Навигация:
История Оперативного разведывательного центра (ОРЦ)
Проблема немецких вооружённых торговых рейдеров
Организация радиоперехвата переговоров между немецкими торпедными катерами
Наведение подлодок на союзные конвои самолётами люфтваффе
Прогнозирование перемещений немецких подводных лодок по радиосигналам
Шифровальная машина «Энигма»
Шифры в ВМС Германии
Действия британского флота по захвату образцов «Энигма» и немецких шифров
Разгром немецкой сети снабжения рейдеров и подлодок в Южной Атлантике
Охота на немецкие рейдеры с использованием расшифрованных радиограмм
Бой австралийского крейсера «Сидней» и немецкого рейдера «Корморан»
Появление немецких подводных танкеров
Прорыв тяжёлых кораблей кригсмарине через Ла-Манш
Точка зрения англичан на решение о северных конвоях
Осторожность немцев против страха англичан перед «Тирпицем»
Разгром конвоя PQ-17
Французский радар-детектор R600A Metox для оповещения немецких субмарин о работе британских РЛС ASV Mk. II
Анализ применения немцами аккустических торпед «Цаункёниг»
Перелом в битве за Атлантику
Охота на тяжёлые немецкие корабли: «Тирпиц», «Шарнхорст» и «Лютцов»
Роль Оперативного разведывательного центра в гибели «Шарнхорста»
Потопление «Тирпица»
Перехват по данным ОРЦ транспортов-блокадопрорывателей, направлявшихся в Японию
Синтез целой картины из анализа обрывочных сведений
Почему данные ОРЦ не всегда приносили успех
Кадровые изменения в ОРЦ и ломка традиционных представлений
Польза чтения административной переписки противника
Названная по номеру помещения в старом здании Адмиралтейства, где она тогда находилась, Комната 40 большую часть периода своего существования, по сути дела, представляла собой бюро по анализу и дешифровке криптограмм. Благодаря бесценному дару нашего русского союзника — своду сигналов германского военно-морского флота, обнаруженному на затонувшем в Балтийском море немецком крейсере «Магдебург», отдел, состоявший из горстки сотрудников, к концу 1914 г. начал раскрывать целую серию вражеских кодов и шифров.
... Если немцы, итальянцы и русские воспользовались войной в Испании, чтобы опробовать новые методы ведения войны на суше и в воздухе (хотя правильные выводы сделали, по-видимому, только немцы), то англичане, безусловно, извлекли, хотя и меньше заранее намеченных, выгоды в области разведки. Само существование ОРЦ и его быстрый рост являлись прямым результатом боевых действий, связанных с Испанией, — фактор в своем роде, возможно, столь же ценный для Англии, как испытания новых артсистем и танков легионом «Кондор» для немцев ...
... в августе 1939 г., когда ОРЦ был отмобилизован — предлогом послужили крупные «учения по береговой обороне», — в его штате насчитывалось 36 мужчин и женщин. Во главе стоял контр-адмирал в отставке Клейтон, который числился на должности кептена ВМС. Его заместителем был коммандер Колпойз.
Отдел состоял из четырех основных секций: итальянской и японской под началом Бэрроу-Грина, секции обработки данных РПС (нанесение их на планшеты обстановки) под началом Кемпа; секции поиска подводных лодок и слежения за ними во главе с Трингом и секции по наблюдению за немецкими надводными кораблями с рядом подсекций во главе с Деннингом. Благодаря ранее проделанной работе и накопленному опыту последний считался третьим лицом в руководстве разведкой ВМС, что автоматически возлагало на него ответственность за связи со всеми внешними учреждениями, включая БП.
К концу войны БП вырос в учреждение со штатом oколо 10 000 человек. В БП широко использовались счетные устройства Холлерита, а на довольно ранней стадии — и механический прообраз современного электронного компьютера, сконструированный Эланом Тьюрингом для ускорения математических операций, которые, как правильно считали немцы, заняли бы месяцы работы у наших дешифровщиков, если бы они работали вручную. Дело кончилось тем, что появилось несколько десятков таких тяжеловесных машин. Их устанавливали в БП и выносили подальше от городов в такие места, как Исткот и Стенмор.
Управляли этими монстрами около 1200 женщин из вспомогательной службы ВМС (WRNS). Почему их одних избрали для такой монотонной работы, остается загадкой. Она, подобно пребыванию в тюрьме, надрывала душу. Разница только в том, что в БП за хорошее поведение не полагалось досрочного освобождения. Даже наоборот, многие способные и очень интеллигентные женщины застревали там надолго почти без всяких надежд на повышение. Контактов с остальной частью морского ведомства — никаких, общение с посторонними даже в свободное время — самое ограниченное из-за соблюдения правил секретности.
Техническое обслуживание этих «бомб», как их нередко называли, производилось небольшой бригадой механиков из королевских ВВС. Интересного и веселого в их жизни было не больше, чем у женщин из WRNS.
Единственным, можно сказать, утешением для этих преданных делу мужчин и женщин было послание Уинстона Черчилля, встреченное восторженно. Выражая свою похвалу в типичных для него выражениях, он отмечал: «Курочки отлично несут яички и не кудахчут».
Если мы обратимся прежде всего к вооруженным торговым рейдерам (ВТР), то проблема борьбы с ними была явно не из легких. Немцы основательно продумали до войны, какой тип торгового судна был наиболее пригоден для вооружения, и как эффективнее всего использовать его. В отличие от англичан, отдававших предпочтение крупным пассажирским лайнерам, немцы выбрали суда среднего размера, предназначенные для перевозки фруктов и сухих грузов, водоизмещением от четырех до десяти тысяч регистровых тонн с максимальной скоростью восемнадцать узлов, но с большим радиусом действия. Их весьма добротно оснастили, вооружив современными орудиями (по дальнобойности они превосходили оружие, поставлявшееся для английских ВТР), торпедными аппаратами и минами; на борту у них имелись один или два морских самолета, а иногда и 40-футовые торпедные катера. Их команды маскировались, выдавая себя то за англичан, то за торговых моряков союзнических или нейтральных стран, что делалось чаще, хотя этими судами командовали кадровые морские офицеры.
Помимо них, на борту находилось несколько хорошо подготовленных моряков из резерва торгового флота, которые могли давать квалифицированные рекомендации по морской торговой практике. В задачу рейдеров входило избегать столкновений с военными кораблями, не нападать на конвои, а довольствоваться мелкой добычей. Они часто и умело меняли район действия в расчете на то, что эффект, производимый их внезапным появлением, серьезно нарушит нормальное движение многочисленных английских и союзнических судов, которые ходили автономно в отдаленные районы, куда в то время подводные лодки не могли проникнуть.
Рейдеры хранили полнейшее радиомолчание, а когда им случалось докладывать об успехах в Германию, они тотчас же уходили на сотни миль в сторону. Иногда они довольствовались тем, что стояли буквально не шелохнувшись в каком-нибудь отдаленном уголке океана, выполняя работы по ремонту и маскировке, заправляясь топливом или просто пережидая, пока спадет зной. Их поддерживала эффективная, хорошо налаженная сеть танкеров и судов снабжения, а порой они находили применение и грузам своих жертв.
Все очень напоминало возврат к былым дням каперства, и, как во времена Нельсона, у Англии не хватало крейсеров, чтобы отправлять на дно пиратские суда. И английские ВТР, как вскоре выяснилось, когда они в редких случаях вступали в бой с немецкими рейдерами, не выдерживали сравнения с ними, подобно фрегатам, действовавшим против американцев в 1812 г. Первый рейдер покинул пределы Германии 31 марта, второй — в апреле, еще один — в мае, а четвертый и пятый — в июне и июле.
Мины, обнаруженные в мае у мыса Игольный в Южной Африке, подсказали ОРЦ, что как минимум один такой корабль находится в открытом море. Но лишь немногим из большого числа либо потопленных, либо захваченных торговых судов представилась возможность подать сигнал бедствия; мы не могли с полной уверенностью сказать, что причиной наших потерь не являлись штормовая погода или атаки подводных лодок.
Торговые суда остерегались посылать сообщения о себе, и это никого особенно не удивляло. Внезапные атаки с виду мирных кораблей были для них неожиданными. Без веских причин они не хотели раскрывать свое местонахождение вражеским РПС. Нападение было внезапным, неожиданным, и если судно мгновенно не выполняло команды «застопорить машины», «прекратить радиосвязь», то по его командному мостику и радиорубке открывался огонь.
В дополнение ко всем бедам капитаны подвергшихся атаке судов в ряде случаев не успевали уничтожать походные инструкции, шифры и другие секретные материалы, которые представляли большую ценность не только для самих захватчиков, но и для «В. Diemt». Из-за этого и ввиду строго соблюдавшегося рейдерами радиомолчания ОРЦ почти до конца июля не мог с точностью определить, сколько пиратских судов участвовало в подобных операциях: одно или несколько.
Сейчас нам придется перейти от немецких больших надводных кораблей к их младшим сестрам — торпедным катерам. Вспомним, что, хотя немецкий флот значительно уступал английскому, не обладая многими кораблями, которые ему хотелось бы иметь, все же в этот период войны инициатива принадлежала немцам. Они могли выбирать, когда и где наносить удары по растянутым и очень уязвимым коммуникациям англичан. Остается фактом, что в 1940 г. и в начале 1941 г., располагая всего каким-нибудь десятком торпедных катеров, немцы наносили весьма чувствительные удары английскому прибрежному судоходству. Требовалось, как всегда, раннее предупреждение о готовящейся атаке врага, и в случае с катерами оно поступало с похвальной быстротой.
Во время летних боев во Франции служба радиоперехвата ВВС заметила, что немцы пользовались высокими частотами для открытой разговорной связи между танковыми и авиационными подразделениями. Было сочтено, что эти разговоры можно перехватывать и читать в Англии. Когда торпедные катера приступили в августе к своим операциям в Ла-Манше, ОРЦ понял, что они применяют аналогичную связь.
Секция 9-го объединенного отдела радиосигналов и разведки управления связи и РУ во главе с коммандером Сендвитом, руководившая радиопеленгаторными станциями и специальными станциями «Y», быстро создала новую точку на мысе Норт-Форленд. Радистов для нее выделила гражданская радиослужба, а переводчиков — сначала армия, потом, когда было задействовано несколько таких целевых станций, — морской резерв Главного морского штаба. Некоторое время была возможность хотя бы предупреждать конвои о готовящемся нападении на них, поскольку правильно организованное их сопровождение было введено в практику не скоро, а перенесение боевых действий в территориальные воды противника стало возможным еще позднее.
Дениц и другие послевоенные мемуаристы с полным основанием горько жаловались на неспособность германского флота создать свою военную авиацию и на явно недостаточное взаимодействие с германскими ВВС. Но для рассматриваемого периода эта критика не очень подходит. Самолеты «Фокке-вульф Кондор» дальней авиации ВВС легко покрывали расстояние от Гибралтара до Англии, углубляясь на несколько сот километров в район северо-западных подходов. Они не только передавали подводным лодкам координаты отдельных судов и конвоев, но и сами наносили успешные удары, особенно по одиночным кораблям. Это не помешало Деницу с недовольством относиться к оказываемым ему услугам, пока в начале 1941 г. он не взял на время частично под свой контроль упоминавшуюся выше авиационную группировку. Но и тогда, как полагало Береговое командование, он считал, что навигационные сшибки были нередким явлением. Этот недостаток преодолевался с помощью сигнальной аппаратуры на борту каждого самолета, который держал конвой в поле зрения. Его сигналы пеленговались подводными лодками. Самолет как бы наводил лодки, а нам не удавалось обнаруживать этот процесс и предупреждать об опасности соответствующий конвой.
Уинн отнюдь не был убежден в невозможности предсказывать вероятные перемещения подводных лодок. К тому времени определились некоторые примерные отправные принципы для этого. Ряд сигналов, которые подавали подводные лодки, соответствовал определенным ситуациям. Короткими сигналами могли передаваться метеорологические сводки, а более длинные могли показывать намерение лодки вернуться на базу из-за каких-либо неисправностей или по окончании срока ее патрулирования. Все это прочитывалось еще весьма условно, но, пока ниточка тянулась, этим делом, по убеждению Уинна, стоило заниматься. Впоследствии он говорил, что если вы следуете закону средних чисел и бываете правы только на 51 %, то даже этот- один процент, выраженный в спасенных жизнях и судах, а также и в потопленных подводных лодках, стоит затраченных усилий. Так ли это было — сказать трудно, ибо из действующих лиц в живых никого не осталось, но рассказывают следующее.
Однажды примерно в тот период времени в секцию поиска зашел кептен флота Эдвардс. Взглянув на планшет с данными поиска, он увидел два ценных танкера, которые, держась поблизости друг от друга, шли к берегам Англии. Впереди, в некотором удалении от них, торчал флажок, показывавший зафиксированную радиопеленгаторами позицию немецкой подводной лодки. Эдвардс спросил Уинна, что может предпринять лодка и будет ли она угрожать танкерам. Тот ответил: судя по продолжительности сигнала, только что переданного лодкой, она намерена вернуться на базу. Если эти предположения верны, то лодка может перехватить один или оба танкера. Тогда Эдвардс решил поставить эксперимент, получив на это согласие, правда, неохотное, от управления по торговому судоходству.
Один танкер направили по маршруту, который, по мнению Уинна, должен был увести его в сторону от вероятного курса подводной лодки, другой по желанию управления не тронули, и он продолжал идти напрямик к конечному пункту по дуге большого круга. На следующее утро догадка Уинна — а это была не больше чем догадка — полностью подтвердилась: танкер, изменивший курс, остался невредим, а его злосчастный собрат был потоплен. Этот ли эпизод повлиял или что-либо другое, но в конце 1940 г. кептена флота, офицера интендантской службы Тринга перевели на менее обременительную работу, а Уинна зачислили в состав резерва королевских ВМС и поставили на место Тринга.
Вернемся к 1928 г., когда немецкая армия приняла на вооружение шифровальную машину — прототип коммерческой машины «Энигма G». Общее устройство ее было хорошо известно, и на рынках Европы и Америки продавался не единственный экземпляр этого аппарата. Хотя в последующие модели внесли ряд усовершенствований для большей надежности, основной механизм представлял собой обычную клавишную пишущую машинку. Будучи примерно таким же и по размеру, он питался от аккумуляторов и укладывался в деревянный футляр.
Шифровальный механизм состоял из барабанов, или роторов, шириной около полудюйма с выгравированными по их окружностям буквами алфавита. Роторы были связаны шестеренками. Когда нажимом клавиши один из них приходил в движение, другие тоже начинали вращаться, но с разными скоростями. Зашифровка каждой буквы осуществлялась с помощью электрических импульсов, которые, проходя последовательно через все роторы, отражались от последнего и выходили через зигзагообразные промежутки, образованные разными положениями роторов по отношению друг к другу. Результат фиксировался лампочкой, засвечивавшей соответствующую букву.
Ключ к шифру на определенный период, например на двадцать четыре часа, определялся исходным положением каждого ротора, которое легко менялось. Более серьезные изменения можно было осуществить, поменяв роторы местами. В этом виде машина не обладала особой скоростью: надо было увидеть, прочитать и записать результат зашифровки или дешифровки каждой буквы. Тем не менее, при любом коде, до того как машина начинала повторяться, можно было зашифровать тысячи букв.
Считается, что первой поняла, чем занимаются немцы, польская разведка. В конце двадцатых — начале тридцатых годов поляки воспроизвели армейскую шифровальную машину немцев и, наверное, стали расшифровывать некоторые радиограммы вермахта.
Определенных успехов добились и французы при помощи одного агента, который какое-то время служил в шифровальном управлении германского генерального штаба. Насколько продвинулись англичане, и продвинулись ли они вообще в этом деле, трудно сказать. Но можно почти не сомневаться, что первый реальный шаг они сделали, когда начальник Правительственной школы шифросвязи и дешифрирования коммандер Элистер Деннистон и его французский коллега полковник Бракени встретились 24—25 июня 1939 г. в Варшаве с сотрудником польского шифровального ведомства полковником Лангером. На этой встрече они получили в самый нужный момент две польские машина типа «Энигма» — столь же ценный дар, как и книга сигналов с «Магдебурга» в 1914 г., за что англичане в вечном долгу перед поляками.
Если гарантии Чемберлена ничтожно мало значили для этой многострадальной страны, то шифровальная машина была поистине неоценимым даром для Англии. Обладание ею еще не означало, конечно, что англичане или французы могли сразу начать читать германские радиограммы. Для этого нужно было знать ключи или иметь кодовые таблицы, а они-то как раз все чаще стали меняться. Да и самих зашифрованных передач по радио в мирное время было не так уж много, чтобы удовлетворить аппетиты дешифровщиков. Но несколько польских специалистов по криптоанализу, бежавших во Францию после катастрофы, разразившейся над их страной в сентябре 1939 г., работая совместно с французами, проникли в отдельные немецкие шифры и могли читать, правда, со значительным опозданием, некоторые шифрограммы немецких ВВС. Их авиация пользовалась той же машиной, но с другими наборами букв; она чаще, чем армия, прибегала к радиограммам и, видимо, вообще меньше заботилась о строгом соблюдении правил секретности.
... у ВМС немцев были основания верить в совершенство своей шифровальной системы. Ведь их эксперты считали, что применение машинного шифра с переменными кодами и почти бесконечным количеством вариантов задаст дешифровщикам, использующим методы математического анализа и ручные расчеты, буквально целые годы работы. При этом признавалось, конечно, что если противник захватит машину со всеми прилагавшимися к ней материалами и инструкциями, то он какое-то ограниченное время сумеет раскрывать шифры, но появление новых кодовых таблиц, по истечении срока действия предыдущих, отбросит его к исходной позиции.
Поскольку инструкции печатались на растворимой в воде бумаге, немцам вполне резонно или даже более чем резонно казалось, что в случае захвата судна или подводной лодки с шифрматериалами на борту их своевременное уничтожение будет обеспечено. Короче говоря, немцы были довольны своей системой, считая, что дешифровщикам противника придется немало потрудиться над ней, а уничтожение действующих шифров и инструкций было более чем гарантировано. Но если даже этого и не случилось бы, то вредные последствия сказывались бы недолго.
Первая такая «кража» в какой-то степени оказалась случайной. 23 февраля 1941 г. во время рейда к Лофотенским островам был выведен из строя немецкий вооруженный траулер «Кребс». Его командир был убит прежде, чем он успел уничтожить секретные документы; оставшиеся в живых покинули судно. Поднявшись на борт «Кребса», «абордажная команда» англичан обнаружила разрозненные роторы от шифровальной машины, но сама она вместе с шифрами была выброшена в море. Эта находка навела на мысль о проведении специальной операции по захвату шифрматериалов. С помощью взятых радиопеленгов и прокладки их на планшете в ОРЦ обнаружили два немецких траулера, регулярно передававших метеосводки из района между Исландией и о-вом Ян-Майен. Были определены координаты этих судов, и на их поиски отправились три крейсера. На борту одного находился специалист по радиоперехвату, кептен флота Джеспер Хейнз из королевских ВМС.
7 мая был захвачен траулер «Мюнхен» — один из двух упомянутых кораблей, но машина типа «Энигма» исчезла и на этот раз, хотя прилагавшиеся к ней таблицы с шифрами оставались на месте. Они представляли, безусловно, большую ценность, но этого было мало. Наметили вторую операцию, по захвату еще одного траулера. Спустя короткое время крейсеры и миноносцы, взяв с собой другого специалиста по радиоперехвату, лейтенанта добровольческого запаса ВМС Элана Бэкона, 25 июня захватили врасплох траулер «Лауенберг» со всеми документами и шифрматериалами. Адмиралтейство сочло, что они имели «неоценимое значение». Однако перед этим, на другой день после захвата «Мюнхена», была произведена еще более важная «кража».
8 мая подводная лодка «U-110» под командованием капитан-лейтенанта Юлиуса Лемпа — одного из асов Деница — атаковала южнее Гренландии вышедший из Англии конвой «ОВ-318», но попала под сильную контратаку кораблей третьей эскортной группы. Ее командир кептен флота Бэкер Крессвел воспользовался шансом не только захватить лодку, но и добыть шифрдокументы. Он отлично понимал их важность. С ним не было специалиста ОРЦ, это, однако, не помешало высадившейся на лодку «абордажной команде» во главе с младшим лейтенантом Дэвидом Болме сначала предотвратить ее затопление, а потом захватить целой и невредимой шифровальную машину со всеми секретными документами.
Бэкер Крессвел принял меры предосторожности, и его пленники не узнали всего случившегося, в связи с чем захват «U-110» держался в секрете всю войну и после нее до 1958 г. Этому, по-видимому, способствовал тот факт, что лодку, вероятно, не удалось отбуксировать к берегам Исландии и она затонула — случай прискорбный по тем временам. Переоценить огромную важность этой операции невозможно, так как шифрматериалы с «U-110» действовали, по меньшей мере, до конца июня, что позволило БП без всякой потери времени приступить к регулярному и полному прочтению всех шифрограмм, закодированных шифром ГИДРА.
Сокровенные материалы, захваченные на подводной лодке «U-110», в середине мая поступили в Блечли-Парк и сразу же были пущены в ход. В ОРЦ стал поступать поток расшифрованных и переведенных радиограмм о боевых действиях подводных лодок. Некоторые донесения были совсем свежие, снятые, можно сказать, прямо с рации. В Блечли-Парк прочитывали и переводили их одновременно с адресатом. Другие были более давние, от начала февраля.
Собрав весь этот материал вместе, Уинн в секции поиска и слежения за подводными лодками впервые сумел составить весьма полную и точную картину всего действующего подводного флота немцев. В ней нашло отражение местонахождение и движение подводных лодок в Северном море и Атлантике. Но к этому мы вернемся позднее, так как дешифровщики снабдили нас еще и другой информацией. На ближайший период времени она будет иметь, по меньшей мере, столь же важное значение.
Флотилия, обслуживавшая «Бисмарка», состояла из шести танкеров и одного судна снабжения. Два танкера находились между северным побережьем Южной Америки и западным побережьем Африки, остальные — в Северной Атлантике. Им вменялось в обязанность обслуживать не только большие корабли, но и подводные лодки. С этой целью и для того, чтобы их не приняли по ошибке за английские или союзнические суда и не потопили свои же корабли, местонахождение этих танкеров и вспомогательных немецких судов было письменно объявлено всем подводным лодкам, которые могли с ними встретиться. Как только об этом стало известно ОРЦ, было предпринято создание поисковых групп из крейсеров и авианосцев для их окружения. Если бы «Принц Ойген» оставался в море, как это планировалось, его позицию обнаружили бы точно таким же образом, и можно почти определенно сказать, что этот тяжелый крейсер постигла бы та же участь, что и «Бисмарка». Но после того, как он отделился от линкора, у него, на счастье, обнаружились неполадки в машинах, и ему для их ремонта пришлось вернуться 1 июня в Брест. Вспомогательные суда не могли воспользоваться аналогичными причинами, обернувшимися для крейсера удачей.
Первым бы атакован 3 июня юго-западнее Гренландии танкер «Белчен». На другой день настала очередь танкеров «Эссо Гамбург» и «Эгерланд», находившихся южнее, а также танкера «Гедания» и судна снабжения «Гонценхейм» в 700—900 милях западнее Бреста. Последние два из шести танкеров — «Фридрих Брем» и «Лотринген» — были настигнуты соответственно 12 и 15 июня в Центральной Атлантике. Но этими потерями немцев на море история не кончается, так как 21 июня севернее экватора и 23 июня в двухстах милях от испанского побережья были перехвачены два судна снабжения, «Бабитонга» и «Алстертор», обслуживавшие вооруженные торговые рейдеры.
Перед нами классический пример того, чего можно добиться с первоклассной разведкой при наличии кораблей, которые могут реализовать добытые ею данные. Из указанных выше судов захваченными оказались только два. Остальные были либо уничтожены, либо затоплены их экипажами. Распространились слухи, будто бы документы, добытые на взятых на абордаж судах, сыграли определенную роль в наших успешных поисках других немецких судов. Дело обстоит, скорее всего, не так. Нельзя, конечно, отрицать того факта, что на «Гедании» были захвачены ценные материалы, однако на английских крейсерах в отличие от многих немецких судов не было подготовленных специалистов, которые могли бы сразу использовать эти материалы, как это имело место в случае с немецкими траулерами, передававшими метеосводки. Тогда эти траулеры были объектом для захвата на них шифрдокументов и шифровальной машины. Обычно же с добытыми бумагами ничего не делалось, пока они не передавались экспертам в ОРЦ и БП, на что неизбежно уходило много времени.
Один из наиболее результативных вооруженных торговых рейдеров, рейдер «С»— «Атлантис», который первым покинул немецкие воды в марте 1940 г., после проведения ряда операций в Атлантическом, Индийском и Тихом океанах в ноябре 1941 г. возвращался через Южную Атлантику домой. Он получил распоряжение встретиться южнее экватора с подводной лодкой «U-126» и заправить ее топливом, чтобы она могла продолжить свой путь в южном направлении, к Кейптауну. Это распоряжение не попало в Блечли-Парк, а вот указания подводной лодке были своевременно расшифрованы.
В связи с этим крейсеру «Девоншир» было приказано заняться поисками немецких рейдеров и вспомогательных судов в этом районе. Его предупредили, что есть большая вероятность встретиться с подводными лодками, поэтому не было неожиданным, когда его самолет, обнаруживший «Атлантис», сообщил о вероятном пребывании в этом районе подводной лодки. Быстро получив подтверждение от командующего южноатлантическим флотом о том, что ни английских судов, ни судов нейтральных стран в пределах видимости не может быть, «Девоншир» открыл огонь из орудий главного калибра и потопил рейдер.
Пока в районе происшествия находилась подводная лодка, крейсер ничего не мог предпринять для спасения людей с рейдера. Позже, когда английский крейсер удалился, их стала подбирать «U-126». Все они на ней не поместились, поэтому пришлось вызвать еще две лодки, которые получили приказ по окончании принятия на борт пострадавших отправиться на встречу с судном снабжения «Питон», находившимся в 1700 милях от того места, где был потоплен «Атлантис».
Дениц с некоторой досадой отмечает в своих мемуарах, что «место этой встречи тоже было установлено противником», и «Питон» был потоплен другим крейсером, «Дорсетшир», однотипным с «Девонширом». Немецкие подводные лодки спасли более 400 человек, но для этого часть из них, вероятно, пришлось разместить на итальянских подводных лодках, вызванных на помощь.
Все спасенные благополучно прибыли во Францию — это немалое достижение. Однако Деницу стало ясно, что «больше мы (немцы. — Ред.) не можем обольщать себя надеждой, что нам удастся обеспечивать действие подводных лодок в Атлантике при помощи судов снабжения и танкеров. Их задачу должны принять на себя подводные танкеры, к строительству которых мы приступили в начале войны».
За несколько дней до потопления «Питона» австралийский крейсер «Сидней» встретил у западного побережья Австралии рейдер «G»—«Корморан». Чтобы опознать его, он приблизился к нему на расстояние 2000 ярдов. В этот момент «Корморан» внезапно открыл огонь и торпедировал крейсер. Повреждения оказались для корабля катастрофическими, но перед тем, как он затонул, крейсер накрыл артогнем «Корморан». Объятое пламенем судно было покинуто экипажем. Большинство его членов спаслось, в то время как «Сидней», лишенный возможности послать в эфир хотя бы весточку о себе, погиб со всем экипажем.
Это ужасающий пример того, как опасно подходить слишком близко к неопознанному, даже торговому, судну, не приняв надлежащих мер предосторожности. Но к концу 1941 г. из действовавших в океане семи рейдеров три были потоплены, а остальные вернулись либо в немецкие, либо в японские порты. В море не осталось ни одного пирата. В 1942 г. вышел новый отряд рейдеров, но им не удалось добиться таких успехов, как их предшественникам.
Дополнительным моментом в немецкой кампании далеко на западе явилось появление долгожданных подводных танкеров, или «Milchcows», как их называли немцы. Наша фоторазведка обнаружила первый такой корабль перед его выходом из Киля в апреле 1942 г., но точное его назначение не было установлено. Одно время думали, судя по размерам и особенно по ширине, что это был минный заградитель. К началу мая он уже успел заправить 15 подводных лодок в пятистах милях к северо-западу от Бермудских островов. Определенные сведения об этой операции мы могли получить только от специальной разведки.
Уинн все-таки подозревал, что происходило нечто необыкновенное, и 1 июня доложил: «Подтверждений o заправке подводных лодок в море с помощью надводных судов или других подводных лодок не поступало, но есть некоторые указания, что такая заправка фактически могла иметь место. До сих пор, возможно, применялась следующая форма: одна подводная лодка перекачивала в другую такое количество топлива, какое той было необходимо для возвращения во Францию».
Понадобилось еще два месяца, прежде чем Уинн смог определенно подтвердить, что подводные танкеры действительно функционировали. Их заправочные операции намного продлили пребывание в дальних водах даже 500-тонных лодок, что было равносильно значительному приросту общего числа действующих в океане лодок. К началу мая между п-овом Новая Шотландия и п-овом Флорида, в бассейне Карибского меря, в Мексиканском заливе и у побережья Тринидада действовало почти тридцать подводных лодок. Но с другой стороны, стала постепенно улучшаться и американская оборона, получившая некоторое подкрепление от британских ВВС и надводных ВМС.
14 апреля военный корабль США «Ропер» уничтожил первую лодку в американских водах, а спустя месяц был проведен первый прибрежный конвой. Но еще немало утечет воды, прежде чем расширенная система конвоев охватит все побережье. Дениц понимал, что второе «золотое время» не будет продолжаться вечно ...
Гитлер почему-то подумал, что Англия готовится к вторжению в Норвегию. В конце 1941 г. он привел в смятение Редера и Деница своим требованием сосредоточить в норвежских водах все крупные германские корабли и ощутимую часть подводного флота для отражения этой воображаемой угрозы. Первым из тяжелых кораблей должен был отправиться на север вступивший в строй «Тирпиц». «Шарнхорст», «Гнейзенау» и «Принц Ойген» продолжали оставаться в Бресте. Ремонт на них почти закончился, но они могли в любой момент снова подвергнуться атаке самолетов Бомбардировочного командования ВВС. Несмотря на такой риск, Редер решил задержать их во французском порту: он считал, что, поскольку «Тирпиц» угрожал конвоям Англии на северных путях, флот метрополии не сможет должным образом оградить от внезапных коротких немецких набегов со стороны Франции наши южные конвои.
Но Гитлер настаивал на возвращении всей эскадры в Северное море. Он лучше Редера понимал, что если все три корабля останутся в Бресте, то рано или поздно они снова будут выведены из строя, и, возможно, навсегда. Гитлер сравнивал их с раковым больным: операция, хотя и опасная, может его спасти, бездействие — неминуемая смерть. Редеру предлагалась единственная альтернатива: демонтировать корабли на месте стоянки и использовать экипажи и вооружение для других целей. Такую пилюлю Редер не мог проглотить. В январе он приступил к подготовке операции.
Весь вопрос заключался в выборе маршрута. Как идти: через Атлантику вокруг северной части Шотландии или через Ла-Манш? Оба направления представлялись рискованными. Редер остановился на первом. Но Гитлер со своей пресловутой интуицией, которая редко его подводила, заявил, что внезапный прорыв через Ла-Манш своей неожиданностью сулил больше шансов на успех. Его поддержал вице-адмирал Килиакс, ответственный за проведение этой операции, и план получил окончательно утверждение. Ему дали кодовое название «Цербер». События подтвердили правоту фюрера, но не потому, что Адмиралтейство проглядело выбор Ла-Манша. Оно это учитывало, но все планы англичан окончились полным провалом, а планы немцев эффективно и благополучно были претворены в жизнь.
Решение осуществлять поставки России северным путем являлось политическим, продиктованным желанием Сталина не допустить расширения влияния Англии в Северной Персии в результате, как он опасался, использования с самого начала этого более длительного, а на самом деле, возможно, более простого и эффективного пути.
Маршрут на Мурманск и Архангельск, в Северную Россию, с военно-морской точки зрения был совершенно неприемлемым. Там такие ужасающие климатические условия, каких не приходилось выдерживать ни одному конвою, когда бы и где бы они ни проводились. Жестокие штормы, льды, туманы и полгода почти полной темноты. Шансы остаться в живых у членов экипажей с потопленных судов — минимальные. Летом непрерывная зимняя ночь сменяется круглосуточным днем, что, с одной стороны, чуть лучше, но с другой — никакой передышки от атак противника.
Путь каравана во время войны занимал от десяти до четырнадцати дней. На большей его части суда становились легко досягаемыми для немецкой авиации я подводных лодок, базировавшихся в Северной Норвегии. В те дни самолеты с наземных баз в Исландии или Англии могли оказывать караванам лишь кратковременную поддержку только в начале пути, когда они меньше всего в ней нуждались. Как только немцы узнали о регулярной перевозке северным путем большого количества грузов в Россию, они стали активными мерами, используя авиацию и подводные лодки, чинить препятствия этому. Караваны были обречены на очень тяжелые потери. Если же были бы брошены на это дело еще и немецкие тяжелые надводные корабли, то потери караванов почти определенно стали бы совершенно неприемлемыми.
Никто из англичан, в том числе Паунд, не знал об ограничениях, наложенных Гитлером. Поэтому радиограмма Денхема укрепила худшие опасения первого морского лорда. Примерно в тот момент он переговорил по телефону с Товеем, находившимся на флагманском корабле в Скапа-Флоу. Запись разговора не велась, и потому не ясно, в какой степени затрагивались в нем изложенные выше последние тревожные разведданные. Товей припоминает, что он с ужасом услышал, как Паунд упомянул о том, что при некоторых обстоятельствах он может оказаться перед единственным выбором: приказать конвою разъединиться, чтобы предотвратить его уничтожение мощным германским линкором.
Выполняя приказ, суда каравана вынуждены будут покинуть свое единое и организованное соединение и следовать в одиночку заранее установленными разными курсами к своим конечным пунктам. Эта тактика, применявшаяся караванами, попавшими под огонь превосходящих надводных сил в океанских просторах, получила признание и действительно с успехом использовалась в 1940 г. Тогда караван «НХ-84» и «Джервис Бей» подверглись в Северной Атлантике атаке «карманного» линкора «Шеер». Но тогда не были привлечены ни самолеты, ни подводные лодки противника. На безбрежных просторах океана торговые суда могли рассеяться в разные стороны и скрыться.
В Арктике подводные лодки и самолеты будут непременными участниками подобной операции, и это хорошо понимал Товей. Как только суда конвоя рассеются, корабли непосредственного охранения в отличие от Атлантики здесь ничем помочь им не смогут ввиду ограниченного пространства для маневра, стесненного, с одной стороны, кромкой льдов, а с другой — побережьем Норвегии. Уже неоднократно было доказано, что перед лицом опасности атак с воздуха и из-под воды даже совсем слабо охраняемый караван имел больше шансов выжить, если его суда шли сомкнутым строем, образуя стройное соединение. Но от этого-то, судя по всему, первый морской лорд и хотел отказаться, что и привело Товея в ужас. Он назвал предложение Паунда «чистейшим убийством», но его протесты, видимо, не произвели на Паунда никакого впечатления.
Что касается немцев, то после того, как конвой был обнаружен, «Тирпиц» и «Хиппер» и следовавшие с ними эсминцы стали готовиться к выходу. Они покинули Тронхейм 2 июля в 8.00. В Вест-фьорд эти корабли прибыли 3 июля примерно в 14.00. Через несколько часов оба направились в Альтен-фьорд, куда они пришли примерно в 10.00 4 июля. На переходе три эсминца из четырех наткнулись на не обозначенную на карте каменную гряду и дальнейшего участия в операции не принимали. «Лютцов» и «Шеер» с пятью эсминцами вышли из Нарвика только около полуночи 2 июля и прибыли в Альтен-фьорд на другой день в 10.00. «Лютцов» тоже коснулся дна, был поврежден и выбыл из строя.
3 июля «PQ-17» благополучно продолжал свой путь. Первый воздушный налет был отбит без потерь. Не добились результата и подводные лодки. Первые потери караван понес только утром 4 июля, когда во время повторного воздушного налета было потоплено одно судно. До 20.30 никаких происшествий в тот день не произошло. Но потом налетели две дюжины самолетов-торпедоносцев и потопили еще два судна, а третье повредили.
Караван судов и его эскорт этим не были встревожены. Они были уверены, что им удастся пробиться к цели, лишь бы хватило боеприпасов. Ранее в тот день Адмиралтейство разрешило Гамильтону, если это оправдывается ситуацией, продвигаться дальше на восток за тот пункт, который был указан ему в приказе. Но Товей не видел оснований отходить от согласованного плана. В свою очередь он радировал Гамильтону, что «по достижении караваном 25° восточной долготы или еще до этого, по вашему усмотрению, вам надлежит покинуть пределы Баренцева моря, если Адмиралтейство не установит, что встречи с «Тирпицем» избежать не удастся». В 18.00 Гамильтон доложил, что через два часа, в 20.00, он намерен лечь на обратный курс, но в 19.30 получил радиограмму: «Вскоре поступят дополнительные указания; в ожидании распоряжений следуйте с караваном». Через полтора часа Гамильтон принял вторую радиограмму Адмиралтейства: «Весьма срочно. Крейсеры полным ходом отвести в западном направлении». Еще примерно через 15 минут поступило указание: «Срочно. Каравану угрожают надводные корабли. Судам надлежит рассредоточиться и следовать к русским портам». За ним почти одновременно еще одно указание с изменениями главным образом редакционного порядка, но, тем не менее, с грифом «Весьма срочно»: «Конвою рассеяться».
Получатели этой серии радиограмм могли прийти к единственному выводу: судя по «дополнительной информации» Адмиралтейства, «Тирпиц» не только был в море, но в любой момент мог появиться на горизонте. Гамильтон и Брум определенно придерживались такого мнения. Первый из них незамедлительно приступил к исполнению распоряжения и стал готовить свою эскадру к неминуемому, но очень неравному поединку. Коммандеру Бруму долго не удавалось убедить коммодора конвоя в том, что никакой ошибки с приказом о разъединении не произошло. Когда же наконец этот приказ стал претворяться в жизнь, Брум пришел к выводу, что его шесть миноносцев практически почти ничем не могли помочь быстро расходившимся в разные стороны транспортным судам, поэтому он счел благоразумным присоединиться к крейсерам, чтобы попытаться удержать огромный немецкий корабль в стороне от каравана или с честью погибнуть.
Поручив малым кораблям и двум подводным лодкам эскорта сопровождать суда каравана до Мурманска, он с миноносцами полным ходом направился на соединение с Гамильтоном. В это время адмирал Товей, находившийся северо-западнее о-ва Медвежий, ничего не знал ни о присоединении Брума к крейсерам, ни о позиции германских надводных сил.
В действительности же Редер получил согласие Гитлера на выход «Тирпица», «Шеера» и «Хиппера» в море только около полудня 5 июля, то есть на следующий день. Вместе с девятью эсминцами эти три корабля вышли в открытое море лишь в 15.00 того же числа. К тому времени суда расформировавшегося конвоя подвергались по отдельности безжалостным атакам немецких самолетов и подводных лодок, против которых они были совершенно беззащитны. 23 грузовых судна и одно спасательное пошли, вероятно, ко дну. К месту назначения пробились только 11 грузовых судов и два спасательных. Немцы еще задолго до этого поняли: крупным кораблям тут делать нечего — и дали им приказ вернуться в порт.
Знание нами времени отбытия подводных лодок с их баз в Германии, Норвегии и Франции помогало поисковой секции ОРЦ составлять правильные прогнозы, по которым Береговое командование могло осуществлять активное патрулирование как на подступах к Англии с севера, так и в Бискайском заливе. Ни один самолет Берегового командования тогда еще не был оборудован 10-сантиметровыми радарами, но у них на борту имелись прожекторы Лея, названные по фамилии подполковника ВВС, предложившего это поисковое осветительное устройство. Во взаимодействии с имевшимся на самолетах радарным устройством поисковые прожекторы помогали внезапно обнаруживать ночью всплывшие на поверхность моря немецкие подводные лодки и освещать их.
Последовало несколько успешных атак, которые резко ухудшили настроение Деница. Это продолжалось до тех пор, пока его лодки не были оснащены французским поисковым радаром «Метокс», своевременно предупреждавшим о появлении противника. После этого англичанам уже гораздо реже удавалось обнаруживать лодки. Положение изменилось только в начале 1943 г., когда по требованию командования бомбардировочной авиации бомбардировщики Берегового командования получили 10-сантйиегровые радары, которыми были ранее оснащены эскортные суда. Использование английской авиацией этих радаров озадачило немцев. Это, можно сказать, единственное, самое решающее достижение Англии в ходе подводной войны.
Командование германского подводного флота, конечно, с нетерпением ожидало подробных донесений о том, как сработало новое «чудодейственное» оружие. Откуда ему было знать, что на основе запрошенных им от командиров лодок сведений секция поиска в Англии дала свой, более правильный анализ; он был более правильным потому, что мы могли не принимать в расчет непомерно завышенные немцами, хотя и по вполне понятным соображениям, оценки эффективности «Цаункёнига».
Через четыре дня после отзыва подводных лодок начальник управления противолодочной войны держал в своих руках записку с подробным анализом всех атак акустическими торпедами, выпущенными против двух караванов. В ней указывались: время атаки, позиция подводной лодки, величина отклонения торпеды, торпедный аппарат, время движения торпеды, замечания (цель, дальность расстояния и другие сведения), мнение (пояснение о возможной цели).
Такой доклад мог быть составлен только по данным разведки особого назначения. Он имел колоссальное значение для усовершенствования «Фоксера» — приспособления, которое буксировалось за кормой эскортных кораблей, чтобы отвлекать на него акустические торпеды. Они при этом взрывались, не причиняя вреда кораблю-цели.
«Гнаты» (в некотором роде пренебрежительное прозвище, которым англичане окрестили немецкие акустические торпеды) взрывались обычно на конечном этапе своего пути или при попадании в кильватерную струю. Подобные взрывы, приукрашенные словами «звуки тонущего корабля» или чем-нибудь в этом роде в немецких донесениях неоднократно и, по-видимому, искренне выдавались за успешные атаки против миноносцев и других судов. В результате контрольная служба подводного флота немцев, действительно поверив в эти сообщения или делая только вид, приходила к выводу, что акустическая торпеда в 60 случаях из 100 попадает в цель.
Не прошло и несколько недель после резолюции Клейтона, как мы перехватили сигнал бедствия, поданный двумя подводными лодками. Они сообщали, что торпедированы и идут ко дну. Ясно было, что в них попали «Гнаты», выпущенные другими лодками, после чего Денниц вынужден был предупредить командиров подводных лодок о необходимости соблюдать осторожность при стрельбе акустическими торпедами в условиях плохой видимости.
Число эскортных кораблей в конвоях стало гораздо больше, группы корабельной поддержки приобрели опыт совместных действий е воздушным прикрытием, возросло их тактическое мастерство. Новые виды оружия — «Хеджехог» и прежде всего 10-сантиметровый радар — свели к нулю прежние преимущеcтва подводных лодок, действовавших в надводном положении, ночью или в условиях плохой видимости.
Группы поддержки могли теперь переносить свои усилия на любой конвой, которому угрожала опасность. В случае необходимости они могли отстать от него, чтобы определенное время охотиться за любой подводной лодкой, вынужденной уйти под воду. Но самым главным было появление эскортных авианосцев и долгожданное поступление новых партий самолетов дальнего действия, что в сочетании с оккупацией в октябре Азорских о-вов означало ликвидацию бреши в воздушном пространстве над Атлантическим океаном.
Отныне каждый караван мог иметь беспрерывное прикрытие с воздуха на всем пути в Северной Атлантике. Решительный перевес в нашу пользу наступил также я в области разведки. Изменения, введенные в наши шифры в июне, лишили Деница лучшего, если не сказать единственного, источника информации. Это произошло в тот момент, когда наш Блечли-Парк настолько усовершенствовал технику раскрытия новых шифрнаборов, что задержки стали еще короче. Начиная с октября и особенно с декабря дешифрованные материалы пошли почти непрерывным потоком. Случайные перебои продолжались не больше одних-двух суток. Миновали дни, когда нельзя было изменить маршруты караванов из-за недостатка топлива на эскортных кораблях или из-за отсутствия воздушного прикрытия.
«В. Dienst» уже не могла помочь Деницу в раскрытии изменений путей следования наших конвоев — это делалось нами, если лодки противника меняли положение своих завес. Теперь Дениц блуждая в потемках, в то время как перед нами была настолько ясная картина, что мы могли менять направление движения караванов, маневрировать группами поддержки, уменьшать или увеличивать воздушное прикрытие в соответствии с ежедневными или даже ежечасными требованиями обстановки. Как говорил Дениц, его карты мы могли видеть полностью, а он не мог даже мельком взглянуть в наши.
«Шарнхорсту» удалось перейти в Альтен-фьорд и соединиться с «Тирпицем» и «Лютцовом». Создаваемая такими мощными средствами угроза, в то время когда флот метрополии разрывался на части между требованиями обстановки на Средиземном море и битвой за Атлантику, вынуждала временно прекратить движение караванов в Арктике. Англичане считали, что переходы конвоев могут возобновиться в том случае, если благодаря каким-то экстренным мерам удастся потопить или вывести из строя два крупных германских корабля.
Первой такой попыткой была знаменитая операция «Соре», предпринятая 22 сентября 1943 г. Атаку произвела «сверхмалая» подводная лодка «X». Но «Шарнхорст» перед этим изменил якорную стоянку и остался невредим. В 8.31 линкор «Тирпиц» радировал, что эта «сверхмалая» лодка погибла в барражной сети. Взято четверо пленных. В 9.12 с миноносца «Эрих Штейнбринк» доложили о мощном взрыве в шестидесяти метрах от стоянки «Тирпица». За ним тут же последовал второй взрыв, вследствие чего линкор принял в свой корпус много воды. В 10.48 с «Тирпица» запросили о присылке судна с электросварочным оборудованием. Фоторазведка позже показала, что «Шарнхорст» и «Лютцов» сменили якорные стоянки, а «Тирпиц» остался на месте: вокруг него образовалось нефтяное пятно.
привлекает к себе внимание германских историков по сей день. Адмирал Бей и все его офицеры пошли ко дну вместе с кораблем, так что в этой истории есть пробелы. Много критических слов было высказано по поводу тактической оценки обстановки, произведенной Беем, но главное, что ему ставится в вину, это отправка радиограммы эсминцам перед выходом в море. Немецкая сторона вплоть до последних дней считала, что именно этот сигнал, с большой точностью перехваченный радиопеленгаторными станциями англичан, и выдал факт выхода «Шарнхорста» в море. Это, однако, не так.
Радиоперехваты из Северной Норвегии зачастую бывали очень ненадежными. Трудно было ожидать пусть даже от самого точного радиопеленгования, что оно даст место «Шарнхорста», который будто бы находился в море в пятнадцати милях от его якорной стоянки. Радиограмма Бея в действительности была перехвачена, но ее расшифровали не раньше 9.00 утра следующего дня. К тому времени мы уже получили точные сведения о всех событиях из радиограммы о приказе «Остфронт», отправленной немецким «адмиралом в северных водах».
Когда конвой «JW-58» которому нападение надводных кораблей не угрожало, 27 марта вышел в море, было решено произвести удары по «Тирпицу» самолетами с авианосцев «Викториес» и «Фьюриес», а также по меньшей мере еще с четырех эскортных авианосцев. Для проведения авиаразведки в Россию была направлена специальная эскадрилья самолетов английских ВВС. Полученные фотографии доставлялись на «Каталине» в Англию.
Из дешифрированных материалов мы узнали о том, что «Тирпиц» 1 апреля будет проходить ходовые испытания. Но около 12.00 этого дня поступили материалы еще нескольких радиоперехватов, в которых говорилось об отсрочке испытаний на двое суток. Об этом без промедления были поставлены в известность сигналом «Ультра» руководители операции — сэр Брюс Фрезер и его правая рука адмирал Генри Мур, отвечавший за нанесение воздушных ударов. Выяснилось также следующее: во-первых, каравану не угрожало нападение со стороны надводных сил; во-вторых, ходовые испытания линкора могли к тому же дать лучший шанс английским летчикам для нанесения ударов. Ведь на якорной стоянке «Тирпиц» был хорошо защищен противоторпедными сетями и мог быть закрыт дымовыми завесами. Поэтому Фрезер решил перенести операцию на два Дня, назначив ее на 3 апреля.
Перед тем, как с авианосцев поднялась первая партия самолетов, Деннинг успел отправить Муру еще одну радиограмму «Ультра» — с сообщением о том, что «Тирпиц» снимется с якоря в 5.30 утра. «Тирпиц» был застигнут врасплох при съемке с якоря, то есть когда противоторпедные сети были уже подняты. Первые самолеты появились над «Тирпицем» до того, как дымовая завеса успела прикрыть его. Во время двух воздушных атак в линкор попало не менее четырнадцати бомб. Самые тяжелые из бомб, сброшенных самолетами, взлетевшими с авианосцев, к сожалению, из-за небольшой высоты сбрасывания не причинили ожидаемых повреждений.
ОРЦ полагал, что «Тирпиц» выйдет из строя на шесть месяцев, но немцам удалось восстановить его, хотя и полностью, в два раза быстрее. Английский флот пытался еще несколько раз атаковать «Тирпиц» на протяжении четырех месяцев, пока наконец не выяснилось, что силы взрыва наиболее крупных авиабомб было недостаточно, чтобы потопить линкор; для этого требовались огромные 12 000-фунтовые бомбы, которые мог принять на борт самолет «Ланкастер» из английских ВВС.
В сентябре эскадрилья таких самолетов вылетела в Россию. На обратном пути, несмотря на огонь противовоздушной артиллерии и дымовую завесу, она нанесла 15 сентября удар по линкору: одна бомба попала в цель, а две взорвались рядом. Через четыре дня мы получили подтверждение этому в радиограмме, направленной всем германским военным атташе. Ремонт линкора нельзя было произвести на месте; его пришлось отбуксировать в южном направлении, в Тромсё, где он оказался в пределах оперативной досягаемости самолетов.
12 ноября на линкор вышли тридцать восемь «Ланкастеров», когда дымовая завеса еще не успела уплотниться, а истребительное прикрытие почему-то отсутствовало. Три прямых попадания и две рядом взорвавшиеся гигантские бомбы перевернули линкор вверх дном. Вся команда из тысячи человек погибла.
Оперативный разведывательный центр не располагал возможностью оказать очень большое содействие триумфальной победе ВВС Англии. Но как только Деннинг узнал об успешной атаке из донесения о полете специально посланного разведывательного самолета, он попросил Хинслея в БП поискать срочную германскую депешу, время отправки которой примерно соответствовало бы моменту потопления «Тирпица». И Хинслей нашел одну, отправленную в 9.46 утра. Достоверная догадка о ее содержании позволила дешифровщикам быстро раскрыть шифрнаборы за текущий день. Радировал из Тромсё офицер по военно-морским коммуникациям. Он сообщал, что «Тирпиц» взорвался и, перевернувшись, пошел ко дну.
Как и в случае с рейдерами, наилучшие шансы у англичан возникали, когда суда, пытавшиеся прорвать блокаду, либо выходили из портов Бискайского залива, либо приближались к ним. Сами суда сигналов о себе не подавали. Мы часто узнавали об их отправлении или прибытии из распоряжений эскортным силам: патрульным судам, миноносцам или с декабря 1942 г. подводным лодкам. Одно такое судно, «Регенсбург», было перехвачено 30 марта 1943 г. в Датском проливе после уведомления о его приближении, посланного подводной лодке, находящейся в этом районе. По иронии судьбы, стремление немцев защитить свои суда, когда они проходили наиболее опасный участок пути, приводило к их уничтожению.
Прорвать блокаду пытались не одни немцы. В январе 1941 г. пяти норвежским торговым судам удалось проскользнуть из Гётеборга (Швеция) и добраться до Англии. Их подвиг захотели повторить в апреле 1942 г. еще десять судов, но немцы были начеку, и, несмотря на знание нами диспозиции их морских и воздушных патрулей, только два торговых судна пробились к цели.
Больше никто не отваживался на это целый год, но осенью 1943 г. шведы стали благожелательнее относиться к союзникам, и тогда организатор прежних подобных экспедиций коммандер добровольческого запаса ВМС сэр Джордж Бинней решил использовать для регулярных рейдов между Халлом и Гётеборгом небольшие быстроходные суда. Ими стали пять небольших моторных канонерок, после того как с них сняли вооружение. На борту у них развевался красный флаг. За девять рейсов они перевезли 348 тонн шарикоподшипников и другой ценной шведской продукции, потеряв всего одно судно.
Эти операции под кодовым названием «Лунный свет» отдаленно напоминали проделки Джеймса Бонда, чему почти не приходится удивляться, если учесть, что первоначальные планы Бинней, Ян Флеминг и Деннинг обсуждали за обедом в Лондоне на квартире у Биннея. Успех всего дела зависел от точных метеорологических прогнозов и от своевременного поступления данных разведки о позиции немецких морских патрулей и конвоев в Скагерраке.
Благодаря шифру ГИДРА у Деннинга обычно была возможность сообщать данные разведки, и несколько операций в самый последний момент или даже после выхода канонерок в море были отменены после получения предупреждений ОРЦ о движении противника. В благодарность за успешный рейс капитаны канонерок, прорвавшихся сквозь блокаду, как бы случайно, оставляли иногда в ОРЦ бутылку шведской водки. Таким же образом забрасывались и агенты с моря в Норвегию и Францию.
Да, в сущности, все операции быстроходных прибрежных средств союзников зависели от информации Деннинга и его экспертов. Но отнюдь не только разведка особого назначения давала точную информацию о движении патрульных кораблей противника и его конвоев, а также о протраленных фарватерах, которыми они пользовались. В основе оценок Деннинга лежал постоянный и терпеливый анализ многих различных обрывочных сведений, неделями и месяцами стекавшихся в ОРЦ.
Фоторазведка, визуальные наблюдения пилотов с самолетов Берегового командования, донесения с торпедных катеров и миноносцев, случайное донесение агента, содержащее ключевую информацию, захваченная карта, протокол допроса военнопленного — вот те частицы мозаики, из которой создавалась цельная картина.
Для рейда в Сен-Назер, как и при всех других операциях, требовавших предварительного планирования, данные разведки необходимо было получить на ранней стадии. Они состояли из точной оценки ВМС немцев, с которыми, вероятно, пришлось бы иметь дело, детальной информации о протраленных фарватерах и минных полях и точного знания сигналов, которые будут переданы немецкому патрульному судну в день операции. Но обстоятельства во время рейда сложились так удачно, что это судно вышло в море ночью и стало отвечать на световые сигналы, подававшиеся ему с берега Это позволило коммандеру Райдеру выиграть драгоценные минуты в момент опасного прохода через рукав реки.
Действия ОРЦ были менее успешными во время операции в Дьеппе, когда встреча судна с его неожиданным конвоем всполошила оборону немцев ранее обусловленного часа «Н». Не могла гарантировать удачу и хорошая работа разведки. В конце 1943 г., например, ОРЦ предупредил командующего в Плимуте, что прорывавшееся сквозь блокаду судно «Мюнстерланд» движется из Бискайского Залива по направлению к Ла-Маншу. На переходе между Брестом и Шербуром его должны были сопровождать пять немецких миноносцев. Для перехвата этого судна командующий вышел на легком крейсере «Чарибдис» с двумя большими эскадренными миноносцами и шестью миноносцами типа «Хант». На этот раз повезло немцам: «Чарибдис» был потоплен.
Поскольку офицерам финансовой службы не разрешалось специализироваться в области разведки, то их личные интересы в большей степени требовали, конечно, возвращения к прежним обязанностям по их специальности. В последнем квартале 1943 г. все они вернулись на корабли. Эти эпизоды проливают яркий свет на слабости системы, при которой могли уйти такие способные и очень опытные сотрудники в тот момент, когда союзники переходили к наступательным действиям, а до высадки в Нормандии оставалось меньше девяти месяцев. Хорошо, что имелась замена.
Один из ночных дежурных у Деннинга лейтенант RNVR Биссет взял на себя участок Гаррисона по наблюдению за норвежскими водами, молодой специалист-археолог Маргарет Стюарт заменила Фенлея, а другая девушка, Эна Ширз, занялась вопросами разведки в районе Балтийского моря.
Многие девушки, находившиеся постоянно или временно на гражданской службе, выполняли в ОРЦ с самого начала серьезные задания, но они большей частью занимались традиционно женскими делами: работали секретарями, операторами на телетайпных аппаратах, вели досье, регистрацию секретных бумаг, разносили документы спецразведки. Маргарет Стюарт и Эна Ширз были первыми среди девушек, взявшихся за работу, которая до сих пор считалась мужской. Ее выполняли морские офицеры ОРЦ. Долго практиковаться им было некогда — пришлось учиться на ходу. При отсутствии военно-морских знаний и опыта им все казалось вначале очень запутанным. Вскоре они, конечно, полностью освоились с работой, хотя Маргарет Стюарт считала, что мужчины относятся к ней с некоторым предубеждением.
Возможно, положение ее было бы легче, будь она офицером женской вспомогательной службы ВМС (WRNS), но Союз гражданской службы долго не разрешал им служить в Адмиралтействе, считая его, невзирая на ту оперативную роль, которую он играл, «гражданским», а не «военно-морским» учреждением. И когда штабной офицер по разведке в Портсмуте стал получать инструктаж по телефону от девушки, да еще гражданской, он был сначала очень удивлен, но вскоре убедился, что обслуживание, к которому он привык, когда на ее месте находился Фенлей, от этого нисколько не пострадало.
... в некоторых кругах все еще так и не примирились с мыслью, что кадровый морской офицер мог действительно лучше служить своей стране, находясь в разведывательном управлении, а не на корабле в море. Годфри верил в пригодность офицеров финансовой службы для работы в разведке, и во многом из-за него состоялось назначение Клементса, Фенлея и Гаррисона. Не учел он, по-видимому, только одного: стремления начальника финансового управления и дальше относиться к работе в РУ ВМС скорее как к недостатку, чем как к положительному факту в интересах дальнейшей карьеры специалиста по административно-финансовым вопросам. Тот, кто возвращался к этой работе позднее, чем через два года, вообще считался неподходящим для нее. Этот срок у Деннинга кончался в начале войны, а к концу 1942 г. начальник финансового управления стал мягко говоря, проявлять крайнюю озабоченность. Он потребовал, чтобы Деннинг либо занял обычную казначейскую должность либо считался с возможными последствиями для его карьеры.
Англичане незадолго перед тем разработали новую конструкцию мины, которая взрывалась под действием давления воды, производимого кораблем при прохождении его над миной. Казалось, что нет никакой возможности производить траление этих мин-«устриц». Поэтому англичане с осторожностью использовали их, боясь, как бы они не попали в руки немцев, а те могли передать секрет мины японцам, что, как предполагалось, могло серьезно отразиться на десантных операциях американцев в районе Тихого океана. С другой стороны, если немцы тоже изобрели аналогичную мину, тогда почему бы англичанам не применить ее как можно быстрее? К радости начальника торпедного и минного управления Адмиралтейства кептена ВМС Кови и его заместителя кептена ВМС Мейтленда Дауголла Деннинг вскоре после «Ди-Дей» обратил их внимание на туманное упоминание в одной из обычных немецких радиограмм о транспортировке к французскому побережью мины неизвестного типа Ее название начиналось с буквы «D». «Эврика, — воскликнул Мейтленд Дауголл. — «D» означает «Druck», то есть мину, срабатывавшую от давления! Значит, она есть у немцев, и они хотят использовать ее. Мы можем поступить также и предупредить своих об опасности». Это лишь небольшой пример тех дивидендов, какие можно получить при тщательном изучении простой административной переписки, а также той пользы, которая вытекает из рассуждения Деннинга о том, что разведка бывает ценной лишь тогда, когда вначале устанавливается «норма», а потом уже ведется наблюдение за отклонениями от нее.