Навигация:
Учебка
Перевод из учебной в боевые группы
Майор Песков
Вторая Чеченская война
Зачистка Сержень-Юрта
Имитация наступления
Граната
Донецк-2014
Дебальцево
Военная хитрость
Сирия-2015
Первый бой в Сирии
Броня
Боевики против тепловизоров
Всего в учебной группе было четыре палатки. Одна — сержантского взвода и три взводные, для бойцов, которые войдут в боевые группы. Они стояли прямо на полигоне за штурмовой полосой. Там нас немилосердно прессовали, ведь в спецназе все построено на сдаче физо. Любой залет — отжимание. Уронил автомат — отожмись сто раз. Магазин от автомата — отожмись сто раз. Случайный выстрел — отожмись сто раз, а после — пиздюлины для разнообразия и для острастки. «Разнообразить» нам жизнь любил всё тот же Молчун. Везде бегом, запрещалось улыбаться. Если ты улыбаешься, значит тебе весело, и следовательно, хорошо живешь. А это уже недоработка сержантского состава. Если у бойцов есть силы на улыбки, значит, они мало тренировались. Запрещалось ходить пешком по территории части, только бегом.
Не дай Бог, какой-то залет или кто-то из бойцов будет пойман курящим, лучшее наказание — боец просто съест эту пачку сигарет. Тогда он всё поймет. Но были случаи, когда наказывали весь коллектив. Мы бежали всем взводом десять километров, чтобы потом этот любитель курева лопатой рыл яму и хоронил бычок. Забав было много! Если бойца ловили с едой вне столовой, то это было отдельной историей. Ему набирали целый котелок жратвы и много-много хлеба, приносили в располагу. Людей строили в шеренгу. Провинившийся садился на стул перед строем и начинал есть, а в это время весь взвод отжимался.
Было ещё одно наказание, когда лишали питания. Оно называлось космический завтрак. Его применяли, когда кто-то из бойцов «тупил», то есть медлил в столовой. Выглядело это так. Мы получали еду на раздаче и не притрагивались к ней. Ждали, пока сержанты попьют чай и по-команде выходили на мойку. Затем строились в коробку. И тут звучала команда «космический завтрак». Все подкидывали вверх еду метров на пять над собой, а она возвращалась на нас. Солдаты стояли в каше. Пять минут отводилось на то, чтобы привести себя в порядок. Мы бежали к умывальнику, чтоб отмыть эту пайку с кителя.
Как правило, прапорщики после шести вечера уходили по домам, а мы оставались с сержантами. Вечерами в группах действовали свои правила. Все сержанты хотели стать краповиками и у них была возможность бегать по маршруту и готовится к сдачам. Для нас они являлись авторитетами. В учебной группе сложилась строгая иерархия. Командиром был «дядя Миша». Его замом — капитан, исполняющий обязанности замполита. Трое прапорщиков командовали взводами. Сержанты были, как правило, из срочников — дембеля или деды.
Вспоминается смешной случай. Один из прапорщиков побежал кросс и потерялся. Вернулся, когда уже темнело. Сказал, что набегал сорок километров. Просто заблудился в полях. Подготовка в спецназе конечно была на высоте. Помимо официальных занятий, были ночные: подъемы и отжимания, «сушка крокодилов» (это когда ты руками и ногами упираешься в спинки кровати и так висишь по часу и больше). Некоторые смекалистые бойцы пристегивали себя к кровати сверху и легко повисали в этом положении. Один раз пристегнувшийся боец случайно заснул. Это был залет! Отжимались тоже очень-очень много. Шеренгу ставили в упор лёжа, и мы отжимались. Крайний считал до десяти раз. За ним следующий. И так пока не доходили до противоположного края. Затем — в обратную сторону. Если сержанты видели, что кто-то филонит, то счет сбрасывали, и все начиналось сначала. Но это всё были скорее моральные, нежели физические нагрузки. Настоящие ритуалы обращения салаг в бойцов. Тренировки воли. И они свое дело делали. Закаляли, можно сказать, дубили дух и тело. Вырабатывали готовность преодолевать препятствия, не чувствуя усталости, боли и сомнений. Помимо этого, тренировались в стрельбе и тактике. Занимались «высоткой» и рукопашным боем. Солдат в спецназе всегда за...ан. Засыпает в любом положении.
Случалось, что бойцы засыпали стоя на тумбочке дневального. От неуместного сна их лечили армейскими средствами. Например, если кто-то любил поспать на посту, к его руке пристегивали наручниками двухпудовую гирю. Так и ходил он, бедняга, с ней в обнимку в течение дня. С каждым днем все больше людей покидало учебную группу. Невольно вспоминалось, как в голливудских фильмах, позвонив в колокол, уходили из подразделений «морские котики». Только у нас не было ни моря, ни колокола. Куда ни глянь, всюду простиралась необозримая скупая степь. Многие крепкие ребята с КМБ, те, кто прежде говорил с ухмылкой: «Мы теперь спецназ!», просто писали рапорта и переводились в другие части. Так устроено в спецподразделениях: создать невыносимые условия для того, чтобы отсеять случайных людей. Естественный отбор в действии и по канонам общевойсковой дисциплины. Выживет сильнейший, а точнее — самый упертый и выносливый. Иных здесь не держат!
1-й взвод в УГСН — сержантский взвод. Как правило, он формировался из спортсменов. Их подбирали себе на замену сержанты и прапорщики, чтобы в будущем было кому «гонять» такое же «молодое мясо». По мне, так это очень скучно — прийти в спецназ для того, чтобы водить в столовую молодняк.
В конце курса горной подготовки нас ожидало реальное восхождение. Наши «равнинные» прапорщики и сержанты не делали никаких поблажек личному составу: заставляли ускоряться на подъёмах и отжиматься на привалах. Инструктор из Нальчика даже сделал им замечание — в горных условиях, для того, чтобы не нанести вреда здоровью бойцов, всё надо делать не спеша. Это был полигон, где рельеф сильно отличался от привычного нам степного раздолья. Стрельбы в условиях гор пополнили «копилку» бесценного боевого опыта.
Как-то в полдень нас отправили на пробежку по маршруту краповых беретов местного ГСН. Этот маршрут был короче, чем в отряде, но сложнее, так как почти весь шёл в гору. Было тяжело, но мы бежали. В горках и берцах. Слава Богу, что хотя бы без броников и автоматов. В конце пути нас ожидал сюрприз: офицеры подготовили экипировку для рукопашного боя. Мне в соперники достался сержант-краповик, который имел разряд КМС по боксу. Высокий, тощий, как жердь, с длиннющими руками. Резкий, быстрый, сконцентрированный. На улице против такого соперника у меня бы не было шансов. Я перебирал в памяти все возможные комбинации предстоящего поединка. Впрочем, бой продлился недолго. Какое-то время я даже держался, пару раз ответил контратаками. Казалось, что у меня даже получается «накидывать» этому сержанту. Тогда я наивно полагал, что спарринг — это тренировочный бой, что он проводится для отработки техники и никакого существенного вреда здоровью не приносит.
В какой-то момент послышался окрик одного из офицеров: «Я не понял, почему он еще на ногах?» Тут же боксер «разошёлся», и в этот вечер спарринги для меня закончились. Пришел в себя лишь тогда, когда уже в двадцатый, наверное, раз спрашивали сколько я вижу пальцев. Романтические мысли о подвигах в джунглях как ветром сдуло. Голову, словно набили ватой, шея ныла, руки и ноги отваливались. Но, вместе с тем, пришло удовлетворение, как от хорошо проделанной работы. Спарринги стали последним испытанием. Нам объявили о переводе в боевые группы. Из первой сотни новобранцев, пришедших на КМБ, осталось одиннадцать человек. Включая меня.
Есть в спецназе спортивные парни, разрядники, рукопашники, высоченные, поджарые, рельефные «аполлоны», а есть самые обычные, но смелые люди. Далеко не «гераклы», но настоящие мужики. Таким был майор Песков. Небольшого роста, худощавый, внешне неприметный, с блёклыми серыми глазами и высокими залысинами, он совсем не подходил на роль бравого вояки-спецназовца, способного в пять минут перерезать взвод вооруженных до зубов вьетконговцев. Серьезный, пунктуальный, дотошный и скрупулёзный, своими нравоучениями, майор мог довести до истерики любого бывалого спецназовца.
Был у него «пунктик». Терпеть не мог, когда бойцы носили кроссовки. За это нещадно гонял контрактников и дембелей. Да так, что когда Песков заходил в столовую, свирепые «деды», краповики в кроссовках делали прыжок-кувырок в окно, чтобы только не слушать нотаций. Разносил в пух и прах, но никогда не орал. Спокойно, серьёзно, интеллигентно, но хлёстко и едко. Настоящая драматургия. Как в театре! Впрочем, несмотря на всю его серьёзность, с ним то и дело происходили разные забавные случаи.
Как-то одна из групп приехала с очередного задания. Контрактники начали разэкипировываться. Песков зашёл в комнату в тот момент, когда один из бойцов решил разрядить автомат и произвел случайный выстрел в потолок. Не часто, но случается. Никто не застрахован. Главное — чтобы оружие было направлено вверх. С потолка полетели куски штукатурки, один из которых угодил прямо в лицо Пескова. Майор схватился за лицо и заорал во всё горло, что его посекло. Это был, пожалуй, единственный раз, когда бойцы слышали, как орёт майор Песков. Крики были настолько убедительны, что я живо представил майора угодившим в противопехотную ловушку вьетнамцев. О чем и поведал сослуживцам в тот же вечер. После этого случая Пескова сразу же нарекли Посеченным и без улыбки не встречали.
Шутки шутками, а майор был грамотным офицером старой школы, который работал в штабе и штабную культуру соблюдал неукоснительно. Сконцентрированный, с развитым интеллектом, способный решать несколько задач одновременно, на своем месте он был на вес золота. Но вот когда «посечённые» начинают лезть в управление боевыми группами, с ними происходят нелепые ситуации. Порой, их попросту перестают уважать. Впрочем, к нашему герою это не относилось. Кстати, за происшествие со случайным выстрелом он никого не наказал…
В один из дней, ближе к вечеру, в отряд прилетело боевое распоряжение выдвинуться в один из районов и провести засадные мероприятия. Эту задачу спустили нашей разведгруппе. Мне нравилось проводить засады. К ним готовишься заранее, есть фора, как в соревнованиях. Ты сам выбираешь место, сектора, минируешь подходы, выставляешь наблюдателей. Ты готов, а противник — нет! В засаде у тебя есть все шансы уничтожить противника и не понести потери. Нас перебросили в предгорье, а точнее в холмистую местность, поросшую редким лесом. На одной из сопок стояла застава, просматривала низину с кустарником. Хотя это было начало зимы, и листва уже сошла, местность там имела слепые зоны, неудобные для обозрения. Этим активно пользовались наши бородатые оппоненты. Замечу, к слову, что они вообще были весьма хитры и изворотливы и в этом вьетконгу мало в чем уступали. Нас бросили туда на сутки осуществлять засадные мероприятия. Согласно полученной информации, существовала вероятность ночного прохождения бандгруппы. К обеду мы были на месте. Сели по нашей традиции возле БТРа, развели небольшой костер. Дрова мы всегда возили с собой, так как в отряде их было много, а зимой найти сухое дерево непросто.
Странник указал нам направление, дал время допить чай и собраться. Все начали готовить рюкзаки. Я взял плащ-палатку и спальник, чтобы на нем можно было лежать. Поскольку мы работали двойками, мне достался один из молодых вновь прибывших бойцов, звали его Тарас. Еще один сибирский великан под два метра ростом и весом больше центнера. С такими габаритами ему не оставалось ничего другого, кроме как таскать на себе гранатомет. Чем он и занимался, причем, с явной охотой. Получив ориентиры, шли в темноте. Группа вытянулась обычным порядком и не спеша продвинулась в серую зону метров на семьсот.
Погода стояла пасмурная: таял снег, от земли поднимались тяжелые испарения, чавкала под ногами мокрая жижа. Везде мне мерещился Южный Вьетнам, но только в обстановке кавказской зимы: вонючий пар, грязь, сырость, того и гляди провалишься в любезно установленную партизанами яму с остро заточенными кольями. Правда, в отличие от азиатских предшественников, наш противник предпочитал фугасы. Нетёс с Бушем набрали дистанцию, после них следовали Бизон с помощником и так все, друг за другом. По ходу марша мы несколько раз останавливались и авангард указывал нам на растяжки. Мы же показывали их замыкающим, чтобы не сорвать свои же мины. Примерно через сорок минут группа вышла на точку.
Странник определил место и сектора для каждой двойки и направился к Бушу, чтобы проконтролировать, как тот будет устанавливать две МОН-50 на электродетонатор. Катушки растянули до того места, где Странник занял позицию. Команду на подрыв Меду должен был дать он. Мы расположились на своей позиции. Я сказал Тарасу, чтоб он вытащил выстрелы гранатомёта из подсумка и положил рядом с собой, а один зарядил в РПГ. Начали наблюдать и слушать что происходит. Так как приборы НСПУ были не у всех, нам приходилось слушать все звуки и шорохи, которые раздавались вокруг. Выложив четыре гранаты, расположил их впереди себя. Несмотря на то, что у нас были и плащ-палатка, и спальник, через два часа мы все равно промокли насквозь. От холода сильно хотелось отлить. Но вставать и обнаруживать позицию было нельзя. Возможно, перед тем как пройти, противник тоже выставил наблюдателей. Точно никто не знал, а поэтому не лишним было перестраховаться. Чтобы сходить по малой нужде приходилось по лужам отползать метров на пять и ссать, лежа на боку. Потом возвращаться обратно также по-пластунски. Вроде бы досадные мелочи, но в боевой обстановке они изрядно портят жизнь любому разведчику. Все это издержки профессии, как, впрочем, и любой войны. Со временем к таким неудобствам привыкаешь и делаешь все исключительно механически. Я, отнаблюдав свое время, попытался заснуть, уже начал дремать, но проснулся от резких раскатистых звуков. Это был какой-то чудовищный, нечеловеческий храп, словно дикий кабан решил похрюкать в ночи над моим ухом.
Нашему отряду пришлось также поучаствовать и в зачистке Сержень-Юрта. Это село в Шалинском районе в тридцати пяти км к юго-востоку от Грозного. То самое место, в котором в 1995 году арабский террорист Хаттаб создал учебный центр «Кавказ», где лично готовил своих головорезов для совершения террористических атак. На левом берегу реки Хулхулау на территории заброшенных пионерлагерей ваххабиты сформировали несколько лагерей подготовки пехотинцев, снайперов и подрывников. Инструкторы из Афганистана и Саудовской Аравии обучали боевиков военному делу. Эти молодцы наводили шухер еще во время наших командировок в Моздок. Так тесен мир на войне. Враги постоянно наступают друг другу на пятки. Мы преследовали его бойцов в Ставрополье и Дагестане, затем в Ботлихе, а теперь я пришел за Хаттабом к нему домой. Хожу по тем же улицам, по которым прогуливался он, поглаживая своей изуродованной рукой курчавую бороду. Мы столько раз были рядом, но всегда разминались. Эта встреча рано или поздно должна была состояться и неизвестно, чья возьмет, ведь о Хаттабе ходило много историй, как об одном из самых подготовленных полевых командиров среди руководителей вооруженных бандформирований. Настоящий лидер — он умел планировать, командовать и воевать. Собранный, умный, волевой, жестокий, способный молниеносно принимать судьбоносные решения…
Где-то в середине декабря нас отослали на взводный опорный пункт внутренних войск (ВОП). Его оборудовали на равнине. Впереди возвышался горный хребет, захваченный противником. Это был большой усиленный ВОП. Рядом с ним стояли пять танков и несколько БМП с пехотой. Ближайшая высота находилась примерно в восьмистах метрах. Первое, что я увидел, оказавшись на месте — то, как наша авиация била по высоте. Свою задачу мы еще не знали. Приехали, стали прикрывшись за бронёй, ждем. Как выяснилось позже, в тех местах бородатые «гуки» опробовали следующую тактику. Едва начинала работать авиация, они спускались в норы. Но, как только атаковала пехота, боевики выходили на позиции, вступали в бой. Такие действия поначалу приводили к тому, что высоты, занятые противником, какое-то время не получалось взять. Так враг вел активные действия, сдерживая наши силы. Поэтому было принято решение поставить технике и пехоте задачу по имитации наступления. Противника провоцировали на ответный огонь. Выявлялись цели. Затем по высоте наносился массированный удар авиацией и артиллерией. Сначала казалось, что нас присоединят к наступающей пехоте, но настоящая задача заключалась в другом. Мы сместились вправо и вышли чуть в сторону, зайдя на соседний ВОП.
Мы в тот день получили яркие впечатления, пули летали в метре от нас и обсыпали землей. Удивительно, но ты испытываешь эйфорию, когда противник стреляет именно в тебя и не попадает. Словно игра в вышибалу. Мяч пролетает рядом так близко, что обдает тебя воздухом, но летит мимо. И ты выдыхаешь облегченно. Точно так же и с пулями. Промахнулся враг и ты такой: «Фух, играем дальше!» Классное, незабываемое чувство, когда ты был рядом с опасностью и выжил. И передать его на словах, объяснить тому, кто не испытал этого кайфа, крайне сложно.
На войне опасность поджидает везде. Тебя может расстрелять свой вертолёт или ранить твой же товарищ, неаккуратно обращающийся с оружием. Вышли на выход, не увидели растяжку — все трупы! Замедлили движение на повороте, фугас сработал, и всех сдуло с брони. Даже во время боя, если неверно рассчитал укрытие, перебежал и лег не там — ВСЕ! Пуля тебя настигла. Буквально все, что тебя окружает, может тебя убить. И любой, кто пренебрегает мерами безопасности, излишне расслабляется, теряет осторожность, не прислушивается к собственной чуйке, может в один момент стать двухсотым. Даже своя собственная разгрузка может убить. Знаю не понаслышке, меня моя чуть не сгубила!
Я всегда носил много гранат, любил их кидать. Вот нравилось и все тут! Даже Странник как-то приказал, чтобы мне выдали ящик гранат. Как-то у меня был долгий простой, когда я не использовал свои гранаты. У меня их было четыре: две из них РГД-5 и две РГН. Около двух месяцев я их не тестировал. И вот после долгого перерыва я решил проверить гранаты, продуть и прочистить магазины. С РГН бывает так, что запалы выкручиваются и их легко потерять, так что, когда надо будет воспользоваться гранатой, она просто превратится в бесполезный камень. У меня такое уже один раз было, я потерял запал. Со временем моя разгрузка износилась и при перебежках и переползаниях карманы непроизвольно расстегивались, так что нужно было постоянно перепроверять все ли на месте.
В один из дней, ползая на очередной задаче, я потерял запал. Виной тому была противная, изношенная липучка. Экипировка из ткани по типу болоньи вообще не отличалась долговечностью. Подсумки быстро распускались, так что приходилось постоянно прижигать зажигалками торчащие нитки. То еще снаряжение было…
Я прочистил магазины, отложил их в сторону, взял разгрузку, положил напротив себя сбитые из досок настилы и отлепил липучку. Замер на мгновение, когда увидел, что усики на одной из РГН были отломаны, и кольцо вылезло наполовину из запала! — Буш! — закричал я. — Иди-ка сюда! Буш не спеша подошел ко мне. — Хотел посмотреть, что там с гранатами, а тут такое, — кивнул я на вылезшее кольцо. — Да, если бы в...ла было б весело, — почесал в затылке Буш, внимательно рассматривая смертоносный кусок железа. — Хлоп и финиш, на ровном месте, как-то так…
Я засунул кольцо с чекой обратно в запал, аккуратно положил гранату, достал из рюкзака синюю изоленту, взял боеприпас в руку и сделал полтора мотка. Положил гранату на место. Потом достал еще три гранаты и тоже обернул их изолентой. Да, я знал, что так делать не нужно и быстро ты гранату не подготовишь, но жизнь дороже. Если она уже один раз меня подвела, то и еще раз может. Мы подошли к Страннику и все ему рассказали. Предложили, чтобы все бойцы проверили разгрузки и гранаты.
— И то верно, мужики! — усмехнулся командир. — Подстраховка не помешает. Граната мала, да солдату мила! Верно?
— Так точно, товарищ капитан! — был наш ответ.
У меня возражений не было. Мы направились к остальным бойцам и рассказали о случившемся. Вскоре, уже все ребята проверили запалы. Этот случай я запомнил на всю жизнь. Как мало нужно человеку, чтобы умереть. И как много в его жизни значит удача. На войне обнажается все. Становится понятно что такое жизнь и смерть, рутинная борьба за выживание, которую ведёт каждый человек проступает остро, откровенно, ясно. Слетает всё наносное, отсеивается шелуха ложных принципов, догматов, искусственных норм морали.
Для тех, кто не был в Донецке в тот тяжелый, страшный две тысяча четырнадцатый год, поясню. Линия фронта проходила прямо в черте города. Как и в любом крупном областном центре, аэропорт Донецка располагался на окраине. Только в отличие от других городов, в Донецком аэропорту начались и не прекращались бои. Помимо стрелкового оружия на Донбассе активно использовали артиллерию. Канонада над городом стояла все время, на близлежащие с аэропортом районы летели снаряды. Периодически под огонь попадали прохожие. Осколки снарядов били стекла, срывали крыши, уродовали аккуратные городские парки, вгрызались в асфальт, оставляя на ухоженных пешеходных аллеях жуткие выбоины, похожие на открытые могилы. Но люди продолжали жить своей обычной жизнью, словно война — это всего лишь надоедливая жирная, отталкивающая муха, которая жужжит над ухом, мешая заниматься повседневными делами. От нее отмахиваются и стараются не замечать. Потом приспосабливаются. В этом отношении, меня всегда поражали аварийные службы города. Только прилетел снаряд и разрушил какую-нибудь остановку, как тут же появляется бригада муниципалов, которые принимаются все старательно убирать и красить. Через пару часов уже не видно таких больших разрушений. В 2014–2015 годах активно работали кочующие минометчики, поэтому никто не чувствовал себя в безопасности. При всем этом, город жил своей привычной жизнью. Работало все: кафе, магазины, клубы, супермаркеты.
Ты сидишь на базе в центре Донецка, а по твоему подразделению прилетает мина. Свист, грохот, дребезжат стекла, ходит ходуном мебель. Отряхнулся. Огляделся. Все нормально, все живы. Подходишь к окну, и видишь, как какой-то мужчина бежит, схватив под руки двух маленьких детей. И так почти каждый день. То же самое и в Луганске. Разница только в том, что Луганск находится в десяти километрах от передовой. А Донецк — это и есть передовая. Каждый день шли бои между терминалами в аэропорту, и вся эта стрельба из самых разных видов оружия звучала на весь город. Но люди продолжали жить своей жизнью. Девушки и женщины спокойно сидели в салонах красоты, молодежь отплясывала в ночных клубах. Только работали ночные клубы не так, как в обычном мирном городе. В Донецке действовал комендантский час, да он и сейчас у них есть. Люди приходили в ночной клуб, администрация его закрывала и до утра никто из клуба выйти не мог. По такому графику и работали. А в это время на передовой шли бои.
Самое интересное, что шахты работали всегда. Такое ощущение, что шахтеров война вообще не беспокоила. Или там под землей в забое они вообще не слышали, что происходит на поверхности. И всё же есть в Донбассе что-то особенное. Он не похож на другие регионы. Там очень выносливые люди, умеющие приспособиться к тяжелым обстоятельствам.
Из разговоров со штабными, полевыми врачами и теми, кто как и я выкарабкался из утренней заварухи, вырисовывалась общая картина. Выяснилось, что когда утром двенадцатого февраля мы выдвинулись в село, три танка с нашей стороны нарвались на украинский танковый кулак. Один из наших экипажей принял бой и был подбит, два других дали деру. Их-то мы и встретили по дороге к месту назначения, когда подвозили боеприпасы. Село, где я оказался, именно в тот день начали штурмовать украинские подразделения из состава З0-й, 92-й механизированной, 79-й, 95-й аэромобильной, 1-ой танковой бригад и батальона Нацгвардии «Донбасс». Их целью было пробить кольцо окружения вокруг Дебальцево.
Бои продолжались в течение суток, однако выдавить нас из села противнику не удалось. До этого украинские войска около трех суток оставались в оперативном окружении. Доставка продуктов питания и боеприпасов была полностью прекращена. Количество атакующих составляло не менее двухсот человек, обороняло же село восемьдесят бойцов. Это были люди из группы ГРУ ДНР «Хмурый», казаки и небольшая группа 1 ОБСпН, к которому я и был прикомандирован.
Точных данных по убитым и раненым в том бою нет. По моим сведениям, казаки потеряли десять человек «двухсотыми», «Хмурый» — пять, первый ОБСпН — одного. Погиб и мой приятель Костыль. Знакомый полевой врач рассказывал мне о тридцати семи раненых, которых он эвакуировал только из Логвиново. Сколько погибших было в расстрелянном «Урале», я точно не знаю. Далее наши начали подавлять очаги сопротивления танками и артиллерией, не давая возможности противнику контратаковать. Окруженным подразделениям ВСУ позволили выйти, так как в соответствии с новыми Минскими договоренностями, было достигнуто соглашение о прекращении огня. Тяжелое вооружение с линии соприкосновения необходимо было отвести до полуночи пятнадцатого февраля. Так закончилось сражение за Дебальцево.
Оппоненты в ста метрах от нас, за речкой. Номер телефона для связи с нашим противником передал местный на бумажке. Парламентеры позвонили. Встреча на мосту через пятнадцать минут. Уговор такой: с каждой стороны по трое человек, оружие — за спиной, встречаемся в центре моста. Наши пошли, столько же выдвинулось и со стороны противника. Мы страхуем. Перетерли, идут обратно. Все нормально. Но видно, что нервы напрягались до предела. На мосту непростой разговор был. У любого может рука дернуться, первый выстрел и все: пошло — поехало. А мост, как на ладони — стреляй — не хочу.
Старший, вернувшись с этой встречи, рассказал, что к противнику обратились местные с просьбой починить мост. Мол, вы тут воюете, мост раскурочили, а нам — жить. Вот противник и просит на время ремонтных работ на мосту не открывать по ним огонь. Мы согласились. Война — войной, но тут — ситуация. Как ни крути, а мост-то нужен. Обещание сдержали, противник проводил ремонтные работы, мы наблюдали. В итоге, наши «друзья с того берега» возвели для себя укрытия из бетона, да такие, что выбить их оттуда — задача не из простых. Вот так, обезьяньей хитростью противник обеспечил себе контроль над стратегически важным объектом. Век живи, век учись!
Старших групп пригласили на контрольный пункт и ознакомили с местностью. Мы расположились на возвышенности. В низине, в пятистах метрах от нас, прямо в горной подкове, лежал населенный пункт. Бойцов разбили на четыре группы, поставили задачу: две группы идут внутрь деревни, а еще две совершают её обхват по хребту с обеих сторон. Итого, в наступлении будут участвовать сорок человек, по десять в каждой группе. Нам сообщили, что в населенном пункте находится противник, а вокруг пусто. Прикрывать группы будет спецназ. До деревни далековато, но у группы спецназа на вооружении имелись 82-мм минометы, пулемет «Корд» калибра 12,7 мм, установленный по сирийской моде на бронеавтомобиле «Тигр», один БТР, а также старый добрый СПГ-9, всем известный советский безоткатный «сапог». Плюс, спецназ держал контакт с ближайшей артбатареей. С собой мы привезли ещё три миномёта. Пришли местные генералы. Прически у них были одинаковые, уложенные с помощью геля. Ну, такие, типа индийские актёры. Разговаривали через переводчика. Объясняли, как, по мнению нашей стороны, должна проходить операция. Моей группе досталась самая дальняя точка. Нам надо было обхватить посёлок километра на два в тылу. Задача — перекрыть дорогу на выезде, так как была вероятность, что если мы атакуем, то спровоцируем подход резервов противника. Боевики очень мобильны и преодолевают большие расстояния на мопедах и пикапах. Звучит забавно, но работает эффективно!
Населённый пункт, откуда боевикам могло придти подкрепление, находился в трёх километрах от села, которое предстояло атаковать. Я доложил командиру что мы не успеем пешком быстро преодолеть такое расстояние, тем более что у нас на руках было два гранатомета АГС-17и упоминавшийся уже «Корд». СПГ мы решили не брать. Присутствующие принялись активно обсуждать как же доставить нас к месту атаки. Громогласная дискуссия напоминала диалоги покупателей и продавцов на восточном рынке. Сошлись на том, что для быстрой заброски нам нужна БМП. Прибегал и убегал куда-то сирийский лейтенант, кому-то звонили по телефону. Присутствующий генерал, с большими звёздами на погонах, топорщил усы.
Через десять минут приплелся перепуганный мехвод. У него был такой взгляд, как будто его собираются расстрелять на месте. Генерал размахивал руками и что-то ему громко говорил. Хабиби стоял грустный. С генералом, вроде бы, условились на том, что экипаж БМП закинет нас на точку на полпути от цели и вернется обратно. Однако, водитель БМП по-прежнему выкатывал свои воловьи глаза и повторял одно и то же слово: «Корнет, Корнет». Через переводчика я объяснил водителю, что нам нужна его помощь. Что, возможно, у нас будут убитые и раненые и нам их нужно будет быстро эвакуировать. Как только переводчик перевел ему мои слова, водитель БМП снова запричитал, как бабулька: «Корнет, Корнет»…
Я стоял и тупо смотрел на этого узкоплечего трясущегося солдатика с рыхлым, выступающим животом, а в голове крутились слова песни: «Корнет Оболенский, налейте вина»… Вот как заморочил своей истерикой! Пытаясь сохранять спокойствие и не перейти на крик, спрашиваю у переводчика, что конкретно водила имеет в виду. Переводчик подтвердил, что водила не желает ехать и, тем более, оставаться там, потому что его сожгут из противотанковой установки «Корнет».
— Переведи ему, пожалуйста, только слово в слово! Мы проедем на первую горку, затем он подбросит нас ко второй, дальше мы закрепимся на ней, поставим корд и АТС, а на третью пойдем уже пешком и налегке. А «БЭху» поставим в низине, чтоб перепуганная «корова» не боялась «Корнета». Договорились! До часа «X» ещё оставалось время и я подошел к руководителю операцией, чтобы задать уточняющие вопросы. Со мной был мой напарник — командир второй наступающей группы, позывной Инструктор. Спросили, велась ли разведка и какова примерная численность противника.
Вместе с другими командирами наступающих групп проверили связь. Оставалось возвратиться на исходную, к автобусам. Далее, после нанесения артудара по позициям боевиков, мы должны были по команде отправиться на контрольный пункт, сесть в машины и атаковать по своим направлениям. Мы с Инструктором пожелали друг другу удачи. Спустившись к автобусам, я подошел к своей группе и произнес небольшую речь: «В общем, братцы, у нас задача с а...ными спецэффектами. Все, как в Голливуде. Атакуем неразведанную сиську. Нас поддерживают спецназеры и одна коробка. Водитель, по-русски «ни гу-гу». Квест будет что надо». Еще спросил у парней, может кто-то из них плохо себя чувствует? Все, как один, рвались в бой.
Внезапно, я увидел, как на площади по газам ударил мопед с хабиби. Во все стороны бежали женщины с детьми, мужики-арабы в своих халатах тоже разбегались кто куда. В одну секунду мы словно попали на восточный базар! Крик, вой, дети, бабы, арабы, мопеды. Бойцы спецназа среагировали быстрее нас, они рванули на БТРе и «Тигре» по направлению от площади на полном ходу, да так, что сшибли столб уличного освещения, и при этом заехали в тупик. Поднялась пыль. Я повернулся в сторону водителя и увидел пустое сиденье. Схватив автомат, выскочил из машины и поднял голову вверх. На нас падали черные столбы. Это были ракеты. Они вылетали прямо из облаков. Сначала появились первые три, за ними еще три, и еще три. Все происходило, как в замедленной записи. Первые упали перед селом, три попали в дома и на площадь. А последние — летели прямо в нас! Один из бойцов успел только крикнуть: «Гляди, летят как журавли!». Почему ему так показалось? Они ведь просто летели, как черные бревна, выскочившие с несущегося на полном ходу небесного лесовоза.
Наши бойцы быстро вскакивали и грузились в технику. Зарычали «бэхи», затарахтели «Уралы». Вернулся сбежавший водитель — наш блудный сын полка. «Первый» отдал приказ на штурм. Мы на полном ходу помчались на свою точку, пролетев мимо воткнувшихся в землю ракет. По улицам бегали арабы, кричали и показывали на небо. Хватались за головы и качали ими в разные стороны. Две наши «бэхи» пошли в поселок на полном ходу, на одной из них группой командовал Инструктор. Они рванули первыми. Едва мы подлетели в установленное место, где нас ожидала БМП, то с высоты увидели, что занятая противником деревенька дымила.
Как позже оказалось, снаряды «смерча», нацеленные в нас, высыпали кассеты именно над ней. А к нам прилетели пустые болванки. Я скомандовал перегрузить тяжелое вооружение в десантное отделение бэхи, а самим размещаться на броне. Сам сел рядом с мехводом, для того чтобы жестами указывать ему направление. Несчастный хабиби оставался до смерти перепуган. Впрочем, к этому привыкли и мы и даже, кажется, он сам. Пока парни грузили оружие, мехвод вышел из машины и, по привычке, куда-то удачно с...лся. Из атакуемого населенного пункта доносились звуки выстрелов. Первые две группы уже работали. Мы опаздывали из-за мехвода, которого пришлось искать. Возникла неприятная перспектива пробежать в полной экипировке три километра до места боя. Бойцы возражали. Я скомандовал: «Вперед! Надо прикрыть пацанов!» И тут, словно по волшебству, кто-то притащил перепуганного, едва стоящего на ногах хабиби. От страха он, словно захмелел, и ноги переставлял с трудом. Все! Сели! Наш трусливый друг завел БМП. Увидели, что с правой стороны от нас, в километре, вышел танк и встал в оливковых садах. Мало того, что нам нужно было двигаться как раз в поле его видимости, так еще мы пойдем по хребту на высоте — отличная мишень для противника.
Мы проходим первую сиську, это метров пятьсот от позиций, предстоит еще километр, а дальше — пешком. И тут по нашей машине два попадания из чего-то крупного. Возможно, ДШК. Мехвод остановился и стал пищать, что дальше не поедет.
Так что до второй сиськи мы не доехали и позицию противника по команде не заняли. Вот что значит иметь дело с восточными ребятами. Я крикнул группе: — Группа, к бою, круговая оборона! Люди спрыгнули с бэхи и заняли круговую. По нам стал работать снайпер, слышались одиночные жужжания. Он стрелял с дистанции больше чем восемьсот метров. Хабиби переставил БМП в низину и чуть не переехал со страху нас и наши рюкзаки с бк. Я дал команду разгрузить машину и вытянуть группу дальше. Бой уже шел, надо было быстро принимать решение. Ребята мигом разгрузили БМП. Я оставил одного бойца контролировать действия хабиби, и по станции держать со мной связь.
По курсу — чьи-то старые позиции. Это были просто стопками выложенные камни, которые больше спасали от ветра, чем от пуль. Хоть что-то… Спасибо этому «смельчаку» хабиби, за то что не сделал заброску на вторую сиську и нам приходится пробираться самим. Прошли еще метров пятьсот. Расчет «Корда» состоял из классных парней. Слаженные профи. Два брата с позывным Бурундуки. Они крикнули мне, что по дороге в сторону противника на большой скорости идет авто типа «Газель». Я в ответ: «Огонь по цели!» Ребята поставили «Корд» и стали стрелять. Взбираемся на третью сиську. И тут нас встречают шквальным огнем. Начали отбиваться. Сразу доложил «Первому», что веду бой. «Первый» тут же мне ответил и попросил ориентиры. Так как карт у нас не было, приходилось описывать местность. Примерно рассказал, где находится противник. «Первый» сказал, что сейчас отработает артиллерия. Отдал приказ наблюдать за разрывами. Подтвердить поражение цели. Через минуту я услышал, как пролетело три снаряда.
Все давно в бою, понимаем, что есть шанс задавить противника. И тут по станции: — Внимание!!! Это «Первый»!!! Убитые, раненые есть? Группы доложили, что раненых и убитых нет. — Отлично, молодцы!!! Всем группам, отход!!! Отход!!! Заканчиваем операцию!!! «Как заканчиваем? Мы почти у противника», — думал я. Но приказ — есть приказ. Мы, отстреливаясь, разворачиваем группу в обратном направлении. Дал команду расчету «Корда» отходить. И мы начали плавно откатывать.
Когда вышли, я встретил Инструктора и он рассказал, что как только мы пошли по высоте, духи нас увидели и сразу рванули на позиции. Их машина была быстрей, ехать им было ближе, поэтому они раньше нас оказались на месте. Мне уже приходилось действовать в составе сводных групп. Полная вакханалия! И хабиби, в нашем случае, прекрасное тому подтверждение. Помимо того, что он не держал себя в руках, так мы еще и не понимали друг друга. Всем старшим групп было приказано, чтобы мы нарисовали схемы, откуда противник вёл по нам огонь. Оказалось, мы выполняли тактический приём — разведку боем. Потом мы повторяли его неоднократно.
Чувствуешь движение махин, дрожь брони, уханье крупнокалиберного оружия, что называется, всем своим бренным телом. Память услужливо подсказывает детали. Ноздри сразу заполняются едким запахом горящего топлива, а порой и человеческого мяса. А когда машина гибнет, ощущаешь это чуть ли не физически.
В десяти метрах от меня поразили наш БТР-80. Противнику понадобилось четыре выстрела к гранатомету, чтоб вывести БТР из боя. Машина стояла боком, силуэт был огромным, поэтому попасть в него с маленькой дистанции неприятелю не составило труда. Четыре выстрела выдержала коробка и не сгорела. А в другом случае, на Донбассе, БТР подбили всего лишь с одного попадания.
Я услышал бас КПВТ и обернулся на БТР. В этот момент я увидел, как он взорвался. После того как был задействован наш бронетранспортер, по нему сразу же произвели выстрел и с первого выстрела — попадание. Вспышка и башня сорвалась. Вот такая разница: четыре попадания — БТР цел, а тут одно подбитие и с первого раза — хана машине!
Многие считают, что технику, а тем более танк, тяжело вывести из строя, но все очень неоднозначно. Много споров на эту тему возникает обычно с теми людьми, кто не видел, как это работает в жизни. Казалось бы, идет мимо тебя танк. Мощный, крепкий, железный! Но при всей своей богатырской массе он не ползет грузно и неуклюже, наоборот, движется бойко, плавно. Как хищник! Что может навредить такому здоровяку?! И вдруг, бах, выстрел, попадание, вспышка, струя дыма. В одну секунду «сковорода» летит и кувыркается в воздухе. Ты смотришь и не веришь. Как такое возможно? Как такая масса, такой огромный вес подлетает, как пушинка в воздухе, словно в кино.
Боевики очень быстро учатся и довольно хитры. Похоже они сообразили, что мы используем тепловизоры и ночные прицелы. На следующий день они принесли чучело, в которое вставили бутылки с горячей водой. А потом и вовсе стали таскать его на палке. Когда снайпера обнаруживали цель, она двигалась и светилась теплом. Выстрел! «Минус один!» Чучело стоит.
Позже, духи начали раскидывать бутылки с карбидом или горячей водой. Они создавали сплошной тепловой «фон» и мешали работать. Снайперам пришлось сняться с позиций. Такой вот быстро обучаемый противник.