Ссылка на полный текст: ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА --[ Мемуары ]-- Карцев Л. Н. Воспоминания Главного конструктора танков
Навигация:
Зависимость износа гитары от производителя масла
О проблемах которые создаёт улучшение обработки металла
Обьект 140
Проблемы стабилизации орудия на Т-54А
Серийное производство танков Т-54А
Т-55 (Объект 155)
Гладкоствольная пушка для Т-62
Директор «Уралвагонзавода» Иван Васильевич Окунев
Турбинный двигатель для танка
Ракетный танк
Конкурент харьковской машине: нижнетагильский Т-72
Жозеф Яковлевич Котин
Александр Александрович Морозов
Пьяный "Обьект 287" (в то время пол-литра «Московской» водки стоило 2 р. 87 коп.)
Арабо-израильские войны и танки советского производства
Гитара танка – это редуктор, передающий силовой момент от двигателя к коробке передач. В ней установлены три цилиндрические шестерни: ведущая, промежуточная и ведомая. Работала гитара надежно: даже после 10000 км пробега танка на зубьях ее шестерен сохранялись следы их обработки при изготовлении. И вот однажды летом 1963 г. зубья гитары стали интенсивно изнашиваться еще за время заводских пробегов на 100 км. Сразу не могли понять, в чем дело. Конструкция и технология не менялись, масло одно и то же, марки МТ-16П. Загадку умудрился разгадать заместитель начальника ОТК завода Д.Ф. Сакович. Оказалось, что эти гитары заправлены маслом Новоуфимского нефтеперерабатывающего завода, а до этого многие годы использовалось только масло Ярославского нефтеперерабатывающего завода. Перезаправили гитары ярославским маслом, и повышенный износ был устранен.
Проходя очередной раз через сборочный цех мимо наклонных башенных стендов, я увидел небывалое: стволы всех танковых пушек вместо того, чтобы быть направленными вверх или в сторону, были опущены. Стенды эти у нас назывались «горками» – на них башни стояли с уклоном от горизонта на угол в 15°. На стендах проверялась эффективность работы фрикциона и червячной пары поворотного механизма башни. При повороте влево и вправо на 90° пушка должна была стоять на месте и ни в коем случае не сползать вниз. Проверили фрикцион – в порядке. При осмотре червячной пары обнаружилось, что она свободно вращается, хотя должна самотормозиться. Выяснили, что это происходит из-за неуравновешенности самой башни. Дальше – больше.
Оказалось, что детали червячной пары изготовлены новыми фрезами и выполнены точно по чертежу. В чем же дело? Воистину лучшее бывает врагом хорошего: до этого червяк и червячное колесо изготавливались с худшей чистотой, чем по чертежу, и червячная пара работала правильно, как самотормозящаяся. Если же изготавливать эти детали с требуемой по чертежу чистотой обработки поверхностей, червячная пара становится несамотормозящейся и ствол на «горке» неизбежно сползает вниз. В чертежах изменили угол наклона зубьев червячной пары, сделав ее самотормозящейся, но до изготовления нового инструмента нарезали зубья старыми фрезами.
Труд по созданию «объекта 140» оказался не бесполезным. Заложенные в этом объекте идеи и конструкторские решения были воплощены в последующих модификациях танков. Примененные впервые в этом объекте баки-стеллажи стали устанавливаться на все последующие танки, начиная с Т-55. Разработанная для «объекта 140» нарезная 100-мм пушка послужила базой для создания гладкоствольной 115-мм пушки, которая в будущем была установлена на танк Т-62. Когда начинали проектировать «объект 140», конструктор А. А. Барихин предложил установить на него опорные катки из алюминия.
Начальник сектора ходовой части С.М. Брагинский был категорически против, считая, что они надежно работать не будут. Чертеж катка был выпущен без подписи начальника сектора. Вопреки пессимистическим прогнозам, катки стояли надежно. Ходовая часть с катками из алюминиевого сплава использовалась на многих опытных образцах и, в конце концов, была установлена на Т-72.
Разрабатывались два варианта стабилизатора: один – фирмой известного артиллерийского конструктора В.Т. Грабина, другой – малоизвестной фирмой И.В. Погожева. Чтобы обеспечить требуемую точность стрельбы, грабинцы создали новую 100-мм уравновешенную пушку. Погожевцы решили использовать серийную пушку танка Т-54, уравновесив ее пружиной, которая крепилась одним концом к ограждению пушки, а другим – к башне. Как показали сравнительные испытания, эффективность стрельбы при обоих вариантах стабилизатора получилась практически одинаковой, поэтому (как менее трудоемкий) приняли вариант Погожева с серийной пушкой. В связи с установкой стабилизатора потребовалась разработка достаточно мощного (около 3 кВт) генератора. До этого на танке устанавливался генератор мощностью 1,5 кВт.
Хочу отметить адские условия работы генератора в танке. При малых габаритах, в условиях большой вибрации, высоких температур и запыленности моторного отделения генератор работает с частыми перегрузками. Я удивляюсь до сих пор, как КБ, возглавляемому П. А. Сергеевым, удалось создать новый, более мощный генератор в габаритах старого. Одновременно с установкой стабилизатора мы внедрили оборудование для подводного вождения танка (ОПВТ) и прибор ночного видения механика-водителя. Танк с этими нововведениями был принят на вооружение и стал называться Т-54А.
В четвертом квартале 1954 г. предусматривалось изготовить установочную партию этих танков в количестве 50 штук. Стабилизаторы начали поступать к нам в конце ноября. Когда проверили первые комплекты, оказалось, что ни один не соответствует заданным техническим требованиям. Основными недостатками были: слабый стабилизирующий момент и низкая жесткость стабилизатора, вибрация пушки, течь из силового цилиндра.
Серийное производство танков Т-54А начали через полгода уже более спокойно, хотя без посещений завода замминистрами и генералами не обошлось. По результатам сдачи первых машин были окончательно уточнены и утверждены технические условия на установку стабилизатора, что сняло с меня большой груз. Вскоре мы решили на базе этого стабилизатора разработать новый, работающий в двух плоскостях, который на стандартной испытательной трассе должен был обеспечить вероятность попадания в цель 60% вместо 30% при одно-плоскостном стабилизаторе. Для обеспечения стабилизации в горизонтальной плоскости необходимо было создать принципиально новый, практически безлюфтовый механизм поворота башни. Передаточное число от вала электродвигателя поворота башни к ее погону было порядка 1500, поэтому, несмотря на все принятые нами меры, люфт на валу электродвигателя был около 160°. Стабилизаторщики потребовали уменьшение люфта, но мы не согласились. Тогда они пожаловались С.Н. Махонину. Он вызвал меня в Москву. К счастью, мне удалось доказать, что уменьшить люфт невозможно в принципе, так как даже при нулевых зазорах при зацеплениях под динамической нагрузкой электродвигатель будет иметь перемещение более 100°. В самом же стабилизаторе переделывался только гироблок, в него устанавливался второй гироскоп. Остальные узлы оставались прежними.
В связи с тем, что новый стабилизатор потреблял большую мощность, был разработан и новый генератор мощностью 5 кВт. Вместе с новым стабилизатором на новом танке были установлены ночной прицел наводчика и ночной прибор наблюдения командира. Танк был принят на вооружение под названием Т-54Б. Без особых приключений он в начале 1957 г. был запущен в серию.
Войсковая эксплуатация Т-54Б проходила в общем нормально, но не обошлось и без сюрпризов. Главным из них был неожиданно обнаружившийся повышенный износ зубьев погона башни. В связи с введением стабилизации в горизонтальной плоскости и по ряду других причин возросли динамические нагрузки. В результате потребовалась дополнительная термообработка зубьев нижнего кольца погона башни токами высокой частоты.
... погон башни танка – это, по сути своей, огромный шарикоподшипник, состоящий из двух колец, между которыми размещены стальные шарики. Верхнее кольцо крепится к башне, а нижнее – к корпусу танка. Нижнее кольцо имеет зубья. Много было попыток передать изготовление погонов башни на какой-либо подшипниковый завод, но ни один из них не соглашался на это из-за высоких требований к точности изготовления. Так и повелось, что погоны башен танковые заводы изготовляют сами. В процессе эксплуатации выявилась и еще одна неожиданность. Дело в том, что ночной прицел наводчика в Т-54Б был установлен там, где прежде стоял его же дневной смотровой прибор. Так вот оказалось, что отсутствие у наводчика дневного смотрового прибора приводит к нарушению функций его вестибулярного аппарата: при движении танка наводчика укачивало. Пришлось срочно разрабатывать и устанавливать между ночным и дневным прицелами небольшой призменный прибор наблюдения.
В «объекте 155» были внедрены следующие основные новшества: повышена мощность двигателя с 520 до 580 л.с. (об этом удалось договориться в обход И.Я. Трашутина с его заместителем СМ. Музикусом и директором Челябинского моторного завода); топливные баки с вваренными в них профильными трубами для укладки выстрелов, которым дали название баки-стеллажи (баки-стеллажи позволили значительно увеличить запас возимого топлива и возимый боекомплект выстрелов); система противоатомной защиты (ПАЗ), защищающая экипаж и внутреннее оборудование от ударной волны и радиоактивной пыли при взрыве атомной бомбы и прохождении танка по зараженной местности; термическая дымовая аппаратура (ТДА), создающая дымовую завесу за счет впрыскивания топлива в выхлопной коллектор двигателя (благодаря этой системе вместо дымовых шашек стало возможным установить две дополнительные бочки с топливом, по 200 литров каждая); унифицированная автоматическая система противопожарного оборудования (УАППО) конструкции Сильченко; в воздушной системе установлен высокопроизводительный компрессор, что позволило избавиться от необходимости замены отработанных баллонов на заряженные и повысило надежность запуска двигателя, особенно в зимних условиях. Основным способом запуска двигателя стал воздушный, что позволило увеличить ресурс работы аккумуляторных батарей; целый ряд других нововведений, повышающих надежность и долговечность работы танка, в том числе и планетарная бортовая передача.
В течение девяти месяцев мы разработали чертежи и изготовили три опытных образца, два из которых в течение полугода проходили полигонные испытания. Комиссия по испытаниям рекомендовала принять танк на вооружение и в производство. В середине 1957 г. «объект 155» был принят на вооружение под названием «танк Т-55». Серийное производство планировалось начать с 1 января 1958
Где-то в конце ноября 1958 г., как всегда срочно, меня вызывают в Москву. Выясняется, что незадолго до этого Главное ракетно-артиллерийское управление (ГРАУ) показало Н.С. Хрущеву новую 100-мм гладкоствольную противотанковую пушку. Хрущев задал вопрос: «Можно ли эту пушку установить на танк?» Ему ответили: «Можно». «Тогда давайте-ка в следующем году сделаем двести танков с этой пушкой». Ознакомившись с чертежами пушки и выстрелов к ней, я сказал: «В танк эту пушку установить нельзя. В частности, выстрел имеет длину 1200 мм. Его в танке невозможно будет развернуть и зарядить. Максимальная длина выстрела должна быть не более 1100 мм. Если вы хотите быстро установить в танк гладкоствольную пушку, у нас есть «объект 165» с пушкой Д-54. У ствола этой пушки срежем нарезы, и калибр будет точно 115 мм». Главный конструктор выстрелов В.В. Яворский начал говорить о том, что выстрел длиной 1100 мм будет иметь плохую баллистику и в полете будет кувыркаться. Военные стали меня пугать Хрущевым, на что я им ответил: «Если вы мне не верите, ведите меня к Хрущеву, я ему докажу, что ваша пушка в танк установлена быть не может!»
Целый день потратили на бесплодные разговоры. В одиночку пришлось бороться со всеми присутствующими на совещании, но к концу дня они сдались и приняли наше предложение о создании новых выстрелов калибра 115 мм, длиной 1100 мм, одинаковых по габаритам с выстрелами нарезной пушки. На другой день у разработчиков боеприпасов мы окончательно согласовали габаритные размеры выстрелов, и вечером я улетел к себе, так как у нас в это время работала комиссия по утверждению чертежей танка Т-55.
Министерством обороны работа по установке в танк новой гладкоствольной 115-мм пушки была оформлена решением ВПК (Военно-промышленная комиссия при ЦК КПСС и СМ СССР). В этом решении, в частности, предусматривалось и создание нового стабилизатора вооружения, так как на «объекте 165» стоял собранный нашими умельцами из агрегатов разных танков «доморощенный» стабилизатор. Будущий новый танк получил в разработке наименование «объект 166». В течение 1959 г. мы изготовили несколько опытных образцов.
Двигатель типа В-2 с наддувом стоял на тяжелом танке и имел по сравнению с базовым большие габариты из-за наличия нагнетателя. Работавший в то время начальником моторного бюро мой товарищ по академии Л.А. Вайсбурд предложил изменить место установки нагнетателя, благодаря чему длина двигателя оставалась такой же, как и без нагнетателя. Двигатель, таким образом, мог быть установлен в танке на существующий «фундамент». Над новой шестикатковой подвеской «объекта 140» продолжал непрерывно работать С.П. Петраков. Для ее испытаний к корпусу серийного танка приварили второе днище. Этот макетный танк к тому времени прошел не одну тысячу километров. Поехали мы с Л.А. Вайсбурдом в Челябинск к И.Я. Трашутину и на удивление быстро обо всем договорились. Вернувшись, начали проектировать и выпускать чертежи для новых образцов. Новую разработку мы назвали «объект 167».
Неожиданно в Министерстве обороны в начале января 1961 г. разразился страшный скандал. Командующий Сухопутными войсками, герой Сталинградской битвы маршал В.И. Чуйков узнал, что США поставили на вооружение танк М60 со 105-мм пушкой, а у нашей пушки калибр только 100 мм. Вызвал начальника танковых войск маршала П.П. Полубоярова с «командой» ГБТУ и спросил о том, что у нас есть, чтобы противопоставить этому танку. Ему ответили, что в Нижнем Тагиле есть танк со 115-мм пушкой, «объект 166», но он имеет недостатки, при испытаниях сломался балансир.
Тогда В.И. Чуйков начал кричать: «Что вы мне морочите голову какими-то балансирами? Мне хоть на свинье, а ставьте эту пушку!» Далее шел весьма характерный для маршала В.И. Чуйкова подбор слов, который не укладывается в нормы приличия... Пользуясь случаем, позволю себе отметить, что В.И. Чуйков был очень грубым в отношениях с военными и вполне сносно обращался с гражданскими лицами. Зная об этом, я перед его очами появлялся только в гражданской одежде. Как-то раз мы с маршалом П.П. Полубояровым сидели у него в кабинете и что-то доказывали друг другу. Павел Павлович, чтобы настроить В.И. Чуйкова против меня, полушепотом проговорил: «Товарищ маршал, он тоже военный, он полковник...» Спасло меня от разноса только то, что В.И. Чуйков был глуховат и не услышал этих слов.
А однажды я приехал в Москву по каким-то делам одетым в военную форму. В Комитете по оборонной технике сообщили, что завтра надо быть у В.И. Чуйкова. Я вечером поехал к брату и сказал: «Где хочешь, но достань мне штатский костюм моего размера. Мне он нужен на завтра». Костюм подобрали у его товарища по работе, который жил в том же подъезде, двумя этажами выше. После неприятного разговора у В.И. Чуйкова бригада ГБТУ приехала на завод и стала просить директора в возможно короткие сроки поставить на серийное производство «объект 166». Директор категорически отказался, мотивируя это тем, что мы будем ставить на серийное производство более совершенный «объект 167» после его отработки и испытаний. Представители ГБТУ уехали ни с чем. После этого продолжалась длительная переписка, но ничего не помогло. Окунев встал стеной, так как его очень обидел отказ ГБТУ в 1960 г. от постановки «объекта 166» на производство.
В июле 1961 г. нас с директором завода вызвали на заседание ВПК, которое проводил заместитель Председателя Совета Министров СССР Д.Ф. Устинов. На этом заседании Окунев сдался... Вскоре вышло постановление о принятии «объекта 166» на вооружение Советской Армии под названием «танк Т-62».
Такого организованного человека, как Иван Васильевич Окунев, я не встречал в жизни ни среди гражданских, ни среди военных руководителей всех рангов. Рабочий стол его всегда был абсолютно чистым. Он не терпел на нем ни одного предмета, ни одной бумажки. Никогда он ничего не записывал, все держал в памяти. Рабочий день его начинался в 6 часов 30 минут. До 8 часов он один, без всякой свиты, обходил цехи завода: бывал, как правило, в отстающих цехах или там, где намечалось отставание, беседовал с рабочими и мастерами третьей смены или пришедшими на первую. Если на производство ставилась новая машина, то с 7.30 до 8.00 он ежедневно проводил рапорт в сборочном цехе. К 8 часам Окунев приходил в кабинет и в течение получаса знакомился с почтой. В это время к нему в кабинет никто не заходил. Все телеграммы, поступавшие на его имя, ему приносила в течение дня секретарь. Он при ней их расписывал и сразу же отдавал в «работу».
С 8.30 до 11.00 к Окуневу без предварительной договоренности и доклада мог зайти любой начальник цеха, отдела или их заместители. Очереди не было, так как в кабинете никто не засиживался более 10 минут. Вопрос решался однозначно: или «да», или «нет». Если он соглашался с просьбой или предложением пришедшего, то немедленно давал распоряжение исполнителю.
В 11 часов начинался директорский рапорт по телефону. К этому часу в диспетчерскую сходились все заместители и помощники директора. Вел рапорт начальник производства, директор же только иногда вмешивался.
Каждую неделю перед выходным днем директор проводил очные рапорта в зале заводоуправления. На них рассматривались общие вопросы, обычно такие: состояние с техникой безопасности, снижение трудоемкости, о чистоте на заводе, о попавших в вытрезвитель, о состоянии с питанием в столовых и т.д. Как и на другие совещания, Окунев приходил в зал одним из первых, минут за десять, садился за стол президиума и глазами сопровождал входящих. Никто не опаздывал...
Случались «декадники» и с необычными вопросами, об одном из которых хочется сказать особо. В зале были расставлены столы, на них разложены «предметы», изъятые охраной на проходной. Там оказались: самодельные пистолеты и револьверы, ножи, поршни, поршневые кольца и другие поделки; пистолеты по конструкции и качеству изготовления – лучшие в области. Более всего меня удивил герметичный корпус к коляске мотоцикла. Сделан он был очень аккуратно. Авторство – за осепоковочным цехом. Этот цех изготовлял на семитонном молоте только одну деталь – вагонную ось, а тут – коляска!
Директор обратился к начальнику цеха: «Московских, ведь если бы я поручил тебе делать эту коляску, ты бы начал отнекиваться до тех пор, пока тебя не хватила бы кондрашка... Я бы, конечно, все равно заставил тебя эту коляску делать, но ведь ты у меня под это дело наверняка бы выклянчил дополнительно к штату минимум 50 конструкторов да еще технологов всяких...»
Директор очень любил чистоту и порядок в цехах и на заводской территории. Так, например, он заставил в сборочном цехе на корпусном конвейере все лестницы и лесенки покрасить белой эмалью. Рабочие, прежде чем залезть внутрь корпуса, вынуждены были тщательно очищать обувь.
Однажды Окунев вызывает меня к себе. Прихожу. В кабинете уже сидят главный механик и главный технолог завода. Директор говорит: «Может быть, придется менять чертежи. Я сегодня прошел утром по корпусному цеху. Корпуса вовремя не сдаются. Оказывается, у них в запое рабочий, который шабрит постаменты под установку двигателя, гитары и коробки передач, и только он один может это делали. Я не могу примириться с тем, чтобы из-за одного алкоголика лихорадило весь завод. Корпус есть – танк есть. Если начальники цехов видят, что на сборочном участке корпусов нет, они и не спешат давать комплектовку. Вы, господа главные специалисты, обязаны устроить так, чтобы шабровка делалась не вручную, а станком! Сроку вам на это – месяц. Идите».
На следующее утро прохожу по корпусному цеху и вижу на сварочном конвейере разрыв: прямо по его линии вырыта какая-то яма. На мой вопрос, для чего это, мастер цеха ответил: «Будут делать фундамент под станок для шабровки постаментов». Через две недели был установлен горизонтально-фрезерный станок, рядом с ним – кантователь. Шабровка стала производиться быстрее и качественнее.
В память об Иване Васильевиче Окуневе его именем назван дворец культуры Уралвагонзавода и прилегающая к нему улица.
Мне порекомендовали поехать еще в Омск, в ОКБ-29 Минавиапрома к главному конструктору В.А. Глушенкову. У него я узнал о том, что их завод освоил в серийном производстве изготовление турбовинтовых двигателей без теплообменников ГТД-3 и ГТД-3Ф для вертолетов мощностью 750 и 900 л.с, а на их базе могли быть созданы танковые ГТД для опытных танков Уралвагонзавода – «объекта 167Т» (первый опытный образец) и «объекта 166ТМ»[2]. Глушенков и его соратники по заводу заинтересовались предложением о совместном проведении работы по использованию такого двигателя в опытном среднем танке и получили одобрение на ее проведение в Главке и у первого заместителя председателя
После оформления решения правительства ОКБ-29 стало дорабатывать двигатель, а мы принялись за работу по установке его в танк, созданию оригинальных систем силовой установки и новой трансмиссии.
По сути, предстояло разработать новое моторно-трансмиссионное отделение танка с «нуля», так как научно-исследовательские институты нашей отрасли не имели необходимого научно-технического задела по применению ГТД в танках. Совершенно не ясным был вопрос о том, каким должен стать воздухоочиститель для газотурбинного двигателя. Руководство работами было возложено на начальника бюро нового проектирования Иосифа Абрамовича Набутовского (см. «ТиВ» № 11 /2007 г.). Когда уже стали прорисовываться контуры нашего нового детища, на Вагонку приехала бригада специалистов танкового НИИ, посмотрела наши разработки и... забраковала их, считая, что трансмиссия попросту развалится из-за большого момента инерции вала газовой турбины. Но мы были уверены в своей конструкции.
Двигатель ГТД-3Т с понижающим редуктором удалось вместить в существующее моторное отделение и создать оригинальную систему воздушного охлаждения с вентилятором-сепаратором, расположенным под крышей корпуса. Была создана конструкция узла, совмещающая в себе осевой вентилятор (разработанный М.Г. Кизиным) с производительностью, превышающий расход воздуха через двигатель, радиально-инерционную решетку (сепаратор пыли), устанавливаемую после вентилятора. Чистый воздух после сепарации пыли в избыточном количестве поступал в МТО, наддувая его, что благоприятно сказывалось на работе ГТД. Часть воздуха с отсепарированной пылью поступала на охлаждение маслорадиаторов и, далее, охлаждая двигатель снаружи, по специально организованному тракту, смешиваясь с выхлопными газами двигателя, выбрасывалась в атмосферу. Создание такой сложной конструкции узла потребовало спроектировать и изготовить осевой вентилятор с современными аэродинамическими характеристиками, одобренными специалистами центрального аэрогидродинамического института (ИДТИ). В короткие сроки потребовалось создать стенд для испытаний и отладки полноразмерной системы воздухопитания и воздухоочистки ГТД-3Т.
После доставки двигателя из Омска на Уралвагонзаводе были завершены работы по сборке, стационарной отладке опытного танка с ГТД и шестикатковой ходовой частью, получившего обозначение «Объект 167Т». Начали испытывать: запустили двигатель, поработали на месте, подали танк вдоль сборочного участка вперед-назад. Все работает. Выехали из цеха, проехались по территории завода – не ломается. Пессимистический прогноз специалистов танкового НИИ не оправдался. На 11 апреля 1963 г. назначили пробег по заводскому танкодрому.
Всего на Уралвагонзаводе были изготовлены два опытных танка – «объект 167Т» и «объект 166ТМ». «Объект 167Т» испытывался на полигоне УВЗ и Кубинском танковом полигоне[3], а «объект 166ТМ» – во ВНИИТМ. Работы по газотурбинным танкам продолжались 7 лет и завершились в 1967 г. В процессе испытаний мы пришли к следующим неутешительным выводам:
1. Увеличение скорости танка не компенсирует повышения километрового расхода топлива по сравнению с дизельным двигателем. В авиации этого не наблюдается, так как с установкой ГТД скорость самолета возрастает в несколько раз и зависит только от мощности двигателя. В танке же в этом случае скорость ограничивается дорогой, то есть допустимыми физическими динамическими нагрузками на экипаж. Нельзя, например, ехать на автомобиле с большой скоростью по разбитой грунтовой дороге из-за тряски, хотя мощность двигателя позволяет ехать и с большими скоростями.
2. ГТД требует высокой степени очистки воздуха при малом сопротивлении на входе. Расход воздуха, потребляемого ГТД, значительно выше, чем дизельным двигателем той же мощности, поэтому создание новой системы очистки воздуха потребует значительно больших габаритов.
3. Для того чтобы обеспечить одинаковый запас хода танка с газотурбинным двигателем, надо возить топлива в 1,5–2 раза больше, чем при дизельном двигателе. В условиях же боевых действий доставка топлива часто бывает затруднена, да и само топливо имеется далеко не в изобилии.
4. Стоимость газотурбинного двигателя оказалась намного выше стоимости дизельного двигателя.
Осознав справедливость этих выводов, дальнейшие работы по установке в танк ГТД мы прекратили. Но отрицательный результат – это тоже результат.
14 сентября 1964 г. на танковом полигоне состоялся очередной показ военной техники. В это время «объект 150» проходил полигонные испытания. Активное, творческое участие в отработке системы управления принимал молодой офицер полигона Г.Б. Пастернак. Он долгое время был единственным, кто мог эффективно стрелять танковой ракетой. Мне памятен случай, когда во время показа Геннадий Борисович тремя ракетами с дистанции 3000 м поразил одну за другой три движущиеся танковые мишени. Увидев это, Хрущев тут же сделал вывод о том, что если танки столь эффективно поражаются ракетами, то нет смысла и в самих танках! Видя, что генсеку никто не возражает, я сказал: «В бою такого не будет. К тому же сейчас стрелял отлично тренированный и в совершенстве знающий весь комплекс инженер. А танки по-прежнему необходимы!» Никита Сергеевич сначала потупился, а затем, окинув взглядом свою «свиту», произнес: «Мы спорим и встречаемся не последний раз. Еще увидим, кто из нас прав. История рассудит»
Приехав домой, я поручил конструкторским бюро Ковалева и Быстрицкого разработать новый автомат заряжания для танка Т-62. Товарищи отнеслись к работе с большим интересом. Была найдена возможность укладки выстрелов в два ряда, под вращающимся полом, что улучшало доступ к механику-водителю и повышало живучесть танка при обстреле. К концу 1965 г. мы закончили отработку этого автомата, но вводить его не имело смысла, поскольку к этому времени вышло постановление ЦК КПСС и СМ СССР о постановке на производство у нас харьковского танка. Так как харьковчане никак не могли довести свой танк до кондиции серийного производства, мы решили в возможно короткие сроки установить 125-мм пушку с отработанным у нас для 115-мм пушки автоматом заряжания в танк Т-62. По внешним габаритам обе пушки были одинаковыми. Обычно все свои инициативные работы мы приурочивали к каким-либо юбилейным датам. Эту работу посвятили 50-й годовщине Октябрьской революции.
Вскоре был изготовлен один опытный образец танка Т-62 со 125-мм пушкой. 26 октября 1967 г. к нам приехал С.А. Зверев. К концу рабочего дня он пришел в опытный цех. На сборочном участке стоял танк Т-62 со 125-мм пушкой, на башне которого находились конструктор Е.Е. Кривошея и исследователь Л.Ф. Терликов. Я стал объяснять министру что это за танк, он сразу же «взорвался»: «Вы опять строите козни Харькову?!» На это я ответил: «Сергей Алексеевич! Почему вы нервничаете? Причем здесь Харьков? Американцы и немцы вовсю модернизируют серийные танки, а почему нам запрещается это делать?» Он тут же остыл. Залез на башню, попросил показать работу автомата. Кривошея и Терликов спустились в танк, включили автомат и произвели заряжание пушки. Оно произошло так быстро, что министр не успел разглядеть снаряда. Не было видно и других снарядов, так как они были прикрыты полом. Министру автомат очень понравился, и он с пафосом произнес: «Давайте поставим этот автомат в харьковский танк!» «Только с новым двигателем Трашутина», – ответил я, на что Зверев не согласился. Мысль эта у меня возникла внезапно. Я еще не знал, что при этом получится, так как подобных разработок не проводилось. Но опыт работы по «объекту 167» и интуиция вселяли уверенность, что это сделать можно.
Вечером 26 октября во Дворце культуры завода состоялось торжественное заседание. Министр вручил Уралвагонзаводу юбилейное Красное знамя. На другой день утром меня вызывает И.В. Окунев. Захожу. У него сидит С.А. Зверев. Оба веселые. Зверев говорит: «Ладно, я с вашей идеей согласен. Устанавливайте автомат в харьковскую машину с двигателем Трашутина, только надо сохранить харьковские трансмиссию и ходовую часть. Сколько вам надо прислать из Харькова танков для переделки?» Я сказал: «Хватит шести». В этот же день министр уехал в Москву. После праздников мы сразу взялись за разработку нового танка, который получил наименование «Объект 172». Посоветовавшись, мы решили установить на него ходовую часть с «объекта 167» и совместно с танковым НИИ разработать для этой машины новую гидромеханическую трансмиссию.
По нашей просьбе приехали представители института, узнали, что мы делаем и что собираемся делать, и сказали, что помогут. Уехали и... доложили Звереву о том, что Карцев самодурничает, стремясь в новой разработке ничего не оставить от харьковского танка.
В 1968–1970 гг. проводились заводские и полигонные испытания «объекта 172», в 1971 г. – полигонные испытания «объекта 172М», а начиная с 1972 г. стали проходить войсковые испытания «объекта 172М» (после 1973 г. – танка Т-72) во всех климатических и дорожных условиях. Уже при полигонных испытаниях обнаружилась недостаточная надежность харьковской ходовой части, после этого все пришли к однозначному выводу: ее надо менять на тагильскую. Это и было реализовано в последующих образцах. От харьковского танка осталась одна трансмиссия.
Он никогда не высказывался отрицательно о действиях и предложениях государственных деятелей. Брался сразу за реализацию их идей. Примерами тому могут быть пожелание Н.С. Хрущева спроектировать танк на воздушной подушке, а также предложение В. А. Малышева создать танк с газотурбинным двигателем. Когда меня вызывали на какие-нибудь совещания в Ленинград, в танковый институт, я всегда, в порядке интереса, посещал Кировский завод. Котин принимал меня всегда радушно, рассказывали показывал, чем они занимаются. Во время одного такого посещения по дороге в КБ я зашел к военпредам, где работали мои товарищи по Академии. У нас состоялся такой разговор с районным инженером, полковником А.П. Павловым.
– Александр Петрович, чем сейчас занимается Котин?
– Американский колесный трактор сдирает.
– Не понимаю, при чем тут трактор? Ведь Котин танкист...
– Котину, если скажут: «Сделай спутник», он возьмется, не сделает, а его заместитель Ермолаев докажет, что спутник летает.
В данном случае получился трактор под названием К-700. За его создание была получена Ленинская премия. Котин много раз пытался предложить трактор К-700 Министерству обороны, но почему-то это не получалось. И вот, когда 14 сентября 1964 г. закончился показ танков Хрущеву, все увидели, что дорогу от смотровой площадки перегородил трактор К-700. Всем правительственным машинам пришлось его объезжать. На одном из показов Хрущеву Котин представил танк с чудесно сделанными деревянными макетами двух газовых турбин. Из доклада Котина все поняли, что это готовый танк. Я подумал тогда: «Сейчас Никита Сергеевич попросит его завести...» Морозова я никогда не видел в военной форме, а Котина – в гражданской. Морозов на моей памяти ни разу не был на полигонных и войсковых испытаниях опытных образцов, Котин – всегда. Он много заботился о быте конструкторов, но и много от них требовал. В рутинную конструкторскую чертежную работу он не вмешивался. Это делали его заместители. Мне кажется, после снятия с производства тяжелых танков Котин немного растерялся, чего не скажешь о его сопернике в Челябинске П.П. Исакове, который переключился сразу на создание боевой машины пехоты (БМП), в чем добился больших успехов.
После отъезда Морозова из Нижнего Тагила в Харьков мы периодически встречались с ним на различных совещаниях в Москве. Как-то само собой получалось, что в перерывах совещаний мы часто оказывались вместе: обедали, отдыхали. Однажды после заседания коллегии Министерства, где я, отчитываясь, занялся самокритикой, Александр Александрович сказал: «Леонид Николаевич! Зачем вы сами себя критикуете? Вон их сколько замминистров сидят за столом, это их дело – критиковать. За это они получают по 20 тысяч в месяц». После этого разговора я сам себя никогда в жизни не критиковал...
Александр Александрович органически не терпел чиновников как гражданских, так и военных. Ему ничего не стоило отчитать при всех какого-нибудь замминистра или генерала. Доставалось от него и будущему первому заместителю Председателя Совета Министров СССР А А. Воронину, когда он был еще заместителем министра оборонной промышленности. Вообще, когда Морозову что-то не нравилось, он быстро взрывался, при этом мог и оскорбить человека. Как-то нас, танковых конструкторов, собрал министр и сказал, что Хрущев хочет, чтобы мы занялись разработкой танка на воздушной подушке. Услышав это, Морозов сразу встал и сказал: «Не знаю как по-английски, а по-русски это называется «бред сивой кобылы!»
У нас с Морозовым сложились хорошие взаимоуважительные отношения. Более того, как-то он сказал мне: «Вы своими работами заставляете нас крутиться вовсю». Морозов был одаренным и смелым конструктором, хорошим организатором, остроумным человеком и хорошим рассказчиком.
В быту Александр Александрович был очень скромным человеком и для себя лично стеснялся что-либо попросить. К сожалению, эта черта характера распространялась и на его отношение к подчиненным. Активно помогать им в жилищных вопросах или в других аналогичных просьбах, где требовалась «пробивная сила» начальника, было не в его характере.
Кировчане (коллектив СКБ-2 Кировского завода в Ленинграде) решили вклиниться в разработку средних танков, где были три конструкторских бюро, свои традиции, где ЦК КПСС и Министерство обороны сделали ставку на А. А. Морозова. Начали они с создания ракетного танка, «объекта 287», который не мог быть массовым. Я как-то сказал в шутку: «Жозеф Яковлевич, зря вы стараетесь, все равно эта машина не увидит света, она пьяная...» (в то время пол-литра «Московской» водки стоило 2 р. 87 коп.). После неудачи с «объектом 287» Котин начал заниматься танком с ГТД, а потом в июне 1968 г. стал заместителем министра оборонной промышленности.
Вскоре меня назначили председателем комиссии по рассмотрению деревянного макета нового танка у Попова. Замечаний было много, но одно было особое – по башне. Для того чтобы уменьшить массу танка, кировчане решили уменьшить высоту башни по бокам, в зоне экипажа, в результате чего в середине образовался прямоугольный выступ для пушки, который не позволял установить люки экипажа, как положено, большой осью поперек башни. Они же поставили люки так, что члены экипажа должны были садиться в танк и там поворачиваться на 90 град. Это сильно затрудняло вход и выход из машины.
Когда поднялся этот вопрос, Попов показал мне ГОСТ на размеры люка, которые соблюдены у них. В ответ, указав на дверь, я спросил: «Николай Сергеевич, дверь в вашем кабинете сделана по ГОСТу?» Он ответил: «Да». Я предложил ему перевернуть дверь на 90 град., а потом через нее выйти... На том обсуждение было закончено. Мы уехали, не утвердив макет. После этого Попов установил башню с автоматом заряжания харьковского танка Т-64А. Видимо, по его просьбе меня не стали посылать на Кировский завод. Позднее Н.С. Попов стал Героем труда, Лауреатом Ленинской премии, членом ЦК КПСС, сумел организовать на Омском заводе производство танка Т-80, который был хуже и дороже уже стоявших на производстве танков Т-72 и Т-64А.
В один из вечеров Николай Дмитриевич сказал, что в районе Эль-Кантары был большой бой, подбито много танков. Я на другое утро снарядил экспедицию, в которую попросился фотограф из ГРУ. Он потом подарил мне несколько фотографий, на которых запечатлены моменты, когда мы осматривали подбитые американские и английские танки. Оказалось, египтяне действительно заманили вглубь своих войск израильскую танковую бригаду и со стороны флангов расстреляли ее. Были небольшие потери и у египтян. Целый день мы осматривали подбитые английские танки «Центурион» и американские – М48А2, М60, которые были в то время на вооружении израильтян. Я обратил внимание на то, что некоторые египетские танки Т-54 и Т-55 подбиты с кормы. Потом выяснилось, что пробоины были от противотанковых ракет «Малютка», что случилось из-за плохой согласованности действий между египетскими танкистами и артиллеристами.
Не помню название какого-то американского журнала, который подсчитал темп этой танковой войны. Оказалось, если бы вести такие же бои на западных границах СССР, танков НАТО хватило бы всего на 48 часов. По египетским данным, Египет потерял 860 танков, а Израиль – 690. Мне понравились офицеры египетской армии, с которыми я встречался. Это высокообразованные, знающие иностранные языки и технику люди.
После окончания боев мы ездили еще в несколько частей и ремонтных мастерских. Особенно мне запомнилась поездка в 21-ю танковую дивизию. Командир дивизии – полковник, окончил нашу Академию им. Фрунзе, достаточно хорошо знал русский язык. Мы с ним беседовали часа три. Рассказывал он много, в том числе в шутливой форме поведал об изъянах в их боевом уставе, который повторял целиком наш устав. После беседы он пригласил нас на обед, на котором у них присутствуют ежедневно все офицеры во главе с командиром дивизии. Обед был обильный, но без спиртного. На этом обеде я съел фаршированного рисом голубя, который у египтян является деликатесом. 7 ноября посол СССР Виноградов объявил нерабочим днем, и мы радостно отметили наш праздник. Николай Дмитриевич принес две бутылки виски. Я попробовал этот напиток в первый и последний раз.