видны среди пустошей. На Рур, который раньше подвергался испытанию огнем, теперь обрушилась вода. На 50 миль от Мёна и 50 миль от Эдера угольные шахты были затоплены, заводы разрушены. Фрицлар, один из крупнейших военных аэродромов Гитлера, оказался под водой. Самолеты, летное поле, ангары, казармы, бомбохранилища — все пропало. Исчезли шоссе, железные дороги, мосты. Промышленный пригород Касселя Унтернойштадт, находившийся в 40 милях от Эдера, ушел под воду. Поток промчался еще несколько миль по долине Фульды. Берега каналов были размыты, электростанции снесены, домны Рура оказались без воды и не могли давать сталь. Десятки речных сооружений были разрушены в Гельзенкирхене, Дортмунде, Хамме и Бохуме. Транспортная система, обеспечивавшая поступление сырья в Рур и вывоз готовой продукции, была уничтожена. Некоторые заводы не были снесены, однако не могли работать, так как лишились электричества или воды.
В маленьком городке Нехайме для ремонта были задействованы 2000 человек, в том числе 1250 солдат. Еще 2000 человек пытались отремонтировать дамбу. Но и много месяцев спустя, во время битвы за Рур, воды не хватало даже для тушения пожаров. Официальный германский отчет приводит «мрачную картину опустошения». К осени выяснится, насколько пострадало производство, однако по оценке это было равно потере 100000 рабочих на несколько месяцев. 125 заводов и фабрик были либо уничтожены, либо тяжело повреждены. Примерно 3000 гектаров пашни были опустошены. Уничтожено 25 мостов, 21 мост поврежден. Погибло 6500 голов скота. Таковы были издержки. Но были еще и потери.
Утонули 1294 человека, большей частью гражданские. Однако в основном это были пленные и рабы — 749 человек. В долине Эдера располагался лагерь русских военнопленных. После налета немцы привлекли сотни солдат с зенитными орудиями для охраны остальных дамб в Германии. А пока они трудились, как бобры, чтобы отремонтировать Мён. Они построили 2 высоких пилона в 2000 ярдов от дамбы и натянули между ними трос поперек озера. С него до самой воды свешивались другие тросы с подвешенными гранатами. Это была ловушка для низколетящих самолетов. Возле самой дамбы они растянули 2 прочные противоторпедные сети, еще одна была установлена в 1000 ярдов от дамбы. На сухой стороне дамбы они растянули стальную сеть.
... из Германии начали приходить тревожные сообщения о создании таинственного нового орудия. Очевидно, это было знаменитое «секретное оружие» Гитлера. Агенты не могли сказать, что это такое, но чувствовали, что нечто особенное. Пара бежавших пленных прибыла в Англию с информацией, которая связывала это с ракетами и районом северо—восточнее Любека. В Па—де—Кале тысячи рабочих копошились на строительстве новых чудовищных бетонных бункеров. Разведывательные самолеты вернулись со снимками странного завода в Пенемюнде, северо—восточнее Любека. На земле лежали странные предметы, похожие на карандаши, которые поставили в тупик службу расшифровки фотографий. Но мало—помалу, учитывая упорно повторяющиеся сообщения о ракетах, начали считать, что эти предметы и есть ракеты. А бетонные бункера, судя по всему, должны были противостоять ударам бомбардировщиков КВВС. Уже были почти готовы тонкостенные бомбы по 12000 фн, но это были обычные фугасные бомбы, которые должны были рваться на поверхности и разрушать здания. Они даже не поцарапали бы бетонные глыбы, утопленные в грунт. И шпионы были правы.
В 60 милях от Лондона, как раз позади Кале, Гитлер строил бункера для своего секретного оружия. Эти фантастические сооружения должны были непрерывно обстреливать Лондон и порты подготовки вторжения. Это был железобетон толщиной 16 футов на стенах и 20 футов на крыше! Ни одна существующая бомба не могла разрушить такой бункер. Организация Тодта обещала это Гитлеру. В Ваттане, Визернесе и Сиракуре в бункерах должны были разместиться хранилища и пусковые установки для ракет и самолетов—снарядов. 12000 рабов работали на этих объектах. Глубоко под бетоном, в известняке и скалах, выкапывались сводчатые тоннели и камеры, где предполагалось поселить солдат. Оттуда они без помех смогли бы выпускать ракеты.
Но самым ужасным кошмаром был целый подземный город, схороненный под железобетонной плитой 20–футовой толщины возле Мимойека. Там Гитлер готовил свои V–3. Об этом оружии мало что известно. Это было самое секретное и необычное артиллерийское орудие с длиной ствола 500 футов! Стволы не должны были возвышаться над землей. Весь ствол был утоплен в шахте, идущей под углом 50 градусов на 500 футов вглубь земли. Гитлер планировал создать в Мимойеке 15 таких орудий — 3 шахты по 5 орудий в каждой. Они имели гладкий ствол и заряд из особого медленно горящего пороха. Орудие выпускало 10" снаряд с постоянным ускорением, так что ствол не нагревался и в нем не возникало больших напряжений. В этом случае износ ствола был бы совсем небольшим, в отличие от ствола Большой Берты, знаменитого орудия Первой Мировой войны. Эти орудия во всех отношениях превосходили Большую Берту. Они выпускали более тяжелый снаряд, могли стрелять дольше, и что самое важное — имели более высокую скорострельность. Толстые броневые двери откатывались перед началом стрельбы, и кошмарные орудия начинали выпускать по 6 снарядов в минуту по Лондону, 600 тонн взрывчатки в день. Они должны были стрелять день за днем, поэтому на Лондон за 2 недели обрушилось бы гораздо больше взрывчатки, чем на Берлин за всю войну.
Сначала он встретился с Роем Чедвиком, главным конструктором фирмы Авро. — Рой, — спросил он, — может твой «Ланкастер» нести 17000 фунтов на расстояние 250 миль? — Да, конечно, — ответил Чедвик. — Запросто. — А может он нести 19000 фунтов? — А… э… Я думаю, да. — Отлично, Рой, — сказал Уоллис. — А как насчет полных 10 тонн? — Великий Боже, я просто не думал об этом. — Пришло время подумать… Если ты поставишь более мощные моторы и усилишь шасси. — Хорошо… Ну, я полагаю, что он СМОЖЕТ сделать это. — Спасибо, — сказал Уоллис и отправился в Шеффилд. Перед ним стояло огромное множество проблем.
Бомбу следовало делать из совершенно специфической стали. Только 2 завода делали ее, но оба были загружены до предела другими важнейшими заказами. Следовало применить новые методы литья, новые методы закалки, чтобы бомба могла глубоко проникать в твердый грунт со сверхзвуковой скоростью и при этом не разрушиться. Взрыватель должен выдержать страшный удар. Не так уж много фирм могли сделать бомбу целиком. Вряд ли в Англии можно было найти фирму, которая смогла бы выпускать по 1 бомбе ежемесячно. Не было специальных устройств для заполнения их взрывчаткой, не было методов испытаний. «Ланкастерам» предстояла серьезная модернизация, чтобы они смогли нести такие бомбы. Требовалось спроектировать специальные грузовики и тележки, чтобы работать с ними, специальные лебедки, чтобы поднимать на самолеты.
Над Северным морем «Ланкастеры» шли плотным строем, двумя «коробочками» по 4 самолета. Пилотам казалось, что они снова летят к дамбам. Самолеты шли на высоте 50 футов, чтобы избежать обнаружения радарами, и сохраняли строгое радиомолчание. Более скоростные «Москито» должны были стартовать только сейчас, чтобы заняться зенитками как раз, когда прибудут бомбардировщики. Пролетавший над самим каналом метеоразведчик «Москито» передал, что видимость превосходная.
Бомбардировщики пересекли голландский берег, но зенитки никак себя не проявили. Холдену казалось, что курс выбран идеально, так как поднялась полная луна, которая залила поля мягким светом, когда они прибыли к Ландбергену в Германии.
Впереди вздымались колокольни небольшого городка. Мартин дожидался, пока Холден отвернет в сторону, но Холден выбрал прямой подход и начал набор высоты, чтобы обойти городские шпили, так как сейчас он имел высоту всего 300 футов. Питавший пристрастие к полетам на сверхмалых высотах Мартин наоборот бросил свой самолет прямо к городским крышам. Найт и Уилсон сделали то же самое, так как с земли они были почти не видны на темном горизонте. Зато самолет Холдена четко обрисовался в лунном свете.
В Ноордхорне имелась только одна легкая зенитка, но ее расчет был извещен о приближении самолетов. Холден летел над центром города, когда к его самолету устремилась цепочка светящихся красных шаров. Тут же навстречу ей метнулась другая — Тоби Фоксли открыл ответный огонь. В самолет успели попасть 5 снарядов, прежде чем Фоксли заставил зенитку умолкнуть.
Один из 5 снарядов попал во внутренний правый крыльевой бак. Струя пламени протянулась до самого хвоста самолета. Черный силуэт самолета на мгновение обрисовался на фоне свечения, а потом было видно, как он валится вниз. Отвалилось левое крыло, потом носовая часть. Самолет начал падать еще быстрее, заваливаясь влево. Он находился прямо под Уилсоном и Найтом с 12000 фунтами бомб на борту! Мартин успел крикнуть в микрофон:
— Отваливайте!
Уилсон как раз поворачивал, когда самолет Холдена взорвался на окраине города прямо под ним. На земле словно солнце вспыхнуло.
Мартин с опаской вызвал их снова. Найт ответил сразу и сообщил, что у него все в порядке. Уилсон откликнулся только через 20 секунд. Он, немного запинаясь, сказал, что его сильно встряхнуло взрывом, однако он думает, что ничего серьезного не произошло. Чуть позднее они построились. Возглавил бомбардировщики Мартин. Теперь они находились над территорией Германии. На самолете Холдена находился экипаж Гибсона. Спаффорд, Тэрум, Палфорд, Хатчисон погибли.
Один за другим они определялись, и до канала оставалось 5 минут лёта, когда впереди внезапно опустилось покрывало туч. Они оказались в тумане. Это было невероятно. Только что небо было чистым, и сияла луна, а теперь земля казалась грязным пятном, хотя они шли на высоте всего 100 футов. Туман надвинулся с востока стремительно, что было просто невозможно. Некоторые специалисты потом говорили, что Олсбрук, заместитель командира, должен был отменить атаку и приказать самолетам возвращаться. Но это спорный вопрос. Так или иначе, они атаковали.
Они сели на 2 часа позже срока. Чешир все еще ждал на аэродроме. Он услышал о потерях от Шэннона, который вернулся первым, и его лицо было более хмурым и зловещим, чем обычно. Мартин вернулся третьим из улетевшей восьмерки. Кохрейн знал, что больше никого не будет. Он спросил:
— Как там?
— Я страшно извиняюсь, сэр, — ответил Мартин, — однако он цел. Нам помешали туман и зенитки.
Он рассказал, что произошло. Кохрейн внимательно выслушал его и вздрогнул, когда Мартин под конец сказал:
— Я очень разочарован, сэр, но если завтра погода улучшится — а я думаю, ночью это произойдет — я думаю, что мы сможем покончить с ним. Если вы дадите нам вторую попытку.
— И сколько самолетов у вас осталось?
Мартин немного подумал и ответил:
— Есть 3 самолета моего звена и 3 самолета звена Шэннона. Этого будет достаточно, сэр.
— Шесть! — рявкнул Кохрейн. — Из первоначального состава 21 самолет!
— Этого будет вполне достаточно, сэр. Я очень жалею о происшедшем этой ночью.
Мартин кое—как оделся и увидел Пэтча в штабной комнате. Пэтч сказал: — Вы не полетите к каналу. Вместе с 619–й эскадрильей вы атакуете виадук Антеор. Это на Ривьере, вблизи итальянской границы. Там идет единственная железная дорога из Франции в Италию. Если вы разобьете его, то фрицы не смогут получать подкрепления в Сицилии. Мартин сказал: — Мне жаль, что это не канал. Они без проблем обнаружили виадук, находящийся в 15 милях на запад от Канн. В лунном свете обрисовались огромные 90–футовые каменные арки, изогнувшиеся вдоль берега в ущелье. По плану нужно было спикировать до 300 футов и сбросить 12000–фн бомбы с замедленными взрывателями.
Нужно было попасть точно в яблочко. Попал — приз твой. Промазал на пару дюймов — и прощай денежки. Они промазали. Бомбы пролетели сквозь арки виадука и взорвались на земле. Виадук был только поцарапан осколками. Единственным реальным результатом налета стало предупреждение немцам, что их железнодорожные пути под угрозой. Вскоре после этого там были установлены зенитные батареи.
Судьба 617–й эскадрильи была решена на самом высоком уровне. — Пусть это будет эскадрилья для специальных операций, — предложил сэр Артур Харрис. — Не будем привлекать их к обычным налетам. Однако если армии или флоту понадобится уничтожить дамбу, корабль или еще нечто такое же, мы отдадим приказ 617–й эскадрилье. Их для этого сформировали, так пусть армия и флот проглотят и заткнутся. И мы сплавим всех старых каторжников в 617–ю. Это работа как раз для них. Пусть это будет эскадрилья старых каторжников. «Старыми каторжниками» резкий на язык Харрис называл закаленные в боях экипажи, которые только и желали новых вылетов. И сейчас, и позднее будут экипажи, которые, завершив свой цикл, будут упрямо отбиваться от 6 месяцев отдыха при обучении новичков. Они будут требовать оставить их в первой линии. И такие люди были самыми дорогими для Харриса, возможно, потому, что имели такой же вулканический темперамент, как и он сам.
Харрис сказал, что 617–я эскадрилья останется в составе 5–й группы под командованием Кохрейна, и Кохрейн вознамерился превратить ее в снайперскую эскадрилью, чтобы сверхточно сбрасывать 10–тонные чудища Уоллиса. Он знал, что обычная бомбардировка приведет к пустому расходу большей части огромных бомб, которыми не стоило расшвыриваться попусту. Он отлично знал (а сейчас это вообще не секрет), что временами бомбежка просто безобразно неточна.
В 1941 году в Фарнборо человек по имени Ричарде изобрел сложный механизм, который он назвал стабилизированным автоматическим бомбовым прицелом (SABS). В него входил гироскоп. При нормальных условиях он наводил бомбу со сверхъестественной точностью. Однако Харрис счел его слишком сложным для адских условий настоящих налетов. При использовании этого прицела бомбардировщик должен был лететь по идеальной прямой, строго выдерживая скорость и высоту на расстоянии 10 миль. Это превращало ЕГО в идеальную цель для зениток, прожекторов и истребителей. Харрис сказал, что это обречет на смерть слишком много парней, у которых и так оставалось не слишком много шансов. И вообще, Бомбардировочное Командование не может позволить себе более высокие потери.
Представители другой школы заявляли, что SABS МОЖНО использовать в маленьких соединениях. К ней принадлежал Кохрейн. Он утверждал, что с большой высоты SABS может обеспечить попадание в отмеченную маркером цель, поэтому нет необходимости посылать в то же место целые эскадрильи раз за разом. В условиях затяжной войны это приведет к сокращению потерь. Он решил, что 617–я эскадрилья должна обучиться использованию SABS. Это позволит ей класть 10–тонные бомбы Уоллиса, когда они появятся, прямо в яблочко.
Харрис, командиры вроде Кохрейна, «Следопыт» Беннетт и штабисты отчаянно пытались найти способ поражать цели при плохой видимости. И как раз в это время их усилия начали приносить результаты. До этого не более 1 налета из 3 были результативными. Немцы строили ложные цели рядом с городами, растягивали маскировочные сети над реками и озерами в городах и вообще пытались любым способом обмануть бомбардировщики. Они даже зажигали костры в поле, чтобы пилоты думали, что поразили цель. Часто экипажи наносили удары по чистому полю. Однажды пилот, возвратившийся от Мангейма, заявил, что он один сумел найти город. Над ним смеялись, пока не были проявлены фотографии точек прицеливания. И тогда оказалось, что он прав! Другие самолеты сбросили бомбы на поля возле города. К 1943 году было проведено более ста налетов на Эссен силами от 18 до 1000 самолетов. На заводы Круппа было сброшено огромное количество бомб, однако они падали куда угодно, и действительный ущерб оказался более чем скромным.
Именно поэтому были созданы специальные подразделения самолетов наведения. Когда они начали принимать участие в налетах, бомбардировки стали более точными. Самолеты наведения обнаруживали и отмечали цели специальными цветными фальшфейерами. Главные силы наносили бомбовые удары по этим маркерам. Это не давало бомбить «чисто поле», однако по—прежнему применялись безжалостные ковровые бомбежки. Что самое скверное, они казались необходимы. Росли и потери. В данный момент они составляли около 4 %, то есть не возвращался 1 бомбардировщик из 25. Можно на это посмотреть и по—другому. Эскадрилья из 10 самолетов за 25 вылетов будет полностью уничтожена. Оперативный цикл составлял 30 вылетов. Если вы оставались в живых, вы получали отпуск на 6 месяцев, после чего возвращались для нового цикла. С точки зрения потерь в людях и технике, с учетом наносимых разрушений, Харрис считал бомбардировки неэффективными.
Через день высокий худой человек с живыми глазами вошел в кабинет Мартина, неся большой тюк, завернутый в брезент. Он представился как майор авиации Ричардсон, присланный помочь 617–й эскадрилье оснастить самолеты SABS. — Вот они, — сообщил Ричардсон, аккуратно разворачивая сверток. — Это самая прелестная вещь в мире. SABS выглядел как обычный бомбовый прицел, исключая неуклюжий гироскоп, присобаченный к нему. Ричардсон обращался с ним умело и любовно, и через несколько дней эскадрилья поняла, почему. Он не был энтузиастом бомбовых прицелов. Он был фанатиком, который начинал рассуждать о бомбовых прицелах за завтраком и завершал, только улегшись в постель. Если он и разговаривал во сне, можно не сомневаться, о чем. Он читал лекции экипажам, летал вместе с ними, экспериментировал вместе с ними и не успокоился, пока летчики не узнали о SABS решительно все. Боб Хэй, тоже любивший свою профессию, прозвал его «Говорящей бомбой».
«Говорящая бомба» внес огромный вклад в успехи 617–й эскадрильи. Он был пилотом в годы Первой Мировой войны и сумел совершить 15 рейдов вместе с 617–й эскадрильей, чтобы посмотреть на свои любимые бомбовые прицелы в бою. 617–я эскадрилья несколько недель не участвовала в боях, однако днем и ночью самолеты кружили на высоте 20000 футов над полигоном Уэйнфлит, сбрасывая учебные бомбы на белые пятна в песке с помощью SABS. Здесь требовалось нечто большее, чем орлиный глаз бомбардира. Нужна была согласованная командная работа. Стрелкам приходилось помогать штурману точно определять направление и силу ветра, штурман и бомбардир вычисляли сложные поправки. Ошибка в пару футов на высоте 20000 футов заставляла бомбу падать слишком далеко от цели. Альтиметры работали, измеряя атмосферное давление, однако оно постоянно менялось. Поэтому приходилось использовать сложную систему сравнения давления на земле в районе цели и на высоте, внося в нее температурные поправки. Маленькая ошибка в определении скорости уводила бомбу в сторону. А датчики скорости врали в зависимости от высоты полета и положения самолета в воздухе. Приходилось вычислять и эти поправки. Потом все данные заводились в SABS, и пилоту приходилось держать точнейшие курс и высоту на отрезке в несколько миль, инженер манипулировал секторами газа, чтобы удержать скорость. Вот так, сильно преуменьшая, можно изобразить одну десятую трудностей.
Когда бомбардир клал перекрестие прицела на цель, он щелкал переключателем, и SABS дальше сам удерживал точку прицеливания с помощью своего гироскопа, передавая пилоту поправки морганием индикаторов в кабине. Бомбардиру даже не нужно было нажимать на кнопку сброса. Это делал сам SABS, он даже сообщал об этом пилоту, включая красную лампочку в кабине. Первые результаты были всего лишь неплохими. Среднее круговое отклонение составило 180 ярдов, однако очень скоро экипажи решили, что это много. «Говорящая бомба» летал с ними, это был единственный способ проверить действия экипажей. Хороший бомбардир мог иметь плохие результаты из—за неаккуратности пилота, поэтому «Говорящая бомба» поправлял и тех, и других, подтягивал самых слабых. Для ошибок возможностей было более чем достаточно. На высоте 20000 футов бомба покидает самолет за 2 мили до цели и летит 45 секунд, прежде чем упасть. Только маленькое облачко пыли отмечало место падения болванки на песчаном полигоне. Результаты передавались по телефону в Конингсби, и экипажи узнавали их, как только совершали посадку, поэтому они сразу могли определить, что сделано неправильно. Сам «Говорящая бомба» работал с SABS отлично, лишь спустя много времени пара экипажей сумела добиться такого же результата.
По инициативе Кохрейна Сэм Пэтч и Мартин попытались найти способ сократить опасный 10–мильный боевой курс при использовании SABS. «Говорящая бомба» был настоящим источником идей.
— Вот что вам следует сделать. Вы летаете вокруг цели широкими кругами, подобно краснокожим. Видите? После того, как отдана команда, вы одновременно поворачиваете внутрь, как спицы в колесе. Фрицы просто не будут знать, по кому стрелять.
— Это так, «Бомба», — согласился Мартин. — Но что произойдет, когда мы все встретимся в центре колеса?
— Ерунда. Заходите на разных высотах.
— И тогда бомбы попадут в нижние самолеты.
— Должен же быть выход, — пробормотал «Говорящая бомба».
Они приняли нечто подобное, используя тщательный отсчет времени и умелое пилотирование. Самолеты кружили на разных высотах вокруг цели вне досягаемости зениток. Когда будут сброшены маркеры и командир удостоверится в правильности целеуказания, он отдаст приказ на бомбежку. Самолеты заходят на цель с небольшим сдвигом по времени. Если внизу стоят 20 орудий, и заход совершает только 1 самолет, все 20 орудий будут стрелять по нему. Но когда одновременно на цель заходят 20 самолетов с разных сторон, что мешает поставить огневую завесу, на каждый самолет придется только по 1 орудию. Шансы уцелеть повышаются в 20 раз.
Возникли новые проблемы с SABS. Например, термометры, необходимые для измерения забортной температуры и определения поправок к альтиметру, начали врать на 5 градусов. Этого хватало, чтобы отправить бомбу на сотню футов в сторону. Фарнборо поставил новую модель термометра, но требовались еще 2 поправки. Воздушный поток вокруг колбы вызывал трение и нагрев. Это можно было исправить, введя табличную коррекцию по скорости. Затем нагрев кабины влиял на часть термометра, которая находилась внутри самолета. Это тоже следовало сосчитать и исправить. Но к началу ноября эскадрилья добилась среднего кругового отклонения около 90 ярдов.
Самые большие бомбардировщики с 10–тонными бомбами имели небольшой радиус действия — они едва могли перелететь Ла Манш. А в этом районе для них просто не было целей. Конечно, в Германии целей хватало, но «Ланкастеры» не могли доставить туда эти бомбы. Уоллис попросил у Фримана разрешение продолжать работы над 12000–фн уменьшенным вариантом 10–тонной бомбы, которая тоже должна была проникать в грунт и вызывать в нем мини—землетрясение. «Ланкастеры» могли доставлять их вглубь Германии на те цели, о которых речь шла с самого начала.
Фриман долго думал и наконец согласился. Он принял это смелое решение самостоятельно. Он знал, что ни совет по делам авиации, ни министерство снабжения не одобряют ни 10–тонных бомб, ни уменьшенных вариантов, так как их следовало сбрасывать с высоты 40000 футов для большего углубления. «Ланкастеры» не могли поднять их выше 20000 футов, поэтому и совет, и министерство полагали, что бомбы не смогут уходить в грунт достаточно глубоко, чтобы вызвать эффект землетрясения. Фриман принял решение в одиночку, поэтому на бомбы не был выдан заказ. Это означало, что КВВС не примут бомбы и не оплатят их. Он дал уменьшенной бомбе кодовое название «толлбой», и Уоллис надеялся представить первый экземпляр к испытаниям в марте.
охрейн запросил разрешение 617–й эскадрилье испробовать свое точечное бомбометание, причем самолеты наведения должны были указать цели с помощью зажигательных бомб. Харрис согласился. Практически каждую ночь 617–я эскадрилья готовилась к вылету, но цель закрывали низкие тучи. Наконец 16 декабря Чешир повел 9 «Ланкастеров» на взлет. Самолет наведения «Москито» летел вместе с ними, чтобы обозначить цель. Он имел новую систему радарного целеуказания «гобой». 2 передатчика из Англии посылали лучи, перекрещивающиеся на цели, чтобы пилот мог определить, где она. Этой ночью «Москито» сбросил серию зажигалок, которые подожгли лес, укрывавший таинственные «лыжи». С высоты 10000 футов 617–я эскадрилья различила их между деревьями, как крошечные светящиеся червячки, выполнила отработанный разворот и рассредоточилась, так что огонь зениток оказался неэффективен. Через пару минут вниз полетели 12000–фн бомбы. Все деревья были охвачены пламенем.
Вернувшись в Конингсби, пилоты занялись проявкой контрольных снимков. И тут поднялся крик. Маркеры упали в 350 футах от цели, бомбы легли вокруг маркеров со средним отклонением 94 ярда, но это означало, что бомбардировка оказалась слишком точной — «лыжи» остались целы. Это была самая точная ночная бомбардировка за всю войну, и тем более горьким оказалось разочарование. Этот инцидент подтвердил подозрения Чешира и Кохрейна… «Следопыты» были хороши для указания протяженных целей, но не точечных. Мартин предложил сбросить над целью осветительные ракеты на парашютах, после чего пара самолетов спустится к земле и сбросит зажигалки—маркеры прямо «на крышу» цели. Чешир согласился, но Кохрейн, для которого воспоминания о налете на Дортмунд и Эмс все еще горчили, и слышать не желал о новых налетах на малой высоте.
Чешир и Мартин спокойно вышли и решили испытать целеуказание с малой высоты, чтобы попытаться переубедить Кохрейна. Они сбрасывали практические бомбы с высоты 200 футов, используя прицел для малых высот, и были не слишком удовлетворены результатами. Они обнаружили, что могут положить бомбы точно, но траектория была такова, что бомба стремилась отрикошетить и взрывалась в 200 ярдах от цели. А ночью они обнаружили, что «Ланкастер» слишком быстро проскакивает над целью.
... эскадрилья перелетела в Вудхолл Спа, примерно в 10 милях от Конингсби. Вудхолл был аэродромом для одной эскадрильи, и для этого были причины. Кохрейн хотел, чтобы специальная эскадрилья, выполняющая новые и секретные задания, действовала в условиях строгой изоляции.
Начались метели, и взлетные полосы покрыл снег толщиной 6 дюймов. Вся эскадрилья, включая офицеров, вооружилась лопатами и начала чистить летное поле, чтобы самолеты могли взлетать. Они работали с рассвета до заката в течение 2 дней. Люди двигались цепью, отбрасывая снег в сторону. Девушки из вспомогательных служб приносили им кофе и сэндвичи, а по окончании работы ночью вознаграждали их стаканчиком рома.
Примерно в это время высшие круги решили, что следует разрушить большую дамбу к северу от Рима. Это затопило бы германские коммуникации в Италии и помогло бы прорваться войскам, зажатым на плацдарме в Анцио. Было вполне логично поручить эту работу 617-й эскадрилье, и Кохрейн — немного неохотно — начал новый цикл тренировок... полеты на малых высотах. Снова должны были использоваться бомбы Уоллиса, сброшенные с высоты 60 футов. Однако итальянская дамба находилась на озере, окруженном высокими холмами. Это было еще хуже, чем на Эдере. Для выхода в атаку пришлось бы скользить над холмами, снижаясь на 1800 футов на отрезке 3000 ярдов, чтобы оказаться в 60 футах над водой в точке сброса бомбы. Это было слишком крутое пике для тяжелого самолета ночью. Чтобы выполнить его, требовалось быть настоящим мастером. Они отмерили 3000 ярдов на своем аэродроме, поставив яркие указатели на концах отрезка. Мартин стоял на одной из меток с теодолитом и измерял высоту. Пилоты подходили ко второй отметке на высоте 1900 футов и пытались пересечь первую на высоте 60 футов. Пилоты, которые не могли сделать это после двух пробных заходов имели удовольствие ознакомиться с богатствами нецензурного словаря Мартина. Поэтому в следующий раз они старались выполнить заход как можно точнее.
Еще одной сложностью был вынужденный старт из Северной Африки. Расстояние из Англии было слишком велико. Если бы немцы пронюхали, что эскадрилья «Сокрушители дамб» прибыла в Африку, они сумели бы сложить 2 и 2. После этого на дамбе появились бы аэростаты и зенитки, что привело бы к гибели большинства экипажей.
Кохрейн и Чешир нашли решение. Кохрейн прислал на грузовиках арктическую одежду и оборудование на целую эскадрилью, а Чешир поместил это под охраной в запертом ангаре. Затем был распущен слух, что они летят в Северную Африку. С этого момента вся эскадрилья поверила, что они полетят в Россию. И чем больше их убеждали, что лететь придется в Африку, тем больше они уверялись, что полетят в Россию.
Пилоты постоянно практиковались на малых высотах над Линкольнширом и Норфолком. 20 января О'Шонесси отрабатывал пикирование над морем в районе Уоша. Он, выравнивался на высоте 60 футов, но при этом все внимание сосредоточил на альтиметре, не видя, что летит прямо в берег. «Ланкастер» брюхом ударился о склон прибрежного холма, подскочил и врезался в следующий склон, превратившись в огненный шар. Погиб весь экипаж, кроме радиста Артура Уорда, которого выбросило из самолета со сломанной ногой. Именно в этот день высшие власти решили, что разрушение дамбы приведет к гибели большого числа гражданских лиц и может затруднить наступление союзников. Операция была отменена. Такова война.
В промежутках между полетами на малой высоте Чешир и Мартин продолжали экспериментировать, чтобы найти способ сбрасывать маркеры. Однажды, возвращаясь с полигона, Мартин заметил на воде гирлянду водорослей. Она возбудила его любопытство. Желая хоть немного скрасить рутину тренировок, он заложил свой эффектный разворот, круто спикировал и сбросил бомбу. Прямое попадание в водоросли.
Когда Мартин сел, то пулей вылетел из своего «Р Попей», заикаясь от возбуждения.
— Это то, что надо, сэр, — сказал он весело Чеширу. — Мы нашли! Я не использовал бомбовый прицел, когда сбрасывал бомбу на водоросли. Они были, как на блюдечке. Если мы будем сбрасывать маркеры с пикирования в упор, мы положим прямо в яблочко без бомбового прицела, и они не будут рикошетить. Что гораздо важнее, мы сможем видеть цель гораздо лучше сверху, чем при заходе на малой высоте.
Чешир немедленно взлетел, чтобы опробовать этот метод. Все сработало отлично с первого же раза.
На следующую ночь они вернулись к Па де Кале. Манро выпустил осветительные ракеты. Мартин, плюнув на все и всяческие приказы, круто спикировал, целясь самолетом в «лыжи». Он нашел ночное пикирование на четырехмоторном бомбардировщике немного волнительным занятием, но маркеры сбросил и вышел из пике на высоте 400 футов. Они использовали новый тип маркера красного и зеленого огня, известный как «горшок с углями». Выровнявшись, Мартин с удовлетворением увидел красный и зеленый огни, мигающие посреди просеки. Ночь была ясной. С высоты 12000 футов маркеры были отчетливо видны. Поэтому эскадрилья без труда стерла пусковую установку в порошок.
Через пару ночей они полетели к новой пусковой установке. Снова Мартин выполнил глубокое пике и положил свои зажигалки совершенно точно. Через несколько минут цели превратилась в группу дымящихся кратеров.
В качестве цели был выбран завод авиационных моторов Гном—Рон в Лиможе, в 200 милях на юго—запад от Парижа. Немцы пользовались им, но в радиусе нескольких миль там не было ни единой зенитки. И немедленно начались трудности. Военный кабинет запретил бомбить эту цель, так как немцы использовали на ночных работах 300 французских девушек, а по соседству стояли дома французов. Черчилль не хотел убивать французов, если этого можно было избежать, особенно при бомбардировках не слишком важных целей. Чешир ответил, что безопасность домов он гарантирует, так как положит бомбы точно на цель. Чтобы защитить девушек на заводе, было предложено совершить на завод несколько ложных налетов, чтобы дать им возможность убраться подальше. Кохрейн поддержал предложение, и после долгого молчания Уайтхолл разрешил налет, дав понять, что если погибнет хоть один француз, больше это не повторится.
Кохрейн сказал Чеширу: — Наше будущее зависит от этого. Если что—то сорвется, вы не получите нового шанса. Ни во Франции, ни в Бельгии. Я даже думаю, что и над Германией у вас возникнут проблемы. Чешир на инструктаже сказал то же самое экипажам. Кохрейн и он планировали рейд с тщательностью фанатиков. 12 самолетов взлетели в ярком лунном свете и прибыли к Лиможу незадолго до полуночи. Город не ожидал бомбардировки, так что затемнение было плохим. Огни выдавали все, на самом заводе горело освещение во всех цехах. Было ясно, что работа кипит. Пат Келли, приятель Чешира, смешливый маленький штурман, посмотрел вниз на освещенные улицы и тоскливо заметил, что видит бистро и французских девушек.
Чешир спикировал вниз и начал кружить над заводом на высоте 100 футов. Когда он снова набрал высоту, все огни погасли. Он снова спикировал, и Эстбери, его бомбардир, смог увидеть людей, разбегающихся в разные стороны. В третий раз он спикировал с целью предупреждения, а на четвертом заходе прошелся на высоте всего 50 футов, практически царапая брюхом крыши зданий. Эстбери крикнул: — Бомбы сброшены! Кучка ярко сверкающих зажигалок вспыхнула прямо между цехами. Кинокамера «Ланкастера» засняла это. Мартин спикировал следом, и 2 красных маркера присоединились к зажигалкам. Чешир сообщил: — Маркеры прямо по центру. Приказываю бомбить.
В «Зеро + 1» (то есть в 00.01) Шэннон сбросил первую бомбу весом 12000 фн с высоты 10000 футов. Она взорвалась посреди зажигалок и разбила их вдребезги, однако также вызвала большой пожар. В течение следующих 8 минут 9 бомб упали прямо на фабрику, одна упала за забором на берегу реки. Последнему пилоту, Никки Россу, не повезло. Он не смог сбросить бомбу, и ему пришлось выполнять новый заход. В «Зеро + 18» его бомба рухнула прямо в кратер бомбы Шэннона. Чешир покружил над заводом, но ничего не мог различить, кроме огня и дыма. Тогда он повернул домой. Кроме 2 пулеметов никто не пытался помешать налету. Ни один «Ланкастер» не получил пробоин, даже самолет Чешира. Утром разведывательный самолет принес фотографии, показывающие, что из 48 строений завода половина превратилась в груду щебня, а остальные — в обычные пустые коробки. Цель перестала существовать. Чешир знал, что по крайней мере в отношении незащищенных целей он оказался прав. Кохрейн был восхищен.
В Италии союзники готовились вырваться с плацдарма Анцио, а немцы собирались остановить их. Поезда перебрасывали по 15000 тонн грузов в день. Они проходили по виадуку Антеор, и в третий раз 617-й эскадрилье приказали его уничтожить. Кохрейн думал, что взрыв 12000-фн «блокбастера» в 10 ярдах от виадука может обрушить пролет, однако он предупредил Чешира, что не следует пытаться подобраться к цели «ползком», если только это не будет крайне необходимо. Вокруг виадука установлены 12 тяжелых орудий и множество мелких, плюс несколько прожекторов.
Как только Чешир и Мартин снизились, зенитки открыли яростный огонь. По этим 2 самолетам стреляли почти 20 орудий. Чешир сделал заход, чтобы сбросить маркеры, но прожектора поймали его задолго до выхода к точке сброса, и снаряды начали рваться рядом с самолетом. Поэтому Чешир отвернул. Мартин сделал пробный заход, но произошло то же самое. Чешир [190] начал новый заход, рядом с ним летел Мартин. Он держался чуть выше в миле от Чешира, чтобы отвлечь зенитки на себя. Отчасти это удалось, но не полностью. Самолет Чешира вздрагивал от близких разрывов, осколки снарядов рвали крылья и фюзеляж. Чешир скользнул в сторону моря и развернулся, чтобы попытаться еще раз. Но тут спокойный голос Мартина прозвучал в наушниках:
— Подожди минутку, лидер. Я думаю, что вышел в исходную позицию для захода на цель. Я все вижу.
Он спикировал над холмами прочь от моря, прижимаясь к хребтам. Зенитки не могли различить его на темном фоне. Он развернулся вдоль длинного ущелья, через которое был переброшен виадук. Когда они изучали карты на предполетном инструктаже, то решили, что самолет не сможет там пролететь. Однако Мартин, который мог посадить «Ланкастер» буквально на пятачок, направил нос самолета в ущелье и смог различить виадук прямо впереди. Он вырисовывался на фоне фосфоресцирующего прибоя.
...
Он был уже глубоко в ущелье. Виадук находился в миле впереди и примерно на 1500 футов ниже. Мартин двинул сектора газа назад, чтобы приглушить звук моторов и не привлекать внимание зениток. На скорости 230 миль/час он открыл створки бомболюка. Мартин знал, что выполняет свой лучший заход на бомбежку. Орудия у подножия виадука открыли огонь, но их целью был Чешир, который подходил с другой стороны на высоте 4000 футов.
...
Хребты ущелья высились с обеих сторон, а виадук стремительно приближался. Он был огромен. Однако орудие на востоке внезапно выплюнуло струю светящихся снарядов прямо в них. Хэй спросил:
— Сейчас?
— Рано! Рано! — закричал Мартин.
Он задрал нос самолета вверх. Секунды казались вечностью. И пилот крикнул:
— Сейчас!
Как раз в это мгновение снаряд попал в носовую часть самолета и взорвался под носовой башней среди пулеметных лент. Самолет зазвенел. Осколки снаряда и пули от взорванных патронов полетели по фюзеляжу к хвосту. Они калечили людей, секли шланги пневмо- и гидросистем, рвали электрические провода и тросы управления, взрывали боеприпасы.
Хэй должен был нажать кнопку сброса бомб. Они перескочили буквально в паре футов над виадуком и свалились к воде. Тут же на самолет обрушился еще десяток орудий. Фоксли был еще жив. Впервые за несколько месяцев он находился в средней башне, а не в носовой. Сейчас он с руганью открыл ответный огонь, как и Симпсон из хвостовой. Мартин задрал нос самолета вверх, а Уиттекер дал газ. Но моторы не отреагировали.
«Р Попей» купался в предательском свете прожекторов, однако Симпсон и Фоксли сумели длинными очередями разбить 3 прожектора. Они теперь практически ползли по воде, и в свете последнего прожектора Симпсон видел искрящие брызги, которые вздымала воздушная волна от пропеллеров. Потом он увидел и дым от горящего мотора. Самолет вышел из-под обстрела, и Мартин поднял «Р Попей» на несколько футов над водой, благодаря Бога, что они еще сохранили полетную скорость.
Уиттекер повертел головой и сообщил:
— У левого внутреннего и правого внешнего отказала регулировка газа, у двух остальных моторов не регулируется шаг винта.
Это означало, что 2 мотора останутся на малом газу, как было в момент спуска в ущелье, а 2 других с установленным предельным шагом будут надрываться, чтобы удержать самолет в воздухе.
...
Над виадуком Чешир попытался сбросить маркеры, но опять был встречен прожекторами и получил попадания от огня зениток. Поэтому он был вынужден положить «Ланкастер» на крыло и уйти в сторону моря в безопасный мрак. Это означало еще несколько миль при новом заходе. Чешир набрал высоту 3000 футов, но снова был встречен ' огнем зениток и отвернул. Он поднялся на 5000 футов, но зенитки достали его и там, поэтому теперь перед ним встала иная проблема. В море эскадрилья кружила уже 30 минут, ожидая сообщения, что маркеры сброшены. Чешир знал, что у них кончается бензин. Метеорологи сообщили, что в [193] Англии стоит туман, и только 2 аэродрома открыты для посадки. Им понадобится много бензина для поисков и посадки в тумане... Возникла опасность потерять всю эскадрилью.
На шестом заходе он прорвался сквозь огонь зениток и сбросил осветительные ракеты, которые обозначили виадук. Чешир повернул на новый заход, и теперь прожектора не поймали его. Орудия поставили огневую завесу, сквозь которую он проскочил, и вскоре его маркеры загорелись. В свете ракет Чешир увидел, что маркеры легли на берегу в 100 ярдах от виадука.
Он повернул в очередной раз, чтобы сбросить последние 2 маркера, но за 4 секунды до сброса 2 снаряда попали в «Q Куини». Самолет едва не перевернуло при взрыве. Эстбери просто отшвырнуло от прицела, но Чешир восстановил управление. С удивлением он обнаружил, что все-таки летит, и по нему не стреляют.
Подошла эскадрилья. С высоты 10000 футов они не видели виадука в свете ракет, но попытались учесть ошибку маркеров. Оценить поправку в темноте было предельно трудно. Одна 12000-фн бомба взорвалась в 15 ярдах от виадука, но это было на 5 ярдов дальше, чем следовало. Виадук встряхнуло, однако он был лишь поцарапан осколками. Еще 6 бомб взорвались чуть дальше, слегка покачнув массивные пилоны. Это была меткая бомбежка, но недостаточно меткая. Много позже, чем они собирались, самолеты повернули домой.
Мартин приказал Кэртиссу предупредить Аяччо, чтобы их встречали медики. Кэртисс связался с аэродромом по радио и вернулся в кабину.
— Они говорят, что у них нет ни доктора, ни госпиталя, чтобы вылечить тяжелую рану в голову. Они говорят, что, если мы сумеем, то нам лучше лететь в Кальяри. Это южная Сардиния. Там находится база американских бомбардировщиков Элмас Филд. У них есть все, но это еще 150 миль.
Мартин сказал с чувством:
— Боже, ну и полет! Давай новый курс, Кенни.
Самолет грохотал по-прежнему. Сквозь пробоину в носу бил воздушный поток, два мотора визжали на высоких нотах. Уиттекер с тревогой следил за своими приборами, ожидая, что моторы от напряжения откажут.
Они летели на высоте 2700 футов, когда показались звезды. Самолет попал в сильный ливень, после этого налетел шторм. Вода хлестала в пробоины, а потом вокруг них сомкнулась темнота, когда самолет попал в тучу. Это была ледяная туча. Мартин видел, как капли переохлажденной воды налипают на передних кромках крыльев, образуя опасную корочку льда. Это меняло аэродинамическую форму крыла, и оно теряло подъемную силу. У него не было запаса скорости, чтобы подняться выше. Пропеллер одного из двух работающих моторов развернул лопасти на флюгирование. Обороты упали до 1800. Мотор работал, но пропеллер не действовал. Мартин почувствовал, как потяжелела ручка управления. Он парировал болтанку резкими рывками ручки, пытался удержать машину лаской, потому что Стотт просунул шкворень сквозь пол и пытался разжать держатели бомб в бомбовом отсеке. Он сбросил 1000-фн бомбу, и потом самолет начал терять скорость. Мартин не мог удержать самолет. Нос опустился, правое крыло пошло вниз, и самолет начал падать, вращаясь. Мартин дал руля влево, самолет откликнулся и прекратил вращение. Теперь он пикировал, набирая скорость. Мартин сумел выровнять бомбардировщик, но теперь высота полета была 1800 футов. Здесь не было туч, ледяная корка отвалилась, и самолет снова начал подниматься. Им все еще требовались 4000 футов, чтобы сбросить тяжелую бомбу.
Это заняло много времени. На высоте 2500 футов они снова попали в ледяное облако. Но Стотт сумел сбросить еще две 1000-фн бомбы, прежде чем лед заставил «Попей» потяжелеть. На этот раз Мартин удержал самолет под облаком, не дав сорваться в штопор. Он снова начал набирать высоту и обнаружил, что самые плотные тучи остались позади. Здесь они были выше и тоньше. Только тоненькая корочка теперь сверкала на кромке крыла «Попей», Самолет медленно наскребал высоту. Он уже миновал 3000 футов, но это происходило ужасно медленно. Когда они достигли 3200 футов, самолет наотрез отказался подниматься выше.
Элмас был узким мысом. Он имел только одну полосу, слишком короткую для аварийных посадок. Мартин прошелся над ним и невольно вздрогнул. Какому-то умнику пришла в голову блестящая идея построить полосы ПОПЕРЕК мыса. Поэтому она начиналась прямо на берегу и кончалась вблизи от воды. Мартин хотел определить, насколько он может промазать при посадке, а выяснил, что это нельзя в принципе.
На борту еще оставались две бомбы по 1000 фн, до которых Стотт не мог дотянуться. Почти наверняка они стояли на боевом взводе, поэтому не следовало и думать о посадке на брюхо. С помощью аварийного баллона с углекислым газом можно было выпустить шасси. Однако стойки могли и не выйти. Шины могли уцелеть, а могли быть разодраны в клочья. Поэтому при посадке они могли перевернуться. Могли подломиться стойки, и самолет хлопнулся бы прямо на снаряженные бомбы. Если первый заход не будет абсолютно точным, самолет без тормозов наверняка слетит с обрыва на другом конце полосы. А на второй заход его просто не вытянуть — не хватит мощности. Уиттекер потянул вниз рукоять баллона с углекислым газом, шасси вышли и встали на замки. Однако летчики не смогли рассмотреть шины. Сохранившееся давление позволило им выпустить часть закрылков. Мартин начал длинный пологий заход. Экипаж пристегнулся аварийными ремнями. Мартин зашел на полосу опасно низко, в последний момент он выключил все моторы и отвернул нос от дюн. Скорость упала до 85 миль/час, самолет коснулся полосы в 30 ярдах от ее начала, даже не подпрыгнув. Шасси выдержали. Самолет загрохотал по полосе, и Мартин начал работать хвостовыми рулями. Дальний обрыв помчался навстречу, он резко дал влево. «Попей» развернулся, пропахав траву, и сильно замедлил бег. Самолет начал поворачивать и остановился всего в 50 ярдах от обрыв
Чешир сообщил Кохрейну, что налет на Антеор убедил его в 3 вещах:
1. Чтобы добиться точного бомбометания по точечным целям, требуется точное целеуказание.
2. Точно сбросить маркеры можно только с малой высоты.
3. Сброс маркеров с малой высоты ОЧЕНЬ опасен для такого большого самолета, как «Ланкастер», если цель хорошо защищена.
Кохрейн все еще не был убежден, что можно сбрасывать маркеры с малой высоты, однако он сказал Чеширу, что тот может попробовать, если хочет, на слабо защищенной цели. Поэтому эксперименты начались. Чешир хотел отработать систему к тому времени, когда будут готовы «толлбои» Уоллиса.
Первая пара прототипов «толлбоя» была изготовлена. На полигоне Эшли Уок начался сложный процесс их испытаний. Они выглядели очень зловеще. Сверкающая иссиня—черная сталь, стройный обтекаемый корпус длиной 21 фут. Бомба весила 12030 фунтов. «Ланкастер» сбросил ее с высоты 20000 футов. Она полетела, словно пуля. С такой скоростью не падала еще ни одна бомба. Задолго до встречи с землей она превысила скорость звука. Вокруг бомбы при переходе звукового барьера образовалась ударная волна сжатого воздуха. Бомба начала раскачиваться и едва не опрокинулась. Она совсем немного ушла от точного курса, но этого было достаточно, чтобы нарушить неслыханную точность, которой требовал Уоллис. Ему удалось исправить это, предложив блестящее решение. Хвостовое оперение бомбы было развернуто. Поэтому бомба, набирая скорость, начинала вращаться. Чем быстрее она падала, тем быстрее вращалась. Когда бомба достигала скорости звука, она уже походила на артиллерийский снаряд, и гироскопический эффект удерживал ее от рысканья в момент перехода звукового барьера.
В Шоберинессе слепой коммодор авиации Хаскинсон провел климатические испытания бомб. Были проведены испытания на плохое обращение. Бомбы таскали по кочкам и рытвинам, бросали на бетонный пол. Потом одну бомбу наполнили RDX, поставили на нос и взорвали. Приборы, расставленные в круге радиусом 100 футов, зарегистрировали эффекты взрыва, а сверхскоростная камера в бетонном блоке засняла процесс взрыва. Было ясно, что невозможно поместить камеры рядом с бомбой. Поэтому камера была установлена за стеной и снимала отражение взрыва в зеркале. Были получены уникальные кадры. Стальная легированная оболочка бомбы внутренним давлением раздувалась, как воздушный шарик, пока не выросла в объеме в 2 раза. После этого она лопнула. Результаты испытаний удовлетворили всех.
В Эшли Уок «толлбой» с холостым зарядом был сброшен с высоты 20000 футов и ушел в землю почти на 90 футов. Это было почти достаточно для создания эффекта камуфлета, который Уоллис планировал для бомб, сброшенных с высоты 40000 футов. И этого почти наверняка хватило бы для возникновения приличного землетрясения. Пришел день, когда сбросили первую «живую» бомбу. На полигоне в землю была закопана камера, которая все это снимала. Возникли некоторые споры, куда именно следует ее поместить. Победила логичная, но немного циничная точка зрения, что самым безопасным местом будет центр мишени. Результат стал хорошим уроком тем, кто сомневался в гениальности Уоллиса. Бомба попала прямо в центр мишени, прямо в кинокамеру! Там, где ее оставили, возникла дымящаяся воронка диаметром 100 футов и глубиной 80 футов. Кохрейн вызвал Чешира в штаб группы и сказал ему, что «бомба—землетрясение» с честью прошла испытания, и теперь создаются запасы для «больших операций» весной и летом. 617–я эскадрилья пока оставалась единственной, которая могла работать с прицелами SABS, однако они еще не улучшили свою методику постановки маркеров.
Чешир начал разрабатывать новые идеи постановки маркеров. Вспомнив опыт Мартина над Антеором, свои собственные трудности на заводе подшипников, который находился в узкой долине, он пришел к выводу, что «Ланкастер» слишком большой и неуклюжий самолет, чтобы сбрасывать маркеры. Он представляет собой слишком крупную мишень для зениток и слишком неуклюж, чтобы маневрировать над пересеченной местностью и точечной целью. Чешир отправился к Кохрейну и предложил использовать для этой цели «Москито». Кохрейну это понравилось. Двухмоторный «Москито» был гораздо меньше и быстрее. Можно было употребить приданные группе «Москито». Кохрейн впервые начал чувствовать себя легче, отдавая приказы сбрасывать маркеры с малой высоты. Кроме того, у него в голове зрела новая идея: использовать вместо «следопытов» 617–ю эскадрилью в качестве самолетов целеуказания для всей своей 5–й группы, которая насчитывала около 12 эскадрилий. Он не считал «следопытов» достаточно меткими для своих целей, и между командованием 5–й группы и Соединением «следопытов» шла холодная война.
Масла в огонь подливала 617–я эскадрилья, которая считала себя «следопытами для следопытов». Кохрейн уже говорил Харрису о своей новой идее, и Харрис отнесся к ней одобрительно. Кохрейн сказал, что если им удастся доказать, что ставить маркеры на малой высоте с «Москито» будет достаточно безопасно, Харрис может дать 5–й группе возможность попробовать. Он сказал Чеширу: — Хорошо. Если я достану для вас пару «Москито», мы посмотрим. Сначала я хочу опробовать их на легких целях. Если все окажется нормально, перейдем к более сложным.
4 апреля Чешир сообщил Кохрейну, что готов работать с «Москито». Кохрейн позвонил Харрису и запросил разрешение совершить вылет всей группой. 617–я эскадрилья должна была указать цель, а именно — большой авиационный завод возле Тулузы. Харрис согласился, и на следующую ночь самолеты взлетели. Чешир нашел, что его «Москито» управляется просто прекрасно. Выпущенные самолетами ракеты осветили завод, и Чешир спикировал на большой скорости. Однако его не удовлетворила выбранная позиция, и он не сбросил маркеры. Плотный зенитный огонь провожал его, когда он уходил прочь. Если бы он летел на «Ланкастере», то был бы почти наверняка сбит. Но «Москито» не получил даже царапины. Он спикировал второй раз, снова остался недоволен и отвернул под градом снарядов. При третьем заходе его маркеры упали в центре завода, и он круто набрал высоту, совершенно невредимый.
Эскадрилья подошла на высоте 10000 футов. Манро воткнул 8000–фунтовую бомбу прямо в маркер. Остальные бомбы разгромили все вокруг. Наутро разведывательный самолет подтвердил, что завод уничтожен, и только одна случайная воронка видна в поле рядом с ним.
Через 4 дня эскадрилья продолжила эксперимент, на сей раз в одиночку. Чешир снова летел на «Москито». Они должны были атаковать большой германский аэродром и узел связи в Сен—Кире, в 2 милях к западу от Версаля. Чешир спикировал почти вертикально с высоты 5000 футов, сбросил маркеры с высоты 700 футов. Он приказал бомбардировщикам выходить в атаку, и вскоре клубящийся дым скрыл цель.
Вам понадобится самое аккуратное пилотирование. Если вы сможете... сможете лететь очень растянутым строем, не видя друг друга, и проделать серию сложных маневров практически одновременно, при этом удерживая высоту 20 футов?
— Боже мой! Я не знаю. Звучит достаточно невероятно.
— Этим потребуется заниматься много часов, — сказал Кокберн, — поэтому налет проведем двумя волнами. Сначала 8 самолетов на несколько часов, потом еще 8.
Он принялся объяснять методику. Шеренги самолетов с большими интервалами должны летать, точно выдерживая курс, скорость и высоту. Они также должны сбрасывать дипольные отражатели через строго фиксированные промежутки времени. Самолеты должны лететь 35 секунд по заданному курсу, повернуть одновременно и лететь обратным курсом 32 секунды. После этого они поворачивают на первоначальный курс и снова сбрасывают отражатели. В результате к концу галса они окажутся чуть впереди предыдущей предельной точки. К этому времени отражатели, сброшенные на предыдущем галсе, упадут в воду, но в результате на экранах германских радаров будут постоянно мелькать блики. Так они проведут 8 часов, создавая впечатление большого конвоя из нескольких колонн транспортов, двигающегося со скоростью 7 узлов к французскому берегу.
— Мы полагаем, что это должно сработать, — сказал в конце Кокберн. — А вы сможете это выполнить?
Чешир ответил:
— Я думаю, мои экипажи достаточно хороши, чтобы сделать все, что угодно. Но я не думаю, что они придут в восторг от такой шутовской роли в ночь вторжения.
— Может так получиться, что это окажется самое важное задание для авиации, — возразил Кокберн. — Вы должны объяснить им это. Тот факт, что по ним не будут стрелять, еще ничего не значит.
Тренировки не прерывались, если не считать одного дня с очень плохой погодой. А так в течение целого месяца самолеты 617-й эскадрильи днем и ночью летали со скоростью 200 миль/час, выдерживая курс и высоту. Они отрабатывали одновременный поворот на обратный курс, что требовало незаурядного мастерства. Вполне понятно, что экипажи начали ворчать. Все летчики были молодыми, кровь бурлила, а тут монотонные тренировки. Чешир начал изобретать для них развлечения. Первым стал марш-бросок. После него многие летчики захромали и вконец обозлились.
Это была идея Кохрейна — разделить эскадрилью на звенья, чтобы ею было легче управлять. Идея оказалась очень удачной, так как Чешир получил возможность повысить в звании Шэннона, МакКарти и Манро, которые только и остались от первого состава эскадрильи. Это были надежные, испытанные в боях ветераны, идеально подходившие для выполнения специфических задач 617–й эскадрильи. Шэннон теперь превратился в молодого старика, временами ядовитого на язык, сильно взвинченного на земле (хотя совсем не склонного к истерикам), но спокойного и холодного, как айсберг, в воздухе. МакКарти, сильный, как бык, и с таким же темпераментом, не выносил насмешек — его расправа с нахальным юнцом, забывавшим об этом, всегда была быстрой и страшной. Манро, немногословный, скромный новозеландец, такой заслуженный и суровый, что получил прозвище «Счастливчик», делал большую часть скучной рутинной работы в эскадрилье и никогда не заподозрил, что все женщины вспомогательных служб восхищаются им, как сильным, молчаливым мужчиной. Австралиец, американец, новозеландец, каждый со своим специфическим национальным характером, которых возглавлял хитрый и отважный англичанин, были прекрасным коллективом лидеров для эскадрильи, которая всех их уважала.
В эскадрилье появились несколько новых пилотов, включая еще одного американца Никки Нилана, забавного парня из Мэдисона, Висконсин, который совершенно не имел нервов. Именно этого хотел Кохрейн от пилотов 617–й эскадрильи. Нилан уже совершил около 20 вылетов в составе 619–й эскадрильи, и каждый раз его обстреливали истребители. Несколько раз по пути к цели ему расстреливали моторы, снаряды вырывали целые куски из его самолета, но каждый раз он доводил дело до конца и сбрасывал бомбы. Орден за выдающиеся заслуги был подтверждением этой его похвальной привычки. Однажды германский ночной истребитель надвое разрезал его хвостового стрелка. Когда самолет сел, разыгралась ужасная сцена. Шофер скорой помощи ударился в истерику и не смог ничего сделать. Только бесчувственный Нилан вынес останки из башни.
Нилан поступил в Королевские Канадские ВВС еще до того, как Америка вступила в войну, и лишь недавно был переведен в собственные ВВС. Хотя он теперь был лейтенантом американских ВВС, он хотел завершить цикл в составе КВВС. Он перешел в новую эскадрилью вместе со своим экипажем, не говоря им, куда именно они попадут. Его товарищи заявили, что это эскадрилья самоубийц, на что Нилан возразил, что и в 619–й мало кто завершал цикл благополучно, а потому не один ли черт.
По казармам шаталось несколько собак. Один скотч—терьер привык выпрыгивать из темной комнаты и хватать проходящего за ноги. Любимым занятием мальчишек стало подделываться под него. Однажды Никки Нилан увидел, что МакКарти поднимается по лестнице. Он лег на живот в темной комнате и принялся ждать. Нилан услышал шаги на лестнице, увидел ноги и выскочил из комнаты с рычанием, схватив ближайшую лодыжку зубами. С ухмылкой Нилан посмотрел наверх… и тут же ухмылка завяла. МакКарти куда—то делся, и Нилан увидел незнакомого подполковника, ошалело глядящего на него. Подполковник потряс головой и ушел. Все его худшие подозрения в отношении американцев оправдались.
По казармам шаталось несколько собак. Один скотч-терьер привык выпрыгивать из темной комнаты и хватать проходящего за ноги. Любимым занятием мальчишек стало подделываться под него. Однажды Никки Нилан увидел, что МакКарти поднимается по лестнице. Он лег на живот в темной комнате и принялся ждать. Нилан услышал шаги на лестнице, увидел ноги и выскочил из комнаты с рычанием, схватив ближайшую лодыжку зубами. С ухмылкой Нилан посмотрел наверх... и тут же ухмылка завяла. МакКарти куда-то делся, и Нилан увидел незнакомого подполковника, ошалело глядящего на него. Подполковник потряс головой и ушел. Все его худшие подозрения в отношении американцев оправдались.
Они все чувствовали, что вторжение должно начаться в ближайшее время. Чешир вообразил, что немцы могут сбросить парашютный десант на британские аэродромы в D-день. Поэтому он убедил старшего оружейника Уотсона выдать летчикам револьверы, пулеметы Стэн, винтовки и ручные гранаты. Это была одна из его редких и печальных ошибок. В течение 3 дней жить в Вудхолле было очень опасно. Сначала летчики выволокли обеденные столы на лужайку возле столовой и изрешетили их из пулемета из окон второго этажа. Это на время их развлекло. Потом они принялись швырять ручные гранаты в направлении сержантской столовой. По ночам Бакли превращался в страшную угрозу всем и вся. Он торчал у окна спальни и выпускал очереди из своего Стэна над головами всех запоздавших. Поэтому им приходилось добираться до постелей по-пластунски.
Даже Уитерик, который был известен своим безразличием к смерти, в сердцах заметил:
— Черт! В этой проклятой эскадрилье самое безопасное время, когда ты находишься в воздухе!
Стало ясно, что германские парашютисты представляют собой гораздо меньшую угрозу, чем оружие в руках летчиков. Поэтому Чешир собрал все вооружение и вернул его Уотсону. В расположении эскадрильи воцарился мир, к великому облегчению Шэннона и МакКарти. Их теперь редко видели порознь. Они вместе пили, вместе обедали, и потому было логично предположить, что вместе они и попытаются возродить царство террора. Они влезли на крышу штабного здания и запустили сигнальную ракету в трубу адъютанта. Они знали, что ничего не подозревающий Хамфри топит камин.
Ракета Вери в умелых руках становится смертоносным фейерверком. Взорвавшись в тесном камине, она создает впечатление небольшой, но плотной бомбежки. Раздается ужасный треск, летят струи цветного пламени и облака удушливого дыма. Половина прелести в том, что это тянется 15 секунд. Они сбросили ракету в трубу и начали смеяться, слушая доносящиеся снизу звуки.
Но, к несчастью, это не была труба камина Хамфри. Они угодили в командирскую трубу. Чешир вылетел наружу, преследуемый вспышками и клубами дыма. Выскочив на дорожку, он увидел двух своих командиров звеньев, прячущихся за трубой. Достоинство аристократа не позволило ему ничего сказать, но, к своему изумлению, Шэннон и МакКарти обнаружили, что им придется несколько дней дежурить по гарнизону, и вместо приятного сна в кровати они будут мотаться вместе с патрулями по аэродрому.
Закинуть ракету Вери в кухонную плиту долго было любимым развлечением, однако Чешир вовремя додумался издать приказ, которым запретил проносить в жилые здания оружие, патроны и пиротехнические средства.
Однажды ночью его разбудил скрежет за окошком. Чешир широко распахнул створки и увидел крысу, бегущую по крыше. С быстротой молнии он схватил свой револьвер и метким выстрелом уложил крысу на месте. Выстрел прогремел в ночи, как пушечный залп. Чешир все еще выглядывал из окна, когда открылось соседнее и высунулся Денни Уокер.
— На этот раз пристрелил проклятую крысу, — торжествующе сообщил Чешир.
Но тут Чешира встревожил тот холодный взгляд, которым Уокер уставился на его руку, в которой был зажат револьвер. Чешир покраснел и спрятал его. Однако тут Уокер сладким голосом произнес:
— Но скажите мне, старики, ведь я совершенно четко слышал, как один человек говорил, что НИКТО НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ не должен приносить оружие в жилые здания.
5 июня на закате все присутствовавшие в расположении эскадрильи были собраны в комнате инструктажа. У дверей поставили часовых. Чешир сообщил им, что вторжение начинается. Первая волна из 8 самолетов должна взлететь в 23.00, имея по 12 человек на каждом самолете — дополнительные пилот, штурман и 3 человека для сброса отражателей. В эту ночь летчики не совершили ни единой ошибки. Час за часом они мотались в темноте над Ла Маншем, каждые 4 секунды выбрасывая новую порцию отражателей. Около 3.00 прибыла вторая волна самолетов. Это была самая трудная часть операции, так как они должны были состыковать свои действия с первой волной с точностью до секунды. Вторжения не видел никто.
Уже к утру, когда начал заниматься рассвет, одураченные немцы с берега увидели, с кем они имели дело. К этому времени самолеты находились в 7 милях от французского берега, именно там, где должны были находиться. Дальше на север другая эскадрилья занималась тем же самым с таким же успехом. На пути домой они были вознаграждены. Немецкие береговые батареи открыли по ним огонь. Но не из зениток, а из тяжелых орудий. 12" снаряды полетели в мифическую армаду, на присутствие которой указывал радар. Германские торпедные катера вышли из Кале и Булони, но чтобы уничтожить противника, им потребовались бы воздушные торпеды. Немцы действительно поверили, что главные силы вторжения должны высадиться в этом районе.
Вызов пришел без предупреждения через 48 часов. Было передано сообщение, что германская танковая дивизия выдвигается по железной дороге из Бордо к плацдарму. Поезда должны проследовать через тоннель Сомюр, лежащий в сотне миль от берега. Уже после обеда Харрис предложил Кохрейну попытаться заблокировать тоннель, прежде чем поезда пройдут через него. Следовало действовать быстро. Прежде чем бомбардировщики прилетят к тоннелю, настанет ночь. В темноте тоннель будет исключительно сложно найти. Совершенно очевидно, что только одна эскадрилья могла это сделать. И только один тип бомбы! Около 17.00 Чешир получил приказ взлетать как можно быстрее. Началась безумная спешка, чтобы собрать летчиков. Например Шэннон, и Манро играли в крикет в Метеригэме. Нужно было выволочь «толлбои» из бомбохранилища и подвесить их на самолетах.
Эскадрилья поднялась в воздух сразу после заката, а чуть после полуночи Чешир на своем «Москито» выпустил осветительные ракеты над излучиной реки и увидел место, где рельсы исчезают в тоннеле, уходящем вглубь холма Сомюр. Он спикировал с 3000 футов, тщательно прицелился и сбросил красные маркеры. Выходя из пике на высоте всего 100 футов, Чешир с удовлетворением отметил, что маркеры легли прямо в горле тоннеля. Через 90 секунд «Ланкастеры» начали ложиться на боевой курс. А еще через пару минут впервые «бомбы—землетрясения» полетели на цель. В 10000 футов наверху экипажи испытывали легкое разочарование. «Толлбои» не производили яркой вспышки при попадании, как «блокбастеры». Появлялся только тусклый красный светлячок, когда бомба врезалась в землю, и взрыв происходил на глубине почти 100 футов. Вокруг маркеров были видны тусклые красные вспышки, но летчики вернулись в некотором смятении.
Утром прилетел фоторазведчик «Москито» с фотографиями, которые сами произвели эффект разорвавшейся бомбы. За одним исключением кратеры легли вокруг горла тоннеля. 2 бомбы взорвались рядом прямо на рельсах, образовав гигантскую воронку диаметром 100 футов и глубиной 70 футов. Железнодорожная насыпь была полностью уничтожена. Но действительно потрясла всех бомба, которая упала в 60 ярдах от горла тоннеля. Никто не признался, а жаль, потому что бомбардир заслужил бы особую награду. (Хотя на самом деле «виноват» в этом был Барнс Уоллис.) Холм полого всходил от горла тоннеля, и в том месте, где упала бомба, 70 футов плотного грунта и известняка прикрывали тоннель. Бомба пробила все это и взорвалась прямо в тоннеле. Около 10000 тонн земли и мела взлетели в воздух, и гора обрушилась в тоннель. Это было одно из самых впечатляющих прямых попаданий за все время войны. Танковая дивизия никуда не прибыла. Лишь через несколько дней ее разрозненные подразделения начали поступать на фронт.
В первые ночи после высадки германские торпедные катера из Гавра наносили серьезные потери конвоям, перевозящим в Нормандию людей и вооружение. Темнота, которая укрывала конвои от Люфтваффе, также укрывала и скоростные катера, которые врывались в ряды десантных судов, выпускали торпеды и исчезали. Днем они прятались в бетонных бункерах Гавра, а на закате выскальзывали оттуда, собирались в гавани и готовились к ночному набегу. Кохрейн решил, что если «толлбои» могут вызвать землетрясение на суше, на воде они легко создадут приливную волну. Уоллис согласился, что это именно так. Поэтому, как только позволила погода, а именно 14 июня, 617–я эскадрилья на закате отправилась к Гавру, чтобы во второй раз использовать в бою «толлбои». С ними летели около 400 «Ланкастеров» 1–й и 5–й групп, вооруженных обычными 1000–фн бомбами. Чешир на своем «Москито» кружил над гаванью на высоте 3000 футов и видел выстроенные рядами десятки торпедных катеров. Когда он спикировал, ему навстречу полетели струи огня из зенитных автоматов. Никогда раньше он не видел подобного. Зеленые и красные шары поднимались из темноты, словно пузырьки в стакане содовой. Воздух был полон трассирующих пуль, и Чешир понимал, что это только половина, да что там, четверть… Лишь каждый четвертый снаряд в обоймах зениток трассирующий. Остальные 3 летят вместе с ним, но остаются невидимы. Остальные «Москито», державшиеся в 2 милях от гавани, увидели, как он пикирует прямо сквозь разноцветную завесу. Пилоты решили, что у него нет никаких шансов. На высоте 700 футов, когда он уже сбросил маркеры, нос самолета начал подниматься. Крошечный «Москито» летел над водой, он уже получил около десятка пробоин. Чешир вел его прямо в море, уповая только на скорость. Через минуту он снова набрал высоту 3000 футов и выскочил из—под обстрела. Красные маркеры светились на пирсе, между рядами торпедных катеров.
Шэннон, который тоже летел с маркерами, видел огненную стену зениток и запросил: — Хэлло, лидер. Мне повторить? Сидевший рядом с ним и чуть сзади Самптер вытащил тяжелый фонарь из крепления и поднял его над головой Шэннона. Он проворчал: — Боже, Дэвид, если он скажет «да», я вышибу тебе мозги. Мы можем умереть и более спокойно. Прошло несколько секунд, пока Чешир внимательно разглядывал маркеры, а потом он ответил: — Нет, Дэвид. Хватит. Он приказал «Ланкастерам», которые кружили в нескольких милях от порта на высоте 12000 футов, начинать атаку.
15 «толлбоев» упали в воду около бункеров почти одновременно. После этого начали сбрасывать бомбы 400 остальных «Ланкастеров», и гавань исчезла в дыму. Когда утром вернулся со снимками разведчик, Уоллис был потрясен. В порту Гавра не осталось ни единого торпедного катера. Можно было различить 2 штуки, которые выкинуло на пирс. Остальные были утоплены водоворотами и разорваны на куски «толлбоями» и мелкими бомбами. (Какое—то время считали, что часть все—таки могла удрать ночью в более безопасный порт. Однако когда англичане захватили Гавр, то выяснили, что не спасся ни один катер.) Водные потоки разнесли двери бункеров и лишили катера возможности укрываться там. Кроме того 3 «толлбоя» попали прямо в бункера, прошли сквозь бетон и взорвались внутри, уничтожив крохотные причалы, расположенные там.
Хотя эскадрилья проводила дневные налеты, она не использовала сомкнутый строй, как это делали американцы. Одной из причин было использование SABS. При боевом курсе длиной 10 миль по сомкнутому строю не промахнется и слепой. При заходе на цель они использовали то, что Чешир называл «гусиной стаей» — линии из 5 самолетов в строе фронта. Интервал в линии был 200 ярдов, расстояние между линиями — 300 ярдов. Каждый самолет летел на своей высоте, поэтому перед зенитками находилась весьма сложная цель. Самолеты в таком строю могли заходить на цель и бомбить ее почти одновременно.
Но был и недостаток. Дым от первых бомб часто скрывал цель от бомбардиров задних самолетов, но при бомбежке «стаи» последние бомбы уже находились в воздухе, когда начинали рваться первые.
Приземлившись в Вудхолле, Чешир обнаружил, что его дожидается «Мустанг». Американские друзья Шарпа сразу сказали «да», и американский пилот пригнал самолет. Он показал Чеширу кабину, пожелал ему на прощанье удачи и оставил знакомиться с новой игрушкой. Только теперь Чешир полностью осознал, что именно затеял. Раньше он никогда не летал на американских самолетах. В действительности Чешир вообще не летал на одномоторных самолетах после первых учебных полетов, что было 5 лет назад. У наземного персонала тоже возникли проблемы. Долгое время они просто не могли найти горловины топливных баков.
Чешир решил, что прежде чем взлетать, ему следует немножко поучиться. Но все эти благие намерения разлетелись вдребезги, когда на следующее утро Кохрейн приказал совершить налет на пусковые установки возле Сиракур. Они обнаружили, что дымовые бомбы не удается подвесить под крыльями «Мустанга». Оружейники работали, как проклятые, смастерив какие-то тросовые подвески. Один из штурманов помог Чеширу разобраться с курсами, он записал их на листке бумаги и сунул в наколенный карман. Он взлетел на «Мустанге» за полтора часа до вылета, чтобы ознакомиться с самолетом, но даже и не пытался садиться. Слишком велик был риск разбить самолет при первой посадке, и если он собирался куда-то лететь на нем, посадку разумнее было отложить на потом.
Вряд ли до этого, да и после, в операции участвовал подобный пилот. Особенно учитывая то, что Чешир был специалистом высокого класса, отправиться в боевой вылет, сев в самолет первый раз... Да еще пересев с многомоторного бомбардировщика на легкий истребитель, что делает положение вообще из ряда вон. Однако Чешир благополучно справился со всеми трудностями. Он прибыл к цели, разминувшись с бомбардировщиками всего на пол-минуты. Скорость «Мустанга» была на 90 миль/час больше, чем у «Ланкастера». Он просто не мог учесть изменения ветра, чтение карты и пилотирование. Ведь теперь [250] Чешир был сам себе штурман, бомбардир, стрелок и радист. И к тому же за 1 час он выучился управлять новым самолетом так здорово, что смог спикировать сквозь плотный огонь зениток.
С самого начала «Мустанг» восхитил его, и уже через полчаса Чешир понял, что «почувствовал» самолет. Он был легче, чем «Москито», и не шел ни в какое сравнение с «Ланкастером». С высоты 7000 футов Чешир заметил бетонные плиты, которые прикрывали подземный ракетный ангар возле Сиракура. После того, как бомбардировщики достигли исходной точки, он спикировал до высоты 500 футов, по ходу дела превысив дозволенную для «Мустанга» скорость, и сбросил дымовые бомбы в паре футов от бетона. Кто-то из пилотов положил «толлбой» прямо в центр бетонной плиты, бомба пробила 16 футов железобетона, прежде чем взорвалась. Еще одно попадание пришлось в западную стену и разрушило ее. Одна бомба взорвалась глубоко в земле под краем плиты.
Спускалась ночь, когда они вернулись из налета на Сиракур. Первая посадка Чешира на «Мустанге» стала ночной посадкой, которая всегда вдвое труднее. Он плохо помнит, как все происходило. Просто внезапно он обнаружил, что «Мустанг» катит по взлетной полосе, к великому изумлению пилота.
(Если кому-то бомбежки 617-й эскадрильи покажутся однообразно меткими, пусть он вспомнит, что бомбы сбрасывались на скорости 200 миль/час с высоты 18000 футов и в нескольких милях от цели, которая представляет собой небольшую бетонную площадку, зарытую в землю. Бомбардир чаще всего просто не видит ее. С такой высоты и на таком расстоянии даже белый квадрат мишени на полигоне кажется не больше булавочной головки. Дымовые бомбы Чешира были наилучшей возможной точкой прицеливания, но обычно над землей стоит дымка, которая скрадывает дым. Ни одна другая эскадрилья не могла сделать то же самое.)
20 июля они снова полетели в Визернес. Тэйт в первый раз полетел на задание на «Мустанге». Он обнаружил над районом цели рваные тучи и густую дымку на земле. Зенитный огонь был плотным. Тэйт прорвал завесу, сбросил дымовые бомбы и набрал высоту 4000 футов. Посмотрев вниз, он едва различил дым. Очевидно, что бомбардировщики с высоты 18000 футов и расстояния в несколько миль не увидят его. Тогда Тэйт сделал совершенно неожиданную вещь. Он вызвал бомбардировщики по радио и приказал: — Наводить прямо по мне! Он бросил самолет в пике сквозь огонь зениток и начал кружить на высоте 1000 футов, надеясь, что сверкание крыльев на солнце поможет бомбардирам. Снаряды рвались вокруг «Мустанга». Осколки и пули сделали множество мелких пробоин в фюзеляже и крыльях. 2 пули прошли сквозь топливный бак (который был самозатягивающимся) и едва не попали в бачок с гликолем (который таковым не был). Но и теперь бомбардиры ничего не видели. Бомбардировщики не стали заходить на цель, пилоты сообщили, что не видят вообще ничего. Тогда Тэйт выскочил из—под огня, каким—то чудом не получив ни царапины. Эскадрилья вернулась домой с бомбами на борту. Они прождали еще 5 дней, потом тучи рассеялись.
25 июля они полетели к Ваттану, Тэйт снова сел на «Мустанг». Смертоносные зенитки сверкали повсюду вокруг блокгауза, но на сей раз, впервые за много недель, не было ни туч, ни дымки. Воздух был чист и прозрачен, бомбардиры сообщили, что видят цель издалека, поэтому Тэйту не нужно сбрасывать маркеры. В тот день взрыватели «толлбоев» были установлены с задержкой в полчаса, поэтому они не видели взрывов. Однако пилоты видели клубы пыли при падении бомб буквально в тени стен блокгауза. Фок прокрутился эти самые полчаса над целью на своем «Москито», держа наготове фотоаппарат. Он привез великолепные снимки взрывов. 5 прямых попаданий и 6 ОЧЕНЬ близких разрывов.
В Ваттане выяснилось, что «толлбои» разрушили крышу бункера и уничтожили все внутри. Немцы бросили эту установку. Большой сборочный и пусковой центр в Визернесе был превращен в порошок. Купол весом 10000 тонн был сорван с основания, пусковые туннели под ним обрушились, так же, как и большая часть жилых галерей. В Крейле выяснилось, что немцы напрасно надеялись, будто глубокие пещеры защитят ракеты и самолеты—снаряды. Их своды рухнули и погребли под собой то, что должны были защитить. То же самое произошло в Рилли—ла—Монтане.
«Толлбои» в Сиракуре прошел сквозь бетонный потолок толщиной 16 футов, взорвался внутри блокгауза и разрушил его. Близкие разрывы обвалили 2 из 4 стен, немцы прекратили работы на этой установке, начали было рыть глубокие траншеи, но потом забросили вообще все.
Самым впечатляющим было зрелище в Мимойеке, откуда чудовищное орудие V–3 должно было стрелять по Лондону. Один «толлбой» обвалил угол крыши толщиной 20 футов и полностью засыпал тоннель левого орудия. Близкие разрывы обвалили тоннель правого орудия, а остальные шахты от сотрясений потеряли вертикаль. В 500 футах под землей при налете укрылись 300 рабочих. Они считали, что находятся там в полной безопасности. Так там и остались, погребенные.
Ягодник был русским аэродромом на островке на реке Двина в 20 милях от Архангельска.
— Летите туда из северной Шотландии с бомбами, там дозаправьтесь, затем сделайте, что требуется, возвращайтесь в Ягодник, снова дозаправьтесь и возвращайтесь домой. Он сказал, что теперь имеет достаточно «толлбоев» и может послать вместе с ними 9–ю эскадрилью. 9–я эскадрилья не могла использовать SABS, но бомбила почти так же точно, используя бомбовые прицелы Mark XIV. 2 «Либерейтора» должны были перевезти наземный персонал и запасные части. План операции был разработан очень быстро, и через 3 дня, получив предсказание хорошей погоды, эскадрилья, имея на борту «толлбои», перелетела в Лоссимут. Там они заправились, и ярким солнечным днем 10 сентября самолеты отправились в долгий путь в Россию. Они имели несколько тонн перегрузки. В сумерках бомбардировщики пересекли норвежское побережье. Так как они поднялись в высокие широты, магнитный компас принялся откалывать коленца, однако ночь была ясной, и пилоты смогли определиться по очертаниям береговой линии. После этого они пересекли Финский залив и продолжали ночной полет. Когда занялся слабый северный рассвет, самолеты повернули на восток, к Ягоднику. В течение ночи самолеты растрепали строй, и теперь каждый поодиночке влетел в серую тучу.
Русские утверждали, что в этом районе облачность не опускалась ниже 1000 футов уже 25 лет. Однако Тэйт летел на высоте как раз 1000 футов и не видел решительно ничего. Он немного сократил высоту, но и на 500 футах не было ничего, кроме сплошной серости. Сейчас они должны были лететь над равниной. Если бы на пути попались предательские сопки, дело могло кончиться скверно. Тэйт искренне надеялся, что тундра плоская. На высоте 400 футов они увидели деревья, мчавшиеся сквозь туман, подобно призракам. В кабине возникло некоторое напряжение. Летчики сидели на месте уже 10 часов, глядя на шкалы приборов. Теперь они летели над бесконечным лесным океаном, бесконечным, пустынным и диким. Ни дорог, ни городов, не было даже тропинок. Изредка мелькали крошечные серые озерца. И деревья, с запутавшимися в ветвях клочьями тумана. На стеклах кабины появилась легкая изморозь. Они то и дело попадали в тучи даже на высоте 300 футов. Радист Артур Уорд никак не мог поймать сигнал приводного маяка Ягодника (его вообще никто не слышал).
Подошло расчетное время прибытия. Они должны были оказаться на месте, но видели только деревья. А бензина осталось менее, чем на час полета. Тэйт повернул на юг, пытаясь найти аэродром. Зная, что компас и погода могут ввести в заблуждение, они полагались на приводной маяк. Тэйт уже начинал беспокоиться всерьез. Но не столько за себя, сколько за остальные самолеты. Внезапно бомбардир Даниэлс крикнул, что в разрывах облачности видит реку. Тэйт направил нос самолета вниз. Они выскочили из тучи и оказались прямо над аэродромом. Один «Ланкастер» заходил на посадку, еще 2 кружили, дожидаясь своей очереди. Через 5 минут они благополучно сели, и тут выяснилось, что прибыло совсем немного самолетов.
Считая 9–ю эскадрилью, где—то болтались еще 20 самолетов. Они отправились в разваливающуюся хижину, изображавшую аэродромные постройки. Тэйта начали одолевать мрачные предчувствия. Ни один из отставших самолетов не имел топлива больше, чем на полчаса полета. Катастрофа подступила вплотную. В течение следующего получаса прибыли еще 7 «Ланкастеров» и 2 «Либерейтора». Экипажи устали, как собаки, и удивились, как это они сумели добраться до цели благополучно. Настал момент, когда у всех пропавших самолетов не осталось топлива. Не прибыли еще 13 бомбардировщиков. Пришел русский переводчик и сообщил, что еще 1 «Ланкастер» благополучно сел на другом аэродроме на соседнем речном острове. Через 5 минут сообщили, что там же благополучно сели еще 4 «Ланкастера». А потом начали приходить сообщение об остальных самолетах, которые сели на разные аэродромы в радиусе сотни миль. Через 3 часа Тэйт знал о месте нахождения всех самолетов до последнего. В это нельзя было поверить. В совершенно дикой местности русские проследили за судьбой каждого самолета с такой же быстротой, как это было бы сделано в Англии. Они сбросили на парашютах медиков к тем, кто оказался в одиночестве. Просто невероятно, но никто не погиб. Однако 2 самолета 617–й эскадрильи и 4 самолета 9–й эскадрильи пришлось списать, так как они сели на болота.
28 «Ланкастеров» двух эскадрилий разбежались по кочковатому лугу и взлетели, взяв курс на запад. Тэйт летел медленно, выжидая, пока эскадрильи построятся. «Ланкастеры» построились «стаей» на малой высоте над Белым морем. Строжайший приказ соблюдать радиомолчание сильно замедлил эту процедуру. Серая вода внизу приглушала грохот моторов, когда они пересекали пустынные берега Лапландии. Но гулкое эхо раскатывалось между обледенелыми скалами. Земля была совершенно безжизненна, если не считать странных изуродованных ветром деревьев. Один из моторов самолета Тэйта все время сбоил, сотрясая самолет. Однако он продолжал полет, беспокоясь лишь о том, сумеет ли набрать высоту для сброса бомбы. В 90 милях от Альтен—фиорда впереди показались горы. Тэйт дал полный газ, и мотор заработал. Они легко перемахнули через последний хребет. Путешествие завершилось. Впереди, словно нарисованный на карте, раскинулся в лучах солнца Альтен—фиорд. Самолеты поднялись на высоту 11000 футов.
Пилоты опасались дымовых завес, однако сразу увидели черный силуэт линкора на якорной стоянке под берегом. Белые струи дыма начали растекаться по воде, но поздно. Бомбардировщикам оставалось 5 минут лета до момента сброса бомб, и белая вуаль уже начала закрывать линкор. Там, наверное, были установлены сотни постов постановки дымзавес. Открыли огонь береговые зенитки. Строй бомбардировщиков прошел между белыми клубками разрывов, и тогда открыли огонь орудия «Тирпица». 2 минуты до точки сброса бомб. Дым быстро закрывает линкор. Даниэлс, находившийся в носовой кабине, крикнул: — Прицел включен! Черный корпус пропал, но мачты торчали поверх дыма и были четко видны еще несколько секунд. Даниэлс попытался удержать перекрестие на точке, но не увидел ничего, кроме белого клубящегося дыма. Эти секунды показались ему вечностью. «Ланкастер» дернулся, когда бомба пошли вниз, и Тэйт круто положил его на крыло, уходя от огня зениток. Остальные бомбардиры тоже потеряли точку прицеливания в последнюю роковую минуту. Говард, Уоттс и Сандерс отбомбились по тусклым вспышкам зениток, видным сквозь дым. Келл и Нилан сбросили бомбы туда, где видели в последний раз линкор. Остальные, к своему величайшему разочарованию, не бомбили вообще. Бледные фонтаны дыма отмечали разрывы бомб. А после одного из них над белой пеленой взлетел фонтан черного дыма. Тэйт сначала обрадовался, но потом решил, что этот «толлбой» попал на берег. Некоторые «Ланкастеры» развернулись для второго захода, но дым стал еще гуще, и они вернулись в Ягодник.
Разведывательный самолет сообщил, что «Тирпиц» пропал из Альтен-фиорда. Началась легкая паника, особенно среди моряков. Но пришло сообщение от Эгиля Линдберга. Линдберг был норвежским секретным агентом. Он держал свой передатчик в комнате над моргом Тромсё. Линдберг сообщил, что «Тирпиц» прибыл в Тромсё с огромной пробоиной в полубаке. Ее проделала тяжелая бомба. («Толлбой» Даниэлса ПОПАЛ в линкор. Возможно, он был самым метким бомбардиром за всю войну.) Линдберг думал, что «Тирпиц» прибыл в Тромсё, так как этот порт имел более мощные ремонтные заводы. Кохрейн с радостью услышал новость, хотя судоремонтные заводы его не волновали. Самым важным было то, что линкор оказался на 200 миль южнее Альтен-фиорда, это сокращало общую длину маршрута на 400 миль. Теперь «Тирпиц» оказался в пределах досягаемости «Ланкастеров».
После 26 ноября солнце в Тромсё не поднимается достаточно высоко над горизонтом, хотя еще несколько дней будут достаточно светлые сумерки, когда в полдень можно отбомбиться. После этого светлого времени не будет до весны. Прелестная задачка для метеорологов.
28 октября пришло такое извещение, и 36 «Ланкастеров» 617-й и 9-й эскадрилий полетели на север, на неровное поле под Лоссимутом. В полночь «Москито», пролетев над Тромсё, передал, что ветер заходит к востоку. В 1.00 под нудным моросящим дождем заревели моторы, и перегруженные «Ланкастеры» тяжело поползли по полю.
Они летели как обычно низко, видя белые барашки на гребнях волн. Через несколько часов самолеты пересекли норвежское побережье и повернули внутрь полуострова к шведской границе. Летчики надеялись прикрыться горами от радаров в Тромсё. Потом они повернули влево и начали долгий нудный набор высоты, чтобы перевалить через горы и увидеть Тромсё-фиорд и корабль... И в тот же самый момент они увидели несущиеся с моря груды облаков. Ветер снова изменился.
Снова началась гонка, как в те нервные секунды в Альтен-фиорде. Но на этот раз белая завеса была выше и толще. На скорости 230 миль/час бомбардировщики ринулись на линкор и тучи. За минуту до сброса бомб летчики увидели корабль, но через 30 секунд облака закрыли его!
Они не могли спуститься ниже облачности. В этом случае «толлбои» не пробили бы бронированные палубы. Даниэлс попытался удержать прицел на той точке, где в последний раз видел линкор. Зенитки начали стрелять по ним сквозь тучи. Даниэлс крикнул:
— Бомба сброшена!
Тэйт спикировал под облако, чтобы попытаться увидеть, куда она упадет. Фок, Айвесон, Найтс и еще один или два пилота сбросили бомбы на смутные вспышки выстрелов и тоже спикировали. Остальные отвернули прочь для нового захода. Сквозь разрывы в тучах с высоты 13000 футов Тэйт увидел вспышки взрывов вокруг корабля. Один или два пилота заявили, что видели прямое попадание или близкий разрыв. Мартин (уже другой) сделал еще 2 захода. Во время третьего захода он различил неясную вспышку и сбросил бомбу наполовину вслепую. Гамбли сделал 4 захода, но ничего не увидел.
«Ланкастер» Кэри был подбит зенитками во время первого захода. Внешний правый мотор остановился, из пробитого бака хлынул бензин, но, к счастью, не вспыхнул. Он попытался выполнить новый заход на 3 моторах, но тучи скрыли цель. Они упрямо пытался атаковать линкор снова и снова, прорываясь сквозь огонь зениток. Во время шестого захода в отчаянии бомбардир сбросил бомбу наугад.
Тэйт приказал всем пикировать до 1000 футов, чтобы набрать скорость и лететь домой.
Точкой рандеву было выбрано узкое озеро, зажатое между холмами в 100 милях юго-восточнее Тромсё. Тэйт медленно полетел туда. Он не заметил воды, но угадал ее по длинной полосе тумана в котловине. Над ней он увидел самолеты, кружащие, подобно черным мошкам.
Он подлетел ближе и выпустил сигнальную ракету, чтобы привлечь внимание. Бомбардировщики построились за ним и полетели в направлении стоянки «Тирпица». В этот момент их засек радар. Через минуту оперативный центр истребительного аэродрома в Бардуфоссе знал, что вражеские бомбардировщики приближаются к «Тирпицу». На высоте 14000 футов бомбардировщики были приведены в состояние полной готовности. Перед ними выросла последняя гора, они поднялись, чтобы перевалить через нее, и занавес упал. Перед ними лежал Тромсё-фиорд, обрамленный скалами. Пилоты увидели черный корабль, похожий на паука среди противоторпедных сетей. Словно боги Вагнера смотрели вниз на землю... Молот был готов обрушиться на зеленую воду среди заснеженных холмов в дыму и пламени. Ни облачка. Дымовой завесы тоже нет. «Тирпиц» стоял нагим в перекрестиях бомбовых прицелов.
Даже воздух притих. Тэйт видел, как внизу медленно проплывают холмы, хотя клин самолетов казался неподвижным, так точно они держали строй. Только чистейший снег, сверкающий в лучах восхода. Равнодушная красота природы, безразличная к делам человеческим, как и миллионы лет назад.
Далеко внизу залив казался дремлющим в тени, но «Тирпиц» тут же разрушил очарование залпом. От носа до кормы прокатилась цепочка вспышек и дымков, когда орудия выдохнули смертоносный яд. Капитан линкора тут же радировал в Бардуфосс требование истребителям поторопиться.
Тэйт открыл бомболюк и перевел регулировку шага на высокие обороты. Даже в холодном воздухе выхлопные патрубки засветились. Черные клубки запятнали небо среди клина самолетов, так как зенитки нащупали высоту. Затем открыли огонь орудия на берегах фиорда. Тэйт с тревогой следил за постами дымзавес, но дым так и не появился. (Немцы уже привезли аппаратуру из Альтен-форда, но не успели установить ее.) Бомбовые прицелы были наведены на корабль, и он казался совсем рядом. Стрелки хвостовых башен с тревогой крутили головами, ожидая появления истребителей. Верхние башни были сняты, поэтому единственной защитой самолетов были хвостовые стрелки.
Далеко внизу под носовыми кабинами засверкала вода. Тэйт почувствовал, что его руки прилипли к штурвалу. В наушниках звучало сдавленное дыхание Даниэлса, которое доносил интерком. Бомбардировщик шел совершенно прямо, вздрагивая от работы моторов. Тэйт из кабины мог видеть воздушные вихри, которые оставляли за собой открытые створки бомболюка. Зажглась красная лампочка. Оставалось 10 секунд до... Секунды медленно тянулись, пока «D Дог» не подпрыгнул, словно его кто-то дернул за хвост. Бомба полетела вниз. Тэйт круто положил влево и увидел, что самолеты первого звена делают то же самое.
Одно за другим звенья поворачивали, сбросив бомбы. Летчики безмолвно вглядывались сквозь перспекс, отсчитывая 30 секунд. Потом на баке линкора вспыхнуло желтое пламя. С высоты 30000 футов они видели, как содрогнулся корабль. Еще одна бомба взорвалась на берегу. Потом еще 2 попали в корабль. Одна по правому борту около мостика, вторая позади трубы. (Одна из них принадлежала Эстбери.) Еще одна вспенила море всего в 5 футах от форштевня. Затем дым закрыл все, пилоты могли различить только смутные вспышки внутри сетей.
Однако зарево сияло сквозь завесу. Там что-то горело. Потом последовала еще одна вспышка, и столб пара взлетел на 500 футов в небо сквозь дым. Взорвался погреб.
Через 3 минуты после того, как 9-я эскадрилья отбомбилась, над ней сомкнулась темнота. Черные силуэты в небе повернули на юго-запад и снизились к воде, набирая скорость, чтобы вернуться домой. Истребители так и не появились. Последнее, что видели летчики — столб дыма, когда «Тирпиц» начал крениться.Тучи, которых они так опасались, сгустились, пока они летели назад. Тэйту пришлось пилотировать вслепую, а его авиагоризонт отказал. После 11 часов в воздухе он почувствовал, что ему под веки насовали горячих углей. Он с трудом различал приборы. Антенна обледенела, и они долго не могли поймать сигнал приводного маяка. Когда это удалось, все пошло прахом. В Лоссимуте лил дождь, поэтому Тэйт повернул на восток и нашел маленький аэродром Берегового Командования. Посадку он выполнил гладко.
В центре управления полетами молодой штурман уточнил, намерены ли они пересечь страну. Тэйт поджал губы, посмотрел на до блеска надраенный пол и ответил:
— Да.
На этом аэродроме базировалась эскадрилья торпедоносцев, и он позднее сказал командиру, где они были.
— Вы покончили с ним? — поинтересовался тот.
— Надеюсь. В любом случае, он хорошо получил.
— Спасибо, — сказал пилот торпедоносца. — МЫ должны были сделать это. Малая высота. Мне это никогда не нравилось.
Они перелетели в Лоссимут, где встретили остальную часть эскадрильи. Пилоты пили в баре, когда пришло сообщение, что самолет-разведчик обнаружил «Тирпиц» вверх дном в Тронхейм-фиорде. Днище линкора торчало из воды, подобно спине огромного кита.
... первый «гранд слэм» был почти готов. Тысячи рабочих несколько месяцев трудились над сверхсекретным проектом, но лишь десяток из них знал, что это будет. В Шеффилде Английская Стальная Корпорация потратила много сил, чтобы найти сталь, которая выдержит удар. Они изготовили корпуса из различных марок стали и швыряли их на бетонные плиты, пока не нашли требуемое. Это был их собственный секрет. Только 2 фирмы в стране могли отлить корпус сложной формы. Для каждой бомбы приходилось делать отдельную болванку, покрытую цементом, с точностью 0,0001 дюйма. Ее помещали внутрь песчаной опоки и заливали жидкую сталь. После этого ждали 2 дня, пока отливка остынет и можно будет удалить болванку. Потом отливку везли за сотни миль для дальнейшей обработки. Они ставили рабочих в тупик. Один из них, глядя на сияющую болванку, предположил, что это сверхмалая подводная лодка.
Официально изделия назывались «котлами», но это никого не могло обмануть. В пабах Шеффилда их непочтительно называли «большими ублюдками». С ними было крайне трудно иметь дело. Армия забрала себе почти все подъемные краны. Фирмам пришлось построить специальные трейлеры, так как железная дорога не могла погрузить отливки на платформы. На фабрике взрывчатых веществ пришлось построить специальную стойку, где корпус бомбы стоял вертикально, когда его заполняли взрывчаткой. Для этой цели пришлось построить специальную высокую платформу. Было опробовано более 30 различных типов взрывателя, прежде чем нашли тот, который выдержал удар при падении бомбы. Как и у «толлбоя», хвостовое оперение «гранд слэма» должно было заставить бомбы вращаться при падении, чтобы гироскопический эффект не дал ей рыскать при переходе звукового барьера. Вместе с оперением «гранд слэм» имел длину 25 футов 6 дюймов. Максимальный диаметр бомбы равнялся 3 футам 10 дюймам. Готовая бомба весила чуть больше 22000 фунтов. Это было настолько сложно, что не удалось изготовить болванки для нормальных испытаний. Было решено сбросить для пробы одну настоящую бомбу перед тем, как использовать их в деле.
Самолет все быстрее покатил по взлетной полосе, набирая скорость. Вооруженная «толлбоями» стая осталась позади, с любопытством и тревогой наблюдая за крыльями Кальдера. На земле «Ланкастер» выглядел совершенно обычно, его крылья казались плоскими и прямыми. Но в полете крылья самолета Кальдера образовали изящную дугу. Их концы загнулись вверх, а самолет просел под тяжестью 10–тонной бомбы. Этот чудовищный снаряд ясно виднелся под брюхом «Ланкастера», так как створки бомболюка были сняты. В небе не было ни облачка. Они обошли зенитки Бремена и через 10 минут увидели линию виадука, изогнувшуюся среди болот. Кальдер лег на боевой курс. Тяжело груженый самолет мягко раскачивался.
Когда «гранд слэм» вылетел из зажимов, Кальдер ощутил отчетливый толчок. Он круто отвернул, и летчики с любопытством принялись следить за бомбой, похожей на серебристую акулу. Она медленно начала вращаться, опуская нос вниз, а потом набрала скорость и устремилась на виадук. Падение заняло 35 секунд, и только самый острый глаз мог заметить облачко грязи, взлетевшее из трясины в 30 ярдах от одного из пилонов виадука. Через 11 секунд болото словно раскололось и выбросило огромную массу грязи и дыма, которая взлетела на 500 футов над виадуком. В течение следующих нескольких секунд по обеим сторонам виадука начали рваться «толлбои». Кальдер повернул, чтобы получше разглядеть, что произошло. Постепенно грязь осела, а ветер унес прочь дым. И перед глазами Кальдера предстало нечто вроде древнеримских руин. Семь массивных пролетов общей длиной около 100 ярдов просто исчезли. Он совершенно не мог различить следов рухнувшей кладки. На мгновение Кальдер решил, что бомба превратила арки в порошок, хотя он никак не мог поверить, что такое возможно.
Позднее вскрылось, что один «гранд слэм» полностью подтвердил теорию Уоллиса — близкий разрыв может оказаться более эффективным, чем прямое попадание. Бомба прошла в грунт примерно на 100 футов, и ударная волна расколола арки виадука. При взрыве образовалась большая подземная каверна. Потеряв опору под собой, ослабленные арки рухнули в пучину. Это была прекрасная демонстрация эффекта «виселичного люка», что и планировал Уоллис еще в 1939. Фоторазведчик принес снимки огромного кратера, который Уоллис назвал «совершенным». Кохрейн передал 617–й эскадрилье: «Вы наделали достаточно переполоха и случайно вписали новую страницу в свою историю, став первой эскадрильей, которая сбросила самую большую бомбу на Германию. Хорошая работа. Продолжайте тренировки. Мы не можем позволить себе кидать их куда попало».